Kitobni o'qish: «Ведьма с зелеными глазами»

© Дубчак А.В., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

1. Татьяна

Он устал, выдохся, рухнул на пол лицом вниз, его голая, покрытая, как у зверя, шерстью спина вызвала у Татьяны спазм в горле. Разгромив всю квартиру и не найдя маленького ребенка, сынишку, которого она предусмотрительно спрятала у сестры, ее муж-алкоголик Юрий принялся швырять в нее стулья, метать кухонные ножи, изрыгая при этом отвратительные, грязные ругательства.

В стену летели кастрюли с остатками супа и тушеной капусты, разбивались вдребезги последние уцелевшие после подобных ночных пьяных сцен бокалы и чашки, раскачивалась над его дурной головой шаровидная лампа, размазывая по кухне желтые световые блики и делая картину погрома еще ярче.

Схватив нож, первый, что попался под руку, Татьяна бросилась в прихожую за мужем. Эта мерзкая мокрая спина обезумевшего и опасного животного, который считался ее мужем и отцом маленького Ванечки, была словно подставлена для удара.

Острый нож вошел в спину, как в масло. Животное исторгло странный звериный рык и успокоилось окончательно. Тело обмякло и завалилось набок, к стене.

Татьяна стояла и смотрела на мертвеющее на глазах тело мужа.

Вот и все! Не будет теперь ни пьяных драк, ни оскорблений, ни криков, ни летающих тарелок и ножей… Ванечка будет тихо посапывать у себя в кроватке, не боясь звериного рева своего обезумевшего от паленой водки папашки.

Все закончилось.

Татьяна перевела дух. Надо бы вызвать полицию, во всем признаться. Ее посадят, Ванечку возьмет к себе сестра Оксана, бездетная, обожающая племянника, зато Юры больше не будет. Никогда.

Татьяна зашла на кухню, оглядела все вокруг себя, тяжело вздохнула. Мысли потекли почему-то в очень странном, не подходящем к ситуации направлении: надо бы побелить потолки, покрасить стены, заменить кафель над раковиной…

Она намочила полотенце, подошла к мертвому телу и тщательно протерла рукоятку ножа, торчащего из раны.

Затем вернулась на кухню и, обернув руку полотенцем, подняла с пола нож, которым Юрий незадолго до смерти размахивал у нее перед носом, а потом и вовсе метнул в нее. Зажмурившись, она несколько раз полоснула этим ножом по своей руке, плечам, мол, это ей досталось от пьяного мужа.

Надежды на то, что эти несложные и нехитрые манипуляции спасут ее, практически не было. Но кто знает, как все повернется? В деревне все знают Татьяну как женщину кроткую, тихую, безропотную, терпеливо сносящую зверские побои мужа. Знают, что она боится мужа и поэтому до сих пор не обратилась в полицию с заявлением о побоях.

Да, боится, вернее боялась, а сейчас все кончено, и ей больше ничего не грозит. Тюрьма в этой ситуации казалась ей избавлением от по-настоящему смертельной угрозы. В тюрьме будут женщины. Возможно, такие же, как и она, убийцы своих мужей, и им будет о чем поговорить за кружкой горячего крепкого чая.

А Оксана, сестра, станет любить Ванечку как родного, вырастит его, как принца. Деньги у них есть, да и семья хорошая, добрая.

С необыкновенным чувством легкости и выполненного долга перед сыном (который мог погибнуть во время одной из таких пьяных выходок мужа) Татьяна, набросив на плечи старую шерстяную кофту, вышла из дома в ночь, в дождь и побежала к озеру, к лесу, где собиралась укрыться и прийти в себя у знахарки, гадалки и просто душевной и умной женщины, старой польки по имени Зося.

Казалось, Зося знала о жизни намного больше остальных, да и видела она, читала по глазам, облакам, воде, огню, свечам, земле и травам все то таинственное, недоступное обыкновенным людям, и это позволяло ей хотя бы немного заглянуть в будущее.

