Kitobni o'qish: «Современный танец в Швейцарии. 1960–2010»
Предисловие
Перед нами рассказ о рождении нового феномена. Анн Давье и Анни Сюке взяли на себя труд проследить, как в Швейцарии возник современный танец, как он развивался и как в наши дни достиг всемирного признания. Они побеседовали с представителями нескольких поколений танцоров и хореографов, от совсем юных до ветеранов, начинавших путь в 1970‐х; выслушали учителей, учеников, зрителей, составителей программ, политиков, журналистов, заезжих наблюдателей; предоставили слово всем, кто сыграл сколько-нибудь значимую роль в становлении современного танца. История явления впервые предстает в такой полноте, охватывая период в пятьдесят лет. Работа Давье и Сюке восполняет пробел в нашем книгоиздании.
Исследование поражает своим масштабом. Вместе с авторами мы переносимся то в Кьяссо, то в Цюрих, то в Женеву, то в Невшатель, то в Базель и Ньон, а то в Вершо и Фрибур, всюду видя ростки современного танца.
Давье и Сюке внимательные и благодарные слушатели; воспоминания очевидцев, когда они дают им слово, звучат захватывающе интересно, пусть порой и немного фантастично. Однако они не преувеличивают – в семидесятых и восьмидесятых для приверженцев современного танца не существует границ; они свободно въезжают в страну и выезжают из нее, превратив Швейцарию в проходной двор. Недостаток танцевальных школ и спектаклей пробуждает в начинающих танцорах удивительную увлеченность и любознательность, беспримерную открытость миру. Они колесят по свету; не ограничиваясь Европой, едут в США, Японию, Индию, Гану, и неважно, что в кармане у них ни гроша: они готовы на любую работу – хоть служить сторожем в здании школы, – лишь бы им позволили заниматься любимым делом. Вернувшись домой, они ищут возможности пригласить в Швейцарию (от собственного имени или от лица организации) своих американских, голландских или японских учителей.
Читатель узнает, что в 1970‐х годах условия во французской и немецкой Швейцарии сильно разнятся. Что в первой доминирует классический танец, во второй – «аусдрукстанц». Что джазовый танец по обе стороны Зане1 стал вехой на пути к свободе и смешению стилей. Или что союз танца с пластическими искусствами в семидесятых оказался исключительно плодотворным не только для США, но и для Швейцарии с ее кунстхаллен и музеями изящных искусств. Что ныне многие швейцарские хореографы достигли в своем деле больших высот, а другие стали преподавателями с мировым именем.
Благодаря глубоким, взаимодополняющим знаниям в интересующей нас области Давье и Сюке, вооружившись свидетельствами очевидцев и проведя немало часов в архивах, сумели найти такую точку, чтобы вся история современного танца предстала перед нами как на ладони и чтобы мы в то же время проникли в самую ее суть; в нашей маленькой Швейцарии, заключают они, современный танец приобрел исключительные значение и качество.
Авторы дают почувствовать вкус времени: их рассказ увлекателен, как детективное расследование. Только без жертвы и виновника, если, конечно, не считать первой скованную и закомплексованную швейцарскую культуру прежних лет, а вторым – активизм, убивший эту скованность; активизм, который, несмотря на свою задиристость и непримиримость, все же способен вдохновлять на творчество. И так должно продолжаться и дальше, ибо, как утверждает швейцарский филолог и литературовед Петер фон Матт, свобода есть не состояние, но деятельность.
Каролин Куто
Введение
Сегодня немалая часть швейцарских артистов и деятелей культуры выступает от имени современного танца; эта часть активна, неоднородна и уверенно себя чувствует. Однако путь современного танца к признанию был нелегок; всюду, не исключая и Швейцарию, его приверженцам лишь ценою больших усилий удалось пробиться на авансцену.
Вопреки расхожему мнению, история современного танца начинается не в 1980‐х годах, когда он впервые громко заявил о себе, но восходит к гораздо более раннему периоду, к шестидесятым, особенно к маю 1968 года, когда после известных событий повсюду повеяло духом свободы. Швейцария не осталась от этих веяний в стороне. Хотя борьба не достигает здесь такого накала, как в других странах Европы и в США, эхо протестов докатывается и до нас и накладывает отпечаток на историю всего последующего десятилетия, спровоцировав глубокие изменения швейцарского общества. Множатся социальные требования и движения; возникают новые культурные и творческие ожидания. Свою роль в этом играет и танец, будучи частью общего движения, которое, переосмысливая существующие формы творчества, переворачивает с ног на голову привычные представления об исполнительском искусстве.
