Kitobni o'qish: «Герка гуляет»
Всё, отучился – весенние каникулы!
Какой же долгой порой бывает обычная неделя! Особенно, когда очень чего-то ждёшь.
А Герка ждал. Он очень ждал каникул, тот первый день, когда просыпаешься по привычке рано: за окном птицы поют, светлеет раньше, и можно не катиться по рутинным рельсам: проснуться – завтрак, если влезет – привычная поза перед компьютером – наушники в уши – уроки онлайн – домашка на полдня – ужин и унылые новости про вирус – игры онлайн или чаты с друзьями – спать. Теперь можно вылезти из этой рутины как из старой скорлупы и просто делать, что в голову взбредёт.
Вчера они с Димой договорились вместе гулять после завтрака. И это праздник.
Нет, никаких дней рождения или красных дней календаря. Просто завтра МОЖНО погулять.
Герка раньше не понимал, что можно делать на улице. Дойти куда-то и там находиться было для него понятно. Но находить удовольствие просто оттого, что идёшь по улице выглядело очень странным. Раньше.
В тот год буквально в течение двух недель жизненный уклад всех людей изменился радикально. Симптомы вируса, статистика заразившихся, знакомое раньше только из учебников понятие "пандемия" – всё это стремительно и прочно влилось в жизнь большинства представителей человеческой расы. И никто, казалось, не был исключением. Люди боялись друг друга, поскольку болезнь, распространявшаяся по миру со страшной скоростью, грозила серьёзными последствиями, интернет пестрел советами о том, как правильно мыть руки, а одноразовые маски стали ужасным дефицитом.
Герка поначалу был спокоен и, главное, доволен тем, что можно не ходить в школу, точнее, нельзя ходить в школу, а нужно обязательно самоизолироваться от общества: заменившие обычные онлайн уроки часто срывались из-за того, что площадка для них не вывозила нагрузку, да и учителя толком не знали как вести занятия – в общем, халява. Он успевал поиграть и почитать в сети про своих любимых собак за учебный день. Друзья в чате делились своими идеями и отмазками, почему не работает камера, Герка брал на заметку самые удобные и аккуратно использовал, разработав стратегию, чтобы не попасться. Задания на дом, конечно, никуда не делись, но с ними у Герки всегда был короткий разговор: всё письменное выполнить, всё устное – выкрутиться. А выкручиваться теперь было легче: микрофон сломался, связь барахлит и прочее. Надо сказать, что Герке повезло с языком – он был хорошо подвешен, конечно, чтение книг и споры с папой, кто чистит картошку, тоже неплохо его тренировали, поэтому он мог пробежать устное задание на переменке и рассказать и даже порассуждать на уроке о чём надо, если спросят.
Школьно-научная жизнь теперь стала не бей лежачего, как говорил папа и Герка был с ним согласен, а вот школьно-социальная пострадала: друзья, к сожалению, так и остались только в чате и заметно это стало буквально через неделю, когда прошли первые выходные на самоизоляции.
Дима, Геркин лучший друг, учился с ним в одном классе и выходные они обычно проводили вместе ещё со второго класса. А в этот раз пришлось довольствоваться созвоном: обсудили то да сё, но весь день после звонка Герка маялся от скуки.
Играть ему надоело через три недели самоизоляции, а через месяц самый вид его комнаты стал вызывать тошноту. Но вот однажды, в тот день, когда Герка подумал, что он просто не в силах больше провести в своей комнате и минуты, родители разрешили ему гулять. Это было в начале марта.
Нет, самоизоляцию не отменили, пандемия, начавшаяся в конце января, продолжалась, но Геркины родители приняли решение, что ребёнок может выходить из дома, поскольку вирус, вроде бы, опасен, в основном, пожилым людям. Кроме того существовали послабления для владельцев собак, а Геркина семья как раз была счастливым обладателем резвого лабрадора Смельчака, который нуждался в ежедневной прогулке. Пёс исправно выгуливался дважды в день: утром его обычно выводила мама, умевшая вставать рано, а вечером – папа. Поскольку в тот день Геркина первая прогулка состоялась после обеда, он отправился на улицу без собаки.
