Kitobni o'qish: «Геммы. Орден Сияющих», sahifa 3
Дело № 2
Чужое сокровище IV
За Котлом Бездны наша Экспедиция, по декретуму августейшего Прокуратора Лабораториума, обнаружила новые земли. Вскоре все теории подтвердились – сам мир этот, хоть и похож на наш, однако же соткан из самой магики. Потоки энергии витают в воздухе так, что можно собирать ее, будто срывая сочные плоды с деревьев. Общим голосованием решено продлить Экспедицию на неопределенный срок.
Из походных записей Бранниуса, переведено Луи Клодом д’Энкриером
– А теперь попробуй пошевелить пальцами, – велела женщина в белой косынке, закончив перевязывать руки свежими бинтами, пропитанными остро пахнущей мазью.
Норма послушалась. Каждый мускул, каждое сухожилие тянуло, при движении пальцы дрожали и ощущались чужими, деревянными. Поперечные рубцы с кистей пока сходить не собирались, в отличие от синяка под глазом, хотя прошло уже пять дней. Но оно и понятно – как выяснилось, талантом Рахель было наносить раны, которые кровоточат сильнее, а заживают дольше и тяжелее обычных. Даже у геммов.
Целительница из «смиренных» мистериков, что признали над собой власть Церкви и полностью покорились ее заветам, одобрительно качнула подбородком:
– Вот видишь, уже лучше. Вот только когда ты сможешь держать оружие… – Она сокрушенно выдохнула.
Норма криво усмехнулась. Она-то и с оружием. Смех один. Но и те скромные навыки, что она успела приобрести благодаря наставлениям Никласа, урядника из Шеврени, было жаль терять. И добрая женщина действительно делала для этого все, что могла.
Потерев кончик носа, целительница вдруг подняла палец к беленому потолку.
– Думаю, тут я смогу тебе помочь. Скоро вернусь, – пообещала она и, сложив бинты и склянку с мазью на оловянный поднос, удалилась.
Норма без сил откинулась на тощую подушку. Так странно снова быть здесь! В монастыре Крылатого Благословения. Она и не думала, что ей когда-нибудь доведется снова переступить порог этой почти крепости с ее часовней в центре, разномастными хозяйственными постройками, деревянным плацем, чадящими кухнями и общими комнатами. Правда, в лазарете она бывала не так часто – простым растяжением место здесь не получишь, само заживет как на собаке, а серьезных травм она обычно избегала. Вот мальчишки – да, они здесь были частыми гостями.
К слову о мальчишках. Со вздохом Норма вновь села на узенькой койке, застеленной накрахмаленной простыней. Возможно, уже сегодня… Да, лучше бы это случилось сегодня, ведь с каждым днем ждать становилось все тревожнее.
Она сунула ноги в чулках в грубые башмаки, на плечи накинула шаль, что заботливо привез из управления Петр Архипыч, и, поеживаясь от сквозняков, что гуляли меж открытых для «дезинфекции» окон, побрела в соседнее крыло. Там она без труда отыскала нужную дверь – дубовую, окованную железом, и со скрипом ее отворила.
Полуденный свет золотил кипенно-белую ткань и желтоватые от многочисленных стирок повязки. Крупные руки брата, лежащие поверх покрывала, казались лишенными сил. Грудь вздымалась тяжело и рвано. Норма закусила губу, заметив на ней свежее пятнышко крови.
Шпага Рахель пробила Лесу легкое, и с тех пор рана никак не желала затягиваться. А брат не просыпался. И с каждым днем его лицо все бледнело, по капле теряло краски, будто из него утекала сама жизнь.
Норма присела на край койки, взяла его руку в свою и, несмотря на тянущую боль в разорванных связках, сжала. Ей так хотелось, чтобы Лес почувствовал ее прикосновение сквозь сковавший его сон.
– Проснись, пожалуйста, – прошептала она одними губами. – Мне страшно без тебя.
Но Лес, конечно, даже не пошевелился. Только скользнула капля пота по виску. Брат точно замерзал изнутри – его кожа стала гораздо холоднее, чем обычно.
