Kitobni o'qish: «Венец Логоры 3. Зодчий»
Глава 1
Игрок, крепкий парнишка в серо-голубой майке и чёрных шортах – столичная команда – нахально проломил оборону гостей и устремился к площадке-крепости противника. Уверенный, словно молодой бычок, нападающий, заставил трибуны вскочить и взреветь. Правую – восторженно, левую – негодующе. Последний защитник крепости отчаянно бросился навстречу, два молодых, крепких тела сшиблись и рухнули на зелёную, коротко стриженную траву. Вымпел выпал из руки нападающего всего в двух шагах от победной черты, набежавшие со всех сторон игроки обеих команд затоптали его и погребли под своими телами. В дикой свалке без правил схлестнулись все со всеми и огромный, шевелящийся клубок покатился к центру поля. Атака захлебнулась.
Иван, которого тоже увлёк игровой момент, разочарованно выдохнул и опустился в мягкое кресло. Княжескую ложу устроители расположили ровно посредине стадиона, всё поле как на ладони, не высоко не низко – в аккурат. Для понимающего болельщика – мечта, а вот князю обуза. Сиди тут…
Громкий хлопок возвестил об остановке игры, судьи бросились растаскивать разъяренных игроков, трибуны разочарованно опали, обмякли, загомонили: приглушённо, басовито, безостановочно.
– Друзья!!!
Усиленный коммуникатором голос комментатора мгновенно захлестнул чашу стадиона, заставил людей умолкнуть и поднять головы.
– Сегодня великий день! Все мы поздравляем нашего Любимого Правителя, Великого Князя Ивана, с днём рождения! С юбилеем! Сегодня нашему Прославленному Руководителю исполнилось пятьдесят лет!!! Поздравим, друзья!!!
Трибуны в едином порыве взметнули к небу руки, флаги, транспаранты. Мерзкими, потусторонними голосами взвыли гуделки, дудки и пищалки. Диким рёвом зашлись сотни лужёных глоток.
– Слава Князю!!! Слава!!! Слава!!!
Иван поднялся, помахал обеими руками над головой, протокольно улыбнулся и рухнул обратно в кресло.
– Не лень глотки драть? – проворчал с досадой. – Ну вот чего я тут сижу? Сколько дел успел бы за это время переделать! Или обдумать хотя бы.
– Или вздремнуть! – с готовностью подключился ко княжьему возмущению Кондрат. – Или поесть.
– Сначала поесть, а потом уж вздремнуть, – благодушно поправил Иван. – Но молодец, уловил суть.
Мила привычно ткнула острым локотком Ивановы рёбра – не сильно, однако ощутимо.
– Ванюша! Ну вот чего ты как маленький? Народ должен видеть своего правителя.
– Странно получается, – поморщился Иван и демонстративно погладил пострадавшие рёбрышки. – Должен народ, а страдаю я!
– Обычно-то наоборот бывает, – чирикнул с поручня Мартын. – Должен правитель, а…
– Я понял! – перебил кицу Иван, усмехнулся. Давно прошло то время, когда нравились машинные характеры и жестяные ответы. Хорошо хоть хватило ума сохранить первоначальные программы помощничков. Теперь есть с кем душевно поболтать, без титулов бесконечных, речей хвалебных. А то ведь, пока в этой словесной шелухе смысл отыщешь!
– Ну всё! – Иван поднялся, сунулся было Миле помочь, но та вскочила сама и возмущённо фыркнула.
– Ты мне ещё каталку подгони!
– Подгонишь тебе… Скорее уж сам на неё уляжешься. Фил!
– Да, княже.
Начальник службы безопасности тут же возник из-за спины князя, точно дух бесплотный – как по должности и полагается. С годами усох, ужался, на дядю своего сэлийского стал похож – копия. Правда, не с кем теперь уж сравнивать, отгулялся старый по трущобам. Но образ в памяти остался, не стёрся. Аккуратный, скупой в движениях, точный в словах. Волосы белые совсем, но взгляд не размазался, всё такой же острый, внимательный. Ну и костюмчик, конечно, куда без него?
– Домой, дружище, – качнул головой Иван. – Здесь отметился, доиграют без меня.
– Результат сообщить? – поинтересовался Кондрат. – В честь тебя всё-таки рёбра друг дружке мнут.
