Kitobni o'qish: «Сказки Открытого мира»
Глава 1. Мешочек с фантазиями
Клякся
На уроке рисования ребятам было дано задание: изобразить сказочных героев. Оленька недолго думала: свою любимую сказку на альбомный листок пригласила. Нарисовала избушку на курьих ножках, из окошка косматая баба-Яга выглядывает. Потом добавила ёлочек да берёзок – вырос лес до небес, а оттуда маленькая Машенька в ярком сарафанчике на полянку вышла. Девочка грибы-ягоды собирала, да заблудилась и, изрядно поплутав, вышла к чудному домику.
Хороший рисунок получился, самой Олюшке понравился, а если бы её ещё похвалили, то точно запрыгала бы от радости! Хотела девочка подарить сказке последний цветочек и рисунок на проверку учительнице отнести, да чуть-чуть не рассчитала: много воды на кисточку набрала. Сорвалась на листок большая красная клякса.
– Ой! – вскрикнула девочка. – Что я наделала, весь рисунок испортила! – а слёзки будто этого и ждали, из глаз девочки так и брызнули.
Первым происшествие заметил Максим, сидящий наискосок от Оли. Он давно уже крутился на стуле, не зная, чем заняться.
– Вот это да! Какая здоровенная! – воскликнул мальчик. И, желая разглядеть весь рисунок девочки, вскочил со своего места.
– Семушин, сядь! – последовало замечание учительницы. – Прокрутишься, опять ничего не успеешь!
Максим с унылым видом водрузился обратно на стул и нехотя взял в руки кисточку.
Услышав Олины всхлипывания, сосед по парте Данилка перестал болтать ногами. Напевая себе под нос, он раскрашивал толстенного дракона, похожего на шкаф. Оторвавшись от своего занятия, он поднял на Олю удивлённые глаза:
– Ты чего?!
Девочка, не говоря ни слова, качнула головой и одними глазами показала на рисунок. Увидев кляксу, мальчик презрительно хмыкнул и махнул рукой:
– Нашла из-за чего реветь. Ерунда какая! Вырви листок, скомкай вот так: жам-жам, – Данилка показал ладошками, будто хотел слепить снежок. – И выкинь, вон, в урну! – Сказав это, он прицелился и резко вытянул вперёд руку. – Пи-у! Пусть летит! И другую сказку рисуй!
– Жалко! – пробормотала Оленька и шмыгнула носом. – Хороший рисунок получился. Думаю, сказки вообще нельзя выкидывать. Без них скучно будет!
Прислушиваясь к разговору ребят, Даша, сидевшая в соседнем ряду, вытянула тонкую шею. Стрельнув любопытными глазками на Олин рисунок, она по-детски громко ужаснулась:
– Ой! Не повезло-то как! Теперь уже пятёрку не поставят! – она сочувственно покачала головой. Но, заметив взгляд учительницы, послушно уткнулась в свой альбом и принялась раскрашивать кривенького Колобка.
На шум обернулся Андрей, сидящий впереди Оленьки. Увидев испорченный рисунок, он затряс вытянутой рукой в воздухе:
– Светлана Николаевна! Светлана Николаевна! У Оли клякса!
– Ты, дурак, чего разорался? Сами справимся! – зашипел на него Данилка и сердито ткнул кисточкой Андрюшку в плечо.
– А чего? Я ведь ничего! – испуганно пробормотал тот в ответ и, втянув голову в плечи, торопливо отвернулся.
Данилка же хлопнул ладошкой по столу и пробубнил себе под нос:
– Ябеда-корябеда, только жаловаться умеет. Мне из-за него каждый раз попадает!
Валерке, соседу Андрея, тоже стало интересно, что происходит за его спиной. Положив кисточку на крышку пенала, он обернулся. Обнаружив яркую кляксу на Олином рисунке, произнёс тоном знающего человека:
– А! Это очень легко исправить. Просто вырежи из белой бумаги кружочек и заклей кляксу.
Оля замотала головой:
– Нет, будет смешно и некрасиво! Тут что-то другое нужно придумать.
Но Данилке уже не терпелось:
– Другое? – засопел он от возмущения. – Давай ножницы и клей! Я тебе мигом кружочек вырежу, точь-в-точь по размеру кляксы. Нормально будет! Ну? – И он вопросительно посмотрел на соседку.
