Kitobni o'qish: «Ледяной викинг»

Shrift:

* * *

Глава 1
Без ярких красок

Маша с силой нажала на мое колено. Я терпела из последних сил, но все же не выдержала и вскрикнула, когда боль стала невыносимой.

– Ну что же делать, – сочувственно сказала она. – Надо нам как-то уходить от прямых углов!

Маша отпустила мою ногу, и она без сил плюхнулась на коврик, словно больше мне не принадлежала. Прямые углы! И это после всех усилий, когда стало казаться, что наконец появился результат!

Растяжку (или стретчинг, кому как больше нравится) я ненавидела всей душой и каждое занятие ждала, словно неминуемого наказания. Не знаю, какая сила заставляет меня продолжать эти пытки – добровольно и за мои собственные (то есть, конечно, родительские) деньги. За пятнадцать минут растяжки я уставала больше, чем в предыдущие полтора часа занятия.

С упражнениями, которые выполнялись самостоятельно, я худо-бедно справлялась без больших страданий – чувствовала, когда наступает предел моих возможностей, и вовремя останавливалась. Но одно было особенно изуверским – для двоих. Один ложился на спину, а второй садился на его ногу и выпрямлял другую. Вот в этот момент наша преподавательница и решила помочь Светке, недостаточно крепко, по ее мнению, державшей мою ногу и разгибавшей колено.

– Занятие окончено, – наконец объявила Маша.

Я облегченно выдохнула, кое-как исполнила финальный поклон и поплелась в раздевалку. Там я рухнула на скамейку – надо было переодеваться и идти домой, но я не чувствовала в себе ни сил, ни желания. Из-за соседней вешалки послышался смех и приглушенные голоса девчонок:

– Вообще не гнется!

– Совсем деревянная!

Я очнулась и потянулась к пакету со своими вещами. Выяснять, обо мне ли это, совершенно не хотелось. Я, конечно, вообще не гнусь и совсем деревянная, но слышать это довольно неприятно…

На улице подморозило – когда я шла на занятия, асфальт еще был мокрым. Сейчас же он оказался совершенно сухим, как это бывает при резком похолодании, а лужи успели покрыться тонким прозрачным льдом, который хотелось со всей силы разбить каблуком.

Ноябрь – самый противный месяц в году. В октябре все-таки еще не очень холодно, с деревьев не облетели все листья, да и трава кое-где проглядывает зеленая. То ли дело ноябрь, когда так не хватает ярких красок, все вокруг серое и мрачное: обнажившиеся ветки деревьев, голая земля с пучками пожухлой травы, дома и асфальт. А до декабря, когда везде белым-бело от снега и все уже украшено к Новому году, так далеко…

На душе у меня тоже был глухой ноябрь. Стоит ли так мучиться и позориться? Я хожу на танцы третий месяц, другие девчонки уже довольно уверенно и красиво двигаются, а я даже не могу толком запомнить схему – последовательность движений, – не говоря уже о технике. И еще эта растяжка!

Конечно, меня не раз посещали мысли бросить это неблагодарное дело, останавливало только ослиное упрямство, на которое мне не раз пеняла мама. Если уж я чем-то занялась, то доведу до победного конца! По крайней мере, приложу максимум усилий. Нет, не то чтобы мне так важно научиться именно танцевать, а не, скажем, делать тройное сальто или прыгать с парашютом. Хотелось проверить, смогу ли я преодолеть себя, переступить через «не хочу» и «не могу». Иначе я бы перестала себя уважать…

Я хмыкнула – вот меня занесло! Столько красивых слов, а толку ноль. Только и умею, что придумывать себе оправдания… Стоп, теперь в обратную сторону понесло. Вечно у меня так: или нездоровый энтузиазм, или полное уныние, среднего не дано!

По дороге до дома я так себя накрутила, что решила – в следующий раз не пойду. Надо заняться чем-нибудь другим – тем, что будет у меня получаться. А иначе какой смысл ходить на занятия, которые приносят только страдания, разочарование и никакого удовольствия? Выберу театральную студию или баскетбольную секцию…

– Как твои танцы? – поинтересовалась мама.

