Kitobni o'qish: «Вандал (сборник)»

Shrift:

Драконы моря

Глава 1. «L’Etoile»

Я в жизни не видывал ладьи, оснащенной лучше, чем эта…
«Беовульф»

Южное косматое солнце палило так, что, кажется, сдирало кожу. А время, между прочим, было еще раннее, впрочем, еще с вечера снова задул проклятый сирокко – ветер пустыни, приносящий сухую жару и мелкую желтовато-красную пыль.

Море подернулось мелкой зыбью, кое-где перебиваемой всплесками крупных волн, с шумом вздыбивших голубовато-зеленые спины. Одна из таких волн ударила суденышко в борт, едва не развернув поперек ветра – а это было опасно, и шкипер – мускулистый, голый по пояс бородач в штанах из козлиной шкуры, сдвинув кустистые брови, погрозил гребцам кулаком.

А волны опять – а-а-п! И бородач едва успел ухватиться за шкот, иначе б точно свалился.

– Выравнивай, выравнивай, – обернувшись с носовой палубы, громко закричал Гейзерих – могучий красавец в блестящей на солнце кольчуге и сверкающем шлеме, настоящий вождь, этакая белокурая бестия. В правой руке он держал длинный римский меч – спату, – левой ухватился за носовую статую, изображавшую какую-то грудастую деву. Статуя была позолоченной и тоже сияла – больно было смотреть.

– Да поворачивайте же, Водан вас разрази!

И снова волна, на этот раз полуголые гребцы сдюжили, наконец, повернули, поставили судно, как нужно – по ветру. Затрепетал взметнувшийся на единственной мачте парус – огромный, белый с широкими красными полосами.

– Суши весла! – сплюнув, распорядился кормщик.

Сам же тотчас же налег на рулевое весло, большое и тяжелое, удерживая галею на единственно верном пути. «Сверкающая Валькирия» – так гордо именовалось судно, узкое, длинное, низкосидящее, с крепкой обшивкой из дуба и снабженным длинной рукоятью рулевым веслом. Верткое и быстроходное, оно легко вмещало полсотни воинов, это не считая сидевших в один ряд гребцов и команды, вместе называвшиеся галеотами.

И снова волна… И ветер… И соленые брызги, с шумом разбившиеся об бушприт.

Стоявший на носу, у абордажного мостика, вождь улыбался – он и не должен был ничего говорить, лишь только вот так вот стоять, картинно опираясь на сверкающую в солнечных лучах деву, время от времени размахивая мечом и оглядываясь на разместившихся на узкой палубе воинов – вот уж кто были молодец к молодцу: все, как один, здоровущие, косматые, с угрюмыми рожами висельников и убийц! Одетые, кто во что горазд – у кого-то имелись кожаные, с блестящими металлическими бляшками, панцири, кто-то щеголял и римской лорика-сегментата, и чешуйчатой лорика-скуамата, и даже галльской кольчужкой – лорика-хамата, большинство же были по пояс голыми, всю одежду их составляли узкие штаны да обмотки, тщательно оплетенные крепкими ремешками из выдубленной лошадиной кожи. Вооружение всего этого сбро… тьфу, тьфу – великих воинов Водана! – также было весьма разнообразным – короткие и длинные мечи, широкие абордажные сабли, дротики, дубинки, секиры, имелись и короткие, с хищными стрелами, луки. На корме трепетал длинный – синий с зеленым – вымпел с вышитым золотом изображением Водана – жестокого германского бога.

«Где же купцы?» – думал про себя Гейзерих, стоя на носу и расставив ноги, он знал – они обязательно должны быть, эти гнусные торговцы, которых так легко и приятно будет сейчас щипать… вот уже пора бы им появиться, давно пора, может, вот как раз сейчас, из-за того мыса…

– Уа-а-аууу!!! – громогласный рев вдруг потряс судно.

Вождь улыбнулся – ну, наконец-то, ну вот они…

Кургузые купеческие суда показались из-за мыса, три неповоротливых и, видимо, груженных чем-то весьма ценным, «круглых» кораблика… Что ж, трепещите, трусливые купчишки! Сегодня – день Водана и силингов!

