Kitobni o'qish: «Пятый убийца, или Этюд в кровавых тонах»
Пролог
Первое, что он увидел в неровном свете от факелов, когда начал появляться на свет – это как фигура в темной мантии с капюшоном наносит удар кинжалом женщине.
Той женщине, благодаря которой он и появится на свет.
Хороший удар. Женщина еще не мертва, но скоро отправится в мир иной. Когда в этом мире окажется он.
Ему сразу видно всю комнату. Это, как обычно, какое-то подземелье со скудной обстановкой. Как же надоели ему эти подземелья… Но это не важно, все это неважно. Важны лишь две вещи – имя и время. Имя ему скоро будет названо, а время он почувствует сам. Главное – что он смог вырваться и ему дозволено почти все. «Почти», – какое крохотное, малозаметное, слабое слово…
В комнате два человека – великий мастер и помощник. Мастер – тот, что нанес отличный смертельный удар. Видно, что это далеко не первый для него случай, далеко не в первый раз он отправляет кого-то в иной мир. Помощник же хорошо справлялся, держа тело женщины. Видно, что он сильный и жилистый. Откуда-то всплыло, что второй человек – врач. Это хорошо. Значит, он уже понимает происходящее.
Он уже воплотился. Значит, может начать разговор. Ничего не значащий для него, но так многое дающий ему для понимания их, других.
Он начинает говорить. Что он говорит? Какая разница. Главное – постепенно всплывает имя. Но это не настоящее имя. Этот человек лишь хочет, чтобы его так сейчас называли. Ему нужно не это. Ему нужно другое имя, и он его получит.
…Да здесь еще двое! Почему он не увидел их?!. Да нет, увидел. Он просто понял их слишком быстро. Они пустышки. Ему даже не интересно ничего знать о них. Лишь мельком, случайно, он уловил, что один из них, кажется, служитель закона. Но это все неважно.
Пусть снимут свои уродливые маски. Ну так и есть. Лишь мастер и его помощник не испугались. У мастера – волевое лицо сильного и умного человека. Он уже немолод. Его усатый помощник – попроще, но видно, что решителен. И понятно, что смел. Он бывший солдат.
А те двое, что у дверей, убоялись. Прочь! Испугать их адским огнем!
Клубы пламени вылетели прямо в маски, но остановились в считанных дюймах от того места, где раньше находились люди.
Бегите, бегите… Вы не нужны. Ничего не нужно. Только время. Он его уже знает: корабль скоро отплывет.
А имя – оно обязательно будет произнесено.
Пусть уже подпишут договор – и покончим с этим. Он уже на свободе. Сотни раз проведенный ритуал с самими разными людьми всех мыслимых эпох…
…Здесь есть кто-то еще.
Не переставая говорить, он оглядывает подземелье – но никого не находит. Тайные окна, через которые кто-то подсматривает? Их тоже нет. Но все-таки он ощущает, что за ним кто-то наблюдает. Откуда?
Да из фолианта на столе, конечно.
Ну что же… Так даже лучше. Если ты вглядываешься в бездну, помни, что и она вглядывается в тебя. Кому как не ему знать это. Поэтому пусть. Он не будет испепелять фолиант. Он поиграет с ними – он закроет это окно, которое образовалось через эту книгу. Пусть сами додумывают происходящее.
…Итак, корабль отплывет через считанные дни. А имя, имя, назови имя!..
Наконец великий мастер произносит, прямо глядя ему в глаза:
– Шерлок Холмс!
Глава 1. Восточный ветер
Удар был такой силы, что он подумал, что у него теперь сломана челюсть. Впрочем, все это уже не имеет значения… Зачем думать о сломанной челюсти, если тебя скоро самого не станет и, значит, она тебе уж точно не пригодится?..
Он отлетел к стене и больно врезался в нее всем телом. Небольшой сарай, в который его затащили, тряхнуло.
