Kitobni o'qish: «Славный путь. Поручик»

Shrift:

Глава 1

Санкт-Петербург. Наши дни, август

– Ну, и где же она? Я понимаю, можно опоздать на полчаса… но на час…

Нервно постучав ладонью по рулю, Антон глянул на часы на экране смартфона… Десять двенадцать. Однако уже второй час пошел. Не случилось ли что-нибудь? Не зря же не отвечает… и, главное, не перезванивает… Еще раз позвонить? И нарваться… Ну, не на скандал, Вера – девушка не стервозная, но – на недовольство как минимум! Этак округлит свои чудные серые глазки – что, мол, девушка уже и опоздать не имеет права? Еще и занудой обзовет, с нее станется…

Главное, часы ей недавно подарил, на день рождения! Хорошие, «Парасмарт». Красивые такие, с браслетиком, цвет – «золото с серебром». Водонепроницаемые, белый циферблат, золотистые стрелки с подсветкой… Как раз украшение – под Верины серьги! На Яндексе за десять тысяч продавали… по скидке – четыре пятьдесят… Дороже Вера и не взяла бы! А так – хорошие часы, понравились…

И вот… Сколько можно-то? Вдруг и вправду что-то…

Снова взяв смартфон, Антон пристально глянул на портрет Веры на аватарке телефонного номера… Глянул, вздохнул… улыбнулся… С лукавым прищуром с экрана на парня смотрела истинная красотка с распущенными по плечам пышными светло-русыми волосами. Серые большие глаза в обрамлении загнутых темных ресниц, чуть вздернутый носик, чувственные, чуть припухлые губки – свои собственные, без всякого силикона! – зубки белые, аккуратные… тоже свои… Да почему бы и не свои в восемнадцать-то лет? Рановато еще для вставных-то! Худенькое личико, аккуратно сделанные бровки… Верочка вообще вся была аккуратная… стройненькая, даже слишком – когда потягивалась, под тонкой нежной кожей проступали ребра. Друзья-подруги подшучивали, а вот Антону нравилось – и тоненькие ручки-ножки, и не очень-то большая грудь… да, откровенно говоря, маленькая – зато упругая, крепкая, так приятно было накрыть ее ладонью, а потом…

Хмыкнув, молодой человек сделал вызов… На этот раз – ответили!

– Вера! Ну, ты где вообще? Я тут три пирога уже слопал, пока тебя жду…

Антон хотел было пошутить, но вдруг осекся… изумленно переспросил:

– Не Вера? А-а… кто же тогда? Какая Светлана Максимовна? Ой, извините, наверное, ошибся номером…

Да как же ошибся-то?

Ну, вот же он, Веркин номер, вбит в смартфон… Какая тут может быть ошибка? Наверное, на станции что-то чудят… А ну-ка, еще раз…

– Алло! Извините…

Снова эта чертова Светлана Максимовна… И откуда она взялась только? И вообще, что происходит? А-а-а, может, происки украинских хакеров – эти черти на все способны… Или другие какие мошенники, которым телефонные номера подменить – раз плюнуть…

Черт! Надо было в Мурине встречаться, так сказать – по месту жительства. Так нет же – «давай лучше на „Московской“, я к подружке заскочу… Нет, нет, подвозить меня не надо. Там, у „Московской“, и жди… Со стороны Авиационной улицы, ты знаешь».

На Авиационной Верина подружка, Катя, и жила, снимала квартиру в крутой «сталинке» – могла себе позволить, родители деньжат подкидывали изрядно. Антону тоже давали, но он старался не брать – подрабатывал и курьером, и частным риелтором, никакой работы не чурался, одно слово – студент! РГПУ имени Герцена, второй курс… теперь уже третий…

Для неполных двадцати лет Антон – Антон Аркадьевич Сосновский – выглядел довольно крепким и рослым, даже, пожалуй, постарше своего возраста: длинные темно-русые кудри, небольшая «шкиперская» бородка, вполне ухоженная… Как раз в барбер-шопе Антон с Верой и познакомился – она там же работала, парикмахером-универсалом. Кератинг, наращивание, окраска и все прочие причуды для тех, кто может себе позволить. Несмотря на юный возраст, Вера уже была вполне самостоятельной девушкой, сама зарабатывала – и довольно прилично, – снимала студию в Мурино и даже помогала матери, та работала учительницей начальных классов в областном городке Тихвине.