– Поздравь победителя от моего имени, – отмахнулся Иван. – Кто победит, того и поздравь.
– А проигравшего?
– Тоже. Тебе что, поздравлений жалко?
– Так ведь смысл игры теряется, – протянул Кондрат. – Соревнования, выходит, нет. В чём смысл-то?
– Да ни в чём. В самой игре. В участии!
– Так ведь подумают, что издеваешься над ними, Ванюш! Что значит – в участии? Была бегать нужда, коль победа не нужна?
– А ты скажи так, – нравоучительно подсказал Иван, – чтобы и мысли не было обидеться! Наоборот, гордились чтобы. Ну, мне ль тебя учить?
Фил, меж тем, расторопно метнулся в коридор, на ходу через интегатор неслышные команды разбросал. Мартын поспешно вспорхнул и серебристой стрелкой умчался проверить дорогу. Шутки кончились, работа началась.
Иван повернулся к зеркалу. Добротная вещь, во всю стену. Захочешь недостатки скрыть, так и не получится, пожалуй. Но, с другой стороны, и красота тоже вся на виду. Если есть, конечно.
По счастью, за прошедшие годы жирком заплыть не получилось. Хоть и не пацанёнок худенький уже, однако и не боров неповоротливый. Спасибо биозавесе, заботится дорогуша. Подтянутый, спокойный. Чёрный мундир фигуру стройнит, глаз радует. Ни одного волоска седого в тёмно-русой шевелюре и хохолок на макушке всё такой же озорной. Вот только карие глаза от жизни подустали слегка. Горьким опытом их притушило, мудростью припорошило. А не то уже, припорошенное-то. Не совсем коричневое, не кареватое. И щёчки провисли, и морщинки нарисовались, и лоб избороздило глубокими складками…
– Красавчик! – одобрил Кондрат, но как-то неискренне. А пожалуй, даже издевательски.
– Красавица рядом стоит! – строго поправил клича Иван. – Хороша!
Миле пополнеть тоже не удалось. По той же причине. Такой фигура и осталась, как двадцать с лишним лет назад. Только волосы теперь в корону уложены – положение обязывает. Смоляные, чёрные. Раньше сизым отливали, а теперь уж не то. Просто нет такой краски. А той, что есть, столько уходит – дворцу фасад подновить хватило бы. Разорение одно, возраст этот. А так, хорошо всё: остролицая, черноглазая, худенькая… Лучики от глаз, правда, куда как глубже залегли. Уж и не лучики, пожалуй. Вздохнул.
– Ну что, Милка, домой?
– А куда ж ещё? – притворно удивилась та. – Там и сыновья, и друзья, и стол! Праздник же!
Иван скуксился, промолчал. Да уж, праздник.
Улица полыхнула навстречу солнечным светом, ласковым теплом, многоцветьем праздничных одежд. Веселится княжество, ликует. Не все ещё забыли, как боялись пёстренькое надевать. Всё больше серое да коричневое – живее будешь. Ни к чему выделяться. А нынче наоборот: каждый выделиться норовит, от того и праздничные улицы, хоть даже и в будний день. На площади перед стадионом развалился пузатый транспортник, охрана густой цепью народ на расстоянии держит. Это народу праздник, им работа.
– Князь! – донеслось из-за широких, обтянутых чёрным, спин. Голосок жалкий, тонкий, с надрывом. Не к добру.
– Пощади, княже!
Иван споткнулся от неожиданности, невнятно пробормотал что-то ругательное. Присмотрелся. Два бойца ухватили за руки растрёпанную женщину, командир что-то ей тихо втолковывает, но бесполезно, издалека видать. Не понимает ничего. Только и тянет на одной ноте своё бесконечное.
– Пощади-и-и!!!
Иван обернулся к Филу, тот в сторону нарушительницы остро зыркнул. Взгляд на мгновение затуманился, тут же прояснился. Интегрированный коммуникатор Фил ещё на Сэли установил, здесь перенастроил. При его-то работе – цены нет такому приобретению. В две секунды прояснил ситуацию.
– С прошением, княже, – доложил бесстрастно. – Просит помиловать сына. В честь праздника.
– А что с сыном? – негромко спросил Иван, махнул командиру оцепления. Тот понял, скомандовал своим. Женщину не пропустили – подвели, крепко держа за руки. Дело такое, поди знай, что на уме?
