Kitobni o'qish: «Сердолик – камень счастья»
Сердолик – камень счастья и удачи. Если в личной жизни наблюдается темная полоса, ношение сердолика поможет избавиться от одиночества и отношений с неподходящим человеком. Энергетика самоцвета притягивает счастье в личную жизнь.
(Информация с сайта, посвященного натуральным камням)
Глава 1
Алина смотрела в зеркало. Белоснежное свадебное платье, украшенное кружевами и вышивкой, струилось, подчеркивая стройность фигуры. Приобрели платье в дорогом свадебном салоне два месяца назад, а в день свадьбы выяснилось, что платье стало великовато, его полностью утянули, и спас только купленный на всякий случай пушап.
– Ну, вот, – Лидия довольно осмотрела результат, – всё отлично. Какая же ты у меня, доченька, красавица!
– Мам, я не поеду в загс, – сказано было тихо, но решительно.
– Что значит «не поеду»! Раньше надо было это говорить, когда свадьбу затевали, – мать подсмотрела на Алину, и голос стал мягче. – Ты сейчас просто волнуешься. Это бывает: страшно жизнь менять. Я тоже, когда за твоего отца замуж выходила, знаешь, как волновалась. Тем более, у меня поводы для сомнений были: вдовец, с ребенком. А вот живем двадцать лет душа в душу. Ну, а у тебя для раздумий и сомнений вообще никаких причин нет. Митя прекрасный парень, любит тебя, семья очень обеспеченная…
Алина с серьёзным видом слушала длинный монолог матери, лишь один раз едва заметно усмехнулась, услышав «живем двадцать лет душа в душу»: громкие скандалы, упреки, подозрения были неотъемлемой частью семейных отношений её родителей.
– Тебе надо успокоиться, – продолжала мать. – Я пойду посмотрю, где-то у меня корвалол был. Сейчас тебе накапаю.
Лидия вышла из комнаты, и в ту же минуту звякнул телефон – пришло сообщение «Я уже свободен. Жду в 14:00 у метро». Алина раздражённо посмотрела на кружевной подол: куда в этом наряде уйдешь?
Дверь распахнулась, и в комнату заглянула Инна, сводная сестра:
– Приехали! Во двор въезжают. Из окна кухни видно. Четыре машины, – и, оценив нарядную невесту, восхитилась: – Ну, ты прям принцесса!
– Расстегни крючки. У меня не получается, – скомандовала Алина. – Быстрее, мне через двадцать минут надо у метро быть.
– Тебе же сейчас в загс. Митя уже приехал, – Инна хлопала длинными ресницами.
– Какой на фиг загс! Клим вернулся. Скорее давай расстегивай! И дверь запри.
Инна бормотала что-то о безумии, о том, что так нельзя поступать, но при этом послушно помогала невесте снять роскошный кринолин. Инна была старше сестры на три года, но именно Алина всегда была лидером в их дуэте, руководя старшей сестрой.
Из-за двери доносились звонкие голоса Насти и Зули, школьных подруг невесты: «Мы вам нашу красавицу так не отдадим», а в это время Алина, в наскоро натянутых джинсах и футболке, рискуя сорваться, бесстрашно спускалась по пожарной лестнице. Инна закрыла за сестрой окно и зачем-то принялась бережно укладывать свадебное платье в пакет, со страхом глядя на дверь: сейчас войдет Митя, счастливый, взволнованный, войдут его друзья, и ей придётся им сказать, что невеста сбежала, наплевав на жениха, не считаясь с чувствами родных. Инна была готова провалиться на месте, чтобы только не участвовать в предстоящей сцене.
А Алина торопилась к метро. Конечно, дома будет грандиозный скандал, но это когда ещё будет – зато сейчас она увидит Клима, и это самое главное. А Митька с его собачьей преданностью, свадьба, родственники – это было просто так, чтобы отвлечься, чтобы пусть и ненадолго перестать ждать, но всё равно целый год она ждала эту встречу, ради этого убежала с собственной свадьбы. Ждала Клима и дождалась! На секунду в Алине проснулось сожаление, что так подставила всех с этой свадьбой, но вспомнила чей-то интернет-статус «Только об одном можно в жизни жалеть – о том, что ты когда-то так и не рискнул» и успокоилась. Скорее к метро, к машине Клима, скорее почувствовать его сильные руки на своем теле, поймать губами его губы, а потом – будь что будет.