Норма стиснула челюсти. Целительница говорила, что больных, даже спящих, нельзя расстраивать. Что для выздоровления нужно «настроиться на позитив», что бы это ни значило. Потому Лазурит быстро вытерла глаза и вымучила улыбку.
– Все будет хорошо. Ты ведь самый сильный из всех, кого я знаю.
Вернувшись к себе в келью, Норма застала там целительницу. Та, видимо, уже давно ждала свою пациентку, а потому встретила ее, недовольно притоптывая ногой.
– Лучше бы ты на свежий воздух вышла, – проворчала мистерика. – Нет, ходишь, бациллы собираешь. Вот. – Она указала рукой на кровать. Там обнаружилась наклонная деревянная подставка на ножках, свеча, флакон чернил, перо и несколько листов бумаги. – Разминай пальцы, пока не восстановится мелкая моторика. Иначе до старости будешь как курица. – Она скрючила пальцы, изображая возможные последствия. – И чтоб до ужина вышла на улицу! Я проверю.
Посчитав свой долг выполненным, она взметнула серыми юбками, какие носили здешние смиренницы, и вышла вон.
Норма приблизилась к подставке и перво-наперво отложила в сторону бесполезную для ее глаз свечу, затем осторожно провела рукой по чистым листам. Что же ей писать? Не мемуары же. И не рапорт. Хотя…
Она взяла гусиное перо, неловко пристроила его в пальцах и обмакнула оточенный кончик в чернила. С пера на бумагу тут же плюхнулась жирная клякса. Ругаясь вполголоса, Норма свернула испорченный лист и написала на нем несколько слов на пробу. Было больно, и буквы выходили кривые и разномастные, они скакали и заваливались друг на друга, точно она только начала осваивать грамоту в монастыре. Аз, буки, веди, аккуратно, в ряд. Немного освоившись и исписав черновик вдоль и поперек, Норма взяла чистый лист.
– Теперь – рапорт! – пробормотала она, чувствуя, что наконец-то занята делом.
«Милый Петр Архипыч! Сделайте милость, заберите меня из лазарета обратно в сыскное, нету никакой моей возможности…»
Норма в изумлении уставилась на вышедшие из-под пера строки. Это что за слезная мольба? Нет, так не пойдет. Оторвав верх от листа, она начала заново.
Завершив рапорт, она хотела было настрочить гневное письмо Илаю, в котором высказала бы братцу… Но, увы, не зная, куда его отправлять, Норма выдохнула через нос, чтобы успокоиться, и решила не переводить зря бумагу. В задумчивости она постучала пером по губам. Кому бы еще написать? Так мало она знает адресов…
И тут на память пришла одна надпись, сделанная уверенной рукой в ее рабочем блокноте: «Лейцфершт, Вьерстап», последняя то бишь верста. Там располагалось учебное заведение капурнов, которым управляла Настасья Фетисовна. Пожалуй, ей можно и написать. Вот только о чем спрашивать? Какие-такие новости сообщать?
Тут она ахнула и уронила перо – судорога скрутила правую кисть, скрючила каждый палец. Поскуливая, Лазурит принялась разминать раненую руку, пока боль не отступила, а суставы снова начали разгибаться.
«Видимо, перетрудила», – с досадой поняла Норма и только тогда заметила, что за окном уже начали понемногу сгущаться тени. Вспомнив, что она обещала целительнице выйти на воздух, Норма бросилась одеваться. До ужина она успеет.
Сбежав по каменным ступеням, она от души втянула носом воздух – удивительно свежий после переполненного конскими ароматами города. Казалось бы, по Каменецкому тракту отсюда до площади Серафимов всего несколько верст, а до Школярского округа, куда любил сбегать Лес, и вовсе рукой подать, а дышится здесь совершенно иначе. Улыбнувшись накатившим невесть откуда светлым воспоминаниям, Норма поплотнее затянула узел шали под подбородком и зашагала в сторону часовни.