Начало марта, как правило, ничем не отличается от зимы: снега наметает иногда больше, чем в декабре.
Натянув шапку поглубже, Герка шёл через двор. Тусклое небо, линяющее серыми облаками, местами проглядывало чистой голубизной, а ветер невнятными порывами гонял позёмку туда–сюда. Герка чувствовал себя, как после долгой болезни, когда, выбравшись на улицу из приевшегося интерьера квартиры, ты ощущаешь всё вокруг чересчур просторным и слегка незнакомым. Привычные городские маршруты удивляют: вот тут, вроде, всегда тропинка поворачивала, а здесь не стояла скамейка. Уходя всё дальше в городские дебри, чувствуешь себя крошечным человечком, и не понятно, насколько этот мир дружелюбен. Герка направлялся к небольшому скверу у заброшенного здания школы – там они раньше часто гуляли с Димой. Мысль "раньше" неприятно кольнула, намекая на то, что как раньше уже не будет, да и вообще непонятно, как будет дальше. Вокруг не было ни души, что вносило в атмосферу нотку мистики и немного нагнетало упаднические настроения. Удивительно, как важны, оказывается, люди, снующие мимо. Формально Герка нарушал сейчас введённый городскими властями режим самоизоляции, но на улицах, к счастью, никто не было патруля для отлова нарушителей. К тому же, он придумал отмазку: скажет, что волонтёр, идёт за продуктами, если вдруг кто его спросит. Это слегка облегчило ту часть Геркиной совести, которая отвечает за неуютное чувство, какое бывает, если едешь "зайцем" в автобусе. Он даже улыбнулся, окинув взглядом тусклый пейзаж. А вот и сквер.
Дима уже здесь, стоит у обшарпанной колонны школьного забора. Живой человек в этом постапокалиптическом окружении.
– Привет, ты как? – Герка с удовольствием пожал Димину руку.
– Привет, нормально. А вот бабушка заболела, – отозвался он.
Герка взглянул Диме в глаза и сразу понял, чем.
– В больнице?
Дима кивнул.
– Не пускают и мало чего говорят.
Они постояли друг против друга и, не сговариваясь, молча пошли вдоль старинного чугунного забора с кирпичными колоннами. Герка ждал, когда Дима заговорит. Что тут скажешь? Слишком много они слышали про вирус, чтобы ещё строить прогнозы, обнадёживать или фальшиво оптимистично подбадривать. Это лишнее.
Герка хорошо знал Димину бабушку: она всю жизнь была ветеринаром – так и не ушла на пенсию. Уже сейчас, далеко за восемьдесят, она принимала раз в неделю мохнатых пациентов. Душевный человек. Всякий раз, когда Герке доводилось с ней встречаться, она искренне интересовалась его успехами и увлечениями, даже подбивала его заняться паркуром, как Дима.
– Поражение лёгких семьдесят шесть процентов.
Герка бросил на друга сочувственный взгляд – ясное дело, шансов мало. От таких новостей внутри поселилось какое-то квадратное чувство, холодное и подвижное. Вроде ты никак не желаешь принимать происходящее, жизнь бурлит и должна течь своим чередом, но тут на пути встаёт это холодное, неудобное осознание, что конец вот он, рядом и ты ничего не изменишь. Тотчас вспыхивают тёплые мысли-вероятности: ещё ничего не завершилось, лекарства есть, жизнь вернётся и продолжится. Память суетливо перебирает случаи выздоровления и с более тяжёлым состоянием. Но неизбежность конца слегка поворачивается и опять леденит душу острыми углами.
– Выносит то, что ничего не сделаешь. – Дима сердито глядел вперёд. – Только и могу что в аптеку за препаратами ходить и передавать. Спасибо, хоть, есть нужные.