– Нормально, – отговорилась я.

– Получается?

– Когда как… – избегая дальнейших расспросов, я поспешила укрыться в своей комнате.

Первым делом я подошла к окну. У нас во дворе готовилось торжественное событие – открытие катка, и наблюдать за продвижением строительства вошло у меня в ежевечерний ритуал. Вначале с газона сняли и увезли на грузовиках грунт, потом засыпали предназначенную под каток площадку щебенкой. Теперь, прижавшись лбом к холодному стеклу, я смотрела, как рабочие укладывают поверх нее бетонные плиты.

Жалко, я на коньках кататься не умею, даже ни разу не пробовала. Странно – лыжи в школе на физкультуре осваиваются весьма активно с самого первого класса, а коньки позабыты, позаброшены. Возможно, катание на коньках считается более опасным и травматичным видом спорта? Не знаю, не знаю, на лыжах тоже можно упасть так, что костей не соберешь, особенно с горки…

А что, если бросить танцы и пойти в студию фигурного катания? Наверное, даже в моем возрасте еще не поздно. Конечно, я слышала, как разные там знаменитые фигуристы-чемпионы говорили в интервью, что пришли на каток в пять лет. Но я ведь не собираюсь крутить этот… как его… тройной тулуп…

– Ира, ужинать! – позвала мама.

Я очнулась от своих фантазий и вспомнила, что не успела принять душ – только это могло успокоить измученные растяжкой мышцы и снять напряжение.

На следующее занятие я все-таки пошла – предвидя возможный приступ малодушия, купила абонемент на месяц, и теперь было жалко пропускать уже оплаченные занятия. Только отправилась я не на современные танцы, которые посещала раньше, а на народные – абонемент действовал на все занятия студии. Я питала надежду, что там будет полегче и у меня наконец начнет что-то получаться.

Конечно, смущало, что группа занимается с сентября и наверняка успела кое-что освоить. Но с начала учебного года прошло не так много времени, притом я тоже приобрела некоторую подготовку, хотя по другому направлению и без особых успехов.

Маша, преподавательница современных танцев, выглядела совсем девчонкой – нашей ровесницей. Возможно, поэтому я и не воспринимала ее как авторитет. На народных дело обстояло совсем по-другому: там занятия вела вполне взрослая дама с диковинным именем Ясея. Она так и предложила себя называть – отчества даме почему-то не полагалось.

Выглядела Ясея тоже колоритно – высокая, статная, с копной темных волос, стянутых в узел на затылке.

Она приветливо поздоровалась со мной и спросила:

– Раньше чем-нибудь занималась?

– Да, современными в этой же студии, – ответила я.

– Это хорошо, значит, опыт уже есть, – обрадовалась она. – Осваивайся потихоньку, надеюсь, тебе понравится и ты у нас останешься.

Радушный прием меня несколько приободрил, и я устроилась в последнем ряду, подальше от зеркала и преподавательницы – нервировало, если кто-то стоял за спиной и мог видеть мои неуклюжие движения. Пока, правда, на меня никто не обращал внимания – девчонки болтали, смеялись, и я чувствовала себя в этой группе совершенно чужой. Кстати сказать, я и на современных танцах ни с кем не подружилась, ограничиваясь «приветом» при встрече и «пока» при расставании. Значит, все дело во мне и моей нелюдимости?

– Так, построились! – хлопнула в ладоши Ясея, прерывая мой приступ самокопания. – Разминка!

Разминка прошла довольно безболезненно – приятная музыка, легкие движения. А вот продолжение занятия заставило меня напрячься.

– А теперь растяжка! – объявила преподавательница. – Берем коврики и садимся на пол.

Я тяжело вздохнула. Ну вот, и здесь то же самое! Притом не в конце, а в самом начале. Никуда мне от этой несчастной растяжки не деться. За что боролись, на то и напоролись…

Однако мой пессимизм оказался преждевременным – ноги здесь никто не выкручивал.