Инстинктивно он начал подниматься и только теперь смог разглядеть своего похитителя. Он был давно готов ко всему, но все же вид этого существа поверг его в ужас…
Можно долго готовиться к смерти – в конце-то концов, все мы знаем, что рано или поздно пересечем эту черту, – можно понимать, что из-за неизлечимой болезни она маячит уже близко, можно помнить, что при найме на высокооплачиваемую работу тебя предупреждали о том, что в один далеко не прекрасный день это может случиться… Но готовым к этому быть просто невозможно. Организм запрограммирован жить. И он будет бороться за свою жизнь до конца.
Увидев силуэт своего похитителя, он понял, что у него нет шансов и конец будет скоро. Почему-то знание это не мобилизовало его организм на спасение, как, казалось, должно бы было случиться. Как в присказках о крысе, загнанной в угол. Наоборот, из него как будто выпустили воздух. Он понял, что любое сопротивление только лишь продлит агонию…
Выглядело существо в целом как человек – но было очень высоким и, как он испытал на себе, обладало неимоверной физической силой. На черном силуэте в дверном проеме сарая выделялись глаза – они горели холодным зеленым блеском, освещая бледное лицо с выступающими изо рта клыками…
Он перестал подниматься и обессиленно лег на пол сарая. Это вампир. Сейчас он выпьет его кровь. Сейчас все кончится…
Вампир неуловимым движением переместился к нему. Нагнулся и легко одной рукой поднял его и сильным ударом прислонил спиной к стене. Их лица поравнялись, глаза встретились.
– Ты будешь… – прошипел он, – ты будешь умирать долго…
Человек опустил голову.
– Будешь умирать долго, – продолжил вампир. – Если не расскажешь мне о нем.
– Кто… Кто вас интересует? – тихо и обреченно спросил мужчина, заранее зная ответ.
– Шерлок Холмс!
…Где-то далеко от того места в просторном пустом зале средневекового замка из рук рыцарских доспехов, стоявших позади трона, выпал меч.
Сразу же около него неизвестно откуда появилась девушка с иссиня-черными волосами. Присев около меча и взяв его в руки, она несколько минут смотрела на лезвие, и с каждым мигом ее прекрасные глаза становились все грустнее.
Наконец девушка поднялась, с неожиданной легкостью подняв и меч и вставив его обратно в руки доспехов.
– Милорд! – негромко произнесла она, но слова ее, кажется, были слышны в каждом самом отдаленном закоулке огромного замка…
***
Казалось, даже небо хмурилось в этот день. Пароход «Оронтес» шел на всех парах, разрезая серые воды и слегка покачиваясь. Из небольших сил бывшего парусного судна команда старалась выжать все, что могла. Это плавание хотелось закончить быстрее – по многим причинам. Конечно, матросам хотелось домой, но это никогда не было главным. На борту было 37 раненых, стонущих и орущих, или тихо молящихся и обреченно молчащих – вот это была истинная и очень весомая причина, по которой капитан корабля заставлял своих парней гнать что есть мочи.
– Капитан Карпентер! Капитан Карпентер!
Женский голос.
Капитан Карпентер понял, что задремал. Кажется, опять чуть не пришли к нему в голову гарпии – или как их там, – русалки и тот самый кракен, который навсегда оставил отметину на его теле… Получается, этому женскому крику надо быть благодарным за то, что он избавил его от всего этого…
– Капитан Карпентер!
Нет, все-таки такому крику не надо быть благодарным. Он как-то нехорошо отдавался в голове, как будто бил по ней молоточком.
Голос был все ближе. Вот уже послышался топот ног по лестнице, ведущей к нему в каюту. Капитан Карпентер почему-то даже понял, кто это бежит. Ему подумалось, что, наверное, нужно поднять голову со стола и хотя бы сделать вид, что он работает.
С усилием сделав это, он поморщился. «Капитан Карпентер»… Сразу видно, что американка. Почему нельзя просто называть его «капитан»? Он же здесь один, здесь нет никаких других капитанов – Джонсов, Смитов, Боллов – и если сказать «капитан», то не будет целого хора голосов, кричащих «Я!», «Я!», «Это я!», «Ко мне идите со своей чертовой проблемой!» Как будто быть капитаном – это только щеголять в красивой фуражке и многозначительно щуриться, отдавая команды… Если б он умел делать что-то еще, если б за это не платили побольше, чем за какие-то другие работы – да разве б он выбрал себе капитанский мостик… Вот и теперь опять – голос не предвещает ничего хорошего.
