Kitobni o'qish: «Метро 2033: Обмануть судьбу»

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Д.А. Глуховский, 2015

© А.В. Калинкина, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Судьба? Судьба!

Объяснительная записка Вячеслава Бакулина

Странная, я вам скажу, штука – эта ваша (наша) судьба.

В нее можно верить и не верить, ее можно бояться и над ней можно смеяться, ее можно пытаться изменить, а можно просто лечь, раскинув руки, и отдаться на волю волн. Авось не потопят, родимые, хоть куда, да вынесут.

Что особенно приятно – какой тип поведения ни выбери, в любом случае все жизненные перипетии, да и вообще, происходящее с нами, от выпадения молочного зуба до падения нравов в обществе, от взлета карьеры до скачка артериального давления, можно недрогнувшей рукой писать себе в плюс. Ибо – что бы ни происходило вовне и во мне, но я упрямо, несмотря ни на что: (не)верил, (не)боялся и (не)пытался что-то изменить. Вот поэтому-то, и больше ни по какой другой причине, оно и…

Есть люди, которые не просто отрицают наличие судьбы и хоть какой-то высшей, не зависящей от человека предопределенности, но и сделали бодание с нею своей «фирменной фишкой». Бодание самозабвенное и бескомпромиссное, чтоб пощады не просить и, разумеется, не давать. Пусть в глазах давно уже темно/красно/бело, пусть лоб разбит в кровь, а мышцы-сухожилия отчаянно умоляют хоть о какой, даже самой краткой, передышке, – бодаться, и никаких гвоздей! До самого конца бодаться, а уж со щитом ты в финале или на щите – это уж как су… (зачеркнуто. Жирно, два раза. С восклицательным знаком) получится. Такие, кстати, совсем не редки среди оголтелых атеистов, которые вполне могут посоревноваться в безумии с такими же оголтелыми религиозными фанатиками, и еще не факт, кто победит. Все-таки прав – в очередной раз! – был мудрый сэр Генри Лайон, заметивший, что фанатики умеют разжигать костры или гореть на них. И это, увы, все, что они умеют.

Профессиональные Прометеи, дон Кихоты и Че Гевары. Ужасное зрелище, как ни взгляни. При всем уважении ко всем троим легендарным персонажам.

Знаете, почему?

Как можно бороться с тем, во что ты не веришь? Вот представьте в качестве наглядного примера: я не верю, скажем… в Америку. В самом прямом смысле. То есть – нет такой страны и никогда не было. Ни демократии их, ни Пентагона, ни вечнозеленой валюты. Да и существование материка, знаете ли, под большим вопросом. А уж что там наоткрывал испанский мореплаватель итальянского происхождения, еще посмотреть надо! Недаром именем другого назвали, ох, недаром! Так вот, не верю, значит, я и все же – борюсь. Чего она, в самом деле, а? Как бы оно чего – не. И вот я: хожу на антиамериканские митинги, всецело поддерживаю «наших» против «ихних», бойкотирую проклятый фастфуд на букву «М» (в бесплатный туалет, правда, забегу, но только когда совсем уж прижмет, а так – ни-ни) и жду, когда же, наконец, возродят ОСОАВИАХИМ на погибель супостатам.

В которых я не верю.

Оценили?

Так что хотите – верьте, хотите – нет, а голову все же иметь предпочтительно.

Во избежание.

Глава 1
Пропащая экспедиция

Крот бродил по Таганской-Кольцевой будто бы бесцельно – оглядывался вокруг, словно любовался лепными фигурами на стенах. На самом деле гораздо больше, чем барельефы и разноцветный мрамор, чем глядевшие со стен лики героев старины, его интересовали лица живых. Но слишком явно проявлять свой интерес и обращать на себя излишнее внимание не хотелось, вот он и делал вид, что заинтересовался отделкой Таганки, знакомой ему до мельчайших подробностей.

А здесь было чем полюбоваться. Пол, выложенный серым и красным камнем, был отдраен до блеска. Вокруг деловито сновали люди, по большей части хорошо одетые. «Словно и не было ничего, не было Катастрофы, не было последних двадцати лет, – подумал он. – Кажется, сейчас с шумом и грохотом вылетит из туннеля поезд, и люди отправятся по своим делам – кто на работу, кто домой».