Ясея заботливо подчеркнула:

– Как можете, так и делайте, потихоньку, без резких рывков, а то можно сухожилия повредить. Растяжка вырабатывается постепенно, так что лучше медленно, но верно.

В глубине души я горячо поддержала эти золотые слова. Наконец-то нашла знающего и умного преподавателя!

Легкая и ненапряжная растяжка вскоре завершилась. Никто не пытался сломать мне коленки, и это несколько примиряло с действительностью. Я думала, что теперь мы наконец перейдем к основной части – собственно народным танцам, – но не тут-то было.

– Хореография! – объявила Ясея, снова заставив меня паниковать.

Только этого не хватало! Я ни разу не пробовала заниматься хореографией, и она нагоняла на меня священный ужас почище растяжки. Такого подвоха я никак не ожидала – спрашивается, где народные танцы и где хореография? Кажется, строго противоположные направления. Может, сбежать, пока не поздно?

Сбежать я не успела. Ясея распорядилась:

– Встаем к станочку и кладем ногу на верхнюю перекладину.

Только тут я заметила в танцевальном классе это пыточное орудие и обреченно поплелась к станку. На этом, видимо, моя танцевальная карьера и закончится, не успев толком начаться.

– Пока на первый раз можно на нижнюю, – сжалилась она, наблюдая, как я безуспешно пытаюсь закинуть ногу чуть ли не выше своей головы.

Я немедленно воспользовалась ее любезным предложением, краем глаза отметив, что моему примеру никто не последовал. Ну и ладно, я же в самом деле первый раз! Почти два месяца жесточайшей растяжки не в счет.

Однако довольно скоро выяснилось, что очень даже в счет. Вопреки моим мрачным прогнозам, я довольно легко сумела сделать необходимое количество наклонов к одной, а потом и к другой ноге. Мы еще немного помахали руками-ногами, и разминочная часть, занявшая добрую треть от занятия, наконец закончилась.

– Ну что, повторим двойные дробушечки? – предложила Ясея, уперев в бока сжатые в кулаки руки.

«Кто?» – едва не вырвалось у меня. «Дробушечки» представлялись загадочными маленькими зверьками наподобие мышей. Только непонятно, почему они двойные…

Довольно быстро выяснилось, что это просто-напросто дроби, которые надо «бить», – основные движения русского народного танца. То, что русского, стало для меня сюрпризом – до сих пор я не задумывалась, какого именно народа танцы мы будем изучать.

Через некоторое время я поняла, почему они «двойные»: просто дроби – один удар ногой в пол, а двойные, соответственно, два. Несмотря на первое занятие, дроби я запомнила и воспроизвела довольно сносно, что меня несказанно обрадовало.

– Не подпрыгивай, – несколько остудила мой энтузиазм Ясея. – Движения, наоборот, должны стремиться вниз. Представь, как ты что-то втаптываешь в пол.

Я представила, попробовала, и дело пошло еще лучше.

В общем, с занятия я вышла уставшая, но не расстроенная и злая, как обычно бывало раньше. По крайней мере, меня не посещали навязчивые мысли все бросить и никогда больше не переступать порога танцевальной студии. Конечно, поводов для эйфории было пока маловато, но я чувствовала: кажется, наконец нашла именно свое – то, что мне по душе. На современные танцы ходила через силу, преодолевая себя, поэтому у меня ничего не получалось, обрадованно поняла я. А стоило сменить стиль и направление, все пошло на лад!

В таком радужном настроении я пришла домой и по привычке сразу направилась к окну: работы по строительству катка продвигались семимильными шагами. Рабочие уже заканчивали устанавливать бортики и теперь натягивали по периметру сетку – видимо, на катке планировались занятия хоккейной секции и надо было защитить невинных прохожих от встреч с летящей шайбой.

А может, мне хоккеем пойти заниматься? Интересно, туда девчонок берут?..