Алине задуманное всегда легко удавалось, все ею любовались: самая красивая девочка в классе, да что там в классе – в школе, и училась на отлично, даже не прикладывая особых усилий, – знания «ловила на лету», и пела великолепно – в караоке всегда дружно аплодировали, а как танцевала! Именно в танце подхватил её Клим прошлой зимой, обнял, прижал, и у Алины голова кругом пошла.
В тот вечер она с одногруппницами праздновала в клубе успешное завершение зимней сессии. Это были первые в их студенческой жизни экзамены, и первокурсницы решили отметить сданные страноведение, языкознание и историю английской литературы в модном «Аллигаторе».
– Посмотри, какой красавчик на тебя пялится, – хихикнула востроносая Маришка, староста группы, – вон, справа у стены сидит.
То, что на неё засмотрелся какой-то парень, Алину нисколько не удивило, равнодушно бросила взгляд направо, и, как пишут в романах, её будто обожгли устремлённые на неё карие глаза. Молодой красивый мужчина пристально смотрел на Алину, а когда их глаза встретились, не улыбнулся, не кивнул и не отвел взгляд, а продолжал рассматривать девушку. Алина отвернулась, но спиной чувствовала: кареглазый продолжает смотреть на неё. А затем они танцевали, и этот красавец прижимал её к себе сильными руками. После танца они жадно целовались в закоулке клуба, потом они продолжили в его машине, и эти поцелуи, голодные и требовательные, окончательно лишили Алину рассудка.
С девственностью она рассталась ещё прошлым летом, исключительно из любопытства, выбор пал на соседа по даче Митю, потому что он был уже студентом и хорошо играл на гитаре. Потом она пожалела, что выбрала Митю: так воспеваемое всей мировой литературой слияние тел никакого впечатления не произвело, а вот Митя стал занудно признаваться в любви и звать замуж, насилу тогда отвязалась. Был ещё уже весенний роман, но он тоже запомнился лишь тем, что с трудом удалось отделаться от быстро надоевшего любовника.
Но в тот январский вечер в машине кареглазого красавца Алина, позабыв обо всем на свете, ощущала только, как с пугающей скоростью росла в ней сила желания. На протяжении вечера не было произнесено ни слова. Мигала весёлыми искорками вывеска над дверью клуба, разбрасывая разноцветные пятна на торпедо автомобиля, и Алина почувствовала, как и от каждой клеточки её кожи отскакивают радостные искорки.
Утром, проснувшись в чужой квартире, Алина вспомнила: она не позвонила домой, не предупредила, что не приедет ночевать, но тут в комнату вошел вчерашний знакомый, явно из душа – капельки воды блестели на мускулистом теле, – и про звонок родителям было забыто напрочь. Вновь ладони Алины скользили по мышцам его спины, охватывали упругие ягодицы, вновь она ощутила, что вот-вот взорвется…
– Мне по делам пора. Я тебе такси сейчас вызову, – новый знакомый потянулся за телефоном. – Давай побыстрее собирайся.
Алина удивленно вскинула брови от такой беспардонности, хотела обидеться, что её буквально выставляют за дверь, но залюбовалась звериной грацией мужчины, с какой он двигался по комнате.
– Телефон свой оставь. Тебя как зовут? – красавец вопросительно посмотрел на Алину, не зная, как обозначить её в телефонной книжке.
Только сейчас Алина сообразила, что она даже не знает имени человека, с которым провела ночь. Она вообще ничего о нём не знает, как и он о ней.
– Такси приехало, – сообщил, вбивая Алинин номер в телефон, небрежно поцеловал, и уже в дверях бросил: – Кстати, меня Климом зовут.
Дома, разумеется, состоялся ожидаемый скандал.