Из туннеля и впрямь раздался пронзительный гудок, затем появился обшарпанный вагон, тянувший за собой другой, со снятым верхом, в котором на деревянных скамейках сидели пассажиры, одетые кто во что горазд. У пожилой женщины с котомкой из-под ватника торчала пестрая юбка, на ногах были разрезанные калоши. Сидевший рядом парень в линялом спортивном костюме придерживал перемотанный скотчем баул – челнок, не иначе. На него брезгливо косилась с соседнего сиденья дама в шубке из меха непонятного животного и в лосинах, гордо выставившая напоказ ноги в почти новых кроссовках, – статусная вещь, по нынешним временам, мало кто может себе такое позволить. Дама то и дело фыркала, морщила нос – видно, от парня исходил не самый приятный запах. Тот упорно делал вид, что не замечает, а может, и вправду не замечал – вроде бы дремал, однако за баул держался крепко. Вот дрезина остановилась, и сон с парня мигом слетел – он первым, схватив баул, спрыгнул на платформу.

Крот отвернулся, вздохнул – уж и помечтать нельзя. Конечно, заметно было, что люди на станции сильно отличались от пестрой, спешащей по своим делам толпы, которая вливалась и выливалась из вагонов в прежние времена. Хорошо одетые люди попадались на глаза и теперь, на Ганзе жили богато. Но между «тогда» и «сейчас» разница была огромная. Теперь хорошо одетым считался уже тот, у кого вещи были целые и относительно чистые, кто имел возможность хоть раз в несколько дней вымыть голову – воду берегли, как зеницу ока, так трудно было добывать ее и очищать. На женщину глядели с завистью, если у нее были длинные волосы – такую роскошь могла позволить себе теперь не каждая, большинство коротко стриглось. Отчасти – из санитарно-гигиенических соображений, отчасти – из экономии.

Многие из нынешних обитателей станции были в военной форме самых разных образцов – отчасти потому, что это была самая доступная одежда. Крот хмыкнул, покосился на свои берцы. Вот он-то в прежней жизни, когда был еще мальчишкой, одевался куда хуже нынешнего, но если бы можно было вернуть назад те дни, согласился бы, не раздумывая ни секунды. Это тогда казалось, что ему многого не хватает. Теперь он понимал, что ценить надо было другое – солнечный свет, зелень, тепло, родные лица вокруг. А сейчас шмотки ему перепадают куда лучше, чем раньше, – да только обновки почему-то почти не радуют. Неблагодарная скотина человек, и то ему не так, и это не эдак. Наверное, могло быть гораздо хуже: он тоже мог сгинуть в тот день, когда мир наверху взорвался, когда погибли все его близкие. Но он чудом уцелел – хотя теперь сам не знал, радоваться этому или печалиться.

Возле перехода застыли двое часовых в сером ганзейском камуфляже, над ними свисало полотнище. Белая простыня с коричневым кругом посередине – флаг Ганзы. В северной части зала из разноцветных пластиковых панелей был выстроен самый настоящий гостиничный комплекс. Кроту доводилось останавливаться в нем, были там и двухместные, и четырехместные кабинки, а посередине комплекс был разделен двухметровым проходом. Еще Таганская славилась своим госпиталем, но Кроту, по счастью, попадать туда не доводилось. Его раны штопал, как правило, первый попавшийся лекарь – и заживало на нем, как на собаке.

Крот еще раз кинул рассеянный взгляд на дрезину – и насторожился. Еще одно знакомое лицо – вряд ли это случайность. Крот готов был поклясться, что видел этого типа где-то – худощавая фигура, узкое лицо, коротко стриженные светлые с проседью волосы, длинный нос, водянистые, слишком близко посаженные глаза, смотрит словно бы рассеянно. Крот хотел отвернуться, но не успел – тот поймал его взгляд и по-свойски кивнул, как старому знакомому. Поздно было притворяться, что не заметил, и Крот кивнул в ответ. Тот подошел к нему, протянул руку. Крот сжал ее – сухую, узкую шершавую. Крепко сжал – человек слегка поморщился. Был он на две головы выше, и оттого казалось, что на собеседника смотрит сверху вниз – снисходительно.

