Kitobni o'qish: «Незавидные истории»

Костыль для аутиста

Контактные линзы корпорации «Эмпатиор» усиливают восприятие другого человека/собеседника посредством анализа ИИ на примере двенадцати миллионов изображений мимики и идеомоторики, а также предлагают Вам в виде эффектов дополненной реальности оптимальные варианты поведения, уместные фразы в диалоге, помогают распознать скрытую симпатию, затаенную неприязнь и даже потенциальную опасность, чего бы Вы могли упустить при обычных обстоятельствах… Терри Абботт – рекламный клерк в корпорации и он, как никто другой, знает о подводных камнях этого устройства. И ему придется бросить вызов обществу, где использование линз стало повсеместным…

1. Эмпатиор

– Значит, если собеседник при констатации пониженного уровня серотонина, дофамина и ацетилхолина, выраженных через анализ Musculus orbicularis oculi и дилататор зрачка, при напряжении Musculus procerus свыше 140 % от среднестатистического и ослаблении Musculus Risorius по отношению к ее антагонисту, ссылается на дождливую погоду, твой патч предлагает совершенно риторический вопрос «Тебе не хватает солнца?», так?

– Да, но вы читайте дальше…

– Если собеседник ответит «да» или выразит согласие невербально согласно «Общеустановленным признакам невербального согласия по версии Эмпатиора 1.7», или использует сарказм, так или иначе подтверждающий ожидаемый ответ на риторический вопрос, то система предложит пользователю реплику «Как насчет бутылочки Санспри? Sun. Солнце. Ну ты понял, ха-ха».

– Но ведь у нас часто дождливая погода…

Мэрилин Словакич, старший менеджер по маркетингу, отложил планшет с презентацией патча и медленно потер глаза. Основной источник для считывания информации был перекрыт его волосатой пятерней, поэтому Эмпатиор Терри, что в ожидании замер перед менеджером, мог полагаться только на идеомоторику и позу собеседника.

Но даже согласно самым ранним, сырым «Общеустановленным признакам для интерпретации психологического состояния собеседника по версии Эмпатиора 1.0 с исключительными правами на интеллектуальную собственность Д. Стила» на интерфейсе в глазах Терри высветились предупреждения о скрытом и быстро нарастающем гневе его начальника.

– Знаешь, – мягко начал Мэрилин, – мне интересно, как ты еще здесь работаешь?

Эти слова хоть и не были неожиданными, тем не менее от них Терри бросило в жар.

– Нет, мне действительно интересно, как? Ты же элементарного не понимаешь, – Мэрилин указал на презентацию Терри. – Что это вообще за хрень? Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас тебя с позором выгнал? Это имплантированный искусственный интеллект, мать твою… А не желтая пресса!.. Какое самое главное правило рекламы, а?

– Реклама не должна быть похожа на рекламу, – пробубнил Терри.

– Иначе ее будут игнорировать, – вторил Мэрилин. – Ты напрямую предлагаешь пользователю выпить эту сраную газировку, даже не удосужившись аргументировать, что это якобы полезно или уместно для данной ситуации… Это старые и ныне недейственные приемы, и даже их ты не использовал. Ты сам бы воспользовался своим советом, а? Как насчет бутылочки Санспри, мать твою?

– Я уже не знаю что придумать, – устало оправдывался Терри. – Все знают про эту Санспри, столько рекламы с ней на каждом углу… Мы занимаемся спамом…

– Я не понял, ты у нас аналитик рекламы? – завелся Словакич. – Заказ поступил – делай. И делай красиво. Повторяю для олигофренов, реклама должна быть скрытой, как твоя одна-единственная извилина, за которую тебя сюда каким-то чудом взяли, это раз. Реклама должна закрепляться только приятными ассоциациями, два. Рождество, деньги, отпуск, солнце, женщины…

– Так я же связал свою с солнцем…

– Не настолько прямолинейно, идиот!..

– А как? – оскорбленно воскликнул Терри.

– Встань, подойди ко мне ближе, – рявкнул Мэрилин. Терри с опаской приблизился к нему.

– Ближе, не бойся!

Почти весь зрительный обзор Терри заполонило раскрасневшееся от гнева лицо старшего менеджера. Интерфейс рябил от непрерывно меняющихся значений в виде графиков, диафрагм, процентов и рекомендаций в разговоре с ним.

– Смотри в глаза!

Терри нашел в себе силы сцепиться с ним взглядом. Он был не в том настроении, чтобы вчитываться в пляшущую информацию на периферии, но одно слово царапнуло его чем-то знакомым…

– PD 63 миллиметра, радужная оболочка цвета Санспри… – пролепетал Терри вслух.