– Давно?
– Сегодня третий день.
Герка не хотел, но слова сами вырвались:
– Может, выкарабкается.
Дима неопределённо хмыкнул. Больше они не говорили о Диминой бабушке. Бродили по городу, обсуждали что-то, Герка не мог вспомнить, что.
Вернулся он когда уже почти стемнело, голодный. Обычно, куда-то вместе гуляя, они заходили перекусить, но сейчас это было невозможно: всё закрыто, запрет скоплений людей, да и настроение не то. Все общественные места, включая супермаркеты и мелкие магазинчики разметили пол красными или жёлтыми полосами, отмечая, на какой дистанции люди должны держаться друг от друга.
За ужином Герка едва отвечал папе, возвращаясь мысленно на безлюдные улицы, к закрытым дверям кафешек и этим полосам на полу.
Димины тревожные новости и изменившийся, как во сне, мир снаружи не развеяли Герку, но натолкнули на одну мысль. Едва доев, он ушёл в свою комнату, достал телефон и сделал то, чего раньше никогда не делал: позвонил бабушке. У Герки она осталась одна – мамина мама. Бабушка жила в соседней области, но заезжать получалось редко, только в летние каникулы. Мама регулярно созванивалась с ней и всё время звала Герку к телефону – поговорить. Но он не знал, о чём говорить и рассеянно отвечал на бабушкины вопросы. В этот раз Герка хотел спросить сам и с нетерпением ждал, когда зуммер прервётся.
– Алло?
– Бабушка, привет! Это Гера.
– Ой, здравствуй, Герочка!
– Привет, привет! Как у тебя дела?
– Всё хорошо, дружок, как ты?
***
На следующий день Герка отправился выгулять Смельчака, чем вызвал у мамы вопрос, всё ли с ним в порядке. Он отмахнулся:
– Ну, надо же когда-то испытать судьбу.
А папа пошутил:
– Это он кому-то проспорил. Не волнуйся, завтра или через пару дней, это пройдёт.
Среди друзей Герасим слыл любителем собак: он мог рассказать потрясающие факты и особенности характера померанского шпица или подробно описать историю породы и тактику дрессировки ньюфаундленда, но собственного лабрадора цвета слоновой кости знал чрезвычайно плохо. Он утверждал, что они не сошлись характерами и бросил воспитывать его, когда резвому псу был год от роду. Прогулка тоже стала делом ему чуждым – он так редко выполнял это поручение, никогда по доброй воле, что поначалу растерялся – как нацепить на пса шлейку. Повозившись минут пять, мальчик засунул-таки Смельчака в шлейку и, схватив шапку, вышел. Но Герка, большой любитель этих друзей человека, и не подозревал, что, выгуливая собаку, нужно быть бдительным и уметь быстро оценивать обстановку.
Из-за угла дома вырулил огромный бобтейл. Это такая собака – груда шерсти ростом примерно с полторы овчарки. Он важно брёл, неслышно ступая косматыми лапами. За ним, держась за поводок, семенила хозяйка в пуховике таком же объёмном как её пёс.
Завидев Смельчака, бобтейл приостановился на мгновение, втянул большим чёрным носом воздух и обозначил на косматой голове пасть, приоткрыв её. Затем зычно рявкнул пару раз в сторону лабрадора и его хозяина и, не выказывая больше никакого интереса, двинулся дальше. Хозяйка бобтейла ничего не заметила, будучи целиком поглощённой беседой по телефону. Герка в это время надевал шапку и, вскинув глаза, мельком увидел косматую гору среди кустов. Он не понял, что надо крепко вцепиться в поводок или взять собаку за холку, он не успел даже выкрикнуть кличку своего пса. Он не знал, что это маленькое происшествие значило для лабрадора, который считал двор своей законной территорией. И что так просто чужак, поднявший на него голос в его собственных владениях, точно не уйдёт.