– Привет! Так тебя тоже подписали на это? – спросил тип, имени которого Крот пока так и не мог вспомнить.

– Может, и так, – уклончиво ответил Крот. Он чувствовал – отнекиваться бессмысленно. Его тайная миссия скоро перестанет быть тайной. Конечно, мужик мог иметь в виду что-то совсем другое, но Крот нутром чувствовал – ошибки нет, они здесь по одной причине. И стоило ли тогда шифроваться дальше?

– Ладно, мне тут еще кое с кем пересечься нужно, давай вечером в столовой, – предложил долговязый так, словно заранее не сомневался, что Крот согласится. И Крот кивнул – а что ему оставалось делать. Его собеседник направился к входу в гостиничный комплекс. Крот, наконец, вспомнил его – свой, брат-сталкер. Всплыло в памяти и его погоняло – Литвин. А может, это была настоящая его фамилия. Крот даже вспомнил, где видел его, – в Полисе. В государстве, расположившемся на Библиотеке имени Ленина и соседних трех станциях, где хранились уцелевшие книги и знания, – последнем месте, наверное, где еще ценилась книжная мудрость. Там преобладали брамины, хранители, ведущие свой род от сотрудников Великой библиотеки, и кшатрии-военные. У браминов были на висках татуировки в виде книги, но у Литвина никакой татуировки не наблюдалось. И все же Крот мог бы поклясться, что в Полисе его хорошо знают. Да и этой своей манерой – смотреть на собеседников свысока – долговязый очень смахивал на браминов.

Тем временем тот спросил что-то у охранника на входе в комплекс. Крот отвернулся, а когда снова поглядел в ту сторону, заметил новое действующее лицо – высокий мужик в защитной форме и фуражке с красной звездой что-то втолковывал Литвину, хмурясь. Собеседник Литвина сгоряча даже сорвал фуражку, обнажив залысины, – грубое, словно обветренное, красное лицо его было в морщинах. Рядом с мужиком топталось худенькое, бледное создание в рубашке защитного цвета, висевшей на его плечах, как на вешалке, мешковатых штанах, не спадавших лишь благодаря затянутому на талии ремню, массивных ботинках и черной бейсболке. «А вот и Следопыт. В прошлый раз у него был другой стажер, невысокий плотный парнишка. Интересно, куда он делся? Не позавидуешь тому, кого Следопыт возьмет в обучение, – нудный до ужаса».

Сталкер с Красной Линии по кличке Красный Следопыт был известен коллегам как вредный и упертый тип. Даже сам факт, что он взял себе такое погоняло, говорил о многом. На Красной Линии всех сталкеров называли красными следопытами, а этот, видимо, считал себя самым красным из всех. Однако сейчас Крота занимал не характер Следопыта, с которым многие уже успели столкнуться. Крот чуял нюхом, тем шестым чувством, которое так часто позволяло ему уходить от опасности, – что-то назревает. Слишком часто попадались ему здесь сегодня знакомые лица.

Нет, ему случалось и раньше видеть здесь сборища – Таганская-Кольцевая была местом оживленным. Иной раз здесь собирались те, кто гордо именовал себя охотниками, – их было видно издалека. Понятно, ведь отсюда прямая дорога на Пролетарку, на полигон. Охотники пили, шумно хвастались друг перед другом снарягой и трофеями. Крот и подобные ему таких втайне презирали. Конечно, легко подстрелить на полигоне израненного, измученного мутанта, которого, рискуя собой, заботливо доставили с поверхности для тебя сталкеры, связанного и смиренного. А ты попробуй схватиться с тем же мутантом наверху, в мертвом городе, где он – в своей стихии, а на тебе химза, стесняющая движения, и противогаз, ограничивающий обзор. Попробуй там победить его – вот тогда и ясно будет, имеешь ли право называться охотником. Да настоящих охотников на все метро, может, – единицы.