Осознав, куда меня занес полет мысли, я несильно стукнулась лбом об стекло. Надо же, куда занесло – хоккей! Почему бы для начала не научиться кататься на коньках, которых, заметьте, у меня нет?

Глава 2
Соль во второй октаве

Утром, едва я вошла в вестибюль, мой взгляд зацепился за яркое объявление на стенде:

НОВЫЙ НАБОР В ШКОЛЬНЫЙ ХОР!

ПРОСЛУШИВАНИЕ СЕГОДНЯ В 17.00 В АКТОВОМ ЗАЛЕ

– Елина, что зависла? – окликнул проходивший мимо мой одноклассник Ерохин. – Хочешь в хор записаться? Давай, мы придем поржем!

– Иди ты… своей дорогой, – отмахнулась я.

Несмотря на задиристый характер и почти никогда не закрывающийся рот, Ерохин был представителем отряда «шут классный обыкновенный» и потому особой опасности не представлял. О том, что он выполнит свою угрозу и придет на прослушивание, тоже можно было не беспокоиться – ясно же, это обычный треп в стиле «что вижу, о том и пою». То есть, петь-то он, кажется, как раз и не собирается… В отличие от меня.

Проторчав у объявления, я едва не опоздала на химию – влетела в класс, когда учительница уже водила глазами по журналу, выбирая жертву для вызова к доске. Я водрузила рюкзак на парту и даже не успела опуститься на стул, когда услышала:

– Елина!

Вот она, месть за опоздание! Так и не успев сесть, я оставила рюкзак прямо на столе и направилась к доске.

– Виды растворов, – объявила химичка, и я облегченно вздохнула.

Тема совсем легкая, я ее даже не учила – запомнила на предыдущем уроке. Бодро отрапортовав все, что знала, я вдруг вздрогнула от внезапной догадки: училка не успела рассказать нам об эмульсии и суспензии, велев прочитать о них в учебнике самостоятельно, а я этого не сделала!

– Следующий вид раствора – эмульсия… – неуверенно начала я, но химический бог вдруг смилостивился надо мной.

– Я вижу, что ты знаешь, – прервала учительница. – Садись, пятерка.

Не веря своей удаче, я убралась за парту, наконец-то села и стянула вниз рюкзак. А потом шепотом поделилась с Ленкой, моей подружкой и по совместительству соседкой по парте:

– Представляешь, эмульсию с суспензией я как раз и не знала!

– Дуракам везет, – философски отозвалась она.

Я не обиделась, все еще пребывая в эйфории от неслыханного везения.

– Видела объявление о хоре? – спросила я. – Давай пойдем, поприкалываемся?

Предлагать идти прослушиваться в хор на полном серьезе мне было как-то неловко.

– Пойдем, – неожиданно согласилась Ленка, и я вспомнила, что она пару лет назад окончила музыкальную школу.

Я тоже посещала это славное образовательное учреждение целых четыре года. Поступила я туда совершенно самостоятельно – в нашу подготовительную группу детского сада пришли преподаватели и по очереди вызывали всех в актовый зал на прослушивание. Видимо, мои данные никого не поразили – меня приняли со странным статусом кандидата.

В шесть я не понимала толком, что это значит, и была страшно довольна. Придя домой, я с гордостью заявила, что поступила в музыкальную школу и теперь кандидат. Мама и бабушка надо мной посмеивались, но в сентябре послушно отвели в музыкалку. Она располагалась в небольшом одноэтажном здании, стареньком, но очень уютном, со скрипящими деревянными половицами и окнами, выходящими в заросший садик.

Учиться мне нравилось и бросать музыкальную школу я не хотела, хотя никакими успехами похвастаться не могла. Целый месяц играла одну и ту же пьесу на специальности. На уроках сольфеджио за музыкальные диктанты – когда задавали записать нотами сыгранную преподавательницей мелодию – никогда не получала выше тройки. На хоре, когда мы разучивали итальянскую песню «Санта Лючия», не смогла взять соль во второй октаве.