Капитан Карпентер едва успел протереть глаза, как дверь распахнулась и в дверном проеме в скупом свете серого дня появилась женская фигура. Сперва она была черной, но по мере того как она шаг за шагом продвигалась по направлению к его столу, чернота отступала, открывая миловидное личико сестры милосердия.
– Капитан Карпентер! Он пришел в себя! – крикнула сестра милосердия, еще раз вызвав бой маленьких молоточков внутри его черепа.
Следовало проявить какое-то участие к ее словам. Он собрал, кажется, все силы организма и выдал:
– Это замечательно! Каково его состояние?
Капитан сразу понял, о ком идет речь – о докторе, который сам был ранен и болен. Его погрузили на корабль из Индии вместе с другими ранеными и недужными.
Вот уже несколько лет Карпентер перевозил их в Англию – доезжало обычно две трети, – но именно такого больного еще не встречал. Он был доктором и, поговаривали, заштопал свою рану сам, затем сам вылечил себя от тифа. Но все-таки остаточные явления болезни давали себя знать: он то спал, то его лихорадило, и в бреду он никого к себе не подпускал. Причем вел себя агрессивно – ему везде мерещились демоны, с которыми он пытался бороться. А однажды одну из сестер милосердия – кажется, именно эту – он, приняв за нечисть, чуть не застрелил из пистолета. По счастью, рядом был помощник капитана с матросом, и вместе с одним дюжим легкораненым они втроем навалились на этого доктора и отобрали пистолет. Доктор потом снова впал в забытье, а пистолет капитан положил к себе в стол.
Пистолет был не современный, однозарядный. Капитан проверил тогда его: он оказался заряжен. Но порох, конечно, отсырел, и вряд ли пистолет смог бы выстрелить. Насторожило тогда Карпентера другое: пуля была серебряной.
Посмотрев после того происшествия документы доктора, капитан Карпентер озабоченно вздохнул: у воинского подразделения, в котором служил этот врач, была довольно специфическая слава. После этого он и наказал сестрам следить за состоянием врача и сообщать ему о любых значимых изменениях.
– Кажется, его еще лихорадит, но он в уме, сэр.
– Отлично, сестра Джейн. Ступайте и поговорите с ним, поймите, в каком состоянии не только его тело, но и бессмертная душа, будьте рядом с ним в это тяжелое для него время, как Вы рядом с другими страждущими. А если что-то произойдет из ряда вон выходящее, то, конечно, незамедлительно сообщайте мне или моему помощнику в любое время. Спасибо Вам, сестра! Я скоро спущусь к нему.
– Спасибо Вам, капитан Карпентер! – почему-то сестра Джейн обрадовалась его словам. – Я пошла к нему!
Карпентер кивнул. Когда она вышла, он достал трубку и закурил.
***
Джейн так быстро побежала по лестнице, что едва не упала, но вовремя ухватилась за перила. Внизу перемахнула сразу через несколько ступеней.
Раненых держали в трюме. Если бы вышло солнце, то их подняли бы на палубу, но такая пасмурная погода никаких просветов не предвещала. Джейн побежала мимо рядов организованных прямо на полу лежбищ, на которых, укрытые одеялами, лежали мужчины – кто тихо, кто продолжая стонать. Чуть не налетела на одну из сестер, которая вела куда-то раненого дедушку с перевязанной головой. Увидела, что у постели доктора кто-то сидит – конечно, сестра Лаура.
Джейн старалась гнать от себя греховные мысли, но почему-то она считала, что этот доктор возбуждал у Лауры греховные мысли. Она так и вилась вокруг него, явно предпочитая его другим больным, которые, на взгляд Джейн, были ничуть не хуже, и многие из которых нуждались в помощи острее, чем этот загадочный доктор. Ворковала ему что-то на ухо, обнимала, когда он вновь начинал видеть демонов и взгляд его становился безумным и страшным. Кормили больных неплохо, но Лаура – Джейн это пару раз видела – нет-нет да и старалась подсунуть доктору что-то из своих порций, хотя вряд ли он мог это запомнить. Вот и теперь сидела и поила его чем-то горячим.