Монастырь Крылатого Благословения, служивший им домом на протяжении многих лет, был местом людным и работал точно какая мануфактура. Впрочем, он ею отчасти и являлся. Помимо взращивания геммов здесь пекли особый хлеб и варили пиво в отдельных помещениях. Доступ туда был настолько строго запрещен и так свирепо охраняем, что даже мальчишки, которым было в удовольствие дергать огра за усы, попробовали хмель только после выпуска. Кроме пекарни и пивоварни здесь также имелась свечная и мыловаренная мастерские, что обеспечивали нужды не только монастыря, но и прочих церквей столицы и окрестностей. А еще лазарет, учебный корпус, плац, библиотека, жилые помещения для священников и наставников… И все это в окружении крепостной стены в семь саженей с четырьмя круглыми башнями по углам – настоящий городок в пределах другого города, что был несоизмеримо больше и сложнее устроен. Но до восемнадцати он был для Нормы и остальных целым миром. Домом.
Обхватив себя за плечи, Норма с улыбкой крутанулась на месте – но вдруг остановилась. На ум пришло то видение, то… воспоминание. Бездна зазеркалья, зубастая пасть на безглазой лиловой морде, суставчатые пальцы чудовища… Мирочерпий. Он назвал ее по имени, верней даже, дал ей новое. И глиптики кругом. А в руках – горячие, влажные, окровавленные… Она зажмурилась. Нет-нет, то, должно быть, морок. Ну и что, что она не одна его видела? Силы мистериков и демонов неизвестны досконально, мало ли кто пытался выбить их из колеи. Вот только зачем? И почему в ту ночь они с Лесом потеряли и брата, и младшую сестру?
Норму пробрала дрожь. Она знала, что от демонических мороков поможет посещение церкви. Как давно она там не была? А ведь раньше они все стояли утренние молитвы каждый день. Возможно, защита серафимов ослабла от их, геммов, безответственного отношения?
Скользнув меж приоткрытых дверей часовни, Норма методично обошла пустующее в этот час помещение, кланяясь каждой статуе великих серафимов, что сражались за людей в Страшную Годину, и подновляя гвоздичное масло в лампадках. Униглаг, Изазаз и Гебабал смотрели, как ей казалось, с легким осуждением, чего раньше за деревянными, изукрашенными золотом и перламутром истуканами не водилось. Хотя Норма сделала все правильно, облегчения она так и не почувствовала.
Все же видение… или воспоминание?
Снаружи постепенно удлинялись тени. Желая как следует проветрить тяжелую от дум голову, Лазурит наметила дойти до укрытых снегом огородов монастыря и уже там повернуть обратно. Уткнувшись взглядом в неприветливое, окутанное облаками небо, она и не заметила, как ее башмаки вместо утоптанной тропы застучали по деревянному настилу.
– Кадет Лазурит Норма! – раздался окрик.
Едва заслышав этот громовой окрик, она тихо ахнула и вытянулась струной, вперив глаза в пространство перед собой и не шевеля ни единым мускулом. Эта привычка не успела выветриться. Послышались тяжелые шаги, затем громкое, точно ходящие мехи, дыхание, и вскоре в поле зрения обмершей Нормы появился ее ночной кошмар – куда уж там чудищу из видения! – наставник по атлетике Прохор Малахит. Уже после выпуска, сидя однажды в трактире и изрядно расслабившись, они с остальными порассуждали и пришли к выводу, что тот учил их в первую очередь беспрекословному подчинению, а уж во вторую – умению обращаться с собственными телами, превращению их в орудия. И вот подчинять ему удавалось прекрасно. Норма чувствовала, как каждая ее пора источает страх, но не могла шевельнуть и пальцем. От наставника исходили алые волны.
– Так-так… Значит, вернули порченый товар. С позором. А? Отвечай, вернули?!
– Никак нет, господин наставник! – Слова сами слетали с губ без участия разума. Мышцы спины напряглись до предела, разворачивая плечи. – Кадеты Лазурит и Яшма пребывают на лечении в лазарете!
Прохор с подозрением всмотрелся в ее неподвижное лицо.
– В лазарете, значит? Раненые бойцы?
– Так точно, господин наставник!
Неужели обойдется? Неужели пощадит?..