Повинуясь жесту вождя, кормчий махнул рукой помощнику, задававшему ритм гребле. Тот ударил в медные диски… Раз-два… еще раз, еще… мерно, быстро, еще быстрее… Моряки проворно спустили парус – он теперь не нужен, они – лишь помеха…

Раз-два… раз-два…

Весла поднялись и мерно опустились, и снова поднялись… Оглянувшись, Гейзерих невольно улыбнулся, залюбовавшись умелой работой гребцов – раз-два, раз-два…

Ага! Купчишки заметили грозное судно силингов!

Замедлили ход – слышна была ругань кормщиков… пытаются уйти, вновь скрыться за мысом… напрасные надежды!

– Во-дан! Во-дан! Во-дан! – в такт гребцам орали воины, выли, улюлюкали, потрясая мечами и копьями, кто-то уже в нетерпении грыз свой щит…

– Во-дан! Во-дан!

Едва не выпрыгивая из воды, «Сияющая Валькирия» неслась, словно летучая рыба. Вообще-то можно было бы сейчас и не спускать парус… опустить лишь тогда, когда судно подойдет к купцам на расстояние полета стрелы. Гейзерих знал, как это сделать, он прекрасно умел обращаться с парусами… Но на этот раз – ладно, сойдет и так, с веслами – ах, как красиво, как завораживающе-мощно! Как перекатываются мускулы у гребцов…

Раз-два… раз-два…

– Во-дан! Во-дан!

Раз-два, раз-два, раз…

Что такое? Откуда здесь, за мысом, взялись эти приземистые, вытянутые, словно хищные рыбы, суда?

– Дромоны!!! – гулко закричал шкипер. – Дромоны! Это ромейский флот! Что будем делать, вождь?

Гейзерих ничего не сказал, лишь сдвинул на лоб шлем, радужным нимбом сверкающий в водяных брызгах. Лишь взмахнул мечом – вперед! Пристало ли славным силингам бояться как-то изнеженных ромеев? Да мы расколошматим их всех, клянусь Воданом!

Вперед!

Гребцы ускорили темп, и вот уже ходкое судно пиратов ударило тараном в борт вражеского корабля. Ромеи, как видно, не ожидали подобной наглости! Дромон вздрогнул и сразу осел, набирая носом воду…

– Во-дан!!!! – ахнул на все море вопль.

Вождь предостерегающе поднял руку – ветер трепетал его алый плащ, небрежно заколотый золотой фибулой в виде головы какой-то фантастической птицы. Нет… этот дромон сейчас – не добыча. Пусть тонет, а вот тот, что спешит к нему на помощь… судя по развевающимся красно-желтым стягам – флагманский… Вот его и… вот его…

На носу вражеского корабля застыл ромейский витязь – голоногий, в короткой кольчуге, в позолоченных поножах и наручах. Глухой серебристый шлем закрывал почти все его лицо, глубоко в прорезанных щелях яростью сверкали глаза, и длинный, жаждущий крови варваров, меч нетерпеливо дрожал в руке воина, и синий плащ трепетал за его могучими плечами.

Это был Елизарий, великий дука ромеев – командующий всем флотом древней и вечно юной Византии.

Не терять скорость… главное – не потерять скорость, вернее – вновь ее набрать. А ну, шкипер… а ну, помощник… Раз-два, раз-два, раз…

Суда сближались. Убыстряя ход, они неслись прямо друг на друга – «Сияющая Валькирия» и флагманский дромон ромеев. Вот сейчас они столкнутся, вот сейчас…

Бабах!!! Вот прямо – таран на таран… Треск ломающихся весел, и грохот такой, что даже заложило уши…

Едва удержавшийся на ногах Гейзерих усмехнулся – вот теперь настало время для пира мечей и копий, время волнующей пляски секир, время распоротых животов и дымящихся, вываливающихся на палубу кишок, время отрубленных голов, время битвы!

Вперед, славные силинги, не посрамим чести предков! И да поможет нам Водан, Донар и все прочие боги…

– Уа-у-у-у!!!

Оттолкнувшись ногами от палубы, Гейзерих перепрыгнул на борт вражеского корабля… о, он хорошо знал, как именно следует прыгать… и как именно вести себя там, на дромоне… Ухватиться за высокий вздыбленный нос… и ладно, что нога едва не соскользнула с тарана, теперь уж все равно, теперь уж вождь силингов здесь, а позади – вот точно так же прыгают, вгрызаются в ряды врагов славные воины, ибо смерть вождя-хевдинга – что может быть позорнее?