– Эй, чего у вас там? Покажите! – послышались сзади любопытные голоса.
Возникшее оживление прервал голос учительницы:
– Четвёртая парта! Разговорчики! Заканчивайте работы и сдавайте.
Ребята ненадолго уткнулись в свои альбомы.
Оля вздохнула, провела рукой по глазам, вытирая остатки слёз и, глядя на свой рисунок, сказала с упрёком:
– Ты зачем, противная клякса, ко мне на листок прыгнула? Из-за тебя Машенька сейчас от бабы-Яги не спрячется, из леса не вернётся, с мамой-папой не увидится!
И вдруг ей показалось, что у кляксы сделалась такая разобиженная мордашка, будто она тоже собралась плакать.
– Ты расстроилась?! – Оля округлила глаза. – Я же пошутила! И не огромная ты вовсе, а маленькая, хорошенькая…Клякся. Да, Клякся! Я тебя так и буду звать! Хочешь, я тебе ротик и глазки подрисую, весёлым колобком сделаю? Покатишься по лесным тропинкам и выведешь Машеньку к родному дому.
Но разобиженная Клякся продолжала грустно сидеть на своём месте. Оля всплеснула руками:
– Ну, что я говорю! Колобок ведь жёлтенький, а ты, Клякся – красная, не по-сказочному выходит! Да к тому же, колобок какой-то уж чересчур доверчивый: не перехитрить ему бабу Ягу, не вывести Машеньку из леса.
Оля поправила на голове резинку, сползшую с хвостика, и задумалась:
– Давай, я красной краски наберу, хвостик и лапки тебе пририсую, в хитрую лису превращу, – предложила она кляксе. – А ты уж постарайся – обмани бабку-Ёжку и спаси Машеньку!
В ответ клякса ещё сильнее нахмурилась, но так и не проронила ни слова.
– Как же я не подумала?! – встрепенулась Оля. – Все ведь знают, что хитрая лиса только для себя старается! Обмануть норовит! И тебе не хочется с ней дело иметь… Хм. Лучше, давай-ка, ты паровозиком будешь, – предложила девочка. – Пририсую тебе трубу, колёсики. Заведёшься и вывезешь мою Машеньку из леса. Хотя…
– Паровозик – это, конечно, хорошо! – размышляла Оля, вертя в руках кисточку. – Только в этом лесу рельсы ещё не проложены, а без них паровоз ездить не умеет. И что же делать?
Поглядела Оленька на кляксу, и показалось ей, будто та совсем пригорюнилась.
– Ты что? Тебе здесь не нравится, да? – не на шутку забеспокоилась девочка. – Может, ты из моего альбома уйти хочешь? Погоди, Кляксенька, не уходи! – попросила она. – Я к тебе привыкла, без тебя мне скучно будет! Я уже решила, кем ты будешь на моём рисунке: мешочком с фантазиями! Развяжет его девочка Машенька, и посыплются из волшебного мешочка разные придумки: клубочки – из леса выводилки, гномики-дружочки – бабки-Ёжки обхитрюшки. Сколько новых сказок мы с тобой и кисточкой придумать сможем! Ты мне, Клякся, очень даже пригодишься!
Услышав такие слова, Клякся расплылась в довольной улыбке, подмигнула, и – о чудо! Вмиг превратилась в волшебный мешочек.
Оленька от него много новых сказок услышала. Необычных, современных, про всё, что на свете видела, или о чём подумала. Разлетелись те сказки по свету, а потом в книжку собрались. Добрым людям на прочтение.
Игра
Старая скрипка висела в кладовке на гвоздике и тешилась воспоминаниями.
Совсем недавно, каждый день, каким бы он не был – дождливым или погожим, её бережно доставали из футляра, натирали канифолью смычок, и, умело прижимая струны, создавали мелодию. Бархатно пели басы, взлетали от счастья высокие звуки. Как она была рада пальцам музыканта, как сияла и светилась её душа, стремясь подарить миру всё лучшее, что могла и умела!