– Мы ночь не спали, отец в полицию ходил, я больницы обзвонила. Как можно было остаться у подруги, не предупредив родных! Разрядился телефон – попросила бы у кого-нибудь, – кричала Лидия.
– Мамулечка, я в следующий раз обязательно именно так и сделаю. А сейчас, извини, я пойду посплю. Очень спать хочется.
К скандалам Алина привыкла с рождения: родители жили недружно, ссоры вспыхивали по любому поводу. Удивить, а тем более устрашить очередным скандалом Алину было невозможно. Вот Инну, старшую сестру, постоянные столкновения родственников пугали. В детстве, услышав разговор на повышенных тонах, она забивалась в дальний угол квартиры и беззвучно плакала, а когда подросла, то при первых признаках ссоры старалась уходить из дома, чтобы не слышать угрозы и оскорбления, которыми щедро обменивались родные.
Мать Инны погибла, когда девочке исполнилось полгода. Оставила дочку с мужем, а сама поспешила в поликлинику к стоматологу – третий день мучила зубная боль. Женщина очень торопилась: дома её ждали любимый муж Славик и крошка Инночка. И дата была особенной – в тот счастливый, как казалось молодой матери, августовский день исполнялось шесть месяцев доченьке и два года их со Славиком счастливой супружеской жизни. Но хотя и спешила, и машин было немного, переходить улицу стала лишь дождавшись зелёного сигнала.
Слава не тревожился, что жена надолго ушла из дома: лечение зубов – процесс небыстрый, может, рентген или ещё какие-то дополнительные процедуры потребовались. Молодой отец покормил дочку, уложил спать, но только девочка уснула, раздался звонок. Слава поморщился (как бы ребёнок не проснулся) и, недовольный, пошёл открывать дверь. На лестничной площадке стояла соседка, дрожащими губами она что-то бормотала, но не разобрать было что, и вдруг зарыдала в голос.
– Тётя Таня, потише, пожалуйста! Инночка спит. Что у Вас случилось? – Слава пытался прекратить эту нелепую сцену, но вдруг из всхлипываний и бормотания вычленил фразу «Наташеньку машина задавила».
– Где Наташа? Её в больницу повезли? – Слава схватил соседку за плечи, затряс.
– Насмерть задавили. Она на зелёный через дорогу переходила, а тут с Первомайской машина выскочила. Я видала. Я из овощного шла. Как я напугалась! Милиция быстро приехала, и скорая. Я им и адрес сказала, и как звать. Тебе, небось, сообщат, а может, и не сообщат. Сейчас порядка нигде нет…
Соседка снова заплакала, всхлипывая, принялась заново передавать подробности, а Слава пытался и не мог её понять: как это – насмерть задавили. Наташка, его любимая, родная, сегодня утром была рядом, спала на его плече, и её короткие русые волосы щекотали ему шею. Слава вспоминал, как смешно за завтраком жена жаловалась, что боится зубных врачей, а он смеялся над её страхом, целовал тонкие красивые пальцы. И вдруг тётя Таня говорит, что Наташки больше нет. Но так не бывает,
– Так не бывает, – вслух тихо повторил Слава. – Это недоразумение.
В состоянии полной отрешенности он вернулся в квартиру и стал мыть посуду. Это занятие он не любил, но Наташке будет приятно, что он перемыл всё, даже кастрюлю. У них сегодня праздничная дата – два года вместе… Тетя Таня ошиблась, она старая, плохо видит, а Наташка сейчас вернётся домой.
В этом состоянии Слава пребывал ещё долго. Быстро задержали виновника трагедии – пьяный в стельку, он скрылся, совершив наезд на пешехода, но в тот же день сам попал в ДТП и лежал в больнице с множественными переломами. Были похороны Наташи, хоронили в закрытом гробу, рыдали родные, друзья, а вдовец не проронил ни слезинки. Слава безучастно слушал соболезнования, это было для него неважно. Важным было вернуться домой, где повсюду находились вещи жены: в прихожей стояли её забавные тапочки с заячьими ушками, на кухне красовалась её чашка в разноцветный горошек, в шкафу висели её платья. Он, к собственному удивлению, не сошел с ума и хорошо понимал, что никогда больше Наташку не увидит, но в квартире он ощущал её присутствие, и не покидала иллюзия, что вот-вот и она сама появится. Мать Славы хотела забрать Инну к себе, но он не отдал дочь, и мать переехала к нему, чтобы первое время помогать справляться с ребёнком. Потом он нашёл приходящую няню, шуструю болтливую старушку. А ещё через год Слава женился.