Он, конечно, не был красавцем – да и кто тут из больных и раненых красавец? – но определенно что-то в нем было. Что-то волнующее и притягательное читалось в его молодом, но изможденном болезнью и прочими испытаниями лице. Какая-то тайна. Вот и Джейн, когда узнала, что он очнулся, очень обрадовалась. Несмотря на заунывные стоны больных и раненых, на всю эту кровь, кашель, утки, на это бесконечное плавание, на сырость, унылую погоду, весть о том, что доктору стало лучше, подняла ей настроение. Джейн сама не заметила, что, кажется, даже начала что-то напевать себе под нос. Хотя почему-то именно на нее доктор в бреду реагировал агрессивно: однажды закричал, что она демон и наставил на нее пистолет. Джейн тогда почему-то не начала молиться – а ведь в последние минуты положено молиться? И жизнь почему-то не пробежала у нее перед глазами – а ведь, вроде бы, так, говорят, бывает перед смертью? Она просто очень испугалась и застыла. И как будто со стороны наблюдала за тем, как она стоит словно столб и смотрит, как один мужчина прыгает на руку с пистолетом, а еще двое на больного, такого худого и беспомощного…
– Вы пришли в себя, доктор! – выпалила она совершенную глупость, когда подошла к его постели, и застеснялась сказанного.
– Да, сестра, – голос был довольно слаб, но чувствовалось, что доктор пытается бодриться. – Доброго Вам дня, сестра! Я благодарю Вас за все то, что Вы для меня сделали, и особенно прошу прощения за свои выходки. Поверьте, разум мой был затуманен болезнью тогда так же, как сейчас Вашей и Вашей – он кивнул Лауре – красотой.
Ах, не такая уж и вредина эта Лаура, раз рассказала про то, что доктор целил из пистолета в Джейн.
– Ну что Вы, и не такое бывает, – сказала глубоким голосом Лаура – явно старалась ответить быстрее, чем Джейн.
– Конечно, – вторила ей Джейн, забрав свои мысленные слова про «вредину» обратно.
– Мы рады, что теперь Вам полегчало, – продолжила своим чарующим голосом Лаура.
– Да, это все благодаря вам. Но не могли бы Вы рассказать поподробнее, что со мной произошло?
Он был довольно молод – ему, наверное, было в районе 30 лет. Видно было, что из-за выпавших на его долю испытаний доктор исхудал – но в обычной жизни он имел, наверное, довольно плотное телосложение. На обветренном осунувшемся лице неестественно выделялись усы.
– Ах, доктор, – Джейн присела рядом с Лаурой, – Вы были ранены, доктор… В руку, после этого переболели тифом.
***
Странный прилив головной боли внезапно на миг парализовал доктора. Он постарался не подать вида, чтобы не напугать этих милых девушек, которые наперегонки что-то ему пытались рассказать.
Чтобы из его груди не вырвался стон, он произнес:
– Джон… Меня зовут Джон… Ватсон.
– Джейн! Лаура! – хором ответили сестры милосердия.
При этом их лица вдруг почему-то исказились и стали черными, из ртов вылезли клыки, с которых начала капать кровь…
Спокойно, Джон, спокойно…
Все как будто застила кровавая пелена. Как будто брови его рассекли и глаза залила кровь… Абсолютно голое человекоподобное существо с белесой, почти прозрачной кожей, туго обтягивающей худой скелет, прыгает на лейтенанта О’Рейли. За ним еще одно такое же, и еще. Они дерут О’Рейли в клочья, съедая плоть. Нечеловеческий крик О’Рейли заставляет стынуть жилы. Но тут же на помощь людям приходят ружья и пушки: их шум на миг заглушает стоны съедаемых заживо солдат. Но союзники они ненадолго: вдруг что-то – да чертова пуля, конечно! – отбивает щеку сержанта Кейса и тот на секунду замирает с непониманием в глазах, а затем падает…
Ватсон энергично замотал головой, все-таки напугав сестер милосердия, чьи лица опять стали нормальными. Кажется, эти воспоминания о жуткой бойне – единственное, что у него сейчас есть. Кажется, те жуткие демоны – единственный его багаж…
– Вам нехорошо, доктор? – встрепенулась молоденькая.