Прохор кивнул и заговорил снова, впечатывая Норму в плац каждым словом:
– Что-то Диана в лазарет с вами не угодила. Раз позволили себя ранить, значит, не смогли дать отпор. Раз не смогли дать отпор, значит, слабые! – С этими словами от пребольно ткнул ее дубленым пальцем под ключицу. Норма стиснула зубы, не позволив вырваться и звуку. – Раз слабые, значит, порченые! Мало я вас гонял! А ну пошла десять кругов вокруг корпуса! Бегом.
Норма непонимающе вскинула на него глаза. Как десять кругов? Она ведь уже не…
– Оглохла?! – рявкнул Малахит, жутко темнея лицом. – Как пробежишь, устрою тебе учебный бой с нынешними щенками. Пшла, я сказал! – и треснул ее ладонью между лопаток.
Охнув, Норма припустила по знакомому маршруту. Проносясь по плацу, она мельком увидела красные от морозца лица младших геммов. Те замерли. Мальчики и девочки провожали ее взглядами со смесью страха и любопытства. Лазуриты, малахиты, яшмы… Неужели и над ними провели сингонию?
Деревянные башмаки не были приспособлены для бега и норовили слететь с ног, оставив ее босой. Свернув за угол учебного корпуса, Норма проковыляла еще с десяток саженей, постепенно снижая скорость. И почему она вообще побежала? Неужели не могла сказать, что теперь подчиняется другим людям и Прохор ей больше не указ?
Нет, не могла. Вколоченная за годы привычка оказалась сильнее.
Оглянувшись через плечо, она убедилась, что за ней никто не следит, и решила малодушно сбежать. Нет, не так, – тактически отступить обратно в лазарет. Там ее не выдадут. Вот только идти надо скрытыми тропами.
– Норма! Какая встреча!
Она замерла на середине шага и только тогда заметила на скамейке под грушевым деревом наставника по логике, Ксавелия. Немолодой Турмалин помахал ей сухой кистью, убрал книгу, которую читал до этого, под мышку и приблизился широкими шагами.
Норма несмело улыбнулась. Ксавелий ей всегда нравился. Он был большой выдумщик и, кроме штудий, одобренных настоятелем монастыря, все норовил преподать подрастающим геммам что-то особенное из того, что знал сам. А знал он немало. На памяти Нормы он порывался ввести в их обучение дискуссии о морали и риторические дебаты. Все его дерзкие инициативы неуклонно пресекали, но он не сдавался. В отличие от наставников по закону мирскому, серафимовым заветам, истории, грамоте, счету и статистике он пытался подавать материал увлекательно и зачем-то интересовался их мнением. Они с братьями и сестрами поначалу робели, но потом начали получать от бесед с ним настоящее удовольствие.
– Норма-Норма. – Ксавелий растянул тонкие губы и покачнулся на пятках. Его свечение было ровным, мирно-зеленым с проблесками живого оранжевого участия. – Умница Норма. Смотрю, похорошела, а взгляд будто стал еще серьезней. Я так понимаю, не по собственной воле здесь? Да-да… Судя по траектории движения, скрываешься ты от многоуважаемого Прохора, а направляешься в лазарет. Ранение? Вижу, рука. Не перелом, вероятно, растяжение? Нет, с растяжением туда бы не отправили. Разрыв связок?
– Вы, как всегда, правы, – кивнула с улыбкой Норма.
– Полноте, всегда, – хмыкнул Ксавелий. – Когда вам было четырнадцать, а именно восьмого василька, во время послеполуденной беседы о моральных дилеммах вы яро доказывали мне, что я не прав, раз ставлю благо общества выше блага индивидуума. И знаете что?
Норма удивленно склонила голову набок. Она и забыла, как поразительно остра его память. Только сейчас она сообразила, что это, вероятно, его особый талант гемма.
– Тогда я был вынужден признать свою неправоту. По крайней мере, что навязывать вам свою позицию было неверно. Даже забавно, что вы одна тогда со мной заспорили. До сих пор считаю это своей победой как наставника.
Глаза Турмалина светились особенно тепло.
– Никому не позволяйте ломать ваш моральный компас. Он у вас определенно есть, моя дорогая. – И вдруг резко сменил тему: – А теперь расскажите же, как проходит ваша служба? Какие дела удалось раскрыть, какие приемы задействовать? Доводилось ли оказаться на распутье, когда аргументы равны по силе? Не томите, меня переполняет любопытство!