Никто не помнил, кода она поселилась в Панкратово, словно жила здесь вечно. Не знали, сколько ей лет, как забросило ее из Польши в Россию, есть ли у нее родные, близкие, была ли она замужем. Внешне Зося выглядела как потускневший портрет молодой красавицы с печальными глазами. Женщины говорили, что если снять с нее темную одежду до пят и пеструю косынку, под которой она прятала свои волосы (длинные и густые, как говорили случайные свидетели), то увидели бы молодую стройную женщину.

Однако движения ее были неторопливые, речь – тоже, что указывало все-таки на возраст.

Никто не знал, на какие средства живет Зося, потому что пенсию она не получала и не предпринимала ничего, чтобы ее оформить. Она собирала травы, варила барсучий жир, готовила разные настойки и каждое воскресенье ездила в город на рынок, где продавала все эти волшебные снадобья. На вырученные деньги она покупала самое необходимое – масло, сахар, соль, крупы, нитки, иголки, спицы, спирт…

Она гадала, лечила, наставляла женщин, учила жизни, и люди расплачивались с ней деньгами, продуктами. Чаще всего приносили молоко, мед, овощи, фрукты, овечью шерсть, из которой Зося вязала отличные узорчатые толстые носки, тоже на продажу.

…Трава была мокрая, высокая от обильных августовских дождей, подол юбки Татьяны быстро намок и теперь хлестал ее по щиколоткам. Она не бежала, а летела к Зосиному дому, черные очертания которого на темно-синем горизонте казались призрачными. Вот вроде бы он, дом, рукой можно дотянуться, но он словно отдалялся от нее, отступал в скрипучий, полный ночных звуков мокрый и холодный лес.

Татьяна выбилась из сил, хотела уже остановиться, чтобы перевести дух, как вдруг поняла, что стоит совсем рядом с домом, и стекло окна поблескивает перед самым лицом, как если бы убегавший дом теперь вернулся к ней.

– Зося?

Она подошла и заглянула в окно. Темно. Конечно. Глубокая ночь. Зося давно уже спит и видит свои таинственные цветные сны. Возможно, ей снятся размотанные наподобие шерстяных клубков чужие судьбы…

Татьяна обошла дом, взошла на крыльцо, и ей почудился в тишине голос. Женский. Как если бы кто-то внутри дома читал молитву. Монотонное звучание голоса, шум дождя, звуки постанывающего и охающего ночного леса – все это уже не пугало Татьяну, она знала, что вот сейчас постучит, разбудит Зосю, но та даже виду не подаст, что нарушили ее покой, вторглись к ней так поздно. Распахнет свою дверь, впустит Таню-убийцу, обнимет, усадит за стол и напоит горячим чаем с травами. И Таня ей во всем признается, испросит у нее совета, как быть, идти ли с повинной в полицию или спрятаться, затаиться?

Ей показалось, что молитва, доносящаяся из приоткрытого окна, незнакомая. Может, католическая, на родном Зосином польском, подумала Татьяна, имея самое смутное представление о существующих религиях, однако знающая откуда-то, что поляки – католики.

– Зося? – тихонько окликнула она ее в темное окно.

И тотчас молитва прекратилась. Стало очень тихо. Слышно было только дыхание леса, тишайшая дробь дождевых капель о крышу дома да уханье совы.

Татьяна впала в какое-то оцепенение, до нее только сейчас начал доходить смысл того, что она совершила, весь кошмар и ужас содеянного. Она убила человека. Решила его судьбу. Если в тот момент, когда она заносила нож над мужем, она предчувствовала какое-то вселенское облегчение, освобождение, то сейчас все страхи навалились на нее ледяной тяжестью, мешая дышать.

Она энергично постучала в дверь. Зося крепко спала.

Эти удары костяшек пальцев о дверь казались невероятно громкими, просто чудовищно громкими, раздражающими саму природу.