В начале 1970‐х, когда стремление найти новые средства выражения еще не связывается напрямую ни с какой политической и протестной деятельностью, оно уже определяет путь многих танцоров и будущих хореографов в Швейцарии. Тогда они приступают к поискам иных способов творчества, более свободных, нежели в сфере балета, более созвучных настроениям и нерву эпохи. Они силятся стереть границы между художественными жанрами (театр, пластические искусства, кинематограф, цирк, литература, музыка и т. д.), выработать методы подхода к движению, которые отличались бы от техник репертуарного танца и вводили бы другие, менее насильственные способы взаимоотношения с телом. Именно эти моменты и делают танец «современным»: стремление к симбиозу дисциплин и к выходу за пределы действующих моделей и схем, потребность в экспериментаторстве и готовность искать новые средства творческого самовыражения.
В этой книге мы попытаемся запечатлеть становление современного танца в Швейцарии, разбирая один за другим его этапы, стадии его эволюции. Наше исследование будет построено вокруг трех главных вопросов, логически связанных друг с другом и позволяющих плавно переходить от одной проблемной зоны к другой.
Во-первых, что сформировало самых первых швейцарских танцовщиков и хореографов? Какая эстетика оказала на них влияние? На какое наследие они опирались? Какие новые возможности открылись следующему поколению танцоров благодаря им? Деятельность этих первопроходцев (особенно педагогическая) привела на заре 1980‐х к появлению по всей Швейцарии танцовщиков и хореографов новой формации. Отразилась ли на творчестве последних их принадлежность к культуре французской, немецкой и итальянской Швейцарии, видны ли в нем оттенки и различия?
Как это новое поколение, столкнувшись с почти полным отсутствием структур, где оно могло бы реализовать свои профессиональные навыки, сумело вывести современный танец из тени и заставить говорить о нем? Поиску ответа на данный вопрос посвящена вторая часть книги. Мы освещаем рождение ряда инфраструктур и площадок – недолговечных или, напротив, доказавших свою прочность, – которые способствовали формированию хореографической среды. Впрочем, на протяжении 1980‐х танцоров также сплачивает борьба за признание их искусства и их профессии, за выделение им помещений для работы и дотаций для развития. Одним словом, за то, чтобы в отношении современного танца была выработана определенная «культурная политика».
Каковы же итоги этой борьбы в 1990–2000‐х годах, когда в нее вступает следующее поколение хореографов? Признан ли ныне в Швейцарии современный танец? И что, наконец, вообще означает на нынешнем этапе это понятие? В третьей, и последней, части книги мы обратим наш взгляд на первые опыты этой новой плеяды, чтобы порассуждать о смене эстетических и политических ориентиров, ассоциирующейся с их именами. В какой фон вписываются работы «новоиспеченных» хореографов 2010‐х годов? В завершение мы кратко обрисуем изменения, произошедшие в культурной политике государства по отношению к танцу, и перспективы ее развития в ближайшие десятилетия.
Наш рассказ о становлении современного танца на швейцарской почве опирается главным образом на устные свидетельства непосредственных участников событий. При первом удобном случае мы предоставляем слово им. Документальных источников, всесторонне освещающих историю современного танца в Швейцарии, не существует. Даже те архивные данные, которые позволили нам дополнить сведения, почерпнутые из бесед со свидетелями, или поместить их в контекст эпохи, крайне разрозненны: административные и бухгалтерские отчеты, статьи в прессе, проектные файлы, контракты, программы и театральные программки, фотографии, сайты компаний и т. д. Настоящей сокровищницей оказалась коллекция «Архивов швейцарского танца» (Лозанна). Но нередко сами наши собеседники, порывшись у себя на чердаке или в гараже, извлекали из личных архивов бумаги, способные пролить свет на события совсем недавней, но уже начинающей изглаживаться из памяти истории. Разумеется, единственной формой проведения подобной работы могло стать только анкетирование, невзирая на все случайности, сюрпризы и лакуны, которые таит в себе данный метод. И если в заглавии говорится о «начальном периоде» истории современного танца, то и сам наш рассказ – начало, первый шаг, который, как мы искренне надеемся, даст толчок другим исследованиям и другим книгам (научному изданию или критике), призванным расширить наши знания о современном танце в Швейцарии и его богатой событиями истории.