Он приглашающе повел рукой, и они устроились на той же скамейке под тонким грушевым деревцем, где он до этого читал.
– Только по порядку, – попросил Ксавелий. – Я ваши рабочие примеры буду детям как задачки давать, – и приготовился слушать.
Кашлянув, Норма начала рассказ. Когда в деле о священных ящерицах она дошла до выжженного круга на ящиках, Ксавелий тонко улыбнулся:
– И вы, должно быть, сразу догадались, что имеете дело с преступным синдикатом «Колесо»?
– Нет, – сконфузилась Норма, – о нем мы узнали гораздо позже.
Ксавелий покачал головой, а потом жестом позволил продолжить. Когда она договорила, он поднял палец:
– Жаба! Если бы вы обратили внимание на не спящую зимой жабу, то быстрее выяснили бы, что перед вами термал, а не целительница. Впредь призываю вас быть внимательнее к деталям.
Зато смысл розового зонтика в деле об ограблении хранилищ он не уловил.
– Возможно, то была попытка подставить некую особу? – предположил наставник, потирая подбородок.
Норма с особым удовольствием разъяснила ему принцип работы охранной системы в «Тезаурусе», которую и должен был обмануть зонт. Но особенно Ксавелия заинтересовало кольцо, что попытался украсть лично Макар, атаман кобольдов.
– Он полез в лаз сам, хотя это было опасно, – рассуждал наставник. – Какая же у него была серьезнейшая мотивация! Нет, друзья мои, Макара загнали не вы, а его заказчик, он вынудил его действовать, потому что это было кольцо наивысшей важности.
– Конечно, – покивала Норма, – это же кольцо императрицы, нас за него даже наградили…
Ксавелий хотел было что-то сказать, но лишь сверкнул турмалиновыми глазами и перевел тему:
– Что же со следующим расследованием?
Рассказ об ущелье Меча вверг его в глубокую задумчивость.
– Говорите, та капурна, Настасья Фетисовна, уже сталкивалась с подобным? Не побоюсь сказать банальность, но то, что случилось дважды, может случиться и в третий раз. Вам следует узнать об этом больше.
Норма сделала мысленную зарубку на будущее и перешла к истории об ундине и систематийном душегубе. Та привела наставника в неописуемый восторг.
– Невероятное везение расследовать подобное! А это решение провести эксгумацию… Решительно, дерзко, своевременно. Рад, что могу гордиться не только вами, Норма, но и нашими балбесами. Что-то они все же усвоили.
А вот история с контрабандой и министром заставила Ксавелия нахмуриться.
– Самое любопытное – почему граф Бернотас так мягко обошелся с Аяксом? Он ведь вполне мог отправить его на каторгу. Но это между нами, Норма. Не нам с вами обсуждать решения такого уважаемого человека.
Рассказывать о спасении Катерины Норма не стала – разглашать информацию им запретили, а уважаемых людей в этом расследовании было задействовано еще больше. Пора было возвращаться в лазарет.
– Спасибо, господин наставник, за бесценную… – только и успела вымолвить она.
– ТЫ ГДЕ, ПАРРРШИВКА?! СБЕЖАТЬ УДУМАЛА?!
Лазурит вскочила со скамьи, метнулась из стороны в сторону подстреленным зайцем. О нет, она упустила время!
– Ступайте, Норма. Вон туда, за ледник, что у крепостной стены, – указал Ксавелий, а затем подмигнул: – Я пущу его по ложному следу.
Благодарно кивнув, она, не оглядываясь, поспешила к ледникам. Там пахло промерзшей кровью от огромных туш, запасенных на зиму, рыбой и земляной гнильцой. Норма протиснулась между деревянной и каменной стенами и по колено увязла в сугробе. То, что башмаки ее теперь полны ледяной воды, заботило Норму в последнюю очередь.
Тени сгущались, но это не спасло бы ее от зорких глаз другого гемма.
Вот-вот небольшой колокол на верхушке часовни пробьет к ужину. Если она опоздает, добрая целительница точно уже не будет такой доброй. Хотя, даже если она запрет Норму в лазарете до полного выздоровления, Норма ей и словечка не скажет супротив. Даже наоборот.