Татьяна прошла вдоль дома, повернула к саду и открыла дверь в хозяйственную пристройку, где Зося сушила свои травы и хранила на полках бутылки и банки со снадобьями. Там, Татьяна знала, был топчан с подушками, где дожидались своей очереди ее посетители, а то и ночевали, если беседа с Зосей уходила в ночь.

Отворив дверь, она вошла в темное прохладное помещение, где пахло травами и сухими цветами, яблоками и вином, нащупала выключатель, вспыхнул свет, и она увидела аккуратно застеленный топчан. Татьяна взбила подушку, выключила свет, легла, укрылась толстым шерстяным пледом и закрыла глаза.

Утро вечера мудренее – подумала она, проваливаясь в спасительный сон и с благодарностью воспринимая его сладость.

Она проснулась рано утром, когда все вокруг тонуло в тумане – даже стены дома казались призрачными, сотканными из плотного молочного воздуха.

Сердце Татьяны бухало в груди от полного и ясного осознания того, что она совершила накануне.

Подойдя к крыльцу, она поднялась на три ступеньки и постучала. Тишина. Тогда она толкнула дверь, и она подалась, отворилась, словно дом приглашал Татьяну войти.

– Зося?

Она вошла в темные сени, пахнущие яблоками и керосином, нащупала тяжелую дверь, открыла ее, прошла тихими шажками в дом, который хорошо знала, постоянно окликая хозяйку.

И куда она ушла спозаранку? Еще только половина седьмого!

Справа была дверь, ведущая в спальню. Татьяна тихонько приоткрыла ее и увидела в фиолетовых утренних сумерках разобранную кровать с лежащим человеком.

– Зося?

Она подошла ближе и от ужаса окаменела: на залитой кровью постели лежала девушка с ножом в груди.

Татьяна попятилась к двери, не поворачивая головы, нащупала рукой выключатель, вспыхнул свет, и картина, представшая перед ней, показалась еще страшнее, ярче.

Девушка была, без всякого сомнения, мертва. И это была, конечно, не Зося.

Татьяна от страха боялась пошевелиться. Ведь убийца мог еще оставаться в доме.

Окликать Зосю желание пропало.

Татьяна чуть слышно вышла из комнаты, добралась, едва дыша, до кухни и остановилась на пороге, потрясенная видом распростертого на полу тела.

Вот это уже была Зося. Рукоятка большого кухонного ножа торчала у нее из горла.

На бедной женщине была ночная сорочка, волосы ее были распущены, видно, в тот момент она готовилась ко сну.

В доме произошла настоящая кровавая бойня.

И как же это угораздило Татьяну, ночью заколовшую собственного мужа, оказаться в этом страшном месте, где было совершено еще два похожих убийства?

А может, ей все это просто снится?!

Со страшным криком она вылетела из дома и побежала, не разбирая дороги, в деревню…

Солнце золотыми теплыми лучами вспарывало туман…

2. Валентина

Она никогда не приезжала без предварительного звонка. Сначала позвонит, спросит, где Игорь, и только потом, узнав, что его нет дома, поднимется. Всегда с сумками, пакетами. Сама благотворительность. Легко быть такой, когда денег – куры не клюют. Когда человек открывает кафе или ресторан, всех интересует вопрос, откуда у них деньги. Просто не все спрашивают из-за стеснения, да и вообще это как-то неприлично. Но я вам расскажу. Откуда у моей двоюродной сестры Эммы столько денег. Понятное дело, что она не сама их заработала.