А может, лишь один из всех по-настоящему заслужил право называть себя охотником.

Хантером.

Мелькнула в толпе, нервно озираясь, бледная женщина в камуфляже, в черных перчатках с обрезанными пальцами. Неровно постриженные волосы, открывая одно ухо, полностью скрывали другое, шрам на лице был едва заметен. Кроту показалось, что повеяло чем-то зловещим. Ей-то что здесь понадобилось? Нет, конечно, можно было предположить, что все эти люди сошлись именно здесь и именно сегодня абсолютно случайно, но жизнь приучила Крота не доверять случайным совпадениям – слишком часто за случайностью просматривалась закономерность. Он вздохнул, достал из кармана замусоленный клочок бумаги, на котором карандашом были нацарапаны неровно, словно второпях, лишь два слова, еще раз перечитал их, тщательно свернул записку и сунул обратно в карман.

Да, определенно сегодня здесь слишком много собралось таких, как он, – охотников за удачей.

Крот был одним из тех, кто после Катастрофы совершал вылазки в разрушающийся потихоньку на поверхности город, выискивая там то, что могло еще пригодиться населению подземки. В сущности, он брал то, что ему не принадлежало, но называлась его профессия звучным словом, от которого замирали сердца девушек, – «сталкер». И такие, как он, пользовались всеобщим уважением среди жителей подземки. Потому что теперь выбираться на поверхность было очень опасно – а то, что там оставалось, не принадлежало уже, в сущности, никому и постепенно ветшало, приходило в негодность, ржавело, покрывалось плесенью. После Катастрофы немногие уцелевшие лишились всего, квартиры в городе стали почти так же недосягаемы и бесполезны для прежних владельцев, как, например, участки на Марсе. Сталкеры искали в руинах все, что еще могло принести хоть какую-то пользу остаткам населения: продукты, иногда еще годившиеся в пищу, – выжившим привередничать не приходилось; лекарства, срок действия которых давно истек; оружие, противогазы, химзу. Даже косметику, чтобы женщины могли украшать себя, – понятное дело, это было недешевое удовольствие, и позволить его себе могли далеко не все. Косметику покупали лишь те, у кого было вдосталь универсальной валюты метро – патронов, и потому по внешнему виду женщины легко было судить о крутизне ее отца или покровителя. На Ганзе жили еще более-менее ухоженные женщины, не то, что на отдаленных станциях, где девчонки чернят себе брови угольками, а в уши вставляют железные кольца.

Крот хмыкнул. Да, на родной станции ему были обеспечены восхищенные взгляды юных соплюшек, и даже одинокие женщины в возрасте глядели на него с тайной надеждой. Большинство из них не прочь было обрести в его лице спутника жизни и защитника, тем более что в метро одинокая женщина, по сути, была легкой добычей для любого проходимца. Но Крота они как раз не интересовали – может, оттого, что все их чувства и чаяния слишком явно читались в глазах с первого взгляда. Впрочем, ухоженные и стервозные ганзейки тоже не особо ему нравились. Приходилось признать – женщину своей мечты он так и не встретил пока, хотя приключения у него были. Впрочем, какие его годы – для мужчины под тридцать жизнь еще только начинается. А женщины здесь, в метро, стареют куда раньше мужчин – от тяжелого быта, плохого воздуха, недостатка солнца.

К тому же, сталкеру нет смысла загадывать на будущее – его профессия полна неожиданностей, сегодня он жив-здоров, а завтра вполне может не вернуться с очередного задания. Наверное, именно это обстоятельство и заставляло сильнее биться женские сердца, чем Крот иногда пользовался. И ведь, казалось бы, он далеко не красавец – слишком близко посаженные глаза и небольшие черные усики придают ему сходство с животным, в честь которого он и получил свое погоняло. И все равно, узнав, чем он занимается, большинство женщин начинает глядеть на него с особым вниманием. Приятно иногда увидеть восхищенный взгляд – сам себе начинаешь казаться куда более крутым и отважным, чем на самом деле. Хотя что уж там говорить – сталкеры тоже разные бывают. Сами-то они в своем кругу знали друг другу цену, понимали, кто чего стоит. Есть такие, как легендарный Хантер, – кому посчастливилось его увидеть, те рассказывают об этом с придыханием. Он существует словно бы сам по себе, сам ставит себе задачи, размах которых ошеломляет. Думает о судьбах всего метро. «Куда уж нам до него, – думал Крот, – мы простые трудяги, черная косточка, хотя тоже кое на что способны».