А молодой хевдинг, красивый, как бог войны и смерти, уже сбросил с плеч мешающий битве плащ – алый, затканный золотом, он упал в воду, намок… Ничего! Сегодня будет много таких плащей, и еще лучших! Много богатства, много добычи… и много славы – один корабль силингов против трех ромейских дромонов! И это еще не считая робко прижавшихся к побережью купцов. Впрочем – чего из считать-то?

Звените, мечи! Пенитесь, волны! Дуй ветер, дуй! Пой песнь славных хевдингов моря!

Оп!

Оказавшись напротив ромейского дуки, Гейзерих взмахнул мечом… сражаться он умел не хуже, чем обращаться с парусом и веслом.

Дзин-н-н-нь!!!

Однако и Елизарий оказался рубакой не из худших. Вот славно! Это и в самом деле, славно! Победить в честном бою храброго воина – что может быть лучше? Что может быть упоительней? Разве что… гм-гм… прелести юных критских рабынь, что покорно ждут сейчас в трюмах купцов? Хотя – что рабыни, и что – битва? Музыка битвы, песнь стрел – вот она, настоящая жизнь, а смерть – лишь ее продолжение!

Еще удар!

На этот раз выпад произвел ромей, едва не воткнув холодное жало клинка хевдингу в шею. Ага, воткнул… не тут-то было! Уклонившись назад, Гейзерих резко дернул меч вверх, переводя удар в иную плоскость, враг ударил еще, и еще… хевдинг лишь усмехался, выбирая благоприятный момент для атаки… ага, вот…

Краем глаза молодой вождь силингов видел, как и слева, и справа, и впереди – везде – бьются с ромеями его люди, верная дружина, так что подлого удара сзади можно было не опасаться… разве что – шальной стрелы…

Оп!

Влево! Резко – влево, как будто именно с той стороны и задуман удар… Пусть враг в это поверит, пусть дернется… ага!

А вот теперь – получай…

Удар!!!

И растерянный взгляд в прорезях шлема… И выбитый из руки вражий клинок, медленно – нет, это так казалось, что медленно – падающий в море…

А теперь – кулаком в грудь! Не стоит убивать мечом безоружного. Да, дука в кольчуге… но Гейзерих – парень хоть куда! Силен, очень силен – и как бить, знал…

Удар… один только удар могучего кулака… могучей длани… И ромей, потеряв шлем, полетел в воду, следом за своим мечом…

Вот это славно, славно!

Слава Водану! Слава Донару! Слава Тюру!

Ага, этот дромон уже наш! Еще остался один…

– Черт? А это еще что такое? Откуда здесь взялся этот гнусный кораблик?

Хевдинг сплюнул и выругался. Кораблик, действительно оказался гнусный – тарахтящяя старым, давно не перебранным движком, шхуна с французской надписью – «l’Etoile».

Глава 2. «L’Etoile» и компания

…они поручили
челн теченьям;
сердца их печальны…
«Беовульф»

О, этот хитрый дьявол Алим Кишанди вроде бы оказался человеком дела! Нет, конечно, пришлось поторговаться, и алчный контрабандист выудил из всех последние деньги… а, впрочем, не такие уж они и были большие, эти деньги, вряд ли больше десятка тунисских динаров у каждого, а у этих нищих, из Кот-д'Ивуара – и того меньше, все, что смогли скопить.

Сидя на палубе ««l’Etoile», у ржавого, с ошметками светло-зеленой краски, борта, Луи косился краем глаза на своих попутчиков… нет, лучше сказать – невольных спутников – обездоленных африканских парней, таких же, как и он сам, искателей лучшей жизни. А куда было податься искать лучшую жизнь этим беднякам – беднякам, знающим более-менее сносно французский – как не во Францию? Благо земляков там уже было – до дури, а спрос на черную работу не падал. Беглецы – нет, беженцы – черной работы не боялись, боялись таможенников, пограничников, жандармов и всех прочих – Евросоюз давно уже ужесточил квоты на иммиграцию, точнее сказать, урезал их совсем. Оставалось одно – пробиваться вот как сейчас – нелегально, на шхуне старого тунисского контрабандиста Алима Кишанди, чтоб он подавился своими динарами! Хотя… нет, нет, дай ему здоровья Иисус Христос и Пресвятая Дева, если бы не он… Да и черт с ними, с деньгами, там заработаем, лишь бы доплыть, лишь бы добраться… пробраться – лучше уж так сказать. Лишь бы пробраться, а там… А там – молочные реки, кисельные берега… там…