Во-первых, у нее есть родители. Правда, они давно не живут вместе, у каждого своя жизнь. Да взять хотя бы ее отца, моего родного дядю Петю. Петр Васильевич Китаев. Сногсшибательной красоты мужик, ничего, что ему за пятьдесят, выглядит он очень молодо. Весь такой холеный, одевается шикарно. Познакомился на какой-то выставке со вдовой известного художника-авангардиста Арчибальда Фрумина (Эмма зовет его Арчи), женщиной по имени Жени́ (на самом деле она когда-то наверняка была просто Женькой, Евгенией, но у людей искусства свои предпочтения и вывихи), женился на ней. А у нее денег – море, океан. А тут господин Китаев в своих белых костюмах, с роскошной, без единого седого волоса шевелюрой и синими глазами. Обаял Жени, окружил вниманием и заботой, вылечил, как говорят, от тяжелейшего гриппа, отпаивая ее малиновым чаем, да и остался у нее жить. И так Китаев понравился вдовушке, что она тотчас прибрала его, как бы одинокого (он был еще в браке с Эмминой матерью, тетей Сашей, хотя они и жили отдельно), к рукам и стала его женой. Развод Китаев и тетя Саша получили мгновенно, Жени расстаралась, пожили молодожены немного в Москве, а потом исчезли. Как оказалось, у Жени, точнее у ее знаменитого мужа-художника, в Мексике пустовала вилла на побережье, куда голубки и улетели. Поселились, никому не сообщив, даже близким друзьям. Хорошо, что никто не успел начать их официальные поиски. Китаев сам позвонил Эмме и сообщил ей, мол, у меня все хорошо, живем с Жени в Мексике. И чтобы дочка не возмущалась и чтобы ее вообще успокоить, Китаев помог ей купить это кафе. Прежний хозяин разорился, вернее, он сам виноват, вместо того чтобы вкладывать выручку в оборот, он пустился во все тяжкие – отправился путешествовать по миру, где только не был, даже, говорят, всерьез увлекся охотой на львов, вот как вскружили денежки голову! Ну а когда вернулся в Москву, долгов накопилось – выше крыши, вот он и продал свою кафешку-пирожковую за пол-цены.

Эмма, которая закончила журфак и работала внештатником сразу в трех изданиях, сначала растерялась. Но Китаев все-таки ее отец, а потому кое-что знал о своей дочери. Знал, что она когда-то мечтала открыть свой ресторан, да только это была на самом деле лишь мечта. А тут – готовое помещение, кругленький счет в банке (Жени, вдовушка, постаралась, я думаю) – работай – не хочу!

Вот так все и случилось. Засучив рукава, наша Эмма принялась ремонтировать кафе, придумала сама дизайн, нашла хорошего повара, кондитера, назвала свое детище в честь себя, любимой (особенно не заморачиваясь), – «Эмма», да и живет себе в удовольствие. И еще меня, свою двоюродную сестру учит жить.

Да, чуть не забыла. Раз уж мы копнули родословную моей сестрицы. У нее и мамаша тоже, Александра, отличилась. Бабе под пятьдесят, а она влюбилась в молодого парня, музыканта. Он такой ботаник-ботаник, вернее, пианист-пианист, тихий застенчивый молодой человек с печальными одухотворенными глазами. Наша Саша оплачивает ему мастер-классы, ездит с ним по миру, следит за его творчеством, во всем ему помогает, но, говорят, иногда отпускает поводок и дает ему вволю порезвиться. Так, к примеру, он без нее летал в Вену…

Вы спросите, откуда у нее денежки. Отвечу: тетя Саша – единственная наследница своего деда, известного писателя-эмигранта Ника Францева. У нее две квартиры в Париже, которые она сдает, кроме этого, получает какие-то денежки от переизданий.

Вот вам и Эмма!

Конечно, ей хорошо меня поучать, она одинокая, у нее нет своего мужика, думаю, она мне просто завидует, что я замужем, что Игорь у меня красивый, что у нас ребенок, семья. Я понимаю, ей всего двадцать восемь, и она могла бы устроить свою жизнь, однако… Кто знал, что все так получится?

Когда я видела ее в последний раз? Неделю тому назад.

Говорю же, она позвонила мне и сказала, что собирается ко мне заглянуть. Я сказала ей, что Игоря нет, что он поехал искать работу. Эмма сказала, что будет у меня через полчаса. Ну, я, конечно же, принялась прибираться в квартире. Сами знаете, когда маленький ребенок, трудно поддерживать порядок. Полы пропылесосила, сварила кашу Мишке, моему годовалому сынишке, накормила его, да и уложила спать.