Катя… подружка…

Молодой человек набрал номер…

– Катерина? Это Антон, друг Веры… Она не у тебя часом? Что значит – какая Вера? Да подруга ж твоя!.. Что значит нет?

Разговор тут же прервали…

Выдохнув, молодой человек озадаченно пригладил волосы. Вот это дела! Катя свою подругу не признала. Говорит, нет у нее никаких знакомых Вер и никогда не было… Впрочем, тут он мог и ошибиться с номером… вполне…

И что дальше? Что делать-то? Ждать или все же съездить в Мурино? Ага, уедешь, а Верка тут же и нарисуется – так всегда и бывает. Потом губки надует, обидится, скажет: чего ж не подождал?

А вдруг и впрямь что-то стряслось? Нет, надо ехать… А Вера, в конце концов, и позвонить может, если все же явится.

Да, так!

Запустив двигатель, молодой человек живенько развернулся и погнал свой разрисованный каршеринговый «Ниссан» к Московскому проспекту, а уж далее – к объездной…

Проносились за окнами автомобили, автобусы, какая-то радиостанция передавала старинные песни…

Скоро осень,
За окнами август…

Поморщившись, парень прокрутил ручку настройки, нашел «Питер-ФМ»… Кипелов запел про Косово поле… Тоже, конечно, нерадостная песенка, но хоть что-то…

– Стань другому воину невестою…

Водить Антона научил отец, профессиональный шофер-дальнобойщик. С матерью он давно был в разводе, но новую семью не завел и с сыном поддерживал вполне добросердечные отношения. До самой своей смерти… Недавно похоронили – и года не прошло. Во сне оторвался тромб… Сорок семь лет, вот так вот. А с виду – цветущий здоровый мужчина…

Эх, Верка, Верка… Давно надо было рвануть в Мурино, не ждать… Ведь правда и есть – если что, позвонит же! А-а… а вдруг у нее смартфон украли? Или потеряла где-нибудь? Ладно, разберемся – не век же у «Московской» отстаиваться!

Все Мурино было забито машинами, так что пришлось бросить «Ниссан» в паре кварталов от нужного дома, уж где оказалось свободное место. Хлопнув дверцей, Антон зашагал по широкому тротуару, скептически поглядывая на огромные «человейники», торчащие, словно деревья, в непроходимой лесной чаще. Вот уж никогда бы тут ничего не купил! Хотя… у людей разные могут быть причины, и в первую очередь – материальные…

Сам-то Сосновский проживал в старой общаге на Ново-Измайловском проспекте, с соседом – и это еще повезло, что с одним. Сосед Сашка, впрочем, парнем оказался хорошим… Вера же нашла квартирку в Мурино, потому как до работы близко. И это, конечно, здорово! Спустилась со своего двадцатого этажа, пару сотен метров прошла – и вот он, «Салон красоты», прямо напротив «Красного и Белого»… Салон назывался «Манифик», причем по-французски и с ошибками – «Manific» – как слышу, так и пишу. А Верочка-то в школе изучала французский и училась очень даже неплохо. Потому на ошибку сразу же указала начальству – и вывеску переделали, как надо – «Manifique».

Вон он, виднеется… вывеска не светится – закрыт еще, по воскресеньям – с двенадцати…

А ведь Верочка-то могла и банально проспать! Ла-адно, разбудим…

Даже не пришлось звонить в домофон – из нужного подъезда (да-да – подъезд, какие к черту, «парадные» в человейниках?) как раз вышли какие-то парни…

Почти бесшумно раздвинулись двери лифта… новенького, еще неиспоганенного, с большим – во всю торцовую стенку – зеркалом. В зеркале отражался Антон Сосновский, собственной персоной – высоченный патлатый парняга в голубых джинсах, фирменных белых кроссовках и черном, с коротким рукавами, поло, купленном на ОЗОНе пару дней назад…

Мужчины, тем более – молодые, любят оглядывать себя в зеркале ничуть не меньше, чем женщины; вот и Антон глянул – все ли в порядке? Вроде бы все… Разве что волосы причесать не мешало бы – слишком уж растрепались…

Ага, вот и двадцатый…

Выйдя из лифта, молодой человек прошелся по площадке и позвонил в дальнюю дверь…

В ответ – тишина… Неужели…

Антон забарабанил в дверь кулаком…

Ага! Внутри послышалось какое-то шевеление…

– Сейчас! Сейчас, иду…

Ну, слава богу! Нашлась-таки потеряшка.