Анн ДавьеАнни Сюке
Часть 1. Становление современного танца и хореографии (1960–1980)
Стать профессиональным танцовщиком в Швейцарии 1970‐х годов было не так просто. В частных балетных школах недостатка нет (причем уровень некоторых из них вполне высок), но возможности приобщиться к иной эстетике и иным техникам танца ограничены ввиду отсутствия какой-либо системы. Не существует ни одного специального курса, в рамках которого можно было бы обучаться танцу модерн. Начинающим танцорам, жаждущим отойти от канона, не остается ничего другого, кроме как взять дело в свои руки, насколько это позволяют местные условия и наличие педагогов нужного профиля. Сама мысль, что танец может быть не просто увлечением, пусть даже и страстным, а профессией, большинству из них приходит поздно, уже в зрелом возрасте – и это живо свидетельствует о том, как слабо танец вписан в наши представления и в ткань нашей культуры.
Таким образом, бóльшая часть танцовщиков этой формации вынуждена заниматься самообразованием, восполняя отсутствие школ посещением курсов и мастер-классов (которыми изобилует тогдашняя Швейцария), встречами, знакомствами, стажировками за границей. Почти все рано или поздно едут учиться за рубеж. Кто-то возвращается, кто-то нет. Но хотя охота к перемене мест (иногда вынужденная) – чуть ли не главная черта этого поколения танцовщиков, о роли нескольких швейцарских педагогов и хореографов, пробудивших у них желание «танцевать по-современному», вспоминают все. В то же время и сами педагоги нередко находят в обучении этих танцовщиков свое призвание.
1. В Лозанне. Вдохновляясь чуть подновленной классикой
С 1950‐х годов несколько балетных школ в Лозанне оспаривают друг у друга пальму первенства. Среди самых известных – школы Симон Сютер и Брижит Моннейрон (обе открылись в 1952 году), а также Академия классического танца Алисы Вронской, основанная в 1956 году. Высоко котируются также классы Мары Дусс и Жаклин Фарелли2. А на рубеже 1960–1970‐х годов на местном небосклоне загорается звезда Филиппа Дальмана (род. 1942), представителя передовых позиций обновленного классического танца.
В двадцать три года этот бывший танцовщик из балетов Ролана Пети и маркиза де Куэваса, выступавший также в балетной труппе женевского Гранд-Театра, решает закончить артистическую карьеру и заняться педагогикой и хореографией. «Я больше не хотел быть рабочим балета», – признáется он годы спустя в интервью Сандрин Шемени3. В 1967 году вместе с женой, восходящей звездой танца Азой Лановой, он основывает в Лозанне собственную студию, L’Académie Fusion (Академию Фузьон). Он начинает разрабатывать свою оригинальную технику, впоследствии названную «методом Дальмана», в основу которой положен классический танец в сочетании с параллельными и асинхронными движениями, партерной гимнастикой и опытами в области импровизации4. В начале 1970‐х молодым танцовщикам, ищущим альтернативы академическому танцу, эта смесь казалась чем-то новым и в высшей степени захватывающим. У основателя Академии Фузьон не замедлили появиться конкуренты.
Помимо прочего школа Дальмана привлекала людей перспективами трудоустройства. В 1973 году из наиболее активных учеников Дальман создает «Le Ballet Fusion» (Балет «Фузьон»). Для этих начинающих артистов Дальман ставит балеты, явным образом ориентированные на «молодежную» культуру, особенно на поп и рок. Так, музыкальное сопровождение «Балета», одной из самых ранних постановок Дальмана с участием его студентов, было доверено группе «Fusion-Pop-Orchestre» под руководством лозаннского композитора Жан-Филиппа Эритье5 (будущего партнера многих современных хореографов), которая стремилась к «синтезу электроакустических колебаний и колебаний человеческого тела»6. Постановки Балета «Фузьон» регулярно проходят не только на фестивале Ла Сите, но и в рамках менее известных мероприятий, ныне не проводящихся, например на фестивале Expression libre de Vallorbe.