– Подрался, – так же тихо доложил Фил. – Двадцать лет остолопу, здоровья немерено, ума чуть. Проявил удаль молодецкую. Троих сверстников отправил в крематорий… Приговор княжеского суда: туда же. Следом. Как издавна говорится: чтобы два раза не разжигать.
Иван глянул на женщину. Одета неряшливо, не до того сейчас. Растрёпана, раздёргана… Глаза неживые, словно и не глядят вовсе. Только и нужны – слёзы лить. Лет сорок… наверно.
– Твой сын убийца, – проговорил спокойно, однако глаза отвёл. – За это у нас в княжестве смерть. Чего ж ты от меня-то хочешь?
– Пощади его, княже, – рядом с ним женщина кричать не стала, просто зашептала громко. Навзрыд. Голос хриплый, сипит, словно простужена.
– У тебя ведь тоже дети есть. Сыновья тоже… Понимаешь, каково это!
Иван почувствовал, как сжала руку выше локтя кисть Милы. Не до боли, но крепко, крепко. Не вырвешься.
– Растишь, бережёшь, заботишься, – забормотала просительница тихо и почти бессвязно. Только глаза бессмысленные не отводит, всё княжий взгляд поймать пытается. Не держали б за руки дюжие бойцы – опустилась бы на землю, ноги княжьи руками обхватила. Не оттащили чтобы.
– Ночей не спишь, всё как лучше… Каждую слезинку, каждый всхлип – всё через сердце… Год за годом… Каждый день молишься, как бы чего… И вдруг раз – и нет родного человека! Пощади, княже!
Иван непроизвольно дёрнулся, шагнул в сторону. Показалось: вырвется сейчас, ухватит, не отцепишь потом.
– А чего ж ты сыну своему всё это не объяснила? – пробормотал глухо, в землю глядя. – Для меня ты правильные слова нашла, а для него за всю жизнь не смогла? Почему он этого не знает? Или о других матерях не думала? О себе забота?
Головой резко дёрнул, чёлка на лбу подпрыгнула, словно ветром её подкинуло. Охранники поняли, тётку бесцеремонно подхватили и за оцепление уволокли.
– Жестоко, Вань, – укорила Мила шёпотом, чтобы не услышал никто. Не дело князя поправлять. Плечом к его руке прижалась.
– Как-то бы…
– Не получится по-другому! – отрезал Иван, выдохнул резко, словно злобу на землю сплюнул. – Если по справедливости – только так. Её сына помилую, а тем троим матерям, что – из крематория сыновей достать? К ней доброту проявить – это пострадавшим в лицо наплевать!
– Так ведь тех не вернёшь уже… – протянула Мила едва слышно.
– Это что, повод для прощения? – тоже шёпотом вызверился Иван, руку из цепкой хватки аккуратно высвободил, чтобы со стороны это действие склокой не смотрелось. Княжеская семья, как можно? К транспортнику зашагал широко, пружинисто, Мила следом. Тот движком приглушённо заворчал, задрожал металлической шкурой, предстоящий полёт почуял.
– Добреньким быть хорошо! – бросил Иван на ходу. – Даже приятно! Можно полюбоваться на себя – вот я какой! А дальше что? Всех убийц прощать будем? Матери-то у всех есть. Не лучше и не хуже, такие же. И просить теми же словами будут… Нет уж. Справедливость доброй не бывает. Закон добрым может быть, его люди пишут, а справедливость – нет! Вот, по справедливости, пусть и отвечает.
– Да ты чего, Ванюша? – Мила легко обогнала Ивана, в глаза с улыбкой заглянула. – На меня, что ли разозлился?
Иван глубоко вздохнул, примирительно улыбнулся в ответ. Вот уж на кого злиться не за что.
– На жизнь! – проговорил уже спокойнее. – Глупо, конечно, да только иногда хочется позлиться, на заразу эту. А ты, прежде чем заступаться, съезди к матерям погибших. С ними потолкуй, в глаза посмотри. А потом уж ко мне, с речами жалостливыми. Если не передумаешь.
