Kitobni o'qish: «Соль на моих губах»
Глава 1
– Серебрякова, тц. Серебрякова, пс, Серебрякова, блин оглохла?
Андрей вот уже целую минуту пытается до меня достучаться, но я упорно игнорирую его. Во-первых, нечего садиться на самую галерку, а во-вторых, надоело ему помогать. Пусть сам все делает. И тот факт, что он мой сосед по лестничной площадке не даёт ему никаких привилегий. Мы даже не друзья. В институте он никогда не здоровается, стыдится меня. Но вот когда дело доходит до учебы парень как по щелчку пальцев активируется и начинает со мной общаться. Волшебство да и только.
– Песков! Я все слышу, – Наталья Марковна преподаватель Высшей математики стучит карандашом по столу.
– Готовимся самостоятельно! Не трогай Дарью. Она в отличие от тебя все делает сама. Давайте, давайте ребята, пишем, пишем. Осталось семь минут.
– А чё я? Я ниче! – отвечает Андрей.
Группа хохочет, а я лишь покачав головой, поджимаю губы и продолжаю вычислять пределы.
– Дашка, ну Песков и кадр. Достал он тебя уже, – шепчет моя лучшая подруга Алла.
– Ничего страшного. Просто у него все мысли о футболе. Вообще не понимаю зачем родители его заставили поступать. Он хорошо играет. В перспективе мог стать отличным футболистом.
– Ой Дашка, родители всегда правы, им виднее, с ними не поспоришь.
– Угу, – тихо отвечаю подруге.
Алла понимает, что подняла болезненную тему и больше не говорит ни слова.
Лекция проходит спокойно, в конце пары Наталья Марковна проверяет наши работы и радует меня очередной пятёркой.
– Дашка, нам в сто первую, – Алла виснет на моей руке и тянет в противоположную сторону.
– Почему? В расписании… – слабо сопротивляюсь.
– Да мало ли что в расписании. Егорова ляпнула, что пока Селёдка не выздоровеет, пары будут совмещённые с третьим курсом. Вот такие дела.
Селедкой Алла называла нашего преподавателя по философии Анну Ивановну. Впрочем ее все так называли в университете. Потому что она была очень преклонного возраста, высокая и худая.
– С третьим курсом? – только успеваю я спросить.
– Да, да, пошли скорее. В столовку ещё забежим. Хавать охота.
– Да я не голодна, – бегу за ней по коридору.
– Дашка, – резко останавливается Алла. – тебя итак на ветру сдувает. Я угощаю, перестань. И ещё у меня для тебя подарок.
– Какой подарок? – удивлённо улыбаюсь.
– А вот увидишь. Ладно, погнали!
В столовой Алла покупает нам по порции салата оливье, чай и два рогалика в шоколаде. Мне в который раз неудобно за то что у меня нет денег на обед. Я не могла признаться даже лучшей подруге, что коплю на зимние сапоги, так как старые разошлись по швам, а у бабушки на новые денег нет. А ещё Маришке нужна новая школьная форма, а вещи сейчас очень дорогие. И снова у бабушки пенсии не хватит все это купить. Я экономила всегда, как себя помню. Бабушка честно даёт мне деньги на обед, но я откладываю их на более важные покупки.
Алла, я уверена, все прекрасно понимала и видела, но мы с ней мою ситуацию с деньгами старались не поднимать лишний раз. Поэтому она по доброй душе часто меня угощала, а я помогала ей с выполнением заданий по учебе. Такой выгодный взаимообмен у нас с ней был. Нет, я не скажу, что мы с ней друг друга использовали, совсем нет. Алла была моей настоящей подругой, самой лучшей. А она в свою очередь уважала и искренне ценила меня.
– Дашка, только сразу скажу, отказа я не принимаю, вот хоть убей!
– Ты ещё не сказала, что за подарок. Что же ты мне хочешь предложить такого, что я должна тебя убить?
– Я вчера перебрала свой гардероб. И нашла кое-что для тебя. Только не закатывай так глаза! Не переживай, меня никто в этих шмотках не видел, это ещё со школы остались. Мне уже маловаты, а вот тебе в самый раз будут. Там джинсы, брюки, кофточки и одно платье.
Алле надо сказать спасибо, потому что говорит она совсем тихо, и остальные студенты вряд ли нас слышат. Я смущаюсь до ужаса и чувствую, как щеки пылают огнем стыда.
– Так что вот. Тебе во сколько на работу сегодня?
– Мне? Мне к шести как всегда, – говорю деревянным тоном.