«Оглядываясь назад, я не могу сказать, что Дальман был таким уж новатором в области техники, – говорит бывший танцовщик Мишель Беттекс, окончивший и Академию, и Балет «Фузьон» в середине 1970‐х. – Но он научил нас наслаждаться танцем! Возбуждаться им! Нужно знать атмосферу тех лет. В начале 1960‐х в Лозанне люди были скованны, закрепощены. Лет через десять, когда грянул 1968 год, здесь уже чувствовались новые веяния. Наше поколение хотело смести все барьеры. Мы жаждали перемен, нового опыта. Воплощением духа 1970‐х были „Hair“!7 И Дальман шел в ногу со временем, он полностью проникся этим духом».
Хореограф не боится экспериментировать с новыми СМИ и массовым искусством. «В 1976 году, – продолжает свой рассказ Беттекс, – когда я еще полугода не проработал в балете Дальмана, нас пригласили на телевидение участвовать в шоу певца Рено. Все вокруг бурлило, все что-то искали, пытаясь освободиться от условностей. Мне кажется, семидесятые стали эпохой, когда наше поколение начало ломать шаблоны, смешивать стили и даже стирать границы между искусствами… просто потому, что мы чувствовали потребность дать выход своей энергии, тому биению жизни, которое намного важнее формы». В эти годы наблюдается рост интереса к междисциплинарности, который усилится в предельно эклектических практиках швейцарских танцовщиков.
Дальман и сам в 1978 году объединяется с Петером Юби8, таким же, как и он, «ненавистником трико и балетной пачки»9, в дуэт «Пит и Фил», чьи постановки, феерические и в то же время исполненные черного юмора, находятся на стыке «танца, пантомимы, театра, оперетты, кабаре, кино, живописи…». С котелками на голове и в рокерских костюмах, какими Дальман и Юби предстают в их совместном творении «Пространство танца», они кажутся журналистке Сандрин Шемени «вылитыми героями „Заводного апельсина“» – известного фильма Стенли Кубрика (1971), – «будто только что сошедшими с экрана». «Два танцовщика на сцене без партнерш: для такого требовалась определенная смелость, – замечает журналист Жан-Пьер Пастори, покоренный дуэтом. – Они шли на риск, когда отказались от академизма ради пародии, гротеска, переодевания»10. Иначе говоря, ради смешения половой идентичности. Дальман овеян легким ореолом бунтарства, к которому примешиваются великодушие и свободолюбие, что немало стимулирует окружавшую его молодежь.
Через Академию Дальмана или через его Балет «Фузьон» проходит значительное число ведущих исполнителей современного танца в Лозанне: Жислен Делоне, Клер Граф, Анн Грин, Анн Мартен, Жозель Новерра, Сильвен Тило, Мишель Беттекс, Филипп Сэр… Хотя бóльшую часть учащихся составляют девушки, Дальману удается привить интерес к профессии и гордость ею также и молодым людям, а эта задача в контексте эпохи представляется не такой уж легкой. «Желающих заниматься танцами было так мало, – вспоминает Беттекс, – что нам предоставляли всевозможные льготы. Если тебе нечем было платить за учебу, Дальман говорил: все равно идите танцевать! Да и в классическом танце парни были редкостью».
Филипп Сэр (род. 1957), ученик Дальмана во второй половине 1970‐х годов, рассказывает о появлении у него мотивации к танцу: «Во-первых, студия Дальмана была тем единственным местом в Лозанне, где действительно учили танцевать. И потом, парней у нас занималось немного, так что меня быстро зачислили в Балет „Фузьон“. С 1979 по 1982 я принимал участие во многих постановках Дальмана, например в „Насмешке над сатаной“. Такая „производственная практика“ здорово меня мотивировала. Меня тогда уже очень интересовала хореография. Я работал учителем и пришел в балет достаточно поздно, в девятнадцать лет. Благодаря Дальману я поверил, что мне стоит попробовать свои силы в искусстве танца и хореографии. Я твердо решил продолжать у него учиться».