Луи закрыл глаза, силясь представить себя… гм-гм… ну, скажем, на Елисейских полях, почему бы и нет? В ярко-зеленой, расшитой золотом ливрее ресторана «Лидо»… А носят ли служащие ресторана ливреи? Швейцары – наверное… да если и не носят, какая разница? Еще говорят, в Париже не хватает водителей городских автобусов – вот бы выучиться! – правда, это уж мечта так мечта! Все равно, что катать туристов по Сене на «Батомуш» – маленьких речных трамвайчиках.

– Мадам-месье, прошу вас… посмотрите направо – всемирно знаменитый музей д'Орсе с полотнами импрессионистов, налево… черт его знает, что там налево? Площадь де ля Конкорд, кажется… ну да – с обелиском. Так! Налево – площадь Конкорд, направо – музей д'Орсэ, с импрессионистами… Кто такие импрессионисты, Луи не знал, хотя и был любознательным юношей, но вот слово почему-то запомнилось – уж больно было красивым, из той, лучшей жизни, что грезилась, что приходила порой в сладких голодных снах в убогой хижине на околице Нгуеро – племенной деревеньки ибо на самой окраине Нигерии, на границе с Нигером. Да – Нигер и Нигерия – два разных государства, Луи устал уже объяснять это толстяку Аннолезу из Кот-д'Ивуар и его компании – таким же сирым, убогим и неразвитым, как и сам Аннолез… и как они еще французский-то выучили? Хотя – французский в Кот-д'Ивуар все ж таки язык государственный… как и в Нигерии – второй, наряду с английским – как и в соседнем Нигере, откуда этот гнусный краснорожий Нгоно – фульбе, скотовод, кочевник… Сволочи они все, это фульбе, хуже туарегов, ишь, ухмыляется, харя красная… у фульбе вообще не только морда, вся кожа красноватого оттенка, словно бы пропиталась кровью, ну да – они же убийцы, эти проклятые фульбе! Недаром у всех них тонкие – как у гончих собак! – носы и такие же тонкие – змеиные, ну, точно – змеиные! – губы. Убийцы, убийцы… Луи невольно поежился и тут же отвел взгляд, случайно столкнувшись с карими глазами Нгоно. Такие, как этот Нгоно, фульбе, явились в деревню в ночь, точнее сказать – из ночи. Убийцы в длинных накидках. У всех были копья, а у одного – главного – автомат! Китайский – «калашников». Они убивали всех, не оставив в живых никого – вырезали поголовно, лишь Луи удалось спастись, спрятавшись на дне выгребной ямы. И стоны – страшные стоны соплеменников – все время преследовали его по ночам, хотя прошло уже… А сколько, интересно, прошло? Так… Луи задумчиво поскреб затылок. Сейчас ему пятнадцать… шестнадцать почти, а тогда было – восемь? Десять? Да, что-то около этого. И так-то жили, прямо сказать, в голоде, а уж после налета фульбе… Он-то, Луи Боттака, был ибо. Их и убивали за то, что они – ибо. Давняя племенная вражда… Сейчас фульбе были сильнее. Даже не сильнее – неуловимее! Ибо – земледельцы, фульбе – скотоводы-кочевники, попробуй, поймай их! Откочую в Нигер, а там… Проклятые, проклятые фульбе, убийцы, нехристи… вот уж действительно, нехристи – натуральные идолопоклонники, язычники, чего уж там, таким только убивать.

Сам Луи, кончено, тоже не был крещен с рождения – это уж потом, когда выбрался, скитался, пришел к дальней родственнице в Кано – хороший, большой, город – четыреста двадцать тысяч!!! – настоящий мегаполис – для Африки, конечно – с почти-что-небоскребами и модерновыми памятниками. В Кано много кто жил: хауса, йоруба, ибо, ибибио, канури, те же проклятые фульбе… Там и тетка жила… троюродная, кажется… набожная такая старушка, звали ее тетушка Адель, она и в начальную – бесплатную – школу новоявленного племянничка пристроила и отвела к кюре, в церковь. Кюре тоже был ибо – добродушный, толстощекий падре Ансельм.