Дверь распахнулась…

– Здравствуйте! Ой… Я думала – Рафик…

На пороге стояла смуглая девица, брюнетка в коротких джинсовых шортиках и топе…

– А Вера где? – тупо поинтересовался Антон.

– Какая еще Вера? – брюнетка удивленно хлопнула ресницами.

– Ну… живет она здесь.

– Нет… я здесь живу! С Рафиком.

– Так… это двести тридцать восьмая квартира?

– Да. Двести тридцать восьмая.

– А Вера?

– Да какая Вера-то?

– Хм… – визитер на секунду задумался, чувствуя себя полным идиотом. – А давно вы здесь?..

– Да с полгода уже. Это Рафик снял, у какой-то своей родственницы…

– Полгода… Неужто домом ошибся?

– Что-что?

– Извините, девушка… Не туда…

– Бывает!

И что теперь?

Выйдя на улицу, Антон вновь глянул на обступившие все вокруг «человейники» и поежился… Да нет – этот дом! Номер сорок пять «Б»… Ну, точно же! Вот и газон – с шиповником, вот – «Красное и Белое», а вот – салон красоты. Вывеска так и не горит… но, похоже, уже открылись…

Недолго думая, молодой человек вбежал в салон… Пока что тут были парикмахер и маникюрша… Ушлая юная маникюрша вовсю колдовала над клиенткой, парикмахер же – плотненькая женщина лет сорока – откровенно зевала…

– Здрасьте! А Вера где, не знаете? – войдя, улыбнулся Антон.

– Какая Вера? – парикмахерша недоуменно моргнула. – Нет у нас тут никаких Вер! Юли есть – целых две, Анна, Милана даже… Я вот – Елена Ивановна. А Веры – нет.

– Да как же нет-то? Она у вас тут работает… вон, за соседним креслом… и…

Женщина повернулась к коллеге:

– Юль, ты какую-то Веру знаешь? У нас, говорят, работает.

Маникюрша обернулась:

– Нет у нас никаких Вер!

– Вот! – Елена Ивановна глянула на Антона с неким запоздалым торжеством. – А я вам что говорила?

– Но… как же так… Она же… Я же… мы…

Молодой человек не знал сейчас, что и думать. Все происходящее вдруг показалось ему каким-то затянувшимся дурным сном.

– Она же вам вывеску исправляла! Помните?

– Вывеску? – парикмахерша вдруг всплеснула руками. – Ой! Юля! Я пойду, вывеску включу… А то народ думает, что закрыты…

– Значит, не помните Веру?.. – еще раз безнадежно протянул Антон.

– Молодой человек! Да сколько вам уже говорить-то?

Выйдя на улицу, юноша сел на скамейку, как раз напротив витрины… Зажглась вывеска…

«Салон красоты ”Manific”»…

Антон ошалело хлопнул глазами.

Вот именно!

«Manific», а не «Manifique»!

Нет, правда же…

Но как так… Как так может быть?

Парень затряс головой. Тут одно из двух: или он с ума сбрендил, или все же заблудился, адрес забыл… Скорее, второе…

Но что же Вера-то не звонит?!

Может, с ее матерью что? Что-то случилось – сердечный приступ или что еще… Вот Верка и сорвалась, поехала… забыла предупредить. А телефон, видно, разрядился… да и не до телефона вообще…

И что? Подождать хотя бы до вечера? Скорее всего, проявится… вспомнит, позвонит.

Или…

Поднявшись со скамейки, Антон направился к машине. «Ниссан» этот он взял в аренду на три дня. Собирались прокатиться с Верой на старую дачу, в деревню Сосновка, недалеко от Ивангорода и эстонской границы. Так сказать, расслабиться и много чего посмотреть, в тех местах Вера никогда не бывала.