Лидия Сидорова ничем не напоминала жизнерадостную, смешливую Наташу. Училась Лида в финансовом техникуме, на выходные ездила домой в Можайск, а всю неделю жила у тётки, той самой тёти Тани, что сообщила Славе о гибели жены. Была Лида невзрачна и молчалива, но всегда готова по-соседски выручить – посидеть вечером с Инной, когда няне пора было уходить, а Слава задерживался на работе. А ещё Лида пекла замечательные пироги с капустой. Она угощала ими Славу, наливала ему и себе свежезаваренный чай, усаживалась напротив и молча наблюдала, как Слава ест, а если работал телевизор, то смотрела вместе со Славой интересные ему передачи, не комментируя, не задавая вопросов. Славе было всё равно – скучная безликая девица заходит вечерами, в душу не лезет, безо всяких просьб моет посуду, отдраивая до блеска кастрюли и сковородки, что она есть, что её нет – никакой разницы. Но постепенно Слава привык к присутствию Лиды, её молчаливость воспринималась как достоинство, безликость не отталкивала. Однажды, отметив с коллегами удачно завершенный проект, Слава вернулся домой, поблагодарил Лиду, которая в очередной раз выручила его, подменив торопившуюся по делам няню, и приобнял девушку, пропуская её к дверям. То ли выпитое ударило в голову, то ли Лида неоднозначно прижалась к нему, но оказался Слава с Лидой в постели, где с ужасом обнаружил, что совратил девственницу. Нельзя сказать, что Слава совсем не думал о повторном браке: Инне нужна мать, да и сам он молодой здоровый мужчина. Даже имел на примете двух привлекательных, на его взгляд, девушек – с одной он работал, она была разведена, имела пятилетнего сына и манила обаянием мягкой женственности; вторая, сестра его приятеля, остроумная и эрудированная, излучала энергию творчества, и с ней всегда было интересно общаться. Девушки тоже чувствовали интерес Славы, он понимал это, и серьёзные отношения с одной из них должны были бы вот-вот начаться, но неожиданно для себя он оказался с заурядной Лидой. Потеряв невинность, как она выразилась, всегда молчаливая Лидия разразилась длинным монологом о том, что она опозорена, жизнь её навеки погублена, что не сможет она смотреть в глаза родителям и тётке. Её трагическая речь сопровождалась обильными слезами, и обалдевший Слава, никак не ожидавший от бесцветной соседки такой бури эмоций, поклялся, что женится на ней, лишь бы она перестала рыдать. Впрочем, успокаивал себя Слава, от добра добра не ищут: хозяйственная, добропорядочная жена – об этом многие могут только мечтать. И совсем не обязательно, чтобы семейная жизнь и любовь были в одном флаконе.