А сейчас у неё даже и дома-футляра нет. Висит, покрытая пылью, как какая-то бродяжка. А ведь она из древнего рода, благородных кровей. Но вот не повезло. Старый музыкант умер, да и друг-смычок сломался – выброшен на помойку. Хорошо, что её саму не постигла такая же участь…
Внезапно дверь кладовки отворилась, и луч света буквально ослепил дремавшую скрипку. Её внесли в комнату, аккуратно протёрли сухой тряпочкой и оставили на столе.
Скрипка заволновалась. Что с ней будет? Отдадут? Продадут? Какая судьба ей уготована?
Вскоре те же руки принесли простой новенький смычок и положили рядом со скрипкой. Смычок повертелся-повертелся на месте, огляделся и выпалил:
– Привет, бабушка! Как поживаешь?
От такой бесцеремонности старая скрипка оторопела. Прежний друг-смычок был галантным, струн касался нежно, и за годы совместного творчества они хорошо спелись. А новый – явно выглядит невеждой. Несмотря на тревожные мысли, скрипка смогла выдержать ноту:
– Здравствуй, дорогой! – пропела она в ответ. – Рада знакомству. Может, попробуем, поиграем?
– А чего тут пробовать? – отозвался смычок, легонько шлёпнул скрипку по деке и тут же убежал на край стола:
– На тебе ляпа!
От возмущения на старой скрипке задрожали струны, и она еле сдержалась, чтобы не заплакать.
– У нас, музыкальных инструментов, другие игры! – со вздохом отозвалась она. – Так не годится!
– Ну, хорошо, пусть будет по-твоему! – смычок весело подбежал к скрипке и игриво скользнул по одной и струн.
– Хр-р, мяу! – проскрипела струна.
– О-о-о! – застонала старая скрипка. – Как неприятно! Тебе надо было сначала натереться канифолью.
– Извините, мадам, забыл, а вернее, не знал! – чистосердечно признался новенький. – Я ведь ещё нигде не учился.
Смычок разбежался и, сделав тройное сальто, очутился на шкафу.
– Отсюда всё хорошо видно! – прокричал он со шкафа. – Смотрите, какой я ловкий! Я мог бы стать великим акробатом, если бы из того куска дерева, каким я был вначале, сделали бы что-то иное. Трость, например. А мне конские волосы приделали!
– Хи-хи, ха-ха! Але-гоп! – смычок резво спрыгнул вниз и через мгновение оказался под столом.
– Бабушка-скрипка, давайте играть в прятки!
Тут смычок заметил, что в комнату вошли замшевые сапоги, и сразу притих.
– Это что здесь происходит? – строго спросил человек в замшевых сапогах, достал смычок из-под стола, отряхнул, поправил-подтянул и старательно натёр конский волос кусочком канифоли. Смычок от щекотки несколько раз хихикнул, но человек погрозил пальцем, и новый компаньон скрипки прикусил язык.
– Ну-ка, новенький, покажи, на что ты способен. Думаю, мы сыграемся! – сказал человек, бережно взял скрипку и стал настраивать старый инструмент.
Прислушиваясь, музыкант проводил смычком по струне, понемногу подкручивал колки, и постепенно лицо его светлело. Звук получался всё чище и прозрачнее. Проснувшиеся струны ожили, и рады были звучать бесконечно – так соскучились по работе.
Музыкант закончил играть и одарил скрипку нежным взглядом. – Чудо, как хороша! Я и не знал, что дед оставил мне такой великолепный подарок. И ты, парень, молодец! – похвалил он смычок. А ну-ка, друзья, за дело! – И снова полилась чудесная мелодия.
Если вы любите гулять по бульвару и вдруг услышите звуки скрипки – остановитесь! Вслушайтесь – это играет наша старая знакомая. У неё замечательное прошлое и великолепное настоящее, которое творят они вместе со смычком. Тот и впрямь оказался способным малым.
Оркестр
В одном зале по субботам, ровно в пятнадцать тридцать собирался симфонический оркестр. Струнные, духовые, ударные и даже немного важничавшее фортепиано тщательно репетировали, чтобы затем мастерски исполнить свои партии и получить заслуженные аплодисменты на концерте. Инструменты играли в оркестре давно и всегда жили дружно. Почитая старые музыкальные традиции, они не сводили глаз с дирижёрской палочки и, внимательно слушая друг друга, звучали слаженно.