Смельчак рванулся, извиваясь, и вырвался из шлейки. Обретя свободу, пёс с радостным лаем бросился догонять скрывшегося из виду обидчика. Герка пустился за ним со всех ног – да куда там! Слетев по ступенькам, ведущим из двора, он успел только заметить хлопающие бархатные уши, исчезнувшие за пригорком.
С тех пор ежедневно Герка, подгоняемый укорами совести, – ведь это он упустил питомца – стал выходить на улицу в надежде встретить Смельчака, звал его, но пёс не возвращался.
Кличку лабрадору придумала мама: в первый же день, когда он появился в их доме, смешной пухлый щенок храбро атаковал щётку для пола, стоявшую в углу. Он рычал по-щенячьи, припадал на передние лапы и звонко тявкал, возмущаясь, когда чёрные щетинки кололи его в нос пока он неуклюже наскакивал на щётку, стараясь укусить её.
– Вот так смельчак! – смеясь сказала мама, и имя к нему прилипло.
Пёс сразу признал в маме хозяйку, папу слушался тоже, а вот с Геркой частенько вёл себя бесцеремонно, как с равным, и вообще не пытался выполнять команды. Но он любил с Геркой играть и это очень выручало его в дни комнатного заточения, поэтому, хоть мальчик и ворчал на Смельчака, всё же его пропажа тревогой поселилась в Геркином сердце.
Через пару недель звать собаку Герка перестал, но упорно обходил квартал и слышать не хотел робкие предположения мамы, что Смельчака кто-то подобрал и пристроил у себя. За это время он расклеил и запостил сотни раз объявления о пропавшей собаке и привык гулять.
В один из дней он уже по обыкновению вышел под пасмурное небо во двор.
Герка жил в небольшом городе, а достоинством таких городов всегда являются достаточно просторные дворы. Геркин двор вмещал небольшую, тянущуюся вдоль дома парковку, за которой открывался пустырь метров двадцать на десять, круто обрываясь на краю холма. У подножия холма за пустырём пролегала нахоженая широкая тропа, отделяя городской мир от настоящего леса, взбирающегося на следующий крутой холм. Вообще, пустырь и лес когда-то были одним массивом и тропа прорезала себе путь здесь, наподобие речного русла по неведомым Герке причинам. Если смотреть от подъезда, тропу и не видно: пустырь плавно переходит в лес. Но попробуй пробежаться – ухнешь с края пустыря как в пропасть. Лес скрывал за опушкой несколько гаражей на тупиковой грунтовой дорожке, построенных нелегально на самой вершине холма. Жители окрестных домов часто гуляли в этом лесу – тут даже стоял официальный знак "место выгула собак", а прохожие любили срезать путь через гаражи, которые соединяли грунтовкой два квартала.
Гаражи по большей части стояли заброшенные, кроме самого глубинного – его хозяин регулярно расчищал дорогу от снега, поэтому народ ходил здесь в любое время года.
В тот злополучный день, когда Смельчак сбежал, Герка как раз собирался пойти с ним к гаражам. Теперь он проходил свой регулярный маршрут через лесную опушку, гаражи и пустырь.
Пасмурное небо хмуро нависало над городом. В воздухе временами пролетал то ли дождь, то ли снег – как будто день не определился с осадками. Слабый ветерок разносил эту морось, превращая прогулку в испытание. Два снеговика на нечищеном пустыре, которых Герка слепил неделю назад превратились в снежные горки с гладкими склонами. Они серели, отражая чернильное небо. Спасибо, не сломал никто. Герка улыбнулся. Это были два друга. Он вспомнил, как они были похожи на него и Димона, когда он только закончил лепить их. Хорошо, всё же, что он пошёл гулять, даже в такую погоду. А вот Дима, редко к нему присоединялся – всё больше оставался дома. Иногда только Герка вместе с ним заходил в аптеку, чтобы взять там что-то необходимое Диминой бабушке, которая по-прежнему лежала в больнице.