Kitobni o'qish: «Поляна нелепых желаний»

Бабушкина избушка

– Вот вы говорите, желание должно исполняться, иначе оно не будет давать покоя.

– Да, кто-то из писателей говорил, что неосуществлённые желания самые сильные.

– Ну, вот у нас одно почти осуществилось! Но всё как всегда: ожидание и приготовление были интереснее, чем событие.

– Это просто стечение обстоятельств. Грибов нашли мало, потому что пошёл дождь. Значит надо пересмотреть повестку дня и придумать что-то новенькое…

Так рассуждали Саня, Сеня и Витёк – три друга. Поход за грибами они запланировали ещё весной, вспоминали о нём всё лето. Им казалось, что всё пойдёт, как по маслу: стоит лишь зайти в лес, и под каждым деревом их будет ожидать аккуратненький, как с картинки, грибок. Место выбрали отличное – на электричке до небольшого полустанка, оттуда рукой подать до маленькой деревеньки, где доживают свой век несколько ветхих старушек. У Витька там организовался наследственный дом – от покойной бабки достался. Дом – громко сказано, это была старенькая покосившаяся избёнка. Нет рядом хорошего водоёма, трасса далековато, вот и не покупают, а может, ещё чего-то не так.

И ведь пригодилась избёнка! Сбор грибов не заладился – нашли немного; всё кружили вокруг деревеньки, опасаясь заблудиться. Как ни старались, день выбрали неудачный: небо хмурилось и в итоге опрокинулось целым ушатом прохладного августовского дождя. Добежали до наследственного владения Витька, стали сушиться и отогреваться…

– Вот тебе и желание, и мечтание, – пробурчал Витёк.

– Ладно хандрить, давайте как-то растопим печку, – оптимистично предложил Саня.

– Витёк, а бабка у тебя верующая была? Привидений не предвидится? – пошутил Арсений.

– Бабка-то, вроде, верующая. А дед, он до неё помер, вообще материалистом был, но к концу жизни чудить немного начал. Бабка после его смерти утверждала, что он в доме остался. Так что, может, и будут привидения.

– Но дед – родственник. А мы – твои друзья. Значит на нас индульгенция предусмотрена, – отметил Саня.

Тем временем дождь из августовского ливня перешёл в нудный осенний и отбивал свой монотонный такт по окнам, затянутым паутиной. Печка разгоралась с трудом. Промокшая одежда стала липким коконом. Друзья приняли решение переночевать и просохнуть. Спать, конечно, никто не собирался -никому не хотелось ложиться на ворох старого тряпья, что остался после бабки на панцирной кровати с никелированными шариками; продавленный дедов топчан тоже не обещал гостеприимных объятий Морфея. Саня, Сеня и Витёк сгрудились у старой печки, наслаждаясь её слабым теплом. Отсыревшие поленца потихоньку занимались, потрескивали; искры вспыхивали, дрожали, замирали; языки пламени раскрывались, как лепестки величественного огненного цветка с голубоватым основанием. Длинные тени вырывались на свободу и, замерев в полумраке избушки, располагали к неспешной беседе.

Саня, как самый разговорчивый из троицы, предложил рассказывать разные истории. Между прочим продолжили и разговор о грибах и о желаниях, какие же порой бывают нелепые у людей желания – такие, что и вслух-то произнести совестно.

– Что ж тут удивительного, – изрёк Саня, – если человек развитый и с фантазией, то он не только о деньгах, женщинах и пиве мечтает. Вот был у меня приятель, учились когда-то вместе. Да вы, наверно, знаете – Максом зовут. Тот, который за грибочками пошёл и потерялся в лесу, потом его долго искали. Лечится сейчас, заикается немного, но больше молчит. Вот я вам историю его перескажу, прямо как он мне рассказывал…

Поляна нелепых желаний

Меня зовут Макс. Мне 28 лет. Живу один. Я среднего роста, среднего телосложения, русый, сероглазый, работаю менеджером, малообщительный, скромный. У меня есть два друга Лёнька и Серега. Хочу признаться: есть у меня странность, о которой я не говорю даже друзьям, о ней никто не знает и не догадывается, внешне странности не видно. В этих записках я вынужден признаться: меня посещают довольно нелепые фантазии, порой я представляю себя нереальным существом, например, единорогом, ихтиандром или даже принцессой Рапунцель (именно не просто девушкой, а длинноволосой Рапунцель); даже один раз, засмотревшись детским мультфильмом, представил себя большим добрым четырёхухим сиреневым Лунтиком. Повторюсь, это тайна.

Не так давно за еженедельной пятничной кружкой пива, завершающей серые будни, зашёл у нас разговор о пользе грибов. Отстаивал её в основном Лёнька, а Серёга наоборот сообщил, что грибы – самодостаточные особенные существа, даже, возможно, разумные. Слово за слово – решили отправиться по грибы. Тёплые сентябрьские дни бабьего лета располагали к традиционной тихой охоте. Утром в субботу мы встретились на вокзале. Серёга был заспанным и ворчливым, Лёнька сосредоточенным с большой корзиной и бутербродами, он всегда чего-нибудь жуёт.

Решили ехать подольше. Все дачники уже высадились на своих остановках, мы остались в пустом вагоне. Вышли мы совсем одни на остановке с символичным названием ***километр. Пошли по тропинке. Лёнька сказал, что грибы здесь наверняка есть, без урожая не уедем, а обратно доберёмся ближе к вечеру на этой же электричке. Я верил Леониду. Накануне он проштудировал электронную грибную энциклопедию и уверял, что знает, какие грибы надо брать. А ещё он в очках, значит умный; спокойный и плотного телосложения, значит надёжный, и вообще в нашей конторе Лёнька работает системным администратором.