Так Лида Сидорова стала Лидией Рождественской, женой молодого, но перспективного веб-дезайнера. Через год родилась Алина, чудесная девочка, темноволосая красавица с огромными, доверчиво-ясными глазами. Дела Славы быстро шли в гору, довольно скоро он открыл своё креативное агентство, бизнес расширялся, становился всё прибыльнее. Была куплена большая квартира в престижном районе, отстраивался новый дом на старом, ещё Славиному прадеду принадлежащем дачном участке, росли дочери… но счастливыми супруги Рождественские себя не ощущали. За короткое время из молчаливой тихушницы Лида превратилась в громкоголосую и требовательную тётку. Она обвиняла мужа в том, что он её не ценит, хотя она идеальная мать, супруга, а ещё незаменимый сотрудник. Лидия, действительно, оказалась великолепным бухгалтером. Окончив техникум, Лида поступила на заочное отделение Академии; её квалификация повышалась одновременно с ростом компании мужа. Она отвечала за финансы агентства Вячеслава Рождественского, умело решая вопросы, связанные с бухгалтерским учетом, и Слава не мог не ценить её профессионализм. И хозяйка она была замечательная: помимо знаменитых пирожков с капустой, с помощью которых когда-то пыталась очаровать Славу, готовила вкуснейшие завтраки, обеды и ужины, в доме царил идеальный порядок, – словом, Лида по праву собой гордилась. И внешне она преобразилась: после родов в ней что-то неуловимо изменилось – она стала женственнее, ушли угловатость, безликость; к тому же Лида научилась следить за собой – в её жизни появились косметолог, массажистка, фитнес-тренер – и хотя Лидию Рождественскую по-прежнему нельзя было назвать ослепительной красоткой, но она производила эффектное впечатление женщины с шармом. Однако Слава, признавая все достоинства жены, чувствовал её чужеродность. Там, где он смеялся, Лида хмурилась, что Слава считал недопустимым, Лида принимала за норму. Конечно, отсутствие любви в семье было Вячеславом компенсировано романтическими отношениями за порогом дома, но увлечения на стороне не мешали ему слыть хорошим семьянином, искренне любить дочерей, заботиться о семейном благополучии.
Лида злилась на мужа, уличала его в неверности, обвиняла в чёрствости, порицала, укоряла, бранилась – словом, считала себя недооцененной и обижаемой супругом. А ещё ей приходилось ежедневно общаться с Инной. Падчерицу она не любила. Нет, Лидия не была злой мачехой из сказок: девочка была сыта, тепло одета, но душой Лида девочку так и не приняла. Вначале Лиде казалось, что этот ребёнок мешает их семейному счастью, напоминая Славе покойную жену, мешает забыть Наталью, которую, сам признавался, очень сильно любил. Спустя время Лида перестала ревновать к прошлому (хватало поводов и в настоящем), но Инна по-прежнему оставалась лишним элементом в такой стройной системе Лидиных жизненных ценностей. Лида падчерицу терпела, успокаивая себя тем, что иным приходится жить с ненавистными свекровями, золовками, ну, а ей досталась Инна.
То, что Лидия неродная мать, Инна узнала уже когда пошла в школу. Играя, сестры зачем-то вытащили из шкафа коробку с документами. С детским любопытством стали рассматривать содержимое. Алина ещё не умела читать, и Инна озвучивала ей красивые названия: «Диплом», «Аттестат», «Свидетельство о рождении». Именно в свидетельстве о рождении прочла Инна впервые имя своей матери. В документе Алины значилась Рождественская Лидия Алексеевна, а вот у Инны была записана какая-то Наталья Владимировна. Вечером за ужином девочка поинтересовалась у родителей, что означает это разночтение в их с Алиной свидетельствах о рождении. Слава замялся, тщательно подбирая слова, но жена его опередила, буднично объяснив Инне, что её мама умерла и Лидия взяла на себя всю заботу о сироте, но всегда надо помнить, что мать не та, что родила, а та, что воспитала. Слава с ужасом слушал жену, представляя, какая буря переживаний должна была подняться в душе у девочки. Но Инна выслушала мачеху на удивление спокойно, могло даже показаться, что эта информация оставила девочку равнодушной. Однако поздно вечером, лёжа в кровати, она долго не могла уснуть и беззвучно, чтобы не разбудить сестру, шевелила губами, рассказывая «настоящей маме» о своих детских заботах и радостях.
