Kitobni o'qish: «Санки», sahifa 9

Внезапно я почувствовал себя хорошо, я почти разгадал тайну санок. Правильнее было бы уйти и вернуться завтра, когда у меня будет больше времени, но нет, я так просто не сдамся. Темная полоса заката подкрадывалась тихо, но верно, словно хищный зверь, боясь спугнуть жертву. Я бросился наверх, а он бросился за мной. Мы неслись с разницей в полметра, в долю секунды, я взобрался по лестнице, преодолел коридор, открыл пожарный выход и побежал по ступенькам вниз, только я успевал убирать ногу, как ступенька трескалась и разлеталась на мелкие осколки, будто превратившись в тонкий, как нить, лед. Я спустился вниз и затаился в круглом холодном лестничном колодце. Наступила тишина. Я победил!

А вот тот самый вход в подвал, заваленный старыми строительными материалами. Всю ночь я разгребал кирпичи, доски, металлические рейки и прочий мусор, пока не освободился проход достаточного для меня размера. На всякий случай надежно привязал веревку к крюку, что торчал из пола, и бросил конец в яму. Взял фонарик и аккуратно спустился вниз. Страх овладел мной так, что я еле-еле мог шевелиться, заставляя свой разум сосредоточиться, а тело действовать. Руки тряслись, сердце колотилось. Я посветил вперед – передо мной был длинный узкий тоннель. Я спустился и встал в полный рост, осветил стены – ничего, пустота. Прошел вперед, ко мне с потолка спускались ступеньки, это остатки старого здания, лестница, что вела в подвал из дома кузнеца, а сверху над ними лежит бетонная плита. Видимо, строителям было лень засыпать подвал и они просто закрыли его, чтобы дети не лазили. Я сделал еще несколько шагов вперед, весь тоннель в длину был около 10–15 метров, больше ничего. Я уперся в сырую землю, что высыпалась вперед от старости и давления. Ничего. Я еще раз поводил фонарем и вдруг заметил, что одна из стен исписана черным. Я подошел. Это был мелкий текст, написанный на стене углем, а внизу – остатки камина, сложенного полукругом из красного кирпича. Я нашел начало текста и начал читать:

«Я родился в 1866 году в деревне, что стоит по краю оврага, вблизи кузницы. Той зимой мне исполнилось десять лет, а сыну кузнеца Ване только восемь. Его мать умерла в родах, и все воспитание легло на плечи отца. И вот однажды ночью кузнец, желая порадовать сына, смастерил ему сани: вырезал дубовые прутья, сковал стальные полозья. Утром мальчик обрадовался, взял подарок отца и помчался на горку, где весело проводили время все местные дети. Я тоже хотел прокатиться на этих санях, но на мои просьбы мальчуган отрицательно мотал головой, крепко держась за длинную веревку. Я разозлился, подкараулил его внизу и отвлек внимание: «Гляди! – крикнул я. – Лебеди летят!» Он задрал голову вверх и, захлопав глазами, на секунду разжал руки. Я схватил веревку и бросился бежать через озеро. Он заплакал и побежал за мной. В те дни была оттепель, ближе к середине озеро растаяло, я увидел, что лед в некоторых местах тонкий, толкнул сани перед собой, лег на них животом вниз и прокатился до противоположного берега, оставив за собой паутину треснувшего льда. Я встал на землю и тут же закричал ему: «Назад! Назад!» – размахивая руками так сильно, как мог. Он остановился и застыл, по розовой щеке скатилась слеза, Ваня посмотрел под ноги – лед разошелся прямо под ним. Две огромные ледяные глыбы поднялись вверх, словно крылья ангела, перевернулись и пошли вниз, утащив его за собой. Толстая овчинная шуба тут же набрала воды и якорем потянула на дно, не дав ему ни малейшего шанса. Я видел, как его растопыренные пальцы свело от холода, губы посинели, кожа стала белой, изо рта вились мелкие пузыри воздуха, а глаза, кристально чистые и голубые, смотрели прямо в небо, он содрогнулся несколько раз и исчез в синей бездне.

Я неподвижно стоял на берегу и держал за веревку санки. Вечером кузнец поймал меня и запер в подвале. Обезумев от горя, он всю ночь читал мне Библию и ковал раскаленную сталь. Дойдя до восьмой заповеди, он клеймил меня в запястье и проклял сани навечно, приказав им служить вору до тех пор, пока он не умрет. Их нельзя уничтожить, нельзя победить, их можно только украсть. В этом случае проклятье переходит на нового вора.

Утром следующего дня ударили крещенские морозы, лед сковал трещины и стал крепким, как сталь. Кузнец искал тело сына 39 дней, разбивая ломом лед, но так и не нашел. С каждым днем я старел и чах, а на сороковой рассвет превратился в страшного урода. Я прожил в этом подвале 75 лет…»

Наступила темнота. Мой фонарь погас. Черт, я стал трясти его, пытаясь снова включить, но он не поддавался. На ощупь я начал пробираться к выходу, а вместе с тем считать дни от того, когда я украл санки.

Сегодня сороковой, мне не хватало воздуха – я выбрался из подвала, отворил дверь на улицу и увидел рассвет. Он пробирался по тоннелям моего туманного сознания, сжигая все воспоминания, а вместе с ними всю мою жизнь. Становилось холодно, кровь в жилах остыла и загустела настолько, что перестала двигаться. Я упал на землю, но соприкосновения с ней не почувствовал, веки стали тяжелыми и жгучими, словно налились ядом.

Утро.

Я подошел к школе, воткнул санки в снег и сорвал белый лист бумаги, висевший на деревянной доске с объявлениями, зашел в здание и поднялся на второй этаж.

– Что вы хотели? – спросила меня завуч, испытав нескрываемое отвращение.

– Я пришел по объявлению, – вытянув листок вперед, ответил я.

– Сколько вам лет? Работа тяжелая, нужно чистить двор, ремонтировать парты – это может быть сложно в вашем возрасте.

– Справлюсь! – уверенно заявил я. Она всмотрелась в мое лицо, будто бы узнав во мне кого-то, а потом попросила присесть и подождать, ответив на телефонный звонок: – Ну что? Нашли его? И дома не появлялся? Так вот, как появится, я переведу его на домашнее обучение. Что за безобразие творится! – положив трубку и схватившись за голову, сказала она, а потом повернулась к библиотекарше, что сидела рядом: – Васин пропал, вторые сутки его нет, вся милиция ищет, найти не могут. Зато нашли какую-то девочку, говорит, что зовут Мария, а больше ничего не помнит, ужас просто, все с ума посходили…

В моей постаревшей душе забилось черное, проклятое сердце.

Завуч посмотрела на меня еще раз, немного сморщив лоб:

– Хорошо, приступайте к работе, ваше помещение с реквизитом на первом этаже.

15

Я вышел на улицу. Сегодня впервые за долгое время в небе повисло по-настоящему весеннее солнце, оно согревало своими теплыми лучами промерзшую, усталую от холода землю. Температура поднялась выше нуля, и на дороге появились длинные узкие проталины, оголившие серый блестящий асфальт, что дремал под мягким белым одеялом всю зиму. По нему зажурчала талая вода. Прозвенел звонок, двери школы распахнулись, и ребята выбежали на улицу. Ден сменил свои армейские сапоги на высокие резиновые и первым бросился запускать крышку от мусорки, что я подарил ему прошлой весной. Это был мой самый быстрый корабль, он скользил по воде так резво, что с трудом удавалось догнать.

Ребята смеялись, а я смотрел, думая о том, как далеко я нахожусь от них, стоя так близко…