Так, раз машина все равно проплачена… А не махнуть ли в Тихвин? В конце концов, всего-то двести километров, не так уж и далеко. Отчего ж не махнуть? Тем более, может, там хоть что-то прояснится… Ну, мать же должна знать…

Конкретный адрес в Тихвине молодой человек не знал, поскольку ездил туда вместе с Верой лишь один раз, в мае, и то не в сам город, а в пригородное садоводство, на дачу. Веркина мама, Людмила Федоровна, тогда находилась в санатории, и Антон с ней так и не познакомился, да и Вера в этом смысле не особо спешила – встречались-то они еще меньше полугода. Зато дорогу на дачу Сосновский запомнил очень хорошо, как и саму дачу – небольшую, деревянную, с мезонином, выкрашенную в яркий желтый цвет. Еще был деревянный забор, огородик, смородиновые кусты и три яблоньки-«китайки». И старый ржавый мотоцикл «Восход 2», уже давно нерабочий. Память об отце Веры.

Повезло – на выезде из города пробок уже почти не было, и через пару с чем-то часов Антон подъезжал к Тихвину, вернее сказать – к садоводству…

Вот и знакомый магазинчик… теперь – от главной улицы седьмой проезд направо… дальше узко… ага – вот и дача! Вон, желтеет…

В огороде, за кустами черной и красной смородины, копошилась какая-то женщина лет сорока – в широких «дачных» шортах и старой мужской рубашке, завязанной узлом на животе…

Выйдя из машины, Антон толкнул калитку…

– Людмила Федоровна?

– Да, я! – выпрямившись, обернулась женщина.

Вполне себе симпатичная и для своих лет сохранившаяся очень даже неплохо. И очень похожа на Веру! Просто одно лицо! Те же глаза, та же улыбка…

– Здравствуйте! А Вера, случайно, не здесь?

– А вы, наверное, из Дома творчества? – Людмила Федоровна широко улыбнулась. – Здесь, здесь, Вера… Где же ей еще быть? Сейчас позову… Вера! Эй, Вера! Покажись-ка! Ну, иди уже… Да вы проходите, не стойте, – гостеприимно пригласила женщина. – Вера у меня читает сейчас. Вообще, каждый день… ну, то, что на лето задали. Уж я-то за этим слежу…

– Мам, звала?

Выбежавшая из дома девчоночка оказалась вовсе не Верой! Хотя… в общем-то, походила, но… Этой светловолосой девочке в коротеньких розовых шортиках было от силы лет двенадцать – тринадцать…

– Ой, Людмила Федоровна, извините… Мне бы старшую сестричку!

– Какую еще сестричку? Верочка у меня одна – вот эта… Так вы из Дома творчества?

* * *

Она просто исчезла! Пропала бесследно… словно кто-то стер ластиком целую жизнь! Жизнь очень хорошей девушки, в которую он, Антон Сосновский, был не на шутку влюблен…

Веру – ту, исчезнувшую Веру – не помнили ни коллеги по работе, ни немногочисленные подруги… Да что там подруги – родная мать… Хотя у нее была Вера… только не та… Ту – не помнил никто… кроме Антона.

И что же, выходит, он сошел с ума?

Но нет, нет же! Вот, остались ее снимки в смартфоне – вот Вера в саду, вот в парке, на карусели… Вот – на велосипеде, а вот… в неглиже… Ну, значит, была она, значит, не приснилась!

Черт! Что такое? Что такое делается-то?

Фотографии Веры в смартфоне вдруг исчезли! Растворились, самоуничтожились, прямо на глазах ошарашенного парня!

Кто-то стер, уничтожил чужую жизнь… Или это вышло как-то так, само собою? Как с теми странными документами…

* * *

Еще по весне, в самом начале мая, Антон заканчивал курсовик по русско-турецким войнам. Точнее сказать – по одной, русско-турецкой войне 1787–1791 годов, в которой Османская империя планировала вернуть себе земли, отошедшие к Российской империи в ходе прошлой русско-турецкой войны 1768–1774 годов, а также присоединенный к Российской империи в 1783 году Крым. Война закончилась победой Российской империи и заключением Ясского мира. К слову, до Октябрьской революции эту войну называли Потёмкинской, в честь главнокомандующего русскими войсками. Ну, и Суворов там немало совершил подвигов, и он сам, и его «чудо-богатыри» – солдаты. Достаточно вспомнить Кинбурн, Очаков, Рымник…

Часть дореволюционных (а также и подлинных) документов из-за протечек эвакуировали из главного архива, а сказать проще – разбросали по разным местам. Одним из таких мест оказался небольшой архив какого-то гражданского ведомства, располагавшийся неподалеку от станции метро «Лиговский проспект», на улице Черняховского, в старом доходном доме с мрачным колодцем-двором.