Глава 2
На окраине старого дачного посёлка вечерами собиралась молодёжь. Сидели на поваленном дереве, отбиваясь от надоедливых комаров, травили байки, анекдоты, шутили. Сколько себя помнили, каждое лето они проводили в этом посёлке. В начале июня приезжали на дачи, и начиналась летняя жизнь, полная недоступных в городе развлечений, – можно было собраться на опушке леса и строить шалаши-вигвамы, или всем вместе кататься на велосипедах по проселочным дорогам, или на рассвете, пока весь посёлок спит, ловить рыбу, или ходить на заветную поляну за железнодорожной насыпью собирать душистую землянику… В конце августа дачи пустели, все разъезжались по городским квартирам. Наступала осень, за ней – зима: надо было ходить в школу, а после школы делать уроки, успевать на кружки и секции, и лишь изредка вечерами с легкой печалью вдруг вспоминалась летняя вольница.
В городе Инна скучала по даче, по друзьям и особенно по соседу Мите. Инна с Митей дружили с детства, вместе росли, играли, разбивали коленки, устраивая велосипедные гонки, на спор ели кислый крыжовник, всегда вместе ходили на станцию в магазин за мороженым. Даже в компании дачных друзей иногда забывали, что они соседи, называя их братом и сестрой. Митя с Инной и внешне были похожи – высокие, худощавые, светловолосые.
Когда Инна окончила девятый класс, Лидия решила, что дальше в школе девочке делать нечего: «Зачем ребёнку средних способностей идти в одиннадцатый класс? Разумеется, не двоечница, но и звёзд с неба не хватает. Пусть получает востребованную специальность, чтобы в дальнейшем заработать себе на жизнь». Было решено, что Инна пойдет в медицинский колледж: спокойная, аккуратная – она обладала важными для профессии медсестры качествами, к тому же Лидия посчитала, что иметь в семье медработника весьма полезно.
Ребята подрастали – катание на тарзанке и игры в казаков-разбойников сменились вечерними посиделками с пением под гитару. Начались первые юношеские романы, к которым так располагает лето. Тем летом семнадцатилетняя Инна приехала на дачу не школьницей, а студенткой колледжа. Её дачные друзья гуляли свои последние беззаботные школьные каникулы или готовились к поступлению в вузы, а Инна уже работала, побывав санитаркой на практике в больнице. Нельзя сказать, что ей понравилось драить толчки и выносить утки за лежачими больными, но в больнице её попросили, а она не смогла отказаться и согласилась летом ещё пару месяцев поработать на этой не очень почётной, но такой необходимой должности. А тут и вовсе, можно сказать, повезло: главврач, оценив трудолюбие и бесконфликтность девушки, определил Инну санитаркой в оперблок многопрофильного медицинского центра, находившегося на базе той же больницы, поручив делать влажную уборку до и после операций, проводить дезинфекцию оборудования.
Инна работала добросовестно, часто задерживаясь на работе, поэтому на дачу приезжала редко и новости о дачных событиях узнавала от Алины. Та, хоть и была младше, но уверенно заняла место в компании старшей сестры. Именно Алина рассказала Инне, что у Митьки «романтИк» с рыжей Катькой из дома за зелёным забором. Инна не удивилась: Катя – настоящая красавица, стройная, гибкая, с гривой густых огненно-рыжих волос, конечно, Митя обратил на неё внимание, или она на него, ведь Митя, такой остроумный, спортивный, душа компании. И хотя Инна не удивилась, но почему-то ей стало грустно от этой новости. Она не признавалась себе в этом, но весь день ждала, что сосед увидит её через рабицу забора и зайдёт по-дружески поболтать, как было всегда. Ей столько хотелось рассказать ему! Однако Митя не зашёл, хотя Инна весь день провела во дворе, словно специально демонстрируя соседям, что приехала.
Вечером их компания собралась на своем месте – на поляне за посёлком. Данька, худенький, низкорослый, рассказывал, как встречался зимой с красивой девушкой Яной, такой классной, что все пацаны ему завидовали. Но однажды он увидел свою Яну, целующуюся с другим. Он с ней расстался, а Яна страдала, плакала и даже пыталась отравиться, но чудом была спасена. А потом Данька случайно увидел её с сестрой-близнецом и понял, что Яна его не обманывала, просто он перепутал свою девушку с её сестрой, о которой ничего не знал. Даньку слушали с недоверием: трудно было представить, что вокруг лопоухого, похожего на тринадцатилетнего подростка паренька кипели подобные страсти.