В итоге, когда стали готовить отчетный концерт, меня решили на него не брать. В конце урока учительница раздавала всем униформу – синий бант в белый горошек и ленточку, чтобы завязать его на шее под воротничком белой блузки. Так, по замыслу школы, хор выглядел бы единым коллективом. Дойдя до меня, училка помедлила и прошла мимо со словами:

– А тебе еще рановато.

Каким это стало ударом! К хоровому пению я была в общем и целом равнодушна – объектом моих мечтаний являлся бант, в котором мне ужасно хотелось покрасоваться на сцене.

Я вышла из класса, от расстройства не замечая ничего вокруг, оглушенная и потерянная. Меня одну не взяли на отчетный концерт! Я пою хуже всех и недостойна даже выступления в хоре!

Дойдя до раздевалки, я решительно повернула обратно. Я этого так не оставлю! Вернувшись в класс, я робко попросила собиравшую ноты учительницу:

– Возьмите меня, пожалуйста, на концерт! Я буду очень стараться.

– Ну ладно, – она махнула рукой и выудила из пакета заветный бант: – Держи.

Вне себя от счастья, я поблагодарила ее и поскакала одеваться. Все же на концерт и надену синий бант в белый горошек! Вопрос несоответствия моих вокальных данных общему уровню волновал меня в последнюю очередь.

Я благополучно выступила на отчетном концерте, где покрасовалась в белой блузке и пресловутом банте. Вряд ли я сильно испортила своим неидеальным пением общее звучание, зато очень порадовала пришедшую поглядеть на меня маму.

А злосчастный бант постигла печальная участь: гладя его перед тем, как вернуть, мама поставила утюг на слишком большую мощность и сожгла. Мы аккуратно обрезали обгоревший край и смотали его так, чтобы ничего не было заметно. Я страшно переживала, но учительница собрала банты не глядя, чем спасла меня от позора.

Так, ни шатко ни валко, я отучилась в музыкалке целых четыре года. В последний год моего посещения этого заведения мама поставила условие:

– Если экзамен по специальности в конце года сдашь на три, я тебя из музыкальной школы забираю. Какой смысл время терять, если ты все равно заниматься не хочешь?

Заниматься я и правда не особенно хотела, но бросать музыкальную школу – тоже. Я не поверила маминым угрозам и продолжила учиться в прежнем режиме. В мае закономерно сдала экзамен по специальности на трояк – видимо, поставить мне два там просто не могли, хотя я этого вполне заслуживала. Тогда-то я и убедилась, что мама вовсе не шутила!

Дома разразился грандиозный скандал с криками и слезами, но он ни к чему не привел – мама осталась непреклонна. Напрасно я клялась и божилась, что на следующий учебный год непременно исправлюсь. Я уже обещала это много раз и, честно говоря, сама себе не верила.

Когда ссора утихла, я вышла на улицу. В полном одиночестве гуляла по двору и никак не могла поверить – неужели я больше в музыкалку не пойду? А ведь совсем недавно мы с мамой покупали нотные тетради…

Только одно воспоминание грело мое сердце – мальчишка, ходивший со мной в один класс по сольфеджио. Ни он, ни я не блистали идеальным музыкальным слухом. Мы, троечники, интуитивно старались убраться подальше от учительского пианино – за последний стол у шкафа. Так как сидеть мальчику с девочкой было некомильфо, опоздавшему приходилось устраиваться где-нибудь в другом месте.

У мальчишки имелось преимущество – в том же кабинете он занимался специальностью, и опередить его в этот день было невозможно. Когда являлась я, он уже победно восседал за последним столом и оттуда с вызовом смотрел на меня. Отыгрывалась я на втором уроке сольфеджио в неделю – специально приходила пораньше, чтобы занять заветное место, и тогда уже наступала моя очередь торжествовать.