Сотрудники архива – две женщины-пенсионерки – встретили обратившегося студента радостно, сразу же попросив помочь им перенести документы в новые шкафы… не такое простое для пенсионерок дело!

Антон, конечно, помог – и за это получил свободный доступ ко всем документам, чем и воспользовался на полном серьезе, намереваясь с течением времени переработать курсовик в диплом, как, собственно, многие и делали…

Статьи, газетные вырезки, приказы…

Как приятно пахнут старые газеты! Нет, вовсе не плесенью, а чем-то таким… пылью веков, наверное…

Вот пожелтевший листок – «Санкт-Петербургские ведомости», издание Академии наук… Выходили два раза в неделю по вторникам и пятницам объемом в четыре страницы. Октябрьский выпуск за 1787 год.

Что пишут?

«Ужасное поражение под Кинбурном!»

Антон недоуменно потряс головою: что значит – поражение? Ведь победа же! И весьма славная победа! Странно, весьма… Что же, видать, редактор не так понял почтовые вести – уж, верно, и поплатился же за свое головотяпство!

Еще одна газета – издававшиеся при Московском университете «Московские ведомости», январский номер 1789 года… «Известия из-за рубежа»… Что пишут? «Бои под Очаковым», «войска Светлейшего князя Потемкина вынуждены отойти под превосходящими силами врага»!

Что? Как это – отойти? Очаков еще в декабре 1788-го взяли – это каждому первокурснику известно. А тут… Что, и тут перепутали?

Вот еще газеты… Это уже девятнадцатый век. «Сенатские ведомости», «Санкт-Петербургские коммерческие ведомости», «Северная пчела»… и более поздние – «Голос», «Новое время»…

Там ничего такого уже не пишут, слава богу… Хотя – нет! Вот про «протекторат Турецкой империи»… Протекторат! Это что же, турки его назад вернули? Или как-то… как-то не так все пошло?

Еще газеты… Учебники…

«Начертание русской истории для средних учебных заведений» Николая Устрялова, издание 1847 года. «Рекомендован Министерством народного просвещения». И чему тут гимназистов учат?

Волнуясь, молодой человек пролистнул страницы… и, покачав головой, снял с полки еще один учебничек, поновее – Дмитрий Иловайский «Краткие очерки русской истории». Насколько помнил Антон, пособие сие вышло в 1860 году и за следующие полсотни лет переиздавалось сорок четыре раза! Да по нему еще Ленин учился… и Сталин… Да все!

И что тут?

Черт… Быть такого не может! Потому что не может быть никогда! А ведь так же, так!

Из всех газетных статей, учебных параграфов, атласов и прочего следовал весьма странный вывод: русско-турецкая война 1787–1791 годов закончилась победой Турции!

Вот так штука…

Или не штука, а чья-то дурная шутка?

Так оно и оказалось!

Как просветила настойчивого студента одна из архивных сотрудниц – Софья Яковлевна, работал тут у них архивариусом некий Виктор Иванович Щеголев – тот еще затейник и шутник!

– Как-то на первое апреля номер «Ведомостей» отпечатал… про официальную встречу Петра Первого с марсианами! – Софья Яковлевна протерла очки. – Все, четко так, старинными шрифтами, на пожелтевшей бумаге… На принтере отпечатал – потом признался! Ладно я… А вот у Ксении Георгиевны с юмором туговато… Представляете ее реакцию?

Выслушав, Антон сочувствующе покачал головой. Ксения Георгиевна – это была вторая «архивная» старушка.

Самого Щеголева Сосновский уже не застал, тот уволился или, как по секрету поведала Софья Яковлевна, вынужден был уйти, поскольку, как выяснилось, Виктор Иванович стоял на учете в психоневрологическом диспансере.

– От того и шутки такие! И не лень же было…

Копать дальше Антон тогда не стал – шутник и шутник, черт с ним… Но ладно газеты. А как он учебники подделал? И главное – зачем? Это ж возни… Все для того, чтобы подшутить над старушками?

А если это никакие не шутки? Если и впрямь что-то в истории меняется… И люди, вот – исчезают бесследно! Так, может…

Все-таки Сосновский зашел в полицию. В отделение на Московском. Типа о пропаже человека заявление написать… Конечно, зря прогулялся… Хотя не совсем зря. Дежурный – молоденький капитан с падающей на глаза челкой – аккуратно записал все приметы и обещал отправить запросы… Даже спросил фотографию.