Серёга плёлся следом и всё время ворчал, что зря попёрлись, грибов не найдём, а проблем нагребём, у него, видите ли, дурное предчувствие. Серёга верит в астрологию и убеждён. что грибы – разумные существа.

Мы шли по тропинке, она становилась всё уже, грибы пока не встречались. Зато появился какой-то бетонный забор, старые плиты которого были украшены мрачным граффити: пентаграммы чередовались со скорбными ангельскими ликами, венчали это угловатые плохо читаемые готические письмена. Мы решили повернуть назад пока не поздно. Но тут Лёнька нашёл добротный красноголовик. Чуть поодаль и я нашёл чистенький коренастый с блестящей шляпкой благородный гриб. Мы решили свернуть от подозрительного забора. Серёга замешкался, зачем-то решив сделать несколько фоток на телефон. Скоро он догнал нас, лицо его было белее мела! – Там музыка еле слышная, как будто старая пластинка играет на граммофоне с потрескивание таким, вальс старый, – задыхаясь, проговорил наш товарищ.

– Почудилось, может?

– Давайте уйдём подальше от этого забора.

– А что за ним может быть? На карте его не было, – задумчиво произнёс Леонид.

Тут наше внимание привлекли желтоватые пятачки маслят, и мы с Лёнькой стали активно срезать скользкие грибочки. Серёга по-прежнему трясся и ругался, что в недобрый час согласился ехать с нами, наклоняться к грибному царству он отказывался.

Забор давно исчез из виду, а Серёга всё ещё утверждал, что слышит вальс. Но вот и он заинтересованно наклонился к стройному изящному подберёзовику. Он долго извинялся на полном серьёзе перед грибом, собираясь взять его с собой. Вдруг мы услышали сдавленный вскрик Лёньки, за которым последовала отборная ненормативная лексика.

Прибежав на звук его голоса, мы обнаружили, что стоит он на небольшой полянке рядом с какими-то странными предметами. Приглядевшись, к ужасу своему мы определили отрубленную головку чёрного петуха с ярко-красным гребешком, который издалека обманчиво напоминал красноголовик. Закатившийся петушиный глаз с усмешкой и печалью взирал на нашу панику. Серёга вновь услышал где-то звуки вальса и даже сделал несколько неожиданных па по кругу. Тут мы заметили чёткие очертания круга, в котором, присев на корточки, Лёнька брезгливо собирал рассыпавшиеся грибы, стараясь не смотреть в мёртвое петушиное око.

Неожиданно в кустах послышался шорох. Мы вздрогнули! На полянку спокойно вышел пёс средних размеров и степенно уселся неподалёку, не заходя в круг. Он внимательно наблюдал за нами миндалевидными глазами, не похожими на собачьи. Казалось, в его взгляде читался немой укор и сквозила бесконечная скорбь. Отгонять его было бессмысленно, ведь он не проявлял агрессии, лишь продолжал смотреть долгим и пристальным взглядом.

Мы наскоро помогли Лёньке спихать рассыпанные грибы и спешно покинули тяжкое место, провожаемые долгим пёсьим вздохом. Нам казалось, что он где-то невдалеке сопровождает нас.

Решили, что приключений достаточно, и надо бы как-то возвращаться к станции. Да вот беда: в которой она стороне? Поспорили. Пошли на просвет в деревьях. Вышли к полю.

Ветер шелестел в высокой траве. В этом шорохе и нам с Лёнькой послышались лёгкие звуки вальса. Серёга шёл какой-то очарованный и пританцовывал. Хорошо, что ворчать перестал. Какое-то время шли молча, каждый думал о чём-то своём. Мало удивились тому, что на окраине поля обнаружился погост. Среди могилок с покосившимися крестами под нечастыми деревьями обнаружились крупные боровики. Серёга шарахался от них и поминутно крестился. Лёнька, смачно плюнув, стал срезать те, что подальше от могил.

Я взглянул с любопытством на один из монументов. «Шелест Червонович», – прочёл я странные полустёртые буквы. Постарался разглядеть дату, но видны были только первые цифры 1 и 8. Довольно быстро мы обошли небольшой некрополь и снова каким-то образом вышли к могилке Шелеста Червоновича. С ней рядом на низенькой скамейке оказался человеческий силуэт. Серёга отказывался подходить, утверждая, что ощущает запах плесени. Лёнька напротив взбодрился и направился к человеческой фигуре в надежде узнать верное направление.

Сидящий оказался пожилым мужчиной, одетым в какую-то холщовую хламиду с клочьями шерсти. Он посмотрел на нас слишком тёмными задумчивыми миндалевидными глазами, казавшимися молодыми на этом изрезанном морщинами лице. Не дожидаясь нашего вопроса, он произнёс:

– Позвольте представиться, Червоний Шелестович. А здесь батюшка мой покоится – Шелест Червонович.

– А я думал, что это фамилия, – не к месту произнёс я, засмотревшись на старое, поросшее жёсткой шерстью. ухо старика.

– Не спорю, у нас в роду непривычные для людского слуха имена, – меланхолично произнёс скорбящий.

– А идти вам через поле обратно. Вы ведь из леса, что на той стороне вышли? – изрёк он, словно угадав наш вопрос. – Возвращаться всегда надо туда, откуда вышли.