– Вот и Гуд! Пары до пяти, успеешь домой занести. В универ тебе притащила тяжёлый пакет, на работу с ним не сходишь, – Алла непринужденно пожимает плечами и взлохмачивает светлые прямые волосы, стараясь придать причёске объем.
А я молчу. Не знаю, что ответить. Разумеется подруга знает, как я живу и в каких условиях. Но такое предложение поступает от нее впервые за несколько лет дружбы. Скорее всего, заметила, что я давно не обновляла свой гардероб.
Да, одежды у меня немного. Джинсы так вообще одни. В них я хожу и летом и зимой, и осенью, и весной. Круглогодично.
– Ну так что? Чего молчишь, Даш?
Я смотрю на нее и мне хочется разреветься. То ли от счастья что она отдаст мне вещи, то ли от усталости жить в бедности всю жизнь.
– Спасибо, Алла. Спасибо большое. Я возьму, – просто не могу ей отказать. Ведь она принесла их специально для меня.
– Заметано. Пакет у гардеробщицы. Попросила последить. Не забудь. Померяешь дома, Обязательно! – шепчет Алла и улыбается.
– Хорошо, померяю. Спасибо большое ещё раз!
– Плевое дело. Не парься! – отмахивается она.
Глава 2
В сто первой аудитории собрались почти все студенты, когда мы переступаем порог. «Опоздали» – мелькает первая мысль. Я с волнением смотрю на лекционный стол, но там никого нет.
– Пронесло! Хорошо, что преподавателя ещё нет. Пошли скорее, – теперь уже моя очередь наступила тянуть подругу за рукав. Учиться я любила, а опаздывать не очень.
Места на первых рядах свободны, и мы спокойно усаживаемся рядом с большим окном. Достаем тетради, ручки, учебник.
Не успеваем мы обменяться фразами, как в аудиторию важным шагом входит профессор филологической кафедры. У нас он ещё не вел ни разу. Мужчина средних лет с длинными по плечо волосами и строгим взглядом. Я смотрю на Аллу, а она на меня. Мы улыбаемся.
– Здравствуйте, первый и третий курс! Меня зовут Олег Валентинович, для тех, кто меня не знает. Я буду вести совместные занятия у ваших групп, вам уже сообщили. Сегодня и последующие несколько лекций мы будем проходить и вспоминать Ницше. Первый курс проходить, третий вспоминать. Сегодня будет вводная лекция посвященная труду Фридриха Ницше…
Мы с Аллой навострили уши и внимательно слушаем. Но нас и Олега Валентиновича неожиданно прерывают. В кабинет без стука входит ещё один студент.
– Здрасте! – широко улыбается парень.
Все разом обращают все свое внимание на дверь. И я, конечно, тоже.
Семён Графов собственной популярной персоной стоит в проходе и бесцеремонно жует жевательную резинку. Его знают все в институте, даже те, кто не хочет его знать. Он самый популярный парень. И я будучи студенткой всего три месяца уже наслышана о нем. Король веселых шумных вечеринок, покоритель женских сердец и просто богатый парень. А еще говорят, он наглый, вечно лезет на рожон, любит гонки.
Нет, вы не подумайте, я не следила за ним и не собирала на него досье. Просто, когда про него говорит каждая первая девушка в институте, информацию о его скандальной персоне невозможно игнорировать.
Я, прикрываясь копной пушистых волос, исподтишка смотрю на него. Он высокий, прическа – а-ля Эдвард Каллен, на шее есть татуировка, но не видно, какая именно. Глаза слишком серьезные и взрослые для парня такого возраста, и голос… Голос очень низкий. Как будто он только и делает, что курит целыми днями напролет. Наверное, я впервые так долго смотрю на него. Раньше если замечала его в стенах института, сильно не засматривалась. Просто потому, что он не моего поля ягода.
– Семён, проходи, хватит устраивать шоу! У нас важная тема, а ты снова опаздываешь, – отдёргивает его преподаватель.
– Сенкью, – отвечает он по-английски и, топая тяжёлыми ботинками, заходит в кабинет.
Я невольно слежу за ним до тех пор, пока он попадает в поле моего обзора. Парень поднимается выше чем мы, и я отвожу взгляд.
– Отлично! Итак, теперь все в сборе. Можно начать лекцию. Как я уже сказал, сегодня мы будем повторять тире изучать учения Ницше. Почему я сказал повторять? Потому что сейчас кто-нибудь из тридцать второй группы кратко расскажет нам об этом человеке. Кто он? Где родился? Кем был? Основные мысли этого философа и какие книги он написал. Хотя бы название одной.