– Остаточные явления, – Ватсон выдавил улыбку. – Милые леди, я, слава Богу, здоров… Хотя, конечно, высох, как щепка, и пожелтел, как лимон, – добавил он громче, стараясь своим голосом заглушить шум той битвы в голове, и снова заставил себя улыбнуться.
Затем огляделся:
– Здесь много страждущих. Мой долг, как врача, помочь им!
– Ну что же Вы, доктор, – сказала та, что постарше, – Вам еще нужно отдохнуть. Наберитесь сил, а после этого, конечно, мы будем рады, если Вы нам поможете ухаживать за больными.
– Нет-нет, здесь много людей, которым требуется моя помощь! – Ватсон начал вставать, но руку пронзила резкая боль и он хлопнулся на пол.
Обе сестры оказались еще ближе.
– Что Вы… Как Вы… – что-то такое ничего не значащее они, кажется, спрашивали у него.
– Все хорошо… Отвык от вертикального положения, видимо…
Ватсон подумал, что лучше ему пока не вставать. Он закрыл глаза и спросил только чтобы не молчать:
– Где мы?..
– Мы плывем в Англию, доктор… Вас смогли транспортировать на корабль, только когда Вы крепко уснули, – снова поспешно ответила молоденькая сестра.
– А где мой пистолет?
– Его забрал капитан Карпентер, сэр. Он посчитал, что Вы опасны…
– Хорошо. Верните его мне.
– Боюсь, капитан будет против…
– Верните его мне! – вдруг крикнул Ватсон так, что обе девушки вздрогнули. – Клянусь, я не воспользуюсь им! – добавил он и, помолчав, сказал: – Простите, я… Это я от боли вскрикнул… Пройдет…
Сестра Лаура наклонилась к нему:
– Все будет хорошо, доктор! Вы поправитесь!
– АААА! – резкая боль, такая нетерпимая, что, казалось, разорвет его голову.
…Мюррей стреляет в него! А нет, не в него! Чертов демон уже летел на него, когда его срезала пуля Мюррея. А вот тебе ответная любезность, Мюррей: Ватсон сам разряжает два своих пистолета в двух летящих неизвестно откуда на его приятеля черных демонов с крыльями. Те, хором нечеловечески взвыв, синхронно на миг зависают в воздухе – а затем падают наземь бесформенными черными пятнами
– Назад! Назад! – слышит он чей-то голос, и понимает, что это голос его!
А белесые и черные демоны все наседают и наседают. Индус Сингх из этого воинственного племени, название которого он никогда не запомнит, с дьявольской – по-другому не назвать! – скоростью рубит их направо и налево своей саблей…
– Рад приветствовать Вас, доктор!..
Какой доктор? Откуда доктор?..
– Меня зовут Артур Карпентер, я капитан этого корабля. – Из черноты проступил силуэт грузного мужчины. Ватсон обратил внимание, что у человека нет одной ноги.
– Добрый день, капитан, – смог выдавить Джон.
– Милые девушки, погуляйте-ка с молодцем, – капитан кивнул на дюжего соседа Ватсона. Джон обратил внимание, что соседа слева уже не было на месте. – А мы немного с доктором поговорим.
– Конечно, капитан Карпентер! – ответила Джейн. Вместе с Лаурой они помогли молодцу подняться.
Капитан проводил их взглядом.
– Извините, пока не могу встать, сэр, – сказал Джон.
– И не надо, – капитан подозвал одного из матросов, и тот принес ему стул. – Вот что, сынок, – продолжил Карпентер, усевшись рядом с Ватсоном. – Пистолет я отдам тебе только по выходу на берег. Я слышал, да и ты уже слышал, что в бреду ты вздумал кидаться на людей. – Джон понурил голову. – Поэтому сам понимаешь… – Ватсон удрученно кивнул. – Мой помощник даже предлагал связать тебя, но я не думаю, что ты представляешь опасность уж настолько… – Капитан помолчал. – Но если еще раз такое выкинешь – имей в виду, в море встречается всякое, и не всех больных и раненых я довожу в Англию в целости и сохранности. Ты меня понял, сынок?