– Да! – крикнул Словакич. – Именно! Ты же знаешь как женщины или еще какие художники любят дифференцировать цветовую палитру на звучные названия. Они же не говорят «Дайте мне платье цвета 4b0082», они скажут «Можно мне то платье цвета индиго?». Или цвета античной латуни. Да-да, такой есть. И введение такого промежутка цветовой палитры, как цвет Санспри, выглядит уже не как реклама, а как способ облегчить обозначение коричневого оттенка названием известного всем напитка. Не карие глаза, а цвета Санспри, понял? При виде красивой кареглазой девушки, ты не сможешь отдать себе отчет, почему вдруг захочешь хлебнуть бутылочку Санспри. Теперь ты чувствуешь уровень? Вот она, настоящая, незаметная, но влиятельная реклама. А твою чушь я даже видеть больше не хочу… Если не придумаешь ничего внятного в течение двух дней, я заведу разговор с нашим начальником о целесообразности твоего дальнейшего здесь пребывания.

⁂

Терри Абботт был разработчиком рекламы низшего звена в монопольной корпорации Эмпатиор, и занимался тем, что пытался внедрить рекламу известных брендов в рекомендации ИИ Эмпатиора при анализе собеседника. И если бы вы спросили Терри, а что это вообще за штука такая, этот Эмпатиор, то он, как и следует добросовестному сотруднику этой корпорации, заученным языком устроит вам мини-презентацию данного продукта и объяснит, почему его непременно стоит брать.

Плюсы:

– восприятие другого человека/собеседника усилено ИИ, анализ на примере двенадцати миллионов изображений мимики и идеомоторики человека;

– на основе анализа ИИ предлагает вам в виде эффектов дополненной реальности оптимальные варианты поведения с конкретным человеком и даже наиболее уместные для него фразы, темы для разговора;

– при разговоре с другим пользователем(!) в правом верхнем углу возникает изображение того, что видит пользователь напротив Вас, то есть изображение вас самих. Это помогает Вам контролировать не только оптимальную речь и поведение, но и мимику;

– благодаря мгновенному анализу, вы сразу распознаете к себе скрытую симпатию или же затаенную неприязнь и даже потенциальную опасность, чего бы вы могли упустить при обычных обстоятельствах;

– уровень спонтанной преступности и социального мошенничества понизился практически до нуля.

Устройство представляет собой линзы, что имплантируются специалистом в роговицу глаз. Утром и вечером необходимо закапывать глаза специальным дезинфицирующим раствором, а на ночь надевать очки для сна, что заряжают устройство для следующего дня. Ежемесячно необходим техосмотр и обновление версии. Пытаться извлечь из глаз устройство самостоятельно опасно для зрения и строго запрещено.

Но если вам удастся разговорить Терри за парой стаканчиков у барной стойки, и он в полной мере убедится, что ваши мозги еще не до конца промыты, как у большинства, он поведает вам уже не в официально-торжественном формате о недостатках этого устройства, о которых на федеральных каналах принято молчать.

Минусы:

– нарушение права на неприкосновенность личной жизни из-за функции сохранения увиденного пользователем в огромной сетевой базе, что может быть просмотрено при надобности министерством внутренних дел;

– скрытая и не очень реклама, проскальзывающая в советах ИИ при анализе другого человека (то, на чем как раз и специализировался Терри);

– регулярные попытки террористических актов с целью свержения действующего режима. Для борьбы с ними было основано спецподразделение – предвосхитители.

Чтобы вы понимали, предвосхитители и были тем самым спецподразделением, что нарушало права на неприкосновенность личной жизни. Так что это еще было хорошим вопросом, кто же кого породил на самом деле – террористы или предвосхитители.

Если кто-то из носящих эти линзы становился свидетелем потенциально опасной идеомоторики и мимики, сигнал и его геоданные тут же регистрировались в сети и на него съезжались предвосхитители, что начинали следить за потенциальным нарушителем. Им было дано просматривать историю увиденного за последние два дня у каждого пользователя, на кого они посмотрят и запросят у закрытой сети данные, поэтому многие при виде них как бы невзначай разворачивали обратно. И не потому, что им было что скрывать. Просто это так неприятно, когда подробности твоей личной жизни бегло и бесцеремонно рассматривает какой-то незнакомый человек. Но многие уже привыкли. Ценой этому стало почти безопасное общество. Почти, потому что оставались те, кто был радикально против этого устройства. И против тех, кто его носит и тем самым поддерживает спрос.

А ведь начиналось все довольно безобидно – с гаджета для реабилитации общества после повальной эпидемии вируса Галлетта, что разрушал зеркальные нейроны высших млекопитающих.

Но, к счастью, вирус постепенно изжил себя, и, что самое главное, последствия заболевания не передавались по наследству. Мир оклемался, новое поколение начало заботиться о старом, и больше остальных в этом преуспел некий Д. Стил, что изобрел первый Эмпатиор. А потом что-то пошло не так.

Технология, предназначенная для больных, начала делать больными совершенно здоровых. Не то чтобы в этом скрывался великий заговор, а скорее обычная человеческая лень. Зачем думать самостоятельно, когда за тебя это безошибочно сделает ИИ… На новую моду среди молодежи стали заглядываться бренды, монополисты мировой экономики, они пустили в технологию щупальца со своей чертовой рекламой, а там и само правительство под шумок подъехало с новыми конституционными поправками в законе.