Олег Валентинович проходится по кабинету и смотрел на студентов.
– Хорошо, что мы не с третьего курса, да? А то бы сейчас пришлось попотеть. Фиг вспомнишь, что изучали два года назад, – шепчет мне на ухо Алла.
– А я вот знаю, хоть и не с третьего курса. Читала про него немного. Он очень интересный, хоть и противоречивый.
– Кто? Ницше? Ой, Дашка. Вечно ты меня удивляешь. Круто! Молодец!
– Желает кто-нибудь выступить? Прибавлю один балл за смелость, – спрашивает профессор.
Все молчат. Наступает тишина. Никто из тридцать второй группы не хочет выступать.
– Тридцать вторая группа, обращаюсь к вам. Желает ли кто-нибудь выступить с кратким докладом по сегодняшней теме? Самойлов? Курочкина? Кубаш? Не хотите выйти? – повышает голос мужчина и берет со стола журнал.
Снова никого. Владельцы названных фамилий явно не горят желанием отвечать.
– Хорошо, пойдем по журналу. Выступит… Выступит… – затяжная пауза, сделанная специально, явно щекочет всем нервы. – Так, Миронова. Как раз закроешь тройку. Встаём отвечаем.
Справа от меня через пролет как раз и сидит та самая Миронова. Девушка медленно встаёт и растерянно смотрит на него. В нерешительности вертит ручку в руке.
– Я я… я не помню ничего. Это два года назад было! – восклицает она.
– А как вы учили? Вы присутствовали на лекциях?
– Да.
– Хорошо. Тогда отвечаем. Где он родился?
– Во Франции? – неуверенно лепечет она.
– Неправильно. Кто знает? – преподаватель бросает взгляд на нас, так как мы сидим всех ближе.
Я поднимаю руку. Просто по инерции.
– Да, – кивает мне Олег Валентинович.
– В Германии в деревне, – легко отвечаю я.
– Правильно. Следующий вопрос Миронова, – преподаватель вновь смотрит на девушку. – К какой эпохе философов он относился до Сократовской или после Сократовской?
– До… Сократовской, нет, после. Ммм. Нет все же до.
– Ваш ответ, Миронова?
– До Сократовская эпоха.
– Есть возражения?
Я снова тяну высоко руку. Так как чувствую себя в своей тарелке. Отвечать особенно правильно, я очень люблю.
Профессор кивает мне.
– Нет, Ницше относился к после Сократовской эпохе. Он жил после Сократа.
– Может, тогда вы знаете, как он относился к Сократу? Продолжал ли он идеи Сократа или не был его сторонником? – довольный моим ответом спрашивает Олег Валентинович.
– Честно, я знаю лишь то, что в первых трудах он был противником Сократа и не разделял его мнения. А потом, возможно, где-то и сам продолжил его идею.
– Довольно! Как ваша фамилия? – профессор резко пошел к столу и взял журнал нашей группы.
– Серебрякова! – с улыбкой отвечаю.
– Дарья, вам пять. Миронова, пока ставлю минус. Плохо очень плохо. Совершенное незнание материала. Итак, кто ещё желает выступить? Так. А пожалуй ответит нам студент Графов.
Олег Валентинович снова подходит ближе к студентам и, скрестив руки на груди, усмехается.
Графов? Я медленно оборачиваюсь и гляжу на парня. Он поднимается с места и хищно улыбается.
– Итак, Семён, продолжаем. Назови мне его основные мысли, которые помнишь. А также особенности его учения и хотя бы одну книгу.
Я повернулась и, убрав волнистую прядь волос за ухо, стала внимательно слушать, что скажет Семён.
– Хм, мысли как у всех философов о всякой ерунде, о жизни, о смерти, об искусстве. Книга? А черт его знает. Там названия сложные, да и книгами это чтиво не назовешь. Я пробовал читать, но мысль быстро теряется. Такое ощущение, что переверни десять страниц и начни читать, а смысл не изменится, все то же самое, муть какая-то. Особенности. Была у него особенность. Он псих! Вот и все!
Все студенты начинают смеяться, а преподаватель громко хлопает в ладоши. Видимо, этот спектакль он видит не в первый раз.
– Семён, тебе в актеры надо, чего ж ты в пед пошел? Сейчас бы покорял Киностудии, а не сидел на скучной лекции!
– Сказали, рожей не вышел! – пожимает плечами парень.