– Да, понял, – тихо ответил Джон. – Не повторится, сэр…
– Верю. Конечно, верю, что не повторится… Я верю, что ты славный малый – да тем более доктор. И если тебе полегчает, буду рад, если ты окажешь помочь в лечении больных. На этих девочек – Карпентер неопределенно мотнул головой куда-то в сторону, имея в виду сестер милосердия, – и так уже слишком большая нагрузка.
– Буду рад, сэр. Постараюсь как можно быстрее, сэр…
– Да не надо быстрее. Лечись. Расскажи-ка мне лучше о себе сынок.
– Меня зовут Джон Ватсон, я доктор. Окончил Лондонский университет, потом в Нетли прошел спецкурс для военных хирургов. Был отправлен в Афганистан – в 5-й Нортумберлендский стрелковый полк ассистентом хирурга. После этого меня прикомандировали к Беркширскому полку, и буквально через пару дней я принял участие в бойне при Майванде… Там поймал плечом ружейную пулю, она разбила кость и задела подключичную артерию. Скорее всего, попал бы в плен, но однополчане вытащили меня из этой мясорубки… – Он помолчал. – Потом отправили на поезде в Пешавар, и там я подхватил брюшной тиф. Это вообще бич наших индийских колоний. Пришел в себя уже здесь, на корабле… Та кампания многим принесла почести и повышения – а мне только неудачи и несчастья, – горько улыбнулся он.
Капитан покивал:
– Биографию свою рассказываешь как по писанному… Молодец!.. Почему ты гонял каких-то демонов в бреду?
– Чего в бреду только ни бывает. Уж поверьте мне как врачу.
– Но ты сам сказал, что служил в Беркширском полку. А про этот полк чего только ни рассказывали, пока его не потрепало при Майванде. Была там такая, говорят, рота капитана Сэкера.
Ватсон помолчал.
– При всем уважении, сэр, про моряков тоже много чего рассказывают.
Капитан коротко посмеялся.
– Но про сэкерцев говорили, что этих головорезов обучали воевать с нечистью. А в бреду ты гонял демонов. – Взгляд капитана как будто пронизывал Ватсона.
– Сэр, я был у беркширцев всего несколько дней. О роте Сэкера я слышу впервые. Все знают, что никакой нечисти не существует. И я не видел никаких головорезов, я видел лишь солдат и офицеров, которые доблестно служили своей Родине! А что про демонов – так все мы там с ними воевали. После всего, что я видел, я не могу назвать наших врагов по-другому.
– Ты молодец, Джон. – Капитан наклонился к нему: – А теперь послушай меня, сынок. Я потом отдам тебе твой пистолет. Пусть в нем серебряная пуля, но я отдам. Ты очень хорошо отвечаешь на все вопросы, что я задал тебе. И больше ты их от меня не услышишь. Но также потрудись сделать так, чтобы никто больше не услышал от тебя ни о демонах, ни о Беркширском полку. Ведь ты же числишься в 5-м Нортумберлендском? Вот про него только и говори.
– Да, сэр, слушаюсь, сэр…
Капитан жестом подозвал сестер и поднялся:
– Ну что ж, сынок. Здоровья тебе! Надеюсь, мы друг друга услышали.
Стиснув зубы, Ватсон приподнялся.
– Конечно. Спасибо Вам! И Вам, Джейн… И Вам, Лаура. Я приступлю к работе сразу же, как только смогу.
***
Джон Ватсон… Джон Х. Ватсон…
Он лежал на спине и смотрел в потолок, не слыша храпа и стонов, скрипов и шума волн… В неверном свете ламп в трюме было почти темно, и неровные колыхающиеся тени, казалось, угрожали превратиться во что-то зловещее. Но он не обращал внимания и на них.