Кроту приходилось иной раз сталкиваться с конкурентами, с кем-то у него сложились нормальные отношения, с кем-то – нет. Но большинство сталкеров были между собой знакомы и предпочитали многие вопросы решать сообща. Их пропускали на всех станциях, каковы бы ни были в данный момент отношения между основными державами метро: Ганзой, располагавшейся на Кольцевой линии, на территории которой он и находился в данный момент, Четвертого Рейха, занявшего Пушкинскую, Чеховскую и Тверскую, и Красной Линии, возглавляемой генсеком – товарищем Москвиным. Существовали еще всякие альянсы и конфедерации, но реальным влиянием пользовались лишь эти государства. И еще, пожалуй, Полис – единственное место, где еще старались сохранить цивилизацию. Там иногда даже устраивались общие собрания сталкеров, где сообща решались наболевшие вопросы.

Впрочем, ходили упорные слухи о легендарном Изумрудном Городе в подвалах здания МГУ, но подтверждения они пока не получили. «А интересно было бы как-нибудь снарядить туда экспедицию», – как-то подумал Крот. Хотя мысль эта уже приходила в голову кое-кому до него, но еще ни одной экспедиции не удалось к тому месту даже близко подойти, даже выяснить, стоит ли еще главный корпус или рухнул давно. Вдруг именно ему удалось бы? Говорят, эта, со шрамом, Кошка, одна из немногих женщин-сталкеров, водила туда отряд – но до легендарной высотки они не дошли, конечно. Из всего отряда один-единственный в живых остался, он и рассказал, как дело было. А если б не Кошка, то и он бы не вернулся. Правда, с ней связываться – себе дороже, уж больно нервная, кто знает, что ей в голову стукнет? Да и мужчин эта особа терпеть не может, ходят какие-то темные слухи про нее – будто в одиночку ей в туннеле лучше не попадаться. Странная логика у баб – значит, когда ее проводником нанимают, патронами расплачиваются, она безопасность обеспечивает, а когда сама по себе гуляет, у нее на пути лучше не становиться. Хотя причины для ненависти к людям у нее, судя по всему, имеются – она-то, говорят, не совсем человек, мутантка. И к представителям противоположного пола у нее свой счет – шрам на месте отрубленного лишнего пальца, изувеченное ухо. Но нельзя же всех под одну гребенку равнять, даже если какие-то уроды ее сильно обидели. Крот к мутантам относился как раз терпимо, его скорее смущало то, что женщина за мужскую работу берется. Отчаянная она, конечно, этого у нее не отнять. И все равно, не дело бабам с оружием наверх ходить.

Вздохнув, Крот постарался сосредоточиться на проблемах сегодняшнего дня.

«Надо же, – размышлял он, – и впрямь интересная получается картина. На одной станции в одно и то же время собрались сталкеры Ганзы, Красной Линии, Полиса – чуть ли не всех основных держав. Только из Рейха кого-нибудь не хватает для полного счастья. Но эти шталкеры из Рейха, как их за глаза величают на Красной Линии, предпочитают держаться обособленно. Неужели и впрямь кто-то что-то важное раскопал в окрестностях? И всех нас послали с заданиями в одно и то же место?»

Кто-нибудь другой не увидел бы в этом совпадении ничего подозрительного, но Крот гордился своей интуицией, которая его практически никогда не подводила. А она подсказывала – неспроста его коллеги подтягиваются сюда, словно крысы, почуявшие добычу. Не случайна, ох, не случайна вся эта движуха. Правда, пока Крот мог только предполагать причину необычного столпотворения. В метро иногда подобное бывало – вдруг распространялся слух, что где-то нашли нечто ну очень, прямо позарез всем нужное: карту, на которой указан бункер с оружием, например, а может, склады продовольствия или топлива. Сарафанное радио разносило слухи, и державы слали своих разведчиков проверить. И сталкеры со всего метро спешили на поиски, стремясь опередить друг друга. Нередко, впрочем, слухи оказывались ложными, и потому в таких случаях потенциальные соперники старались сотрудничать между собой – по крайней мере, на первых порах, а там уж как фишка ляжет.