Я шумно вздыхаю не удержавшись. Вот это наглость. Ну и ну. Но Олег Валентинович просто пропускает это и не делает Графову замечание.
– Дарья, что вы скажете по моим вопросам, – спрашивает у меня преподаватель.
Семён садится.
– Семён, я тебя ещё не отпускал. Постой немного. Пусть все увидят, какой ты герой. Дарья?
Я тоже решаю встать и немного повернуться ко всем остальным. Делаю глубокий вдох и начинаю говорить все, что знаю о философе.
– Основные мысли его были: воля к власти, и мысли о сверхчеловеке.
– Ха! Сверхчеловек – это человек паук, что ли? – перебивает меня Семён.
Все снова смеются, а я смотрю прямо ему в глаза. Он делает то же самое, наши взгляды встречаются. По телу пробегает точно электрический ток. Его глаза наглые, полные иронии. Он смеется надо мной. А мне вдруг становится неловко за то, что решила отвечать. Теперь получается – я его оппонент.
– Нет. Это не паук, – говорю ему тихо.
– Дарья, не обращайте внимания, продолжайте! – поддерживает профессор.
Я отвожу глаза в сторону, но всё ещё чувствую пристальный взор парня.
– Особенностью его учения, я думаю, было то, что все его книги написаны афоризмами, просто мысли. И как сказал Семён, их действительно трудно читать. Но если очень постараться, то можно уследить мысль автора.
– А что скажешь про то что он псих? Снова не согласишься? – бросает вызов Семён.
Я смотрю на него и краснею. Он издевается?
– Почему он был псих? – неуверенно бормочу.
– Потому что он три раза пытался совершить самоубийство, вот почему! А это значит он псих, и все его учение под большим сомнением…
– То есть, по-вашему только психи могут совершить самоубийство?
– Да! И все его учение – это…
– Это большой вклад в философию как науку! – защищаю я философа.
– Он пытался себя замочить! Думаю этого достаточно…
– А если он был в отчаянии? – неуверенно смотрю на Семёна.
– Стопарь виски и нет отчаяния. Не знала? Проверенный способ! – щелкает пальцем парень.
Все снова гогочут. А я готова провалиться сквозь землю. Щеки начинают гореть. Да что со мной такое.
– Я вижу, ты не знала про это, про то, что он был таким неуравновешенным. Я прав, Серебрякова?
– Я не, не…
– Так стоп! Брейк! Садитесь ребята! – громко прерывает меня преподаватель.
Я смотрю на Семёна. Он поджимает губы в неприязненной ухмылке. Резко отворачиваюсь и сажусь на место.
– Дашка, с ума сошла спорить с Семёном? – шипит Алла, дёрнув меня за руку.
– Не знаю. Наверное, я не в себе, – отвечаю тихо, при этом чувствую, как затылок буквально горит от его взгляда.
– Дашка, это не Ницше камикадзе, а ты! Ну блин даёшь, дорогая!
– А чего? Меня преподаватель спросил.
– Ой, Дашка, не могу на тебя, – улыбается Алла, а я лишь пожимаю плечами.
Я правда не виновата. Я просто отвечала. Да, возможно, немного смело особенно для меня. Но, ничего уже не вернёшь. Что сделано, то сделано!
Начинается лекция. Мы открываем тетради и быстро записываем все, что говорит Олег Валентинович.
Я погружаюсь в учебный процесс и к концу пары почти забываю про Семёна.
– Не расходимся, – просит Олег Валентинович. – У меня есть несколько заданий. Итак, на следующее занятие, то бишь через неделю вы мне подготовите. Первое – Миронова Елена, с вас жду эссе по теме «Биография Фридриха Ницше».
Я смотрю на девушку. Елена морщится и недовольно захлопывает тетрадь, даже не записав тему для эссе.
– Второе, – продолжает преподаватель. – Семён и Дарья, с вас презентация. Тема – «Идея сверхчеловека. Этапы и их особенности» и никаких чтобы пауков. Свои шуточки оставьте, пожалуйста, дома.
– Что? Я? – вырывается у меня от шока.
– Да, вы!
– Допрыгалась, стрекоза, – хохочет Алла.
– В смысле, я и Серебрякова? Это как? – грубовато кричит Графов с задних рядов.
– Обыкновенно. Ищете материал и готовите совместный проект. Ты уже на третьем курсе, подскажешь Дарье, как это надо делать. А она поделится с тобой своими знаниями.