Увы! Фотографии Веры исчезли не только со смартфона, но и со стены в комнате Антона, в общаге… Нет, то есть в рамке-то фотка осталась… Только другая. Не Вера с распущенными волосами, а сам Антон в черных очках.

А что, если тот сумасшедший шутник из архива что-то знает? И вовсе никакой он не шутник! И, может быть, даже не сумасшедший… А вообще, от всего произошедшего и впрямь можно с ума сойти. Запросто!

Так, может, это уже и началось – сумасшествие? И не было никой Веры… никогда…

Ну да, конечно, не было…

Промаявшись до полудня, молодой человек набрал телефон архива на Черняховского. Трубку взяла Софья Яковлевна… И была приятно удивлена, что Антон их не забыл! Долго рассказывала про какие-то новые веяния, про болезнь Ксении Георгиевны, да много чего… Пришлось перебить, спросить о Щеголеве…

Адрес Софья Яковлевна добросовестно уточнила в отделе кадров – там папку на Щеголева еще не списали в архив, как всегда, не торопились, а то и просто-напросто позабыли – бывает.

– На Благодатной он проживает, знаете, ближе к станции Броневой, – перезвонив, Софья Яковлевна назвала и номер дома, и квартиры. – Коммуналка там у них… Так его соседи давно выписывать собрались – он как-то жаловался…

– Спасибо большое! – записав адрес, искренне поблагодарил Антон.

Благодатная… От Ново-Измайловского не так и далеко. Считай – рядом. Пешком – всего ничего…

Зачем он это делал? Зачем пошел к этому чертову сумасшедшему? Зачем… А затем, что просто надо было что-то делать, даже самое невероятное и, казалось бы, ненужное… хоть что-то. Лишь бы не сойти с ума!

Вера… Ну, как же так, как же?

Шагая, молодой человек повернул голову… Вот – парк Авиаторов. В конце июня здесь с Верой загорали, пили вино. У нее еще баскетку ветер унес – и Антон бегал, ловил… Забавно!

Вера… И что же теперь-то? Что же такое произошло, а ведь произошло же?! Такое, что теперь хоть волком вой…

Ну, хоть как-то надо действовать…

С утра, когда ходил в полицию, было как-то прохладно, зябко, а вот сейчас распогодилось – ветер разнес облака, ударила по глазам яркая синь неба. Антон пожалел даже, что не захватил очки… ну, да и черт с ними…

Найдя нужный подъезд, Сосновский позвонил в домофон…

– Кто? – спросил неласковый женский голос.

– Мне бы Виктора Ивановича Щеголева. Это с работы. Он там… кое-что задолжал, когда увольнялся…

– Задолжал? – послышался саркастический смех. – Ну, это он может…

Щелкнул замок, и Антон, отворив дверь, заскочил в парадное, поднялся по широкой лестнице на четвертый этаж… Приоткрылась обычная двухстворчатая дверь… никакая не железная…

– Это вы к Щеголеву? – высунувшись, подозрительно вопросила женщина лет сорока. Полная, с сальными волосами и круглым красным лицом, она была одета в не очень опрятный халат, претенциозно расшитый драконами. Домашние тапки на ногах, на толстых пальцах рук – золотые кольца и перстни.

– Вовремя вы спохватились, – пропуская гостя через порог, хозяйка недобро ухмыльнулась. – Еще неделька-другая и – поминай дурачину, как звали!

В узеньких бесцветных глазках промелькнуло затаенное, какое-то агрессивное торжество.

– Что значит – поминай? – удивленно переспросил гость.

Женщина уперла руки в бока, всем своим видом показывая, что она здесь – в полном праве:

– А то и значит! В психушку сдаем гада! Наконец-то… Ох, сколько он нам крови попортил – кто бы знал! Спасибо участковому – помог, а то бы… Вон его дверь – стучите. С нами он не общается.

Указав, хозяйка скрылась на кухне. Впрочем, далеко не отошла – следила, прислушивалась…

Широкий, заставленный старой разномастной мебелью коридор был оклеен аляповатыми обоями с «позолотой».

Пожав плечами, Антон постучал в дверь:

– Виктор Яковлевич, я к вам! Это с работы… Вы там забыли кое-где расписаться… Софья Яковлевна велела кланяться!