Кто-то хлопнул Крота по плечу. Тот вздрогнул, моментально обернулся, рука легла на рукоять ножа. Парень, так бесцеремонно привлекший к себе внимание, был ему незнаком.

– Чего надо? – неприязненно буркнул Крот.

– Ты, случаем, не Крот?

– Ну, допустим, и что с того? – Крот нахмурился, разглядывая спросившего. Лицо у парня было вроде открытое, приятное, нос прямой, губы тонкие, брови вразлет, взгляд задушевный. Темные волосы коротко пострижены. Ничего особенного, но такие обычно нравятся женщинам. С другой стороны, обычное лицо – нет каких-то запоминающихся черточек, благодаря которым можно его выделить среди десятков других. Впрочем, может, оно и к лучшему. Говорит так, словно привык часто общаться с самыми разными людьми, – спокойно, без нервозности. Молодой совсем – видно, только-только третий десяток разменял. Одет, скорее, по-китайгородски – там братки предпочитают ходить в спортивных штанах и кожаных косухах. Впрочем, это еще не означает, что он тоже из бандитов, да и не похож на отморозка. А в глазах – какая-то затаенная горечь. «Видно, успел уже обжечься», – подумал Крот.

– Тогда привет тебе от Лодочника, добрый человек, – парень проговорил это, понизив голос и оглядевшись вокруг. Крот кивнул понимающе. Если это человек Лодочника, то дело другое. Лодочник был личностью легендарной. Прозвище свое он получил за то, что иной раз случалось ему спускаться вплавь на чем придется по реке Яузе от станции Электрозаводской, где он чаще всего обретался, почти до самой Москвы-реки, доставлять на Китай-город секретные грузы и загадочных пассажиров. Ходили слухи, что за ним стоят какие-то силы – влиятельные люди, чуть ли не тайная организация, что у него терки с шайкой викингов Вотана и что он необыкновенно везучий. По крайней мере, никто другой не рискнул бы проделать такой путь, а Лодочник знал реку как свои пять пальцев и, по слухам, чуть ли не подружился кое с кем из обитавших там монстров.

Вотана Крот и сам не очень-то любил, хотя оба они были с Ганзы. Вотан возглавлял группу егерей Ганзы – а по мнению Крота, шайку то ли сталкеров, то ли бандитов, носивших пафосные клички и занимавшихся отловом мутантов для полигона на Пролетарской. Платили за это, по слухам, более чем прилично, но многие сталкеры брезговали браться за такую работенку.

– Что ж, Лодочника я знаю, – согласился Крот. – Тебя как звать-то?

– Федор, – чуть помедлив, негромко ответил парень. Словно сомневался, стоило ли называть свое настоящее имя.

– И чего тебе от меня надо? – поинтересовался Крот, справедливо рассудив, что привет был лишь вступлением к основному разговору.

– Слыхал я, что ты за Пролетарку собираешься, в сторону Текстилей. Вот и подумал, что вместе было бы веселее.

Крот хмыкнул. «Еще один. Вот и этот туда же». Выяснять, откуда у Лодочника такая информация, было бесполезно. Похоже, Лодочник раньше самого Крота знал, куда тот намерен направиться. Интересно, что же такое вдруг обнаружилось в тех богом забытых краях, раз даже этот старик, которого и сама смерть не брала, решил послать туда своего человека на разведку? Видно, интуиция Крота не обманула – всем сегодня требовалось попасть на Текстиля до зарезу.

– Что-то я раньше тебя не видел, – сказал он парню. – Давно наверх ходишь?

– Нет, недавно, – вздохнул тот.

– А чего ты там искать собрался, за Пролетаркой? – Крот не надеялся на ответ, на всякий случай спросил. Ответа и не было – парень пожал плечами.

– Лодочник мне сказал – посмотри там, поспрашивай. Мол, это будет твое задание. Он сказал, что мне самому и наверх идти необязательно – можно просто разузнать, что там нашли, и ему потом рассказать.

– Наверх идти все равно придется – от Волгоградки до Текстилей открытый перегон, – вздохнул Крот. В принципе, парень ему скорее понравился – шестое чувство подсказывало, что он не будет в тягость. Да только смущал этот рассеянный взгляд – словно тот говорит одно, а думает о чем-то своем, затаенном. Какие-то переживания его гложут – может, любовь неразделенная, кто его знает, дело молодое. А настоящий сталкер должен, когда потребуется, забыть все личное и сосредоточиться на том, что вокруг происходит, – иначе век его будет недолог.

– А с Лодочником давно знаком? – спросил Крот.

– Месяца полтора, – помедлив, ответил парень.

Крот вздохнул. И о чем только Лодочник думает – это ж не увеселительная прогулка, чтоб новичка посылать? Он слыхал, что открытый участок между Волгоградкой и Текстилями короток, но очень опасен – какие-то мутанты там завелись, и в ту сторону уже давно никто не ходит. Впрочем, Лодочнику-то чего печалиться – один помощник погибнет, он себе другого найдет. Может, он как раз хочет проверить своего парня в серьезном деле? Кстати, парень только имя свое назвал. Фамилия его Кроту, в общем-то, была без надобности, тем более что вполне могла оказаться вымышленной, но почти у каждого сталкера есть прозвище, которое зачастую характеризует его лучше, чем ксива какая-нибудь.

– А погоняло у тебя какое? – поинтересовался Крот.

– В смысле? – не понял парень.

– Ну, как тебя свои называют?

– А-а, – сообразил парень. – Так и зовут – Федей. По имени.

И снова отвел глаза.

Крот вздохнул. Значит, парень и впрямь совсем еще зеленый. Даже прозвища не заработал пока. Вот так погибнет – и знать не будешь, как помянуть. Да и вообще непонятно, с чего вдруг он за такую работу взялся? Ну, не вязался его вид с представлением Крота о типичном сталкере. Парень был бы похож, скорее, на какого-нибудь клерка с Ганзы – если одеть его поприличнее. Нет, конечно, каждый сталкер был когда-то новичком, никто не становится сразу матерым разведчиком. Однако новичков отличает обычно азарт, блеск в глазах, желание скорее проявить себя в деле, а этот какой-то вялый – ни рыба, ни мясо. Как-то покажет себя в опасных условиях?

– Я там не бывал ни разу, за Волгоградкой. Да и на Пролетарке не бывал, – смущенно сознался Федор.

– Я тоже не бывал… после Катастрофы, – пробормотал Крот. – Что ж, пойдем вместе. Пожалуй, мы с тобой договоримся. Только сдается мне, не мы одни туда собираемся. Видел я тут еще кое-кого из нашей братии. Надо бы почву прощупать. Ты где остановился?

Вопрос был, скорее, риторическим. Паренек кивнул в сторону гостиничного комплекса.

– Тогда вечером приходи в столовку, – сказал Крот. – Я там кое с кем уже забил стрелку.

Зайдя в свой номер, Крот растянулся на узкой кровати, покрытой вытертым, но относительно чистым байковым одеялом.

Ему было грустно. Где-то в том направлении, куда им предстояло отправиться, лежал его родной район. Там он родился и рос до того, как приключилась Катастрофа. Похоже, из всей семьи уцелел он один, потому что именно в тот день ехал к деду в центр. И хотя Катастрофа открыла ему новые возможности (он столкнулся с умными людьми, которых никогда не узнал бы в прежней жизни), Крот отдал бы многое, чтоб вернуть время назад. Никогда до сегодняшнего дня он не пытался сходить за Пролетарку – слишком многое было у него связано с теми местами раньше, слишком больно было думать, что творится там теперь. Да и делать в тех краях было нечего – в центре ходить было куда интереснее и прибыльнее, там дома стояли тесно, и подчас в квартирах находилось много полезного. А чем ближе к его родному району, тем чаще встречались промзоны, пустыри, где нечего было ловить. Если чего там и было в изобилии, то разве что мутантов.