Я поворачиваюсь и быстро нахожу его взгляд. Он смотрит на меня. Надо же! Я и Семён? Это же как Север и Юг, мы на разных полюсах. Чувствую, что просто не в силах долго смотреть на него, отворачиваюсь.
– Но! – возражает Семён, недовольный столь креативным решением профессора.
– Мы Высшее образование получаем, а не помидорами торгуем на рынке! – пресекает мужчина, выставив вперёд руку. – И третье. Муравьева и Липницкая с вас тоже презентация. Тема: «Так говорил Заратустра». По его книге. Остальные не расслабляемся. Читаем сегодняшнюю лекцию, буду спрашивать. Все могут быть свободны.
Студенты шуршат тетрадями и выскакивают из аудитории. Я думаю, что по-хорошему надо бы поговорить с Семёном и обсудить план действий насчёт презентации. Но боюсь подходить к нему. Мнусь около стола, нарочно медленно убирая толстый учебник в рюкзак. А когда все же решаю взглянуть на место, где сидит Семён, обнаруживаю, что его и след простыл. Он уже ушел.
Глава 3
– Алла, вот тебе и Человек-паук, зря я подняла руку. Впервые за всю жизнь жалею, что ответила преподавателю. Чуть со стыда не сгорела, когда он сказал, что философ псих.
Мы стоим у большого зеркала, и я пытаюсь приручить свои кудрявые волосы. Ничего не выходит, и я просто оставляю все как есть – низкий пушистый хвост.
– Да уж. К этому сверхчеловеку лучше не подходить. О точно давай будем называть его Человек-паук!
– Ха-ха-ха, – я смеюсь просто не удержавшись. – Ну зачем же так? Я его вообще никак не планирую называть. Просто Семён и все.
– Короче, м-да попала ты, сестрёнка.
– Почему? Ты что-то про него знаешь? – хмурюсь.
– Нет, не больше твоего. Один раз просто видела, как Графов спорил с кем-то. Дашка, он огонь, лучше его не злить. Он бешеный. Вот кто настоящий псих!
– Это обычная презентация по философии, я его злить не собираюсь. Да и вообще может мне самостоятельно все сделать? Ему скинуть на почту и попросить выучить материал. Все просто, – улыбаюсь, обрадованная собственной находчивости.
Тот факт, что мне придется делать совместную работу с самым известным парнем в институте меня сильно пугал. Не хотела я с ним лишний раз встречаться, сегодняшнего общения мне хватит на всю оставшуюся жизнь.
– Не знаю даже, смотри сама. Хочешь этому засранцу жизнь облегчить? Пусть сам все учит, – недовольно фырчит подруга.
– Я ещё подумаю, – задумчиво бормочу.
Мы подходим к гардеробу. Берём свои куртки и большой черный пакет Аллы с вещами для меня. Одеваем верхнюю одежду и выходим из института.
Конец ноября. На улице сегодня тепло и ещё светло. Студентов много. Большая компания девушек и парней гудит на крыльце. Мы с Аллой проходим мимо. Я даже не смотрю на них, потому что краем глаза замечаю кто они – дети из богатых семей, красиво дорого одетые девушки и холеные стильные молодые люди.
Я вздыхаю и ускоряю шаг.
– Дашка, ты обещала дать мне конспект за ту неделю. Помнишь? Принесла?
– Да, конечно, совсем забыла. Пойдем присядем на скамейку. У меня столько книг, что так быстро не найдешь.
– Пошли.
Мы располагаемся около главного корпуса на длинной скамейке. Я открываю большую сумку и ищу толстую исписанную тетрадь по истории. Вдруг в боковом кармашке звонит телефон.
– Подожди, может, бабушка звонит. Нужно ответить, – я переключаюсь на входящий и достаю свой старенький «Самсунг». Точно, вызов от нее.
– Да, бабуль.
– Даш, Даш, бабушке плохо. Она просит тебя срочно вызвать врача и приехать домой, – хнычет Маришка в трубку.
Сердце в испуге замирает.
– Что? Где вы? Дома? – я вскакиваю со скамьи.
– Даш, мы дома. Бабушка лежит с закрытыми глазами. Приезжай скорее, мне страшно.
– Господи помилуй. Только не реви, успокойся, буду через двадцать минут, вызову врача. Откроешь им двери, если меня ещё не будет.
– Даш, я боюсь. Приходи быстрее, – детский родной голос полон страха. Я переживаю за сестру. Ей всего десять.
– Не реви! Все будет хорошо с бабушкой, – я сбрасываю вызов.
Алла смотрит на меня.