Она продолжила путь вдоль крепостной стены по направлению к лазарету.
И вдруг тени зашевелились. Сами.
Норма замерла, охваченная тревогой. До ее ушей донесся жуткий звук, напоминающий рык. И скрежет длинных когтей по камню. Норма на несколько секунд забыла, как дышать. Затем раздалось басовитое «мр-ра?» – и снова скрежет, а следом ей на голову посыпалась каменная крошка. Взвизгнув, Норма шарахнулась в сторону и только тогда подняла расширившиеся от страха глаза к небу.
И резко выдохнула:
– Да не может этого…
Огромный степной кошкан, балансируя мощным хвостом и упираясь задними лапами, пытался осторожно спуститься с семисаженной стены во внутренний двор монастыря. Удавалось ему это, прямо скажем, не очень – выпущенные когти скользили по обледенелому камню, шерсть стояла дыбом, зрачки расширились и напоминали блюдца. Фундук – а это, без сомнения, был он – издал совсем жалкий, котячий взвизг, и сверзился со стены, беспомощно перебирая в полете лапами. Норма только ахнуть успела.
К счастью, как и все ему подобные, Фундук обладал способностью приземляться при падении на четыре лапы. В птичнике поблизости тут же заволновались злющие монастырские гуси, с рябины вспорхнула стая толстых синиц. Кошкан же невозмутимо принялся умывать морду от налипшего комьями снега.
– Фундучок! – шепотом воскликнула Норма и бросилась обнимать лохматого скакуна за шею и ее окрестности. – Родненький! Отощал, истосковался, в колтунах весь. Бедный ты котик, – запричитала Норма и тут же всхлипнула доверительно в заостренное ухо: – А хозяин-то твой… Плохо ему, Фундучок, не проснется никак… Я уж боюсь…
Тут Фундук прижал уши и сердито зашипел. Норму осенило.
– Так ты к Лесу пришел, да? К нему на помощь?
Фундук деликатно, но настойчиво вывернулся из ее суматошных объятий, нетерпеливо переступил передними лапами и заворчал. В этот момент зазвонил колокол.
Норма лихорадочно соображала. Сейчас все, кроме лежачих в лазарете, отправятся на ужин. Фундук – преданный зверь, его Лес, считай, из котенка вырастил, на руках маленького носил, пока обретался в Равни. Если не допустить кошкана к ездоку, он может и захиреть, сам заболеет. Ничего ведь дурного не случится, если она тихонечко, на цыпочках проводит зверя в лазарет, а потом так же тихо выпроводит за ворота монастыря? Никто и не заметит. А там уж Фундук найдет дорогу до сыскного, где его ждет лежанка в теплом стойле и полная миска ребрышек. Сюда же он добрался.
Но если их поймают… Норма передернула плечами. Ну нет! Она этого не допустит.
– Идем, – велела Норма, и кошкан понятливо поднялся. – Только потом ты вернешься к Петру Архипычу, понял?
Фундук фыркнул, тряхнул длинными усами и затрусил следом. И правда, вычесать бы его.
Словно тати в ночи, Норма и кошкан пробрались через безлюдный двор к ступеням лазарета. Лазурит прислушалась – не идет ли кто запоздавший по коридору? Но ничего не услышала, кроме отдаленного перестука мисок и ложек.
– Сюда, – поманила она Фундука.
Миновав пролет и два по-прежнему распахнутых окна, которые Норма расценила как вероятный путь отступления, они достигли комнатушки, где лежал Лес. Скрипнула тяжелая дверь, Лазурит пропустила зверя вперед, будто он имел больше прав здесь находиться, чем она. Тот тут же, басовито воркуя на своем, подобрался к узкой постели. Норма успела заметить, что бинты на груди брата сменили.
Фундук поставил грязные передние лапы на простыню и ткнул Леса носом. Норма всхлипнула:
– Вот так и лежит.
Рыкнув, Фундук принялся облизывать Лесу волосы, и без того слипшиеся за дни в беспамятстве, а потом и вовсе вскарабкался на постель, явно намереваясь…
– Стой! Ты же раздавишь его, конская твоя туша! – Но верный кошкан уже умостился поверх своего ездока. – Ребра сломаешь…
Изо рта брата вырвался полупридушенный сип. Норма схватилась за голову и тут же бросилась оттаскивать упертое животное за шкирку.