Однако сидеть за последним столом было так удобно, что вскоре мы с ним плюнули на школьные условности и садились рядом с тем, кто пришел раньше, вызывая удивленные взгляды и перешептывания девчонок. До обвинений во влюбленности дело не дошло, но повод для сплетен мы подарили серьезный, хотя все наше общение сводилось к списыванию во время музыкальных диктантов. А так как ни он, ни я толком не умели их писать, то просто копировали друг у друга ошибки, за что нас потом здорово ругала учительница…

Такой у меня имелся не слишком удачный опыт приобщения к музыкальному искусству. Видимо, в глубине души я чувствовала некоторую неудовлетворенность, поэтому и предложила Ленке посетить прослушивание – естественно, в порядке прикола. Представить себе, что кто-то из нашей школы явится записываться в хор добровольно и на полном серьезе, я не могла.

Однако когда мы после уроков заявились в актовый зал, я была неприятно удивлена. На первом ряду сидел народ – конечно, одни девчонки, – но никто и не думал прикалываться. Все послушно подходили по очереди к тетеньке за роялем и пропевали сыгранные ею ноты и их сочетания. Мы устроились подальше от сцены, поближе к выходу, чтобы в случае опасности можно было незаметно скрыться. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Куда я попала? Сейчас меня и отсюда вышибут с позором…

– Может, пойдем? – шепотом предложила я, но было уже поздно – тетя нас заметила.

– Девочки в последнем ряду, – позвала она. – Хватит прятаться, идите сюда!

Мы нехотя поднялись и подошли к ней. Ленка поднялась на сцену, непринужденно встала у рояля и блестяще исполнила все, что сыграла ей тетя.

– Очень хорошо, – похвалила та. – Кто у нас еще остался?

Поняв, что не осталось никого, кроме меня, я встала и, как на заклание, побрела к роялю. Первая же спетая нота показала даже мне самой – чуда не произошло, за прошедшие после музыкальной школы несколько лет я чудесным образом не научилась петь. Голос дрожал, и даже мне было слышно, что я безбожно фальшивлю.

– Хорошо, – уныло проговорила тетя тоном, явно говорившим об обратном. – Ну что ж, один голос мне очень понравился, – она кивнула на Ленку. – А в целом вы молодцы, я никого отсеивать не буду, беру всех.

И тут от входа в актовый зал раздался мальчишеский голос:

– Я не опоздал?

– О, хоть один юноша появился! – обрадовалась хоровичка. – Пожалуйста, проходите, молодой человек!

– А с нами она по-простому, на «ты», – шепотом поделилась я с Ленкой.

Та только фыркнула.

– Сейчас наконец поприкалываемся! – потерла ладони я. – Представляешь, как он сейчас будет распеваться?

Но меня ждал облом – поприкалываться не удалось.

– Правда, прослушивание уже окончено, – продолжала щебетать тетя за роялем. – Но я и так верю, что у вас прекрасный голос и слух, иначе вы бы сюда не пришли!

– С какой стати? – громко возмутилась я.

Ленка толкнула меня локтем в бок, и я невольно умолкла.

– Ты это слышала? – уже тише осведомилась я и передразнила хоровичку: – «И так прекрасный голос!» А если ему медведь в детстве на ухо наступил?

– Зачем тогда приходить? – резонно спросила подруга.

– По глупости или по приколу.

«Как я», – хотела добавить я, но вовремя остановилась.

Ленка взглянула на парня и быстро отвела глаза.

– Дураком не выглядит, – вынесла она свой вердикт. – Значит, или раньше музыкой занимался, или просто очень в себе уверен.

Я скользнула по новичку смазанным взглядом, чтобы он не почувствовал к себе повышенного внимания, и обомлела. В реальной жизни я еще таких красавчиков не видела, только на экране! Классические черты лица римского легионера, тонкий взгляд холодных стальных глаз, темные волосы чуть длиннее принятого довершали образ.

– Это вообще кто? – озадаченно пробормотала я. – Вроде я его раньше в школе не видела.

– Может, новенький? – предположила Ленка.

Нашу увлекательную беседу прервал голос преподавательницы:

– На сегодня все свободны. Жду вас завтра в это же время на первое занятие!