– Что случилось ещё?
– С бабушкой беда. Маришка плачет. Мне домой надо. Давай завтра передам. Не расстроишься?
– Забей на конспект, побежали скорее. Бабушка важнее какой-то учебы.
Алла резко встаёт, и мы быстро идём к главным воротам института. Но не успеваем понять, что на лавочке забыли пакет с одеждой.
– Эй, это ваше? – в спину летит недовольное женское фырканье.
Мы как по команде оборачиваемся, сразу понимая что это обращение к нам.
К лавочке, где мы только что сидели, подошла большая компания мажорных студентов. Это третий курс, я узнаю многих ребят. Это с ними проходила лекция у Олега Валентиновича. Среди них Миронова, которая не смогла ответить на вопросы, и Семён.
– Ой, пакет забыли, это же надо так опростоволоситься.
– Дашка, эх ты – вареники с картошкой, – шипит Алла на ухо.
– Эй вы! Забираете это. Даже не сесть. Это наше место, не знали? Что у вас там? Книги? – смеётся высокая брюнетка.
У нее темные волосы, заплетённые в высокий гладкий хвост. Одета она в кожаные леггинсы, свободную белую толстовку. Стоит признать она очень круто выглядит.
К ней подходят ее друзья.
– В чем дело, Ань? – спрашивает один из парней, подойдя ближе к нашему огромному пакету. Он бритоголовый и выглядит сурово.
– Да вот загородили нашу лавочку. Понаехали из деревни, – писклявым недовольным тоном говорит она и показывает ярко накрашенным пальчиком на нас.
– Этот?
Лысый наглец хватает наш пакет и дёргает за ручки. Тот на мой ужас рвется и половина вещей валится на асфальт. Среди них – голубая блузка на серебристых пуговицах, потертые джинсы, брюки и даже теплые плотные колготки коричневого цвета. Весь мой гардероб теперь красуется на земле как бельмо на глазу. Миронова с подругами смеётся, и та брюнетка вместе с ними.
Я нервно прочищаю горло.
– Это что за шмотье? Эй, Ницше, это твое? – спрашивает брюнетка сквозь противный смех.
Ницше? Боже, как стыдно. Они мне и прозвище успели придумать. Кошмар.
– Алла, что делать? Я к ним не пойду, – шепотом говорю подруге, хватая ее за рукав куртки.
– А как же вещи? – так же шепотом отвечает.
Народ начал с любопытством заглядываться на вещи. Семён, заметив шумиху, обращает внимание на вещи, а потом и на нас с Аллой.
– Эй, Ницше, твой секонд-хенд? – Семён подходит к одежде и касается носком тяжёлого ботинка голубенькой кофточки.
Все заливаются смехом. А я горю как звезда Бетельгейзе. Самая яркая в созвездии Ориона. Мне так жаль блузку и себя в придачу. Слезы обиды готовы вырваться из глаз. Да как он смеет?
– Твою же ты ёжики, – ахает Алла, – подонок!
– Никакой он не Человек-паук. Он не герой. Он Доктор Отто Октавиус скорее.
Меня раздирает. Ну как же так. У кого-то нет денег даже одежду купить, а они. А они…
– Мы спасём твои вещи, – уверенно говорит Алла и делает решительный шаг вперёд.
– Стой, я сама. Спасибо, – останавливаю ее и сама иду вперёд к вещам.
Делаю несколько глубоких вдохов и вот подхожу совсем близко к Семёну.
– Помочь, любительница психов? – интересуется он дерзко. Его грубый чуть хрипловатый голос пронизывает насмешка.
Я молчу и даже не смотрю на него. Вот же он. Сердца у него нет. Нет души. Нет совести и добра. Что же он за человек такой…
Дрожащими руками собираю вещи в пакет. Его ботинки прямо перед моим носом. На голубой блузке остался след от его обуви. Он не человек.
Я почти на коленях перед ним и чувствую, что покрывают колкими неприятными мурашками. Мне становится холодно и начинает болеть живот. Так сильно я разволновалась. Не каждый день мне приходится ползать на коленях и собирать поношенные вещи перед «Элитой» университета.
Чувствую, как все смотрят на меня, но не решаюсь взглянуть на кого-то из богатой тусовки. Когда все сделано, быстро встаю и практически бегом возвращаюсь к подруге. Алла все это время стоит с выпученными глазами и, наверное, как и я не верит в происходящее.
– Пошли, Алла. Все нормально. Пошли, – хватаю ее под руку, и мы уходим.