– Фундук, брысь! – втолковывала она. – Миленький, ну, брысь, слезай!
– Это что здесь за антисанитария! – раздалось с порога.
Норма медленно обернулась, разжимая пальцы. Вся ее одежда была покрыта длинными, чуть волнистыми волосинками подшерстка. Простыня уляпана лапами только что пришедшего с улицы зверя. Пол и вовсе представлял плачевное зрелище, потому как там наследила промокшими башмаками и она. Все это великолепие гневно озирала целительница, и сейчас она вовсе не выглядела смиренной. Что там умеют мистерики гармонического профиля, особенно в гневе? Насылать чуму и вызывать мгновенное гниение?
«Нам конец», – сделала вывод Норма.
– Грязь, паразиты, микробы! – выговаривала целительница, наступая. – Аллергены!
Норма не знала половины слов, но звучали они ужасающе.
– Понимаете, сударыня целительница, – начала она, вновь пытаясь оттащить Фундука от брата, – это ездовой кошкан Лестера, а они…
– Ничего понимать не хочу! Шерстяного вон!
– А как же позитивный настрой для исцеления?.. Только помогите снять его, прошу!
Фундук же не обращал на их перепалку ни малейшего внимания. Только вытянулся тряпочкой, насколько это было возможно при его габаритах, и прикрыл глаза, прижав морду к шее Леса. Казалось, будь он человеком, он бы плакал.
Вдвоем с целительницей они начали спихивать многопудовую тушу кошкана с придавленного больного. Кошкан цеплялся когтями, но будто растерял боевой запал, и потому спустя несколько минут неравной борьбы удалось его сдвинуть.
– На улицу его, – скомандовала целительница, отряхивая ладони.
– Пойдем, Фундучок, – покорилась Норма. – Тебе будет лучше пока в сыскном. – И, придерживая кошкана за шкирку, повела его к дубовым дверям.
Это она, конечно, сглупила. И о чем только думала?
– У… Ду…
Целительница и Норма обернулись разом. Показалось?
Губы Леса едва шевельнулись:
– Ду… Дук…
Услышав свою кличку, Фундук вырвался из хватки Нормы и кинулся обратно к хозяину. Боднул его крупной башкой, а затем лизнул лицо.
– Фу, Дук… – вышептал брат. – В-воняешь… Ч… что ты сож… рал…
Целительница аж присела, а Норма вцепилась в косяк, чтобы не сползти на грязный, залитый талым снегом пол. Но быстро взяла себя в руки, подбежала к брату и припала лбом к его обтянутым покрывалом коленям:
– Очнулся! Очнулся…
Лес не отвечал, только все еще слабой рукой оглаживал свалявшуюся шерсть преданного зверя.
– Да-а, – протянула целительница, возвращая прежнее самообладание, – похоже, я все-таки недооценила важность позитивного настроя для лечения.
* * *
Спустя время, когда Лес вновь задремал, целительница распорядилась о размещении кошкана на местной конюшне, где он и жил последние годы до выпуска. Она была такой решительной, что Норма и не сомневалась – смиренница добьется необходимого.
Сама Лазурит вернулась к себе в палату. Она была так взбудоражена, что сон не шел, хотя ноги гудели от усталости, а голова шла кругом от пережитого.
Чтобы как-то успокоить мысли, она присела на свою кровать и вновь придвинула подставку с пером, чернильницей и листами бумаги. Покусав в задумчивости кончик пера, она разгладила ладонью лист и вывела:
«Академия капурнов Лейцфершт, город Вьерстап. Госпоже Аукс-Еловской».
Затем отступила немного и застрочила, стараясь не слишком напрягать все еще не восстановившуюся руку:
«Милостивая сударыня, Настасья Фетисовна!
Дерзаю воспользоваться Вашим дозволением писать к Вам с личным обращением. Как Ваше здоровье и подопечные? Как поживает Иммануил? Надеюсь, у вас все благополучно.