Так должно было произойти и на этот раз, если бы не досадный случай – дирижёрская палочка невзначай упала, обломила кончик и немедленно была отправлена на излечение. Её место временно заняла другая, неизвестно кем и откуда принесённая.
Незнакомка поразила всех своей невзыскательной для своей должности внешностью, но инструменты не подали вида и приготовились репетировать. Как вдруг ни с того ни с сего новая дирижёрская палочка возмутилась:
– А что тут делает этот музейный экспонат?
Старый камертон – а именно к нему обращалась руководящая особа – от такой наглости чуть было не лишился дара речи:
– Хоть я и на пенсии, но в строю; к тому же являюсь почётным настройщиком оркестра!
– Настройщик?! Почётный?! Хм. Думаю, вы просто врёте, вы же знаете всего одну ноту! – надменно заявила палочка.
– Одна нота, зато какая чистая! Ох, какое неуважение к старшим! – только и смог вымолвить камертон, и с обидой отвернулся.
– В знак солидарности с незаслуженно униженным ветераном я отказываюсь настраивать инструменты! – гневно прогудел гобой. – И вообще репетировать не буду.
– А что же нам делать? – переглянулись валторны. – Наша партия после гобоя. Неужели произведение останется без поэтического образа?
Скрипки, альты, а следом виолончели и контрабасы занервничали.
– Ах, как мы расстроены! – низкими голосами пропели альты. – Кто же тогда нам подскажет верное «ля»?
– В зале часто меняется температура! – возмущённо запищали скрипки. – Наши струны постоянно слабеют и не удержат настройку даже до начала концерта. Позор, если мы начнём фальшивить. Мы, как носители мелодического начала…
– Ха-ха-ха! – рассмеялись тарелки. – Выдумали тоже – «мелодическое начало»! – передразнили они. – Неженки – вот вы кто! Нытики и пискуши!
– Это мы-то нытики? Это мы – пискуши? А вы! Вы! – надрывались скрипки, не зная, как бы сильнее уколоть самолюбие тарелок.
– Не обращайте на них внимания! Все ударные – тупые! – поддержали скрипок виолончели. – Давайте лучше работать – нам надо повторить пассажи.
– Кто это сказал, что мы – тупые?! – свирепо грохнули барабаны. От них не отстали литавры, и даже звонкий треугольник внёс свою лепту чётким возмущённым звуком:
– Мы задаём ритм произведению; значит, мы – главные!
– Ой-ой-ой! Ритм! Нашли, чем хвастаться! – обиженно взвизгнули скрипки. – От ваших глупых ба-баханий кошки на улице от испуга подскакивают! Никакой элегии, ноль романтики.
– Да у меня от вашей элегии – аллергия! – пробубнил бубен. – Ваша романтика вовсе ни-ко-му не нуж-на!
Волна взаимных претензий пошла гулять по рядам некогда дружного оркестра. Струнные дразнили ударные, те, не давая спуску, отвечали взаимными обижалками. Тарелки, подчёркивая математическую точность своей формы, нечаянно задели внешний вид арфы. Эмоциональная арфа не стерпела и красочно высказалась по поводу бедности звучания абсолютно ровного треугольника. Барабанный бой не смолкал ни на минуту.
Деревянные и медные духовые, сохранявшие вначале молчание, стали совещаться.
– Мы решили! – решительно ухнула туба – да так, что все инструменты на мгновение умолкли. – Так как нам, духовым, не требуется постоянная настройка, то мы выходим из вашего состава оркестра и образуем свой – духовой оркестр.
– Совершенно верно! – выразительно пропел кларнет.
– Давно пора! – поддержал его руладой саксофон. – Создадим джаз-оркестр, и я в нём получу первую партию.
– Мы так не договаривались! – возмутились флейты. – Первая партия всегда принадлежала нам. Мы – во всех мелодиях виртуозы.
– Хватит, отцарствовали! Дайте и другим посолировать. У нас не хуже получается, – мощно пропели валторны.
– Как не стыдно! Разве мы кем-то правили? Мы – самые большие труженицы! – печально отозвались флейты.
Развернулся новый спор: кто больше работает, кто отмечен большим вниманием и кто чего удостоился.