Села в кухне у окна – покурить. Не знаю почему, но я всегда нервничала перед приходом Эммы. Не знаю, как это объяснить. Может, я боялась ее вопросов? Она всегда задавала дурацкие вопросы, на которые у меня не находилось ответов. К примеру, как могла я позволить Игорю взять в кредит машину. Новую машину. В то время как у нас ипотека и надо выкупать квартиру. Ну, захотел Игорь машину, это мечта всей его жизни. Как я могу ему отказать? Ведь он – мой муж и отец моего ребенка! У нее-то, повторяю, мужа нет, поэтому она не понимает, как может муж договориться со своей женой, вернее, как он может уговорить ее.

Я, грешным делом, думала, что она завидует мне, что у меня Игорь есть. Муж у меня – видный, красивый, когда он домой возвращается, едва я только слышу звон ключей в прихожей, так меня в жар бросает. Вот какой у меня муж. Да выплатим мы этот кредит, он же время от времени где-то работает, какие-то деньги зарабатывает. Понятное дело, что иногда задерживаем с выплатой, и я вся на нервах, и сколько раз уже просила Эмму дать мне в долг хотя бы на месяц-другой, так она не дает! Сумки полные продуктов и памперсов прет, а вот деньги – никогда не дает. Воспитывает меня как бы. То есть с голоду не дает умереть.

Злилась ли я на нее? Честно? Не то слово! Я никак не могла понять, да и сейчас не понимаю… Не знаю, как поточнее выразиться. Вселенская несправедливость. Вот. Мы постоянно ищем в жизни какие-то закономерности, чтобы вывести формулу, одну, другую, чтобы знать или хотя бы предположить, что нас ожидает в будущем. И что нужно сделать, чтобы избежать ошибок. И все так поступают, ищут эти самые закономерности, но жизнь, вместо того чтобы следовать им, преподносит какие-то свои, неожиданные варианты. Я отвлеклась… Вселенская несправедливость. О ней кричат все неудачники мира. Одним, мол, ничего, другим – все. Причем эти, другие, везунчики, они ни за что не платят, просто живут в свое удовольствие. А мы, которых удача обошла стороной, откровенно завидуем им, мы ненавидим их и все ждем, что вот сейчас совершится какое-то чудо и наступит момент равновесия, что сейчас этот счастливчик где-нибудь поскользнется на ровном месте, упадет и разобьет себе голову. Или разорится. Или его ограбят. Или он утонет. Да-да, вы же хотели откровенности. Так вот. Ничего такого не происходит. Наоборот – это люди непотопляемые, и удача улыбается им отовсюду, как отражение солнца в окнах многоквартирного дома. Много-много солнц.

Вот и Эмма. Никто не знал, что будет с ее кафе. Но стоило ей его открыть, как уже в первый вечер там было полно посетителей. Между прочим, я помогала ей с открытием, привозила цветы, расставляла вазочки на столах, помогала на кухне, сворачивала и вставляла в кольца льняные салфетки…

Эмма тогда просто светилась от счастья, но и сильно нервничала. Она предполагала раз в неделю делать блюда разных народов. Вот на открытие была итальянская кухня, к примеру. И это при том, что в меню присутствовали и традиционные русские блюда, и, конечно, вкуснейшие пирожки с мясом. Забегая вперед, скажу, что эти пирожки потом будут покупать все жители нашего микрорайона домой, навынос. Вот так.

В тот день она пришла, я приняла из ее рук тяжелые сумки с продуктами, и мы с ней сели пить чай. Вернее, я-то пила кофе, а ей заварила зеленый чай. Она же у нас вся такая правильная, пьет только зеленый чай. Хотя нет, кофе тоже пьет. Но какая теперь разница…

Выглядела она в тот день очень хорошо. Она вообще-то очень хорошенькая, не красавица, но миленькая, у нее гладкая тонкая кожа, большие карие глаза, каштановые волосы, улыбка просто чудесная, а уж зубки! Понятное дело, следит за собой, а чего не следить-то, когда денежки водятся. Одевается хорошо. Просто, но дорого.