У меня было время подумать о полученном опыте, но познания мои до сих пор скудны и требуют подпитки. Посему я решилась писать к Вам.
Скажите, пожалуйста, что еще Вам известно об упомянутых Вами катаклизмах греха? Интересуюсь, потому как я и остальные члены нашего отряда недавно столкнулись с неким помутнением рассудка, что постигло нас единовременно, почти как в ущелье Меча. Возможно, мы вновь оказались уязвимы для подобных сил? И если так, пока не знаем, как с этим бороться. Покорнейше прошу Вас помочь внести ясность, ибо без совета сведущего человека мы рискуем многих ввести в заблуждение и заблудиться самим.
С надеждой на ответ,
искренне ваша почитательница,
Лазурит Норма».
* * *
Диана метнулась вдоль стола, хищно пригнувшись. Илай с позорным взвизгом скакнул в противоположную сторону.
– Давай, поганец, подставляйся! – выкрикнула она.
Янтарь мотнул головой:
– Я жить хочу!
– Долг – дело чести!
– Мне предыдущих разов хватило, – заявил он и попытался выполнить обманный маневр, но Охотница вмиг его разгадала и одним прыжком перемахнула через широкий обеденный стол князей Клюковых, оказавшись прямо перед ним. Тяжелая скатерть съехала набок, черные и белые шашки со стуком посыпались на дощатый пол.
– Выбирай: минутная боль или вечный позор? – спросила она, коварно сверкая окулярами.
Илай не привык видеть младшую сестру такой и поначалу он даже радовался, что ему наконец-то удалось с ней сдружиться. Но после третьего проигрыша и последовавшего за ним крепчайшего щелбана он уже не был так уверен.
– Ну? – Она широким жестом размяла кисти.
– Ладно. – Илай зажмурился и в следующий же миг пошатнулся, сдавленно охнув.
Била сестричка от души, даже одним пальцем.
– Еще партийку? – как ни в чем не бывало поинтересовалась Диана, когда он проморгался и потер гудящий лоб. – Сыграй ты белыми, так и быть, уступаю.
Илай застонал.
По правде говоря, он уже и не знал, чем бы таким заняться в ожидании хоть каких-то новостей. Михаэль не выходил на связь, словно находился слишком далеко или – Илаю не хотелось так думать – намеренно оградился от подопечных. В итоге они с Дианой остались в охотничьем домике, больше напоминавшем небольшую усадьбу, наедине с челядью и всеми княжескими удобствами. В гостиной обнаружились карты, наборы шахмат, шашек и приспособлений для каких-то совершенно неизвестных им салонных игр. Впрочем, в шахматы ни один из геммов тоже не умел играть. В глубине особняка нашлась небольшая, но со вкусом и толком оборудованная библиотека, но Диану она не заинтересовала вовсе, а Илай не знал иностранных языков, на которых была большая часть переплетенных в тонкую кожу томиков, чтобы отдать им должное.
На третью ночь их пребывания в усадьбе начался сильнейший снегопад, и когда Илай с Дианой наутро выбрались на улицу, то застали слуг, с трудом счищающих снег с огромной двускатной крыши. Геммам не пришло в голову ничего лучше, как предложить мирянам свою бескорыстную помощь, но как-то так все повернулось, что уже через полчаса они катались с той самой крыши на корточках, ныряя в сугробы, воплями приводя в ужас белок, собак и дворню. После этого случая их до работ не допускали.
Грянули крепкие морозы, какими славится в Паустаклаве рубеж между зимой и весной. Илай и Диана били баклуши, сидя у открытого огня. Сестра заставила Янтаря научиться заплетать косы, потому как для нее это раньше делала Норма. Но, как Илай ни старался, все выходило вкривь и вкось, и Диана обзывала его безрукой бестолочью. Потом они плотно ужинали и мирились.
Только обнаруженный ими винный погреб избежал разорения – брат с сестрой справедливо рассудили, что за это они могут и поплатиться.
И вот, когда от вынужденного, нежданного и такого непривычного безделья уже хотелось взвыть и вскарабкаться на стену, Илай все же взялся за шашки, о чем сильно пожалел – младшая оказалась беспощадным стратегом. А он-то ее еще жалел!