– Ну, не гони, – перебила Даню Алина. – Может, это и было, но только не с тобой.
– А ты, малАя, не чирикай, – огрызнулся рассказчик. – Рано ещё тебе взрослые разговоры слушать.
Но Алину поддержали другие ребята, однако обсуждение правдивости истории быстро перешло на вопрос, насколько схожи бывают сёстры.
– Вот про тебя с Инной никто не подумает, что родные, – заметил кто-то из ребят.
– Да, Алинка как Белоснежка из мультика, а Инна, – говорящий запнулся, – другая.
Инна с Алиной сидели на поваленной берёзе, Алина обсуждала с ребятами Данькины приключения, а Инна в разговор не вступала – она ждала Митю. И вот он появился, вернее, не он, а они. Держась за руки, из вечернего сумрака вышли Митя и Катя. Сели с краю, как будто вместе со всеми, а как будто и отдельно. Инна смотрела на Митину руку, лежащую на плече девушки, и чувствовала зависть – ей так захотелось оказаться на Катином месте.
Ранним утром Инна пошла на станцию: ей надо было успеть на работу. Девушка любила это время, когда посёлок ещё спит и кажется, что во всем мире только она одна слышит птичий щебет, чувствует запах свежескошенной травы.
– Доброе утро! Вас подвезти? Карета подана, – рядом с Инной остановил велосипед Митя. Голубые глаза смеются, на красивом лице счастливая улыбка. – Садись, подброшу на станцию.
– Ты куда так рано едешь? – Инна аккуратно села боком на багажник, стараясь не помять юбку.
– Просто катаюсь. Спать не хочется, – в голосе Мити звенела радость.
До станции было меньше километра, Инна сначала держалась за сидение, потом, на повороте обняла велосипедиста. Пальцы почувствовали сильное упругое тело, и так захотелось прижаться к Мите и не отпускать его от себя. У железнодорожной кассы велосипедист затормозил.
– Ещё полчаса до электрички, – Инна не хотела, чтобы Митя уезжал. – Мне на работу к восьми, поэтому на шестичасовой еду.
Инна собиралась ещё рассказать, как она будет добираться от вокзала до больницы, рассказать о своей работе, но Митя, по-прежнему излучая ликование, пожелал ей хорошего дня и уехал.
Было понятно, что у друга в жизни произошло что-то радостное, наверное, это было связано с красивой Катей. От этой догадки стало грустно. Вспомнилось вчерашнее «Алинка как Белоснежка из мультика, а Инна другая». Девушка вздохнула – понятно, что было не сказано: «А Инна другая – серая, посредственная, неприметная».
Пассажиров в электричке ехало немного. Инна специально ездила на этой, шестичасовой, чтобы не толкаться в тамбуре. Девушка заняла свободное место у окна, и вновь погрузилась в размышления о своей женской несостоятельности. Вот Алинке только четырнадцать, а ей уже мальчишки звонят, дежурят под дверью, дарят милые игрушки и цветы. В колледже девчонки делились историями о своих свиданиях, шёпотом рассказывали пикантные подробности. Инна слушала подруг, и ей тоже хотелось встречаться с каким-нибудь парнем, чтобы он ждал её у колледжа после занятий, дарил цветы, писал нежные сообщения. И всегда в её воображение будущий парень был светловолос, голубоглаз, спортивен – словом, похож на Митю.
***
За неделю после поездки на дачу в жизни Инны ничего не произошло, если не считать странных сновидений: по ночам ей снилось, как Митя привозит её на станцию, но не уезжает, а стоит с ней рядом на платформе, и они говорят, говорят, говорят… И хотя не было в этих снах ни поцелуев, ни объятий, Инна просыпалась счастливой и весь день пыталась вспомнить, о чём во сне они говорили, ожидая электричку. Но, как бывает, сновидения таяли, а память возвращала картину вечернего посёлка и Митю с Катей, держащихся за руки.