Однако теперь он должен вернуться туда, такое он получил задание. Мог, конечно, отказаться, но не стал.

Когда ближе к вечеру сталкер заглянул в столовую, все были уже там. За отдельным столиком сидел Федор, прихлебывая брагу и задумчиво ковыряясь в тарелке со слегка пригоревшим свиным шашлыком. «Парень, однако, не дурак поесть», – отметил про себя Крот. Неподалеку от него в углу устроились трое – Литвин, Следопыт и худенькое создание в костюме защитного цвета и надвинутой на глаза бейсболке. Следопыт что-то яростно втолковывал Литвину, тот слушал, время от времени досадливо морщась. Казалось бы, этот худой бледный человек тоже не слишком похож был на охотника, но чувствовалось – он отлично осознает, кто он и где и чего хочет от жизни. Он весь был как туго натянутая струна. Крот взял себе пару лепешек, порцию грибов и кружку браги и подошел к оживленно беседовавшей компании.

– Как жизнь? – поинтересовался он.

Литвин молча показал большой палец. Следопыт неопределенно пожал плечами. Крот осторожно покосился на существо в бейсболке – с первого взгляда можно было решить, что это худенький парнишка. Неужели в последний момент планы красных изменились и послали другого? Крот пригляделся повнимательнее – слишком тонкие запястья высовываются из просторных, не по размеру, рукавов, слишком длинные ресницы, плавные движения. Значит, все-таки девушка, – верно доложили разведчики. Она сидела, скромно потупившись, однако брагу прихлебывала. В тарелках у красных лежали обугленные, скрюченные крысиные тушки. «Мог бы девчонку получше кормить, жмот, – бледная она чуть ли не до зелени, долго так не протянет. Не избалованная, видно. Вон как на крысу налегает – обглодала чуть ли не дочиста», – подумал Крот и вздохнул. На вечно голодной Красной Линии экономить старались на всем.

– Плохо тебе платит товарищ Москвин, – посочувствовал он Следопыту, – на шашлык даже не хватает.

– Хочешь поговорить об этом? – напрягся Следопыт.

– Ну, полно, – примирительно протянул руку Крот, – давайте лучше выпьем, и к делу.

Он поднял кружку и торжественно произнес:

– Ну, за тех, кто уйдет на поверхность этой ночью. Пусть будет им удача, пусть не попадутся они мутантам в зубы, пусть вернутся с добычей.

За это грех было не выпить. Тост объединил всех сидящих, и даже Следопыт словно бы подобрел.

– Федор, – позвал Крот, – давай к нам.

Следопыт нахмурился.

– Это тоже наш человек, я его знаю, – успокоил его Крот, не уточняя, давно ли они успели познакомиться.

– Теперь за тех, кто ушел в туннели и не вернулся, – произнес Литвин, которому также известны были традиции. Все выпили в молчании. По-хорошему, пить за ушедших полагалось с непокрытой головой, но девушка бейсболку не сняла. «Шифруется, все правильно, – подумал Крот. – Наверняка ни Литвин, ни Федя ни о чем не догадываются, думают, что это парень. Вот и ладно, пусть подольше так думают». Увидев, что девчонка грустит над остатками крысы, словно бы случайно подвинул ближе к ней одну из своих лепешек, старательно отгоняя предположение, что пекут их тут из опилок. Девушка, протянув тощую руку в цыпках, царапинах и заусенцах, с не слишком чистыми ногтями, быстро схватила угощение, кинула на сталкера признательный взгляд. Глаза у нее оказались карими, а лицо было усыпано рыжими конопушками. Опустив голову, она вгрызлась в лепешку. Ее начальник, казалось, ничего не заметил, а Крот поздравил себя с удачным началом. Девушка была его заданием. Ему надо было присматривать за ней, а заодно и присмотреться, что она из себя представляет. Не мешало подружиться с ней, чтоб облегчить себе задачу.