В 1982 году Сэр отбывает в Париж, где уже все только и говорят что о Новом танце11. Не прекращая обучаться театральному мастерству, интерес к которому сохранится у него до наших дней, он прилежно посещает курсы педагога и хореографа из ЮАР Петера Госса, незадолго до этого обосновавшегося в Париже. Стиль Госса, уходящий корнями в классический танец, но впитавший подвижность и размах техники Хосе Лимона, а также ритмическую размеренность джаза, окажет сильное влияние на представителей Нового танца, которым Госс поможет преодолеть закрепощенность, обусловленную спецификой классического образования. Сэр также берет уроки у Виолы Фарбер и Роберта Ковича, бывших учеников Мерса Каннингема, прослушивается у Карин Сапорты, проходит стажировку у Хидеюки Яно, придумывая хореографические композиции, посещает мастерскую Режин Шопино, участвует в спектакле Даниэля Ларьё, страстно увлекается театро-ориентированной системой Жан-Клода Галлотта. «Часть меня, моей эстетики навсегда срослась с ними. Но хотя французский Новый танец вдохнул в меня жизнь, я вскоре ощутил потребность в большей физической вовлеченности, большей органичности и меньшем формализме. Я нашел все это в бельгийском Новом танце, который возник в это же время и был менее приглаженным, более радикальным».
Однако Сэр не порывает связей со Швейцарией. Беря уроки и накапливая опыт во Франции, он одновременно пробует свои силы в качестве хореографа в Лозанне – поначалу в союзе с Анн Грин, работающей у Дальмана статисткой, вместе с которой он создает композиции «Parle-moi, j’ai quelque chose à te dire» («Поговори со мной, мне есть что тебе сказать», 1982), «Échafaudage» («Помост», 1983) и «Pour cause de départ» («В результате отъезда», 1985). Потом их пути расходятся. Анн Грин еще поставит балет «Heurt d’onde» («Удар волны», 1986) и примет участие в создании композиции «Off camera» («Вне кадра», 1987), после чего закончит карьеру хореографа и посвятит себя актерскому ремеслу, которым будет заниматься до 1993 года. Что же касается Сэра, то, когда в 1984 году он окончательно решает вернуться в Швейцарию, у него уже есть твердое намерение стать профессиональным хореографом. В том же году происходит его дебют в качестве самостоятельного режиссера-постановщика: он создает композицию «Chronique d’un homme» («Будни одинокого человека»). Два года спустя он учреждает собственную компанию в городе Морж и запускает первый совместный проект, пьесу для шести танцовщиков «Encore Torride», которая дает старт его карьере.
«Encore Torride» («Все еще жарко»)12, пьеса, о которой Жан-Пьер Пастори отозвался как о «крупном успехе молодого франко-швейцарского хореографа»13 и музыкальное сопровождение к которой написал Жан-Филипп Эритье – смесь будничных звуков (воя сигнализации, тарахтения плохо настроенного радиоприемника, стука бьющегося сердца) с оперной (Верди) и постминималистской (Микель Раус) музыкой, – эта пьеса отражает зрелость автора. «Моя работа, – утверждает Сэр, – направлена на поиски жестов, которые создали бы ощущение беспокойства, чего-то знакомого и в то же время чужого»14. Хотя хореограф охотно признает влияние на его стиль приемов, которым он обучался за границей, он также отмечает растущий интерес с его стороны к тому, что он называет «актами повседневности»: «На уровне жеста они представляют почти безграничное поле для исследования. Я пытаюсь переписать эти знаки, видоизменить их, стилизовать, усилить – так, чтобы благодаря им возникли ментальные образы, которые пробудили бы в каждом воспоминания и эмоции»15. Концептуальность замысла не помешала автору наполнить пьесу взрывной динамикой: прыжками, взлетами «всех этих тел, время от времени охваченных дрожью, исступлением», – восторгается критик Жан-Жак Галле из «Journal de Morges»16.
Синди ван Акер, ION, творческий процесс, 2014.
Синди ван Акер, Мишель Пралон
Два аспекта этой пьесы, призванные стать лейтмотивом современного танца, сбивают журналистов с толку: «слишком пестрый» звуковой ряд, которому, по мнению Пастори, недостает «единства»17, и отсутствие сюжетной линии. «Пересказать содержание пьесы? Нет, это невозможно, – почти извиняется Галле. – Этот спектакль напоминает сюрреалистическую поэму, у которой не может быть единственно возможного толкования»18. Журналисты еще не привыкли к многообразию смыслов современного танца.
Bepul matn qismi tugad.