На дачу тем летом Инна решила больше не ездить, но в понедельник ей позвонила Лидия и велела срочно приезжать:
– У тебя дневная работа с восьми до четырех, так что давай собирайся на дачу. У тёти Насти воспаление тройничного нерва, ей прописали семь дней уколы внутримышечно ставить. Я сказала, что ты будешь делать, иначе ей придётся уезжать с дачи и из-за уколов в такую жару неделю сидеть в Москве.
Соседи по даче Витя Нестеренко и Слава Рождественский дружили давно, мальчишками играли в индейцев и строили песочные города, а став подростками, делились откровениями о девчонках, об удивительном мире, открывавшемся им. И свадьбы друзья играли почти одновременно: волейболист Виктор привез со спортивных соревнований из Омска белокурую красавицу сибирячку Анастасию, а Слава женился на своей однокурснице смешливой и жизнерадостной Наташе. Легко и быстро молодые жены сдружились, и уже не Славка с Витькой, а семьи Рождественских и Нестеренко вместе весело отмечали праздники, летом жарили на даче шашлыки, ходили зимой на лыжах. Спустя два года у Виктора и Насти родился мальчик Митенька, а ещё через полгода в семье Рождественских появилась Инночка. Наташа смеялась: «Я Мите невесту родила». После гибели жены Слава замкнулся, отдалился от друзей, а через год привёз на дачу молчаливую девицу и сообщил: «Знакомьтесь – Лида, моя жена». Лида исподлобья смотрела на соседей и в разговоры не вступала. Настя поддерживала с новой женой Славы добрососедские отношения, но подругами они не стали. Ушли в прошлое совместные поездки, посиделки. Лидия вообще не любила присутствия в доме посторонних людей, а если и приглашала гостей на Дни рождения или иные праздники, то это были люди исключительно нужные, те, что могли помочь в решении каких-либо вопросов. Впрочем, когда строительная компания Виктора Нестеренко стала набирать обороты, Лида, приезжая на дачу, стала приветливо улыбаться соседям и даже пару раз приглашала их на чай, а случайно услышав о предписании врачей делать Анастасии инъекции, тут же предложила свою, вернее Иннину, помощь.
Инна всегда была готова оказаться полезной, и безропотно всю неделю после работы отправлялась на дачу в душном транспорте, а утром поднималась в пять часов, чтобы успеть на шестичасовую электричку. С Митей она ни разу на той неделе не встретилась: всё своё время он проводил с Катей и в родительский дом возвращался за полночь.
Уколы Инна ставила совершенно безболезненно, про таких говорят: «легкая рука». Анастасия была искренне благодарна, предложила деньги, но Инна с возмущением их отвергла:
– Вы что, тётя Настя, меня обижаете! Я же не за деньги, я просто Вам помочь хочу.
– Ну, какая может быть обида, Инночка? Мне, наоборот, хотелось тебе приятное сделать, поблагодарить тебя.
– Выздоравливайте быстрее, вот мне и будет приятно, – Инна широко улыбнулась.
– Вить, посмотри: улыбка точно как у Наташи была, – радостно обратилась Анастасия к вошедшему мужу и осеклась, увидев его строгий взгляд. – Это, Инночка, я про знакомую нашу сказала. Улыбка как у тебя.
– А я подумала, что Вы про мою маму говорите, – прервала Инна оправдания неожиданно смутившейся соседки.
Виктор и Анастасия молча смотрели на девушку.
– А вы мою настоящую маму помните? Я знаю, что моя мама, Рождественская Наталья Владимировна, погибла. Ещё в первом классе я своё свидетельство о рождении случайно нашла, и мне родители всё объяснили.
В тот вечер Инна надолго задержалась у соседей – пила чай со свежесваренным вишневым вареньем и слушала Анастасию.
– Я когда из Омска приехала в Москву, то абсолютно одинокой себя почувствовала: ни знакомых, ни родных. На работу устроилась – все сотрудники возрастные, мне, девчонке, они вообще стариками казались. И тут – Наташа. Мне она родной стала. Ты не представляешь, каким твоя мама удивительным человеком была! Я такой щедрости душевный больше ни у кого не встречала.