Эх… хорошая была жизнь, жаль, тетушка померла от какой-то болезни. В тот год многие померли…

В школе Луи учился неплохо – учителя были строгие – чуть что, линейкой по рукам били, в угол на толченый кирпич ставили – не забалуешь! Их стараниями Луи и французский выучил, и о Париже узнал… вообще-то английскому тоже учили, в Нигерии ведь оба этих языка – государственные, – но, школа находилась при католической миссии, а там англичан не очень жаловали, больше – католиков-французов. Нет, конечно, английский Луи тоже знал, но так, плохо, куда хуже французского… Однако тот язык, на котором общались эти парни из Кот-д'Ивуар или те же фульбе – ух, краснорожие! Это был не совсем французский… какое-то его подобие. Впрочем, даже на этом «пиджине» беженцы друг друга понимали… вот и сейчас Луи, навострив уши, услышал, как сидевший на палубе у самой мачты Нгоно, покосившись в его сторону, бросил своим сквозь зубы: ишь, мол, этот гнусный ибо так глазищами и зыркает, наверное, зарезать хочет, сволочь…

И – гад! – специально по-французски все это произнес, не на фульбе, чтобы, значит, «гнусной сволочи ибо» все понятно было.

Ла-адно, подождите еще! Еще, бог даст, поквитаемся.

Луи специально отвернулся, а потом и вообще встал да пошел себе, насвистывая какую-то прилипчивую мелодию… старую, еще деревенскую, песню, племенную ибо, какую когда-то пела убитая налетчиками фульбе мать. Походил – качало, и оттого закружилась голова, да и вообще, потянуло блевать… наверное, было бы что в желудке, может, и выблевал бы, а так…

Уселся в тени кормовой надстройки, прижался спиною к фальшборту и, сняв с шеи медное распятие-крестик, принялся начищать его об джинсы, старенькие, много раз штопанные, выданные как гуманитарная помощь. Начищал, полировал, думал… Потом достал из специально пришитого к рубахе кармана паспорт… полистал. Хоть и без всяких виз, но документ есть документ, всегда сгодится. Полистал, убрал… и снова задумался…

Нет, вообще, Кано – хороший город, из всех африканских городов – а Луи, когда пробирался в Тунис, видел и нигерские, и алжирские города и даже оазисы в Сахаре – самый лучший, самый красивый, но… но вот места в нем Луи после смерти тетушки, увы, не было. Ведь все жили кланами, а он, получается, пришлый… никто! А раз ты никто, то и звать тебя никак, и никому ты не нужен – лишний человек, лишний рот… а лишние рты бедной Африке не нужны – обуза! И некуда податься – ну вот совсем некуда: даже разгружать чего – попробуй сунься, там уж все меж своими поделено, лучше и не мечтать… Чего только Луи после смерти тетки ни делал! Милостыню просил – тоже, много-то не подадут, а еще и смотри, как бы не попасться на глаза профессиональным нищим – уж точно зарежут, или уведут в джунгли, к колдунам, – а уж те разберут по косточкам, по органам, в буквальном смысле слова разберут – печенка, селезенка, легкие, роговицы – все в черном колдовском деле сгодится! Бывали случаи, Луи сам несколько подобных историй знал… Ужас!

Вот и решил сваливать… Насобирал денежек, так, мелочь, потом как-то повезло – от автовокзала одной богатой женщине (нет, скорее, просто – зажиточной) вещи поднес… потом так и стал около автостанции ошиваться, стараясь не попадаться на глаза местным. Но те, конечно, все равно узнали, подстерегли, избили… хорошо не убили и колдунам не отдали, проявили, можно сказать, гуманизм. А еще хорошо, что все заработанные денежки – что не проел – Луи с собой не носил, припрятал на церковном дворе, у отца Ансельма. Он же, отец Ансельм тоже помог, и очень неплохо помог – посадил в попутный грузовик до Агадеса. Агадес – это уже Нигер, это уже – до Франции – почти полпути… ну, не полпути… пусть треть… четверть… не важно, главное было – первый шаг сделать. Луи и сделал, спасибо отцу Ансельму.