Я плелась домой, цепляя ногу за ногу. Почему никак не получается открыть, в какой сфере у меня талант? Вот и сегодня получила очередной щелчок по носу! За что ни возьмусь, ничего не выходит. Может, мне уже хватит пробовать то одно, то другое, надо сосредоточиться на чем-нибудь одном?

Но вдруг я выберу не то, что нужно? Скажем, оставлю только танцы, а потом окажется, что я к ним катастрофически не способна? Или буду ходить только на хор, а потом меня не возьмут на концерт. Понятно же, что его организовали не просто так, а для всяческих выступлений и прочей школьной самодеятельности.

Нет, лучше я проверю свои таланты в разных областях, а потом уже выберу – останусь там, где у меня будет лучше всего получаться. И там, где мне самой будет нравиться, конечно! Скажем, прорежется у меня голос и слух, распоюсь я на хоре соловьем – а начнется такая тоска, что я сама сбегу без оглядки. Пока попробую все, а там видно будет…

В тот день мне никуда больше не надо было идти, и я провозилась с уроками до самого вечера. Совсем уже было заснула над учебником истории – экономическое развитие стран Западной Европы в начале XX века, редкостная скукотень! – когда в стекло вдруг ударил сноп яркого света.

Я подскочила на месте и ринулась к окну, уже догадываясь, что там увижу. Так и есть, это на катке врубили освещение. Не зря целую осень копали траншеи и прокладывали кабели, разворотив весь двор. Но когда они только успели его залить? Наверное, днем, когда я в школе была… Видимо, сидели наготове, только и ждали первого морозца.

– С такой иллюминацией ночью не заснешь, – проворчала я, когда ко мне подошла мама и тоже с любопытством посмотрела в окно.

– Вряд ли каток будет работать по ночам, – успокоила она.

А на льду тем временем, как по мановению волшебной палочки, появились первые посетители – и взрослые, и подростки, вроде меня, и совсем маленькие детишки детсадовского возраста.

– Такое впечатление, что все на низком старте стояли, – недовольно заметила я. – С коньками на изготовку.

– Конечно, – пожала плечами мама. – Все же видели, что каток скоро откроется, вот и готовились.

– Только мы не подготовились.

– Да, – вздохнула она. – Упущение! Обещаю исправиться.

– Не надо, – испугалась я, совсем забыв, что недавно всерьез подумывала, не записаться ли в хоккейную команду. – Не хочу я ни на какой каток.

– А при чем тут ты? – делано удивилась она. – Может, я про нас с папой говорю.

Я изумленно уставилась на нее, не веря своим ушам.

– Вы пойдете на каток? – только и смогла выговорить я.

– А что такого? – обиделась она. – Мы, когда только познакомились, очень даже прилично катались! Или ты считаешь нас уже слишком старыми?

– Ничего я не считаю, – смущенно пробормотала я. – Вот и идите на свой каток, а меня оставьте в покое.

– Посмотрим, – махнула рукой мама, выходя из комнаты.

Я попыталась вернуться к английской промышленности начала прошлого века, но вскоре поняла, что прочитанное проскальзывает мимо моего сознания, и с досадой захлопнула учебник. Ноги сами собой понесли меня к окну.

Хоть и спорила я с мамой, на каток мне в глубине души очень хотелось. Я с завистью смотрела, как лихо рассекают по льду даже маленькие дети, и не верила, что когда-нибудь смогу научиться так же. Впрочем, танцевать я тоже когда-то не умела…

«И сейчас не умеешь!» – ехидно заметил внутренний голос. Я отмахнулась от него и заставила себя вернуться к учебнику. Со всеми этими увлекательными занятиями я совсем школу на последнее место отодвинула, сегодня на химии чудом не опозорилась. Если бы химичка выяснила, что я в суспензиях и эмульсиях ничего не соображаю, светил бы мне трояк! А трояк по химии, в которой я и так не особенно сильна, был бы совсем не в кассу.

«Так что, дорогая, танцы, песни и коньки – это, конечно, хорошо, но уроков тоже никто не отменял!» – бодро сказала я себе и, выкинув из головы каток, снова открыла учебник.