* * *
Иван с улыбкой прошагал вдоль шеренги слуг, встречающих князя в его резиденции. Озорно подмигнул любимице: бойкой, белобрысой девчушке лет восьми. Дочка повара старательно доставала князя расспросами и рассказами о своей немудрёной жизни, отвлекала и надоедала. Но когда приболела на пару дней – почувствовал Иван странную, тянущую пустоту. Вот ведь и надоела, вроде, а скучно без неё! Маленькой писклявки стало не хватать. Так с тех пор и повелось: куда князь, туда и белобрысик. Уж и Мартын перестал шипеть, смирился. Повар-то рад конечно: княжеская любимица, жизнь удалась! Чего ещё желать?
Синеглазка ухватила Ивана за руку, важно повела в зал, где уже и стол накрыли, и гостей рассадили, и музыку подобающую завели. Негромкую, но весьма праздничную. В самый раз. И стукоток детских туфелек вплёлся гармонично. По желанию Ивана в резиденции ничего не менялось. Всё тот же уютный домик под красной крышей, с беседкой во дворе, всё та же деревянная, резная мебель внутри. Тишина и покой в зале и комнатах, домашний, тёплый запах с кухни. Дом. К чему что-то менять? Подновляют, конечно, но не меняют.
Во главе стола княжеское место. Пустует пока, в ожидании хозяина. Рядом стул поскромнее – хозяйке. Слева во весь, едва ли не двухметровый рост вытянулся Тим. Тёмно-русый, кареглазый, смуглолицый, стройный. Улыбается широко, пухлые губы растянул, нос наморщил – копия отца.
Справа Вик. Ростом пониже брата, зато в плечах пошире, волосы чёрные в синеву отливают, черноглазый. Узкие губы в улыбке вежливо тянет. Маменькин сынок, не ошибешься. В смысле – в маменьку.
Это семья.
А из друзей: Кот, Фил да Хромой. Сыновей княжьих Хромой сберёг, как и самого князя когда-то. Выучил, как приказали. И своих двоих вырастил, князю в охрану. Уважаемый человек. Четверть века назад собирался помирать со дня на день, а вот до сих кашляет да ковыляет потихоньку. Есть подозрение, что и ещё столько же запросто осилит.
Кот от дел отошёл, прыть уж вовсе не та. Сгорбился, сморщился и притих. Кончился боец. Не разобрать уже: где шрамы, где морщины – одинаковые овраги. Да только, увидишь человека, и поклонишься уважительно. Такому – поклонишься.
И для других за столом места хватило бы, но тех уж не дозовёшься. Не ходят оттуда в гости, отходились. Меченый, Весёлый, Хранитель… Даже и Скарабея бы позвал, хоть и не любил мерзавца всю жизнь. Да тоже уж не докличешься. Столько лет благополучно под княжьим топором прожил, проныра, и умер спокойно, от старости, в своей постели. Талант у человека был – от топора уворачиваться. От косы, правда, не удалось, ну так это ещё ни у кого не получилось.
Много лиц перед мысленным взором промелькнуло. Разных. Вот все они и есть жизнь.
Белобрыска усадила князя и тут же исчезла. Видимо отец настращал, чтобы не лезла сегодня. Успеет ещё надоесть, жизнь длинная.
– Тим, дружище! – Иван усмехнулся, глянул на сына. – Чего на стадион не поехал? Одному мне там дурака изображать?
– Вик тоже не поехал! – звонко ответил тот. – Его не спрашиваешь.
– Какие к нему вопросы? – резонно спросил Иван. – Тридцать лет мужику, жена, ребёнок… Солидный человек! А ты, раздолбай, мог бы и помочь отцу в серьёзном мероприятии.
– Дурака изображать? – невинно уточнил Тим. А в глазах чертенята резвятся.
– Государственное дело, – подтвердил Иван, рукой богатый стол обвёл, улыбнулся. – За работу, милейшие! Прошу выпить и закусить. Княжьему роду только закусывать. Нас поить – добро переводить.
Сам взялся закусывать по логорийскому обычаю – без стеснения. Благо есть чем. Давно в княжестве голод забыли. Уж и такие находятся, что добровольно голодать взялись. Не от хорошей жизни. Вернее, от неё самой – не во всякую дверь пролазить получается. Глянул на Вика. Ничего по лицу не прочитаешь. Непроницаемое. А вот Тим явно недоволен чем-то. Тут как раз всё на виду. Жуёт нехотя, в окно поглядывает, на солнышко щурится… У князя привычку перенял? Или на генетическом уровне передалось?