И что мы по итогу имеем? Технология уже настолько повсеместна, что ее ношение стало признаком цивилизованности. Те, кто не желают ей пользоваться в силу разных обстоятельств (в основном из-за нарушения неприкосновенности личной жизни) живут на окраинах, так как, мягко говоря, не приветствуются в светском обществе, а порой и подвергаются травле, так как нечитаемый человек – потенциально опасный.

Травля вызвала ответную реакцию – терроризм. Среди не использующих устройство появлялись активисты, что хотели разрушить корпорацию Эмпатиор, а заодно убивать тех, кто пользуется ее услугами.

Напряжение между двумя фракциями общества выросло до того, что в городах обычных людей стали штрафовать просто за то, что они не оснащены Эмпатиором. Их прилюдно оштрафовывали и тут же депортировали под наблюдением предвосхитителей обратно на окраины.

Окраины городов практически перестали финансироваться государством, так как население там было признано безнадежным и погрязшим в беззаконии. Жители окраин не могли официально трудоустроиться и потому промышляли садоводством, охотой и, конечно же, набегами на города. Многие из них не могли вытерпеть такую жизнь и соглашались на добровольное внедрение Эмпатиора и перед ними тут же раскрывались двери городов, они становились полноценными гражданами.

Жизнь нового пользователя налаживалась, разве что переставала быть частной. Пользователь ИИ Эмпатиора неизбежно глупел от невозможности думать без советов и становился искушенным потребителем всех навязываемых ему брендов.

В принципе, Терри спокойно относился к мысли, что его личная жизнь, как и у всех, под наблюдением спецслужб прямо через его глаза. Но ему не давало покоя другое. Он все чаще ловил себя на том, что ему не хватает настоящего, живого общения. Советы несовершенного ИИ раздражали и нередко подводили его в тонкостях разговора с другими. И даже если он игнорировал ИИ, в этом не всегда видели смысл его собеседники. Разговоры были пустые, шаблонные, люди говорили не то, что думают, а только то, что якобы желал слышать собеседник, исходя из анализа ИИ. А еще Терри чертовски устал от навязываемой рекламы, которую он распознавал лучше других – ведь он сам с ней работал.

– А чего это ты такой смурной?

Терри оторвался от мрачных дум и поднял глаза на полноватого, но веселого курчавого паренька в холле.

– Смурной? – переспросил Терри. – Гм, такого слова нет в оценочной системе интерфейса. Сам придумал?

– Конечно сам, – расплылся в улыбке толстяк. Улыбка его была живой, заразительной. Свободной, даже по меркам внимательного ИИ от примесей других, циничных эмоций. – Я и без линз на тебя смотрю, и сразу на ум это слово приходит.

– Вот за что и люблю тебя, Сэм. Своим умом думаешь, а не искусственным.

Друг Терри, Сэм Барановски, работал в отделе закрытой сети данных. Рутинная должность заключалась в просмотре быта какого-то очередного подозреваемого через его же глаза. Только поначалу эта работа могла бы показаться интересной, но она очень быстро надоедала своим однообразием. Несмотря на то, что просматриваемые были не случайно выбранные люди, а подозреваемые в нарушениях или готовящиеся к ним, преступления выявлялись редко. Но Сэм относился к своей работе иронично, особенно любил, как он выражался, «ловить лулзы» со сцен самоудовлетворения, но обратной стороной медали такого развлечения стала паранойя, что кто-то посмеивается над ним в минуты рукоблудства точно так же. Не помогала Сэму даже реклама ламп «…приглушенного неонового света, работающих на особой частоте, не воспринимаемой фильтрами Эмпатиора, но беспрепятственно проникающими на сетчатку глаза, что создает по-настоящему интимную обстановку. Скажи „НЕТ“ сующим не в свое дело нос спецслужбам». Ведь Сэм и весь его отдел закрытой сети данных знали, что это маркетинговый трюк от гиганта LED-продукции, что сыграл на блуждающей в массах фобии, собрав с людей урожай денег, дав взамен иллюзию на право неприкосновенности личной жизни, которого у всех нас уже давно нет.

С другой стороны, такая лампа еще и провоцировала на запрещенный акт потенциального преступника, так что не удивительно, что ее «эффективность» против линз не пытались официально оспорить производители Эмпатиора.

А еще у Сэма был заработок на стороне. Пользуясь своим карьерным положением, он сдружился с каким-то кибермошенником, что шантажировал сколько-нибудь известных дамочек видеозаписями их похождений, вымогая у них деньги, а иногда и короткий взгляд на CVV2 код на карточке одного из их богатых ухажеров. Естественно, в доле приходилось держать далеко не одного сотрудника безопасности хранилища данных, да и не все из них были готовы каждый раз подставляться. Так что выручка была совсем смешной, зато нервов тратилось при внутренних расследованиях прилично.

Сам Сэм объяснял свою причастность к этой неблагородной деятельