«Возвращение» kitobidan iqtiboslar
Единственное, что могло утешить и развлечь сердце человека, было сердце другого человека.
Войны нет, а ты в сердце ранила меня.
Прежде он чувствовал жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажившимся сердцем.
Я чувствовала, что пропадаю без тебя, мне нужно было - пусть кто-нибудь будет со мной, я измучилась вся, и сердце мое темное стало, я детей своих уже не могла любить, а для них, ты знаешь, я все стерплю, для них я и костей не пожалею!
Странен и еще не совсем понятен был Иванову родной дом. Жена была прежняя - с милым, застенчивым, хотя уже сильно утомленным лицом, и дети были те самые, что родились от него, только выросшие за время войны, как оно и быть должно. Но что-то мешало Иванову чувствовать радость своего возвращения всем сердцем - вероятно, он слишком отвык от домашней жизни и не мог сразу понять даже самых близких, родных людей. Он смотрел на Петрушку, на своего выросшего первенца-сына, слушал, как он дает команду и наставления матери и маленькой сестре, наблюдал его серьезное, озабоченное лицо и со стыдом признавался себе, что его отцовское чувство к этому мальчугану, влечение к нему, как к сыну, недостаточно. Иванову было еще более стыдно своего равнодушия к Петрушке от сознания того, что Петрушка нуждался в любви и заботе сильнее других, потому что на него жалко сейчас смотреть. Иванов не знал в точности той жизни, которой жила без него его семья, и он не мог еще ясно понять, почему у Петрушки сложился такой характер.
Душа моя потянулась к нему, потому что она умирала, а когда он стал мне близким, совсем близким, я была равнодушной, я думала в ту минуту о своих домашних заботах и пожалела, что позволила ему быть близким. Я поняла, что только с тобою я могу быть спокойной, счастливой и с тобой отдохну, когда ты будешь близко. Без тебя мне некуда деться, нельзя спасти себя для детей…
– Ты воевал, а я по тебе здесь обмирала, у меня руки от горя тряслись, а работать надо было с бодростью, чтоб детей кормить и государству польза против неприятелей-фашистов. Мать говорила спокойно, только сердце ее мучилось, и Петрушке было жалко мать: он знал, что она научилась сама обувь чинить себе и ему с Настей, чтобы дорого не платить сапожнику, и за картошку исправляла электрические печки соседям.
Единственное, что могло утешить и развлечь сердце человека, было сердце другого человека.
Иванов закрыл глаза, не
желая видеть и чувствовать
боли упавших обессилевших
детей, и сам почувствовал, как
жарко у него стало в груди,
будто сердце, заключенное и
томившееся в нем, билось долго
и напрасно всю его жизнь и
лишь теперь оно пробилось на
свободу, заполнив все его
существо теплом и содроганием.
Он узнал вдруг все, что знал
прежде, гораздо точнее и
действительней. Прежде он
чувствовал другую жизнь через
преграду самолюбия и
собственного интереса, а теперь
внезапно коснулся ее
обнажившимся сердцем.