– Мы – не лентяи, просто у нас такие партии, специфические! – отбивались тарелки от наседавших на них скрипок.
– И не сплю я вовсе! – оправдывалась туба перед высказывавшим претензии гобоем. – И что из того, что я самая громкая! ДА-А-А! Я и нужна для того, чтобы придавать значительность и яркость оттенкам произведения, но никто почему-то за это меня не уважает. У-У-У!
– Постойте, друзья! – с волнением пробежалось по клавишам фортепиано. – Так мы все перессоримся и забудем, для чего созданы.
Инструменты притихли.
– Мы – оркестр! – продолжало фортепиано. – А в оркестре все нужны, все важны и все значимы. Все неповторимы, все трудятся и все уважаемы. Разве не так, друзья?
Со всех сторон послышались отклики:
– Да, да!
– Верно!
– Справедливо!
– Вместе мы – сила!
– Ну, тогда осталось только забыть о недавних обидах и настроиться на гармонию, – продолжило фортепиано. – У меня есть для вас нота «ля»!
– Как же мы про это забыли?! – радостно пропели скрипки.
– Но сначала, – фортепиано обвело оркестр взглядом, – я само проверю верность своего звучания. Дорогой друг, пожалуйста, – обратилось оно к камертону, – озвучьте нам чистое «ля» первой октавы.
И старина камертон чисто пропел:
– Ля-а-а-а!
– Ля-ля-ля, – немедленно откликнулись скрипки, альты и виолончели. – Чудесно, прекрасно, божественно!
– В строй! Равняйсь! Смирно! – пробили барабаны.
– Ту-ту-ту! – вторили им трубы.
Инструменты быстро собрались и продолжили репетицию. А дирижёрская палочка? – спросите вы. Она поправилась и вернулась в строй, а другая, самозванка, куда-то пропала. Настоящему музыкальному оркестру нужны только истинные дирижёрские палочки!
Чудо общения
На сонном пологом пригорке, обдуваемом всеми ветрами, рос молодой дубок. Он поселился вдалеке от своих собратьев – островок дубовой рощи едва виднелся на горизонте. Находясь в одиночестве, дубок совсем не скучал: ему нравилось познавать всё вокруг. Молодое деревце быстро росло и мечтало, что когда-нибудь оно сможет обнять небо! А пока ему было приятно чувствовать щекотание травы, принимать тёплые поцелуи солнца и играть с непредсказуемым ветром. Крепкие корни надёжно удерживали дерево, снабжали влагой и пищей из щедрой почвы, а молодой ствол гудел от прилива соков и энергии.
Любимым занятием молодого дуба было наблюдать за облаками, путешествующими по небосводу. Они то причудливыми замками стояли в вышине, то сбивались в кучу и плакали, а чаще стремглав убегали от ветра. А как восхитительно они расцветали на восходе и закате! Дубок любовался фантастическими картинами. Порой от избытка чувств пел, неуклюже размахивая крепкими ветвями с резными листьями, или посылал небесным странникам весёлые приветы. Облака в ответ скромно молчали, а дубку казалось, что они скучали в своей недосягаемой вышине.
И вот однажды ранним утром одно маленькое пушистое облачко остановилось прямо над молодым деревцем и неожиданно уронило на него несколько робких слезинок.
– Что случилось? – заволновался дубок. – Тебя кто-то обидел?
Облачко совсем не походило на нагруженную дождём тучу, и дубок был удивлён, что оно плачет.
– Отстало от своих! – вымолвило в ответ облачко. – Теперь не знаю, в какую сторону двигаться.
– Не беда! Спускайся пониже, а я постараюсь помочь, – молодой дубок взмахнул зелёной шевелюрой, отправляя в небеса послание-призыв ветру.
– Я с большим удовольствием приютилось бы в твоей кроне, но, к сожалению, это невозможно, – несмело прошептало с вышины лёгкое облачко, но спрятало слёзки.
– Сейчас прилетит ветер, он доставит тебя, куда захочешь! А пока давай, познакомимся. Ты – мой первый небесный друг,– сказав это, дубок вытянулся в струнку и потом склонился в величавом поклоне.