– Ну, говори, чему не рад?
Иван сына с детства приучил окольными путями в разговоре не шастать. Говори, как думаешь, не ошибёшься. С отцом, по крайней мере. А вот Вика переучить не удалось. Сто раз подумает, прежде чем рот открыть, и промолчит, в конце концов. Тим тарелку от себя отодвинул, локти на стол вольготно брякнул, пальцы под подбородком в замок сцепил. Ну, а что? Коли разговор деловой, выходит и стол деловой, не обеденный. Можно и с локтями.
– Сколько ждать можно, пап? – воскликнул возмущённо.
– Жениться хочешь? – деловито уточнил Иван.
Тим возмущением подавился, закашлялся; лицом побагровел, из глаз слезу вышибло.
– Напугал мальчонку! – укоризненно воскликнула Мила. – Разве можно такое под руку?
– А под что можно? – противно хихикнул Кот, на Милу ехидно глянул, но тут же построжел, в кусок мяса вцепился – впятером не оттащить. И не скажешь, что в обед сто лет.
– Вот я же серьёзно! – Тим вскочил, слёзы с размаху рукавом по щекам размазал. В честь праздника в чёрном мундире, как и все мужчины за столом, а шкура у мундира шершавая, неласковая. Кожа на лице враз красненьким взялась, заполосатела.
– Мне четверть века уже, пап! Века – четверть! А я ещё никакого дела стоящего не сделал. И даже цели нет… стоящей. Этак ведь и старость подкрадётся, сяду, взлететь не успев.
Иван внимательно на сына глянул. Защемило тоской душу, воспоминания захлестнули.
– Кого-то ты мне напоминаешь, – пробормотал прочувственно, головой покачал. – Только ты, похоже, всерьёз говоришь. Не то, что… Мать! Ты его, часом, в детстве на пол не роняла? Головушкой?
– Да он сам! – покаянно воскликнула Мила. – Стал бы дожидаться, пока уронят?
– Вот и сейчас, вижу, невтерпёж, – вздохнул Иван. – Ну, и куда тебя нетерпение тащит? К звёздам?
– Да какие там звёзды?! – Тим сокрушённо махнул рукой, на стул с размаху брякнулся, печальной улыбкой пухлые губы скривил.
– С кем туда лететь-то? Вокруг посмотри – на людей этих!
Кашлянул, замялся смущённо.
– Ну, не на этих, конечно… Образно говоря! Сидят сытые, довольные… вроде бы. Есть недовольные, да только недовольство у них… игрушечное какое-то! С их претензиями только губы бантиком в углу надувать.
Остановился, огляделся. Все знакомые, все родные. Слушают внимательно и не усмехаются даже. Всерьёз слушают. Приободрился.
– Ты, папа, этих людей из дерьма вытащил, а взамен не дал ничего! Такая была задача – чтобы жили в безопасности. В тепле и сытости. Всё получилось, так и живут теперь. Ничего им не надо, всё и так хорошо. Сидят, где посадили. А если не двигаться – гадить под себя придётся. Так скоро снова в дерьме окажутся, по самые уши.
Смутился ещё больше, плечами пожал.
– Ну, образно, опять же. Не к столу… А ты – к звёздам! Ты ведь их на стадионе видел сегодня. Возможность быть красивыми и здоровыми, променяли на возможность посмотреть на здоровых и красивых! Платят за просмотр! Так ведь это те, кто Логору ещё прежнюю помнят! Они хоть это ценят: сытость, безопасность… А те, кто уже в княжестве родились – княжеством недовольны! И сыт не сытный, и музыка не музыкальная… Вот и выходит: одни молчат, другие шипят. На одной трибуне сидят, зады лавками мнут!
– Лавки задами! – хохотнул Кот надтреснутым голосом.
– Велика разница! – фыркнул Тим. – Что лавкой об зад, что задом об лавку! С кем к звёздам-то лететь? Те, кто в страданиях вырос – о сытости мечтают. А те, что в сытости – о страданиях мечтать не станут! Те ещё страдальцы…
– Да ведь голодному звёзды ни к чему, – рассудил Иван, горло соком смочил. – Он о куске сыта всё больше размышляет. А вот у сытого авось и появится желание на небо поглядеть.