Дверь осторожно приоткрылась… Из полутьмы, словно из берлоги, сверкнули глаза…

– Софья Яковлевна, говорите? Что-то я вас не помню… – голос бывшего архивариуса звучал глухо, с подозрением.

– А я недавно там… – весело пояснил Антон. – Студент. Подрабатываю…

– Ах, студент…

Жилец все же пропустил гостя в комнату, тут же захлопнув дверь…

Затянутое шторами окно, старая мебель, стол с беспорядочно разбросанными бумагами, неубранная постель, на журнальном столике – остатки вчерашней трапезы: банка из-под килек в томате, бутылка кефира, хлеб…

Сам хозяин – небритый, с рыжеватой растрепанной шевелюрой и горящим взором – и впрямь производил впечатление не от мира сего, что еще более усугублялось одеждой – розовая засаленная рубашка навыпуск, коричневые давно не модные брюки, разные – черный и серый – носки… Он так и был, в носках, без всяких тапочек…

– Как там старушки? Так это они вас прислали? Странно, странно… Так, говорите, расписаться? Давайте, где…

Щеголев говорил очень быстро, карие глаза его требовательно смотрели на посетителя… и вообще, этот странный тип казался весьма возбужденным.

Даже сесть не предложил. Да и некуда здесь… Разве что на разобранный диван с постельным бельем… или на старую табуретку на тонких металлических ножках.

– А вообще, мне надо вас кое о чем спросить, – понизил голос Антон. – Поговорить бы…

– Поговорить? – Виктор Иванович брезгливо отпрянул. – Не о чем нам с вами разговаривать, молодой человек! Давайте бумаги, где подписать – и прощайте…

Эту тираду Щеголев выпалил громко и с визгом, однако при этом держался весьма спокойно… Даже хмыкнул и, приложив к губам указательный палец, подошел к столу. Взяв листок бумаги и ручку, быстро написал: «Если у вас что-то серьезное – пишите! Акулина следит за мной!»

Акулина – это, верно, та толстая женщина в кольцах… Антон покачал головой – видно и впрямь сумасшедший!

– Я пойду уже, наверное…

– Тсс! – снова приложив палец губам, архивариус написал что-то на листе и показал гостю.

«У вас загадочно исчез кто-то из близких?» – холодея, прочитал молодой человек.

– Да!

– Тихо! Пишите же… Тсс!

«Да, исчез! – Антон быстро написал в ответ. – Вы что-то об этом знаете?»

«Возможно. Помогите мне. И я помогу вам!»

* * *

Они встретились с архивариусом на следующий день, в парке Авиаторов, в десять часов утра. Как и написал Щеголев.

Виктор Иванович был все в той же рубашке и брюках, правда, надел еще и клетчатый узкий пиджак. И, разумеется, туфли. Только носки так и остались разные. Что и говорить, на свой внешний облик архивариус много внимания не обращал…

Когда Антон подошел, Щеголев уже сидел на скамейке, вытянув длинные худые ноги. Увидев юношу, недовольно посмотрел на часы:

– Опаздываете, молодой человек!

– Да нет, Виктор Иваныч! Похоже, это у вас часы спешат!

Усевшись рядом, Антон вытащил смартфон, показал время…

– Десять ноль одна!

– Вот видите! На одну минуту все-таки опоздали!

Это он всерьез? Или шутит? Судя по мелькнувшей улыбке – шутит…

– Так вы мне поможете? – первое, что, наконец, спросил архивариус. – Помните, вы обещали!

– Обещал – помогу, – юноша повел плечом. – Если, смогу, конечно. А что, собственно, вам нужно?

– Убежище! – подскочив, воскликнул Щеголев. – За мной следят, понимаете? Они хотя упрятать меня в сумасшедший дом…

– Кто – они?

– Акулина… Вы ее видели… Акулина… и те, кто за ней…

Жуткий испуг вдруг промелькнул в карих глазах архивариуса… А каким взглядом Щеголев проводил промчавшегося мимо на самокате мальчишку!

Ну, точно – сумасшедший! О чем с таким говорить?

– Мне нужно где-то перекантоваться… – понизив голос, пояснил Виктор Иванович. – Хотя бы пару недель, а лучше – месяц. Чтобы они меня не нашли.

– Кто не нашел? Санитары?

Вовремя прикусить язык Антон, увы, не успел… Впрочем, как ни странно, собеседник ничуть не обиделся, а наоборот – очень даже весело рассмеялся! Совсем, как обычный, с хорошим чувством юмора, человек…

– Небось, считаете меня сумасшедшим? Не вы один… Так как насчет помощи?