Кюре перекрестил на прощанье, крестик вот подарил, ничего особо желать не стал, лишь улыбнулся: мол, французский ты знаешь, не пропадешь, доберешься. Так и случилось, не пропал…

В Агадесе вот встретился с такими же беженцами из Кот-д'Ивуара, с Мали. Те парни с Берега Слоновой Кости – Аннолез и его братия – почти всю Французскую Африку пересекли, да что там – почти – всю! Кот-д'Ивуар (который Берег Слоновой Кости), Буркина Фасо (которая Верхняя Вольта), Мали (эта как только ни называлась), Алжир… Из Нигера в Алжир беженцы с караваном пошли, с берберами. Верблюды, колючки, скрипящий на зубах песок… а ночи холодные – зуб на зуб не попадал, брр!!! К тому же берберы их не просто так с собой взяли – использовали, можно сказать, заместо рабов – в самом прямом смысле! Парни и тюки какие-то на себе тащили, и прислуживали, и все, что угодно… вплоть до самого, не к столу будь сказанного. Луи – тоже, а куда денешься? Бросят в пустыне – кто там найдет чьи-то кости? А и найдут, так… Человек в Африке – невелика ценность.

Луи держался… трудно было, иногда даже вообще – невозможно, но держался. Слезы глотал пополам с песком и едкой – от костра из верблюжьего помета – сажей, все вспоминал… нет, не мать… отец давно, еще в самом раннем детстве на охоте погиб, а убитую фульбе мать, сестер, братьев и прочих родственников вспоминать было горько. А тут и так несладко, к чему еще и воспоминанья эти? Лучше вот… что там дальше-то, если по Сене, на «Батомуш»? Мост Александра Третьего? Нет – мост Искусств.

– Все сидим? – на палубе показался Алим Кишанди, хозяин судна.

Кто он там был, араб, бербер или вообще еврей, Луи не особенно интересовался. Знал одно – месье Кишанди тот еще выжига! Мало того что он забрал в оплату за «провоз» все, что у несчастных беженцев имелось, так они еще и горбатились на него три месяца подряд, совершенно бесплатно… то есть в счет будущего, конечно же. Жили на портовом складе – развалюхе, снятой для них ушлым контрабандистом в Карфагене, близ рю Виржиль. Древние развалины, не особенно-то и людный порт, невдалеке – за авеню Хабиба Бургиба – одноколейная железнодорожная ветка. Карфаген… Говорят, в древние времена это был жутко знаменитый город, Луи сам об этом читал в школьном учебнике. Да уж, были времена, но они давно прошли, и ныне Карфаген – всего лишь пригород Туниса, правда – с древними развалинами, римскими термами и национальным музеем, что располагался в бывшем соборе Людовика Святого. Луи бы, конечно, хотел туда сходить, но увы, увы… Хозяин требовал работу!

От заката и до рассвета (как в нашумевшем фильме) беженцы ловили и разделывали рыбу – чем больше, тем лучше, Алим Кишанди не упускал случай показать свое недовольство, мол, только по доброте душевной и согласился, рискуя жизнью, переправить «этих бездельников». Ага, по доброте душевной… как же! Вкалывали, как рабы! Не только рыбой занимались, еще и ограду вокруг хозяйского особнячка поправили, а особнячок-то располагался в нехилом таком предместье – Сиди-Бу-Саид – с белыми и голубыми домами. Богатое, можно даже сказать, райское местечко, без всякого автомобильного шума – запрещено! Как и строить дома другого – не белого и не голубого – цвета – тоже. В общем, тот еще хмырь был «почтеннейший негоциант» Алим Кишанди, что уж тут говорить – эксплуатировал дармовый труд на всю катушку.

Правда, похоже, не обманул – вот сейчас вот плыли. На Корсику – было там одно место, и были верные люди… помогали…

– Если вдруг пограничный катер, мы – мирные рыбаки из Бизерты, просто немного сбились с пути, судно-то – старое, – обмахиваясь газетой, инструктировал почтительно столпившихся вокруг беженцев месье Кишанди… Кишанди-реис – так он любил себя называть. – Как подойдем к деревне – я скажу – переправитесь на лодке… а уж там, если попадетесь – ваша вина, вам и отбрехиваться, ясно?

– Ясно, господин реис.

Ну, а что тут еще-то скажешь?

Луи только добавил еще:

– Месье! Газетку оставьте почитать… пожалуйста.