– Ага, сейчас, – скептически скривился Тим. – Не больно-то башку задерёшь, когда холка жиром заплыла! Сыта вдоволь раздобудет – о мясе начнёт мечтать. К мясу – вина, к вину – бабу, к бабе… еще одну. Да тут всего и не перечислить! На звёзды некогда отвлекаться. Сосед от жизни хапнет побольше, и тебя засмеёт, нищеброда – стыда не оберёшься!
Иван хмыкнул, помолчал. Хорошая привычка, правильная – помолчать. Вроде как: умный человек ответ обдумывает, варианты перебирает, слова нужные в предложения складывает. А вовсе не дурак – не знает, что сказать.
– Ну, и чего ж ты хочешь?
– Так вот ведь, рядом – настоящее дело! – Тим снова подскочил, словно ужалил его кто в любимое место.
– Лория – наш континент! Княжеский. А ещё один как же? У тебя титул князя Логоры, а на деле только Лории. Доколе ждать-то будем? Ведь приди и возьми! Агорию-то!
– Там свои хозяева есть, – деловито напомнил Кот. – С ними что?
И на княжича с любовью глядит, провокатор. Что, что? Знамо, что! Сам бы рад, да годы не те.
– В печку! – убеждённо отрубил Тим, порадовал старого вояку. – Какие ещё хозяева? На Логоре князь хозяин. Папа, скажи!
– Всему своё время! – веско обронил папа. – Успеем ещё прибрать. Если с умом – так и печка не понадобится.
– Да ты прикажи только, – протянул к нему руки Тим, ладони раскрыл, словно не приказа просил, а милостыню. – У меня и желание есть, и люди найдутся. Я ж не один такой. В два счёта размажем, хозяев этих!
– Скоро уже, – обнадёжил Иван и ладонью к столешнице веско приложился. – Скоро. Ты запал не теряй, просто подожди немного.
Повернулся в другую сторону, на Вика глянул серьёзно, испытующе.
– А ты чего молчишь? Твоё какое мнение?
Вик степенно встал, князь спрашивает, салфеткой губы промокнул. Ивану подумалось, что Тим рукой бы вытер. А ведь рядом росли, вроде…
– Я приказа подожду, – сказал спокойно, с лёгкой улыбкой. – Княжеского. Потому, что дело серьёзное, думать надо.
Вздохнул, посмотрел на Ивана с извинением в чёрных, бездонных глазах.
– Но если Тиму помощь понадобится, я и секунды думать не буду. И приказа ждать тоже не стану. Размазывать будем вместе.
– Рано я тебя в солидные люди записал, – сокрушённо пробормотал Иван. – Ох, рано. А если Тим дурость какую затеет?
– А если дурость – тем более рядом надо быть!
– Чего это – дурость? – возмутился Тим. – С Виком никакой дурости не выйдет, знаю я его.
– Эх, Весёлый-то не дожил, – с сожалением протянул Кот, на Тима посмотрел с одобрением. – Вот уж с кем тебе любая дурость в радость была бы! С ним и правда что, хоть к звёздам… Он бы и там нашёл, кому морду набить.
Тим улыбнулся в ответ. Только у него грустно получилось, без задора.
– К звёздам не выйдет. Не допрыгнуть княжеству до звёзд! Хоть с одним континентом, хоть с двумя. Масштаб не тот. Вот империя…
С тоской в окошко глянул. Звёзд на дневном небе не разглядеть, конечно, да только есть они там. Есть.
* * *
Иван вскочил с кресла, в одну сторону суматошно взгляд метнул, в другую… Пришёл в себя. Хорошо подремал, душевно. Проснулся только непонятно с чего. Вроде и не снилось ничего страшного, как раньше, бывало. В беседке, в мягком кресле, после празднования сытного – одно удовольствие подремать. Солнышко уже вечернее, пушистое, ласковое. Ветерок тёплыми пальчиками кожу на лице щекочет, а из-за забора, с луга, дух травы разогретой – голова кружится. И тут звук: железный, отвратительный, неуместный. Конечно, запрыгаешь, от будильника такого.