Он вспоминал. Восстанавливал по кусочкам, по крупицам ту жизнь, которая была у него до корабля, и старался построить ту, которая ждет его по прибытии в Англию… Джон Х. Ватсон… Кто ты и во что превратился?.. Долго ли будут тебя мучить видения кошмарных существ той зловещей битвы, в которой ты был ранен?.. И что ждет тебя впереди?.. Ведь у тебя нет ничего… Только заштопанная дыра в плече, медицинские инструменты, небольшая военная пенсия – и страшные видения… Кому ты нужен? Что будешь делать?.. Хирург, который больше не может делать операции. Человек, у которого нет ничего и никого, держит путь в Лондон, в этот огромный мусорный ящик, куда неизбежно попадают бездельники и лентяи со всей империи…
Еще и эти «дьявольские» припадки… Самое главное сейчас – это научиться контролировать эти вспышки, чтобы, в идеале, никто о них не знал даже. Иначе найти свое место в Англии будет очень непросто.
Джон подумал, что любого другого такое положение повергло бы в уныние – но он почему-то на самом деле его не ощущал. Это молодость, решил он. Молодость и свойственный ей чертов оптимизм. Ведь ему не было еще и тридцати. А значит, если он не помрет в этой душегубке, то впереди еще как минимум столько же и – кто знает, может быть, все наладится?..
Уже на следующий день он понял, что ему просто невыносимо так лежать. По-хорошему, ему нужно было бы полежать примерно неделю. Но он видел, как сбиваются с ног сестры милосердия, в том числе Джейн и Лаура, ухаживая за больными. Слышал стоны людей, которым наверняка мог помочь. И самое главное: работа отвлекла бы его от страшных видений той битвы – кажется, единственного, что он на самом деле помнил…
Но было и то, что его удерживало. Раненая, непослушная рука. Каждый раз, пытаясь сжать и разжать пальцы, морщась от боли, он все отчетливее понимал, что хирургом ему уже больше никогда не быть… Ничего, открою частную практику, утешал он себя – но утешением это было почему-то слабым…
Справа от него лежал раненый драгунский офицер, совсем еще молоденький, слева – старик-каптенармус с пробитой головой. Старик не мог разговаривать и изъяснялся жестами, поэтому Ватсон так и не понял, что же с ним произошло. Кажется, недалеко от него произошел взрыв, и осколок снаряда застрял у него в голове… Ватсон ободряюще улыбался ему, а про себя недоумевал, как этот далеко не молодой мужчина еще жив.
С драгунским офицером они разговорились. Это именно он повис на Ватсоне, когда у того снова начались видения и он целился в медсестру. Звали его Джеймс Кортни, был он «кровь с молоком» и, вроде бы, шел на поправку. У него было перевязан живот – в него попала дробь. О ране своей Джеймс Кортни поначалу рассказывал, романтически затуманивая взор и бросая уклончивые фразы типа «да, тогда было очень жарко», «многие не забудут тот день» – но как-то, когда рядом не было сестер милосердия, признался Ватсону, что обстоятельства ранения были не столь героическими.
Молодой офицер добивался одной хорошенькой сестры милосердия в Индии и как-то, когда их отряд сопровождал госпиталь при переходе из одного населенного пункта в другой, предложил подарить ей красивый цветок, увиденный на вершине небольшого холма, мимо которого они проезжали. Реакцию девушки на предложение Ватсон из рассказа не понял, но Кортни лихо вскарабкался на холм, где вместе с цветами обнаружил собиравшего какую-то траву местного мальчика. Тот, хоть и находился довольно далеко, схватил лежавшее рядом ружье и разрядил в драгуна. От неожиданности Кортни поскользнулся и поэтому принял дробь не во все тело, а только в живот, после чего кубарем скатился вниз, как раз к ногам сестры милосердия – кстати, в полете успев сорвать заветный цветок. Юнца и след простыл, а из драгуна предмет его обожания повытаскивала дробь…
Честно говоря, Ватсона беспокоили оба его соседа, но на его настойчивые просьбы осмотреть их они махали рукой – старик в прямом смысле слова, а Кортни – говоря, что здоров как бык. Более того, как-то раз драгун прямо спросил, не будет ли доктор против, если он приударит за «сестричкой Джейн». Ватсон против не был, и Кортни отсалютовал ему:
– Клянусь, уже завтра она будет моей!
Завтра для него не настало.