Кишанди-реис прищурился, но газету дал:

– Можешь потом выкинуть или это… по-другому как-нибудь употребить, – захохотав, контрабандист поднялся в рубку.

Вот в этот-то момент судно едва не врезалось в древние суда, схватившиеся в суровой морской битве. Немного одуревшие от вынужденного безделья беженцы смотрели во все глаза.

– Глянь, глянь, чего там!

– Смотри, он ему сейчас башку отрубит!

– А этот вон упал…

– А тот-то! Тот!

– А этот…

– Чего тут такое делается-то, а?

Ну, Аннелез, ну, башка тупая! Сразу видно – Берег Слоновой Кости. Диагноз, можно сказать…

Луи усмехнулся:

– Это – морские разбойники, пираты. Сейчас, дружище Аннелез, они и на нас кинутся, так что спасайся!

– Что, и в самом деле – пираты? – озабоченно переспросил парень.

– Маленький ибо тебя разыгрывает, братец! – обернувшись, с ухмылкой пояснил Нгоно. – Проще говоря – дурит.

– Да я шучу просто!

Дурит… ну, это ж надо так сказать! Сразу видно – фульбе. Сволочь краснокожая.

– Это они, Аннелез, кино снимают.

– Кино? Ах, да… А где же камера?

– Да во-он, на том катере, – Луи показал рукою, и д'ивуарец понятливо закивал:

– Вижу. А чего они нам кулаками машут? Чего мы им сделали-то?

– Чего-чего… Непонятно? В кадр влезли! Можно понять – снимали себе, снимали древность и вдруг – на тебе, «Л'Этуаль» во всей красе, с чадящим двигателем, некрашеная…

Фульбе – сволочуги! – неожиданно расхохотались.

– Так наша шхуна на древний корабль похожа!

– Ага… такую в кино увидят, так зрителей точно стошнит!

Хозяин, Кишанди-реис, тоже любовался на киносъемки – высунувшись в иллюминатор, разглядывал суда и артистов в бинокль, иногда цокая языком, непонятно – то ли осуждал, то ли восхищался.

Впрочем, все это длилось недолго – шхуна быстро миновала «пиратов» и, повернув от мыса на север, резко прибавила ходу.

Когда киношники скрылись за кормою, Луи вновь уселся на свое место, раскрыл газету…

– О, грамотный? Какие мы умные! Ну, что там пишут?

Фульбе! Проклятые фульбе! Вот уж уроды… и носит же таких земля?

– Эй, ибо! Чего пишут, спрашиваю?

– Да так… – Луи вовсе не собирался ни с кем заводиться и, уж тем более, с этими долговязым фульбе.

Ну, пересеклись их пути на какое-то время – так ведь не навсегда же, день-другой-третий – и все! Расстанутся они и никогда больше – Бог даст – друг друга не увидят… Хотя могут и встретиться… торгуя сувенирами у Эйфелевой башни или в Версале.

Луи быстро просмотрел газету – «Дю Монд», кажется, или что-то вроде… нет, «Тунизи суар»…

– Пишут, туннель вот-вот откроют… На торжество приедет премьер-министр Италии…

– Ага, откроют, – один из случившихся рядом матросов презрительно скривился. – Сколько уже лет его строят, этот туннель, а все никак не могут построить. Чего там до Сицилии-то – всего-то сто пятьдесят километров – и тех вовремя не могут прорыть!

– Еще пишут, суда в Средиземном море пропадают… – косясь на столпившихся вокруг фульбе, Луи продолжил дальше: – Как раз вот в этом районе, где мы… И вот, профессор какой-то пропал. Француз, доктор Фредерик Арно, физик и философ, член Академии… Портрет его тут…

Юноша помахал газетой под носом у главного фульбе – Нгоно.

– Ну и профессор! – ухмыльнулся тот. – Чудище какое-то, а не профессор.

Ну, что тут сказать? Фульбе – он и есть фульбе, и этим все сказано! Отсутствие даже начального образования на лбу во-от такенными буквами выписано! Можно подумать, этот парень в жизни своей видел хоть одного профессора… Луи скрыл презрение и усмехнулся:

– Нет, я вот думаю, как раз наоборот – вид у этого месье Арно как раз самый что ни на есть профессорский! Он на Эйнштейна чем-то похож – такой же белоголовый, растрепанный… усы – точно, профессорские – бородка клинышком… Написано – исчез вместе со своей яхтой…

– Ого! У него еще и яхта?