– В чём дело, Кондрат? – возмутился хриплым со сна голосом. – На ушко, ласково шепнуть нельзя было? Что за тревога?
– Срочный вызов! – немедленно взялся оправдываться клич. Горячо и неубедительно.
– Уж я шептал, шептал, на ушко… Сам чуть не уснул! А дело-то, похоже, срочное.
– Давай, – обречённо выдохнул Иван, в кресло плюхнулся, поморщился. Вспугнул негу стальной грохот, а без неё совсем не то удовольствие. Не то, не то… Вот и кресло жестковатое, похоже. Не замечал раньше.
Кондрат развернул синий экран, вывел на него вызов, звук убавил до умеренного. И так вспугнул князя до суматохи, ладно, заикой не оставил. На экране появилось лицо главного княжеского управляющего. Видно, что замучила должность человека: глаза, что у побитой собаки, мясистый нос грустным кульком повис, пухлые щёки подрагивают и цвета серого, нездорового. Со всеми государственными делами от имени князя управляться – немудрено и загрустить. Лысина, конечно, задорно поблёскивает, но это от люстры, не от веселья. Предшественник его, Скарабей, тоже плохо выглядел. Правда, жил хорошо.
– Поглядишь на тебя – удавиться впору, – посочувствовал Иван. – Говори.
– Пришла беда откуда не ждали, княже! – серым голосом пробормотал управляющий.
– Да ладно! – хохотнул Иван. – Это откуда же? Вроде отовсюду ждём, ещё ни разу не ошиблись.
– Через месяц без топлива останемся! – скороговоркой выпалил бедолага и вздохнул облегчённо. Вывалил проблему, дальше по мелочи легче пойдёт.
– Станции встанут и всё, накрылась энергия. А свечей-то мы и не запасли.
– То есть? – изумился Иван, глаза продрал окончательно и хихикать отчего-то расхотелось. Наклонился вперёд, едва в синий экран носом не воткнулся. Спасибо, хоть виртуальный, а то недалеко и до беды.
– Как без топлива? Свалы выделены, транспорт наготове, всё заранее продумано… Или нет?
– Продумано! – с готовностью подтвердил управляющий, добыл из-за пределов экрана платок, размером с хороший парус, лысину тщательно промокнул. Впрочем, по лысине и платок, аккурат.
– Вот только Мерква отказалась топливо нам продавать!
– Дороже просят? – понятливо кивнул Иван.
– Да если бы… Нашлись бы свалы, есть в запасе. На такое-то дело! Просто отказались и всё. Поскольку мы варвары, в Систему не входим, законам не подчиняемся.
– Были бы законы общие для всех – подчинялись бы! – громыхнул Иван. – А то, что специально для нас написано пусть себе в… Это всё?
– Ну что ты, княже! Неужто про тебя бы не вспомнили? Ты у нас тиран, деспот, ещё там что-то, наизусть не помню. Один такой на всю Систему. А поскольку все остальные люди порядочные – с нами они дела иметь не хотят.
– Что-то поздно у них порядочность воспалилась! – фыркнул Иван и откинулся на спинку кресла. – Двадцать пять лет уж тираню потихоньку! Чего ж именно сейчас наша деспотия цивилизованную Систему взбудоражила?
– А раньше повода хорошего не было! – управляющий незаметно дух перевёл, приободрился. – Мы ж у них топливо ещё ни разу не покупали. Летать нам некуда, а для генераторов совсем немного надо. Да и расход энергии у нас махонький совсем, промышленность невелика, для своих нужд только. Вот и тянули без проблем. А сейчас подошла пора запасы пополнять, надо покупать – самое время нам про варварство напомнить. Через месяц и правда варварами станем. При лучине-то!
– Понятно, что повод! – с досадой проворчал Иван. – Хотят-то чего? Должно же требование какое-то быть. Да не одно ещё, я думаю. Нам же топливо больше брать негде. Куда денемся, выполним. Ну, какое требование?
– Да никакое! – всплеснул управляющий пухлыми ладошками. – Просто не продают и всё. Дровами топите, у вас лесу много.
– Позволь, княже! – сунулся в беседку Фил, подождал, пока Иван приглашающе махнёт, легко взбежал по ступенькам. Моргнул догадливо.
– Мерква отказалась топливо продавать?
– Наотрез, – обречённо подтвердил управляющий с экрана.