Разговора у нас не получилось. Я попросила у нее денег, сказала, что верну в скором времени, наврала, что Игорь практически уже договорился о работе. Но Эмма мне не поверила. Посмотрела мне в глаза и тихо так сказала: бросай ты его, Валя. Вот разведешься – помогу. Даже квартиру выкуплю или вообще другую куплю. И буду помогать вам с Мишей.

Я смотрела на нее и не могла понять, в своем ли она уме. Зачем это мне, интересно, разводиться с мужем, с мужем, которого я люблю, который является отцом моего ребенка.

Я сказала ей: Эмма, ты бы взяла его к себе в кафе работать. Хоть кем! Он был бы под присмотром, то есть ты бы точно знала, сколько он получит, чтобы расплатиться с тобой. Но Эмма не хотела его брать к себе. И вообще испытывала к Игорю неприязненное чувство, вот. Просто не любила его, и все. Считала его бездельником, человеком несерьезным, с которым нельзя иметь дело. Никакое. И уж тем более быть его женой. Знаете, сейчас у меня какое-то двойственное чувство. С одной стороны, я откровенно рассказала вам о том, какую роль Эмма играла в нашей жизни, с другой – у меня в голове еще не уложилось, что ее больше нет в – живых.

Да, это была наша последняя с ней встреча. Она считала, что поговорила со мной серьезно, что дала мне как бы пищу для размышления, но у меня после ее визита остался тяжелый осадок. Словно меня, взрослую женщину, причем достойную женщину, мать, окунули головой в унитаз. Да! Вроде она такая умная, и у нее все в порядке, и она знает, как жить и с кем, а я, получается, полная дура, потакаю желаниям своего мужа и нисколько не забочусь о будущем.

Она спросила меня, знаю ли я, откуда у моего Игоря деньги, которые он каждый месяц вносит за ипотеку. Я ответила, что он заработал. И он действительно их заработал, прокрутил сначала одно дельце, потом – другое. Кое-что перепродал, кажется, сливочное масло или постное… Где-то купил по дешевке, у какого-то фермера, а потом продал перекупщикам с рынка. Да какая разница, как он и чем заработал эти деньги, главное, что внес в банк, хоть и с опозданием.

Эмма еще так посмотрела на меня… Как бы это поточнее выразиться… Как на дуру. Я, понятное дело, разозлилась на нее. Что ей стоило дать мне денег в долг? Она еще пошла в спальню, посмотреть на спящего Мишу, замурлыкала что-то о том, что сама мечтает о такой же крошке. Откуда мне было знать, что я видела ее в последний раз? И что ее найдут мертвую, зарезанную как поросенка, в какой-то там деревне… И чего она туда поехала? Говорят, там же, неподалеку, нашли и ее машину… Какой кошмар!

Нет, вы не подумайте, я очень любила свою сестру, она была замечательная, добрая, умная. Вероятно, она действительно хотела помочь мне, от всего сердца, но просто невзлюбила моего Игоря. Но не могла же я из-за этого развестись с ним!

Представляю, сколько шума будет! Родители ее приедут, придется им на время забыть о своих райских кущах и заняться вплотную похоронами. Поминки наверняка устроят в ее кафе, напекут пирожков… Бррр… Не могу поверить, что ее убили. За что? Кто? Я предполагаю, что ее убили как свидетельницу и что главное убийство – это убийство этой гадалки, как вы сказали ее зовут? Зося. Имя-то какое странное. Не русское.

Гадалка, травница… Да ведьма она была, вот и все объяснение! Сделала кому-то гадость, вот люди ей и отомстили. Может, запросила она дорого за свои услуги. Денежки взяла, а работу не сделала. Или наоборот – сделала. Порчу навела, люди узнали, приехали, да и зарезали ее. А тут моя Эмма… Увидела такое дело, да и закричала, вот ее и убили… Говорю же, как свидетельницу.