Утром Ватсон, проспавший десять часов как убитый после снотворного, увидел, что места справа и слева от него пусты. Джейн со слезами поведала ему, что старик просто не проснулся, а молодого драгуна всю ночь била лихорадка, а под утро он умер… Оказалось, что сестра милосердия, которой он такой ценой добыл цветок, допустила заражение крови…
После этого Ватсон понял, что он не может просто так лежать – благо что проведенное в покое время помогло ему восстановить силы. С помощью Джейн и Лауры он поднялся и начал обход больных. Так началось его непрекращающееся дежурство…
Он ощущал, что работа для него теперь – это необходимость. И после этого, казалось, часами осматривал людей, промывал раны, поил, натирал, говорил ободряющие слова. Лаура и Джейн стали его ассистентками, поднося материалы, инструменты, лекарства… Раненая рука адски болела, заставляя делать перерывы в работе. Но он не растягивал эти перерывы надолго. Он видел, что благодаря их усилиям людям становилось лучше. Но видел и то, что до него их лечили из рук вон плохо.
Очень помогло, что капитан наконец отдал распоряжение переместить раненых наверх, на палубу. Теперь они могли дышать свежим воздухом.
Ватсон и сам ощущал, что ему лучше. В перерыве между перевязками он подошел к перилам, чтобы посмотреть на серую водную гладь. И тут же отскочил, скривившись от боли: нечеловеческой красоты русалка, вся в ярких огоньках, манила его…
«Жги их, жгииии!» – это Мюррей.
Отличная идея! Все берут факелы и бьют по мордам белесым тварям. Те не просто горят – они рассыпаются от ударов! Но вот по черным демонам с крыльями попасть факелами было сложно… Вот один из них спикировал на солдата – не видно было, кто это – и тут же взлетел, держа что-то в когтях. А солдат задрожал, пытаясь зажать шею, из которой фонтаном брызнула кровь…
Ватсон отдышался, огляделся. Кажется, никто не видел этого прыжка, только Лаура и Джейн, уже привыкшие к этим его вспышкам, с тревогой смотрели на него… Он успокаивающе им кивнул.
После этого Ватсон к перилам не подходил, стараясь все больше внимания уделять больным.
***
…Беда пришла неожиданно: в один из дней задул восточный ветер с хлестким дождем. Невысокий юркий помощник капитана забежал на палубу:
– Шторм! Грядет шторм! Всех вниз!
Начался бедлам… Они бросали лежачих на носилки и тащили вниз, роняя их, сами падая, вновь поднимаясь по качающейся лестнице наверх. Ходячие пытались уйти сами, поддерживаемые сестрами.
Качка усиливалась. Один раз Ватсона сбросило с лестницы и он больно ушиб грудь. Сжав зубы, он снова встал и кое-как поднялся наверх, пропуская бегущих мимо него больных.
Он удивился, насколько же наверху внезапно стало темно. Ветер усиливался, дождь бил стеной. Небо рассекали молнии… Он отпрянул: тень демона приближалась к нему.
– Там еще дюжина человек! – попыталась перекричать стихию Лаура. – Двоих уже смыло!
– Я заберу! Иди вниз!
– Нет, Джон! Джейн тоже там!
Их качнуло так, что оба улетели на палубу.
– Джооон! – услышал он в темноте.
Тень Лауры неумолимо катилась к перилам.
Изогнувшись что есть силы и крича от пронзившей руку боли, Ватсон ухватил ее за ногу, а сам схватился за что-то, чего в темноте не увидел – но это был спасительный, материальный, неподвижный предмет.
– Держииись! – голос его сорвался.
В сполохе молнии он вдруг увидел крылатого черного демона. И еще одного. И еще!.. Они летели прямо на него! Он закричал то ли от злобы, то ли от боли, то ли от ужаса…
Но они нацелились не на него – они вцепились в Лауру и с поистине демонической силой вырвали девушку из его руки и в мгновение ока утащили в пучину.
– Неееет!
Джон поднялся на четвереньки. Ни Лауры, ни демонов не было…
В следующий миг он увидел то, что заставило его что есть сил обхватить мачту. Огромная черная воронка зияла перед их кораблем.