– Это Сэли! – убеждённо бросил Фил, на скамейку возле входа аккуратно пристроился. – У Мерквы тут никакого интереса нет. Они как раз наоборот – кому угодно топливо продадут, лишь бы свалы капали. Условия жизни у них, княже… Значит, сильно на горло бедолагам наступили, коли отказывают!
– Вот как, – раздумчиво протянул Иван, кончик носа почесал озадаченно. – А что, Мерква без возражений любой приказ Сэли выполнит? Даже себе в убыток?
– А куда они денутся? – вежливо удивился Фил. – У них на орбите крейсерская бригада Сэли неотлучно болтается. Попробуй вякни… Тем более, населения на один хороший город не наберётся. Да и те по приискам раскиданы. Сэлийцы в любой момент могут Меркву своей собственностью объявить, сопротивляться некому.
– Чего ж не объявили до сих пор? – скептически скривился Иван.
– А зачем? Они и так там хозяева, все расчёты через них идут. Была нужда с прямым управлением заморачиваться?
– И то верно, – согласился Иван, покосился на измученное лицо управляющего. Управление – оно такое. Действительно, лучше подальше держаться.
– Похоже, закончилось тихое времечко.
Встал, китель одёрнул, выпрямился.
– Не мы его закончили – не нам о том и жалеть. Слетаю, посмотрю, кто там цивилизованный такой? В любом случае – засиделся уже. Действительно, под себя скоро ходить начну от лени.
– Есть кому убирать, княже! – ехидно прошептал Кондрат, утешил вроде.
– Надеюсь, пошутил? – насупил брови Иван.
– Так и я надеюсь! – горячо поддержал клич.
– Шутничок! Ладно, рулите здесь в обычном режиме, я на связи буду. Ну, а в случае чего…
Взглянул на застывшее лицо Фила, распахнутый рот управляющего, усмехнулся.
– Да ладно, какой может быть случай? У меня давно всё по плану. Подумаю сегодня-завтра, что мне понадобиться может, и слетаю.
– Ты куда собрался? – голос Милы заставил Ивана вздрогнуть и обернуться. Вот у всей женской породы привычка – в самый нужный момент появиться! Или ненужный – тут уж кому как.
– Проблему надо решить, – проговорил мягко, словно малец нашкодивший. – Помнишь, я говорил, что есть вещи, которые самому приходится делать? Вот как раз оно и есть, дело такое.
Вроде и не собирался оправдываться, а всё равно получилось. Ох уж эти женщины! Князь всё-таки, а бормотать приходится, как ребятёнку-проказнику.
– На ужин-то подходи, – глянула Мила исподлобья, улыбнулась. – И хоть сегодня забрось дела подальше. Праздник всё-таки.
Иван с удовольствием проводил взглядом стройную фигуру, вздохнул. Действительно, праздник же.
– Кондрат! Слушай княжеский указ, исполняй немедленно. Этому мозгоблуду утреннему, ну ты помнишь, смертную казнь заменить на бессрочную каторгу. В честь праздника, блин!
– А что со справедливостью, Вань? – поинтересовался клич.
– Никаких нервов не хватит, на справедливость эту! – Иван с досадой махнул рукой. – И вообще, почему он один был, а противников трое? Убивать, конечно, нехорошо, кто спорит, но может, по-другому нельзя было? Короче, я подумаю ещё, а пока пусть камни ворочает. Полезно для ума.
– Не поймут люди, княже, – предостерёг Фил, внёс свою лепту.
– Ну так и не будем им говорить! Зачитать указ ему и его матери. И всё! Княгине тоже сообщать не надо. Подумает ещё, что заставила… Сам потом скажу, при случае. Кстати, Фил, ты же умница. Ты что о причине думаешь? Почему сэлийцы с нас не требуют ничего?
Фил усмехнулся тонко.
– Рано ещё, княже. Когда жизнь в княжестве поплохеет, народ сытый волноваться начнёт, за брюшко беспокоиться станет – вот тогда можно и требования. Тогда князь куда сговорчивей будет.
– Ну да, ну да… – ворчливо пробормотал Иван. – Будет князь сговорчивей! Как хотят – так и будет. Только, боюсь, им не понравится. Осторожнее надо, с желаниями-то!