– Как мило! – просияло облачко. – Я тоже радо нашей встрече. Вот соберу влагу, а потом вернусь и напою тебя вкусным целебным дождиком. Надеюсь, ты будешь ждать.
Дубок от радости захлопал зелёными листочками-ладошками.
– А я поделюсь с тобой энергией земли. Слышал, что она помогает в странствиях.
Маленькое облако обрадовалось и в свою очередь пообещало:
– А я расскажу тебе об удивительных странах, морях, горах и долинах, над которыми буду проплывать. – Ведь мы скоро встретимся, не правда ли?
– Надеюсь! Только как я узнаю тебя? Облаков каждый день проплывает так много, к тому же вы всё время меняетесь.
– А я буду петь свою, особенную песню, и тогда мы почувствуем друг друга!
– Здорово! Конечно же, почувствуем и встретимся!
Ветра всё не было. Дубок и облачко болтали, разговаривали обо всём на свете, с каждой минутой становясь всё ближе и ближе друг другу.
О, великая сила общения! И не важно, кто ты – скромный дубок с резными листьями или хрупкое облачко, наполненное воздушными мечтами. Повстречавшись на волне доброты, сохраните в памяти ощущения, чтобы потом почувствовать и найти друга. И тогда чудо повторится. Чудо понимания, чудо притяжения, чудо дружеского общения…
А вот и ветерок прилетел, предвестник добрых странствий, новых впечатлений и приятных знакомств!
Всему своё время
– Вставай, сестрица! Да просыпайся же ты, лежебока! Скоро твой черед, а ты разоспалась – не разбудишь!
Рыжеволосая красавица в ответ только потянулась и перевернулась на другой бок.
– Да что ты! Не слышишь меня, что ли? – тормошила ее русая девица, в косу которой были вплетены спелые колоски, а на голове красовался венок из полевых цветов. – Вставай, Осенюшка, просыпайся, золотце! Я уж и травы для тебя высокие вырастила, ягоды да овощи соком напитала. Вставай, отведай! Пора и тебе за работу приниматься, краски в руки брать. А то у березок все до единого листика зелёные – непорядок! А я уж и с сенокосом почти управилась, и грибов-ягод наготовила нынче видимо-невидимо!
Сестрица, выговаривая, ласково подула засоне Осенюшке на пушистые пшеничного цвета пушистые ресницы.
– Открой глаза, погляди! Уж и тучки твои любимые каждый день о тебе спрашивают: «Что-то припозднилась наша любимица, успеть бы нам землю промочить. А то придёт Зимушка, она сурова, увещевать-уговаривать не будет…»
– Фу, ты, сестрица, жаркая какая, – заворчала спросонья Осенюшка.
– А ты встань, остуди земелюшку, тебе и попрохладней будет! – ласково приговаривала сестрица.
– Ой, что ты, Летушка! Ты знаешь, как вставать-то неохота! – позевывала Осенюшка и, раскинув пухлые белые рученьки, сладко потягивалась.
– А я тебя сейчас озбрызну, умою,– улыбнулась хитро Летушка и окатила ленивицу целым ковшиком речной водицы.
– Ой-ай! – Осенюшка мигом вскочила, широко раскрыла глазёнки и запрыгала, отряхивая намокший сарафанчик. – Ох, и каверза ты, сестрица Летушка! Ну, а как я простужусь, заболею и тебе на смену не выйду?
– Так вода-то моя тёпленькая, солнцем нагретая, на травах настоянная, – весело рассмеялась Летушка и дёрнула сестрицу за багряный сарафан. – А ну, давай перегоняться! Кто ловчее? – и Летушка со смехом да увёртками стала бегать вокруг Осенюшки.
Тут уж Осень не утерпела, раскинула руки и давай ловить-догонять сестрицу.
– Вот и август подошёл, – усмехнулся старый дуб, наблюдая за игрой девушек, и зашелестел упругой листвой. – Пусть пока играют-тешатся! Только месяц в году сестрёнки-то видятся, – он встряхнул пышной шевелюрой и уронил на тёплую землю горсть желудей. – Играйте-играйте; только не ссорьтесь, сестрицы, не спорьте, кто старше да главнее. Каждой своё время! – и дуб задремал, умытый дождём, обласканный тёплым ветерком и тихим гомоном сытых птиц…