– Знаете, пожалуй, я смогу помочь, – вдруг улыбнулся юноша. – Есть дача, недалеко от Ивангорода… Правда, она почти заброшена, но…

– Дача? Это было бы здорово! – Виктор Иванович радостно потер руки. – Тем более – так далеко…

– Тогда нет проблем, – хмыкнул Антон. – Хоть завтра поедем.

Архивариус затравленно оглянулся и понизил голос:

– А нельзя – сейчас? Вот прямо сейчас, а? Боюсь, у меня осталось не так уж много времени…

– Сегодня? Ну-у… можно, конечно…

Антон задумчиво посмотрел в небо и, наконец, спросил то, что давно уже собирался спросить:

– Вы написали про исчезновения…

– А-а-а! – неожиданно рассмеялся Щеголев. – Да-да, совсем забыл… Сейчас поясню! Видите ли, молодой человек, я далеко не всегда был архивариусом. Когда-то я занимался физикой… в одном закрытом НИИ, «почтовом ящике», как раньше говорили… Потому как адрес тоже был секретным, и письма писались на почту, до востребования. У меня была лаборатория, о-очень интересная тема на грани астрофизики и теории пространства и времени… Оружие, понимаете? Но – тсс! – Виктор Иванович испуганно оглянулся по сторонам и понизил голос. – Темпоральные векторы – это уже побочный эффект…

– Какие-какие векторы? – не удержавшись, переспросил юноша. Честно говоря, пока что он ничего конкретного не узнал и уже начинал потихоньку жалеть о том, что связался с этим странным типом.

Дачу ему предложил… пусть старую, которой никто уже и не пользовался, просто руки не доходили продать… Но все-таки! Совсем незнакомому человеку… да еще… гм-гм… похоже, что и впрямь не вполне нормальному! А вдруг он пожар там устроит или еще что?

– Не бойтесь, дачу вашу я не сожгу! – проводив тревожным взглядом прошедшую мимо пожилую пару, архивариус вновь неожиданно рассмеялся.

Антон вздрогнул – он что, мысли читает?

– Нет-нет, мысли я читать не умею, – тут же заверил собеседник, щурясь от проглянувшего сквозь палевые облака солнца. – Просто вы могли так подумать… И ведь подумали, верно?

– Ну… да, – честно признался молодой человек.

– Ничего, ничего, это все понятно, – тряхнув головой, Щеголев пригладил рукой растрепанную шевелюру… и та стала топорщиться еще больше. – Извините, я тут о себе разболтался… Давно ни с кем не общался… не с Акулиной же? Что же, давайте поговорим о вас! О вашей… гм… пропаже… Хотя лучше сделаем так – я буду рассказывать, а вы слушать… Если что – поправите. Хорошо?

– Хорошо, – согласно кивнул Антон.

Честно говоря, все эти прелюдии ему уже надоели – хотелось бы…

– У вас кто-то исчез, – прервав его мысли, начал Виктор Иванович. – Пропал, таинственно и необратимо! Кто-то из очень близких… Мать… сестра… любимая девушка?

– Девушка, – молодой человек покусал губу.

– Девушка! Хорошо… Итак, в один далеко не прекрасный момент вы обнаружили, что ваша возлюбленная внезапно исчезла. Не дозвониться, не встретиться… Вообще, не найти. И, самое главное, ее никто не помнит! Ни соседи, ни родственники, ни друзья! Никто, кроме вас. Как будто этого человека и не было вовсе никогда. Но вы-то знаете другое…

– Да! Да! – перебив, взволнованно воскликнул Антон. – Точно так и случилось! И… вы знаете, почему? И что делать?

– Почему – знаю, – архивариус вальяжно положил ногу на ногу. – А что делать – это уже надо соображать, думать…

– Ведь что-то же можно сделать, да? – вскочил на ноги юноша. – Как-то найти…

– Всяко может быть. Темпоральный вектор – штука тонкая и непредсказуемая, – Щеголев покачал головой и снова огляделся по сторонам. Взгляд его при этом сделался вдруг затравленным и жалким, как у старой побитой собаки. Если б архивариус вот буквально только что не описал в общих чертах все, что произошло с Верой, Антон точно посчитал бы его сумасшедшим и тотчас же ушел бы…