– Так он же профессор!

– Ну, почему в мире так? У одних – всё, у других – ничего, а, парни? Ладно, хватит с профессором, что там про пропавшие суда пишут?

– А пишут – уже пять кораблей исчезло, – охотно пояснил Луи. – Небольших таких, рыбацких… ну вот как наша шхуна.

При этих словах его Нгоно испуганно замахал руками:

– Но но, ты это… не каркай!

И что-то зашептал, видать, какие-то свои, языческие, молитвы. Фульбе, они суеверные.

– Треугольник между Сицилией, Сардинией и Тунисом в наше время прозвали – «Малым Бермудским», – Луи нарочно повысил голос, уж больно нравилось ему пугать фульбе. Ишь, как слушают – аж глаза выпучили, смотрите, от страха не лопните.

– Конечно, суда могли и утонуть, – искоса поглядывая на Нгоно, продолжал читать Луи. – Но, к примеру, яхта профессора Арно загадочно исчезла во время полного штиля. И где? В самом, можно сказать, густонаселенном районе, где никогда не было никаких природных катаклизмов. Вот журналисты и пишут… матросы с находившихся в этот момент неподалеку судов заметили лишь какое-то странное зеленоватое свечение и…

– Врут все твои журналисты, – тихо оборвал Нгоно. – Они уже дописались, что скоро Луна на Африку упадет!

Луи пожал плечами:

– Ну, почему только на Африку? Просто мир сжимается, про это многие газеты пишут. И Луна, естественно, тоже становится ближе… но упадет она на землю примерно через десять тысяч лет, так что нам пока беспокоиться нечего!

– Луна? Через десять тысяч? – вдруг оборвал малиец, скромный, вечно молчаливый парень, звали его Бенжамен, Бенжамен Кашанси. – А вы Сириус в небе видели?

– Сириус? – фульбе – и не только они – озадаченно переглянулись.

– Да, Сириус, – малиец повысил голос. – Я-то на него каждый… ну, почти каждый день… ночь то есть… смотрю – мы так зрение проверяем. Так вот! Точно вам говорю – он все ярче и ярче! Так… так не бывает просто! Не должно быть!

– Ну вот, – подмигнув своим, усмехнулся Нгоно. – Теперь еще и Сириус на нас свалится.

Парни засмеялись… и вдруг вздрогнули, услышав многократно усиленный выносным репродуктором голос реиса.

– Внимание всем! – жестко произнес Алим Кишанди. – С левого борта приближается неизвестное судно. Судя по всему – это военный корабль. Пограничники – итальянцы или французы. Прошу не паниковать – мы все еще в нейтральных водах.

– Не паниковать, – с прищуром глядя на быстро приближающее судно, невесело усмехнулся Бенжамен. – Чего ж он сам-то паникует? Ишь… через репродуктор стал кричать. Не мог просто спуститься на палубу, так сказать…

– Может, не захотел просто. Поленился.

А Луи ничего не говорил, снова вытащил паспорт, повертел в руках… завернул в обрывок газеты, которую только что читал, и теперь просто смотрел на чужой корабль… и вовсе не походивший на военный. Те обычно серые, этот же – бело-голубой, как дома в предместье Туниса Сиди-Бу-Саиде… И пушек никаких нет… одна только огромная полусфера…

– Это спутниковая антенна, – тихо пояснил Бенжамен. – Я читал про такие.

Читал? Луи оглянулся – а этот малиец ничего, развитый… не то что тупые недоумки фульбе!

А бело-голубой красавец корабль, нагнав «Л'Этуаль», между тем замедлял ход… и это почему-то никому на шхуне не нравилось – ни реису-хозяину, ни его матросам, ни – уж тем более – беженцам.

Веяло – явственно веяло – от этого бело-голубого кораблика какой-то не вполне осознанной угрозой.

– Смотрите!!! – вдруг воскликнул Луи, увидев, как ровно посередине ослепительной белой полусферы вдруг пролегла зияюще-черная трещина. Трещина ширилась… и вот уже полусфера раскололась надвое, явив наружу странной формы антенну… или нечто, напоминающее антенну… или какую-нибудь лазерную пушку, которую, впрочем, никто из находившихся на борту шхуны не видел, а потому не мог о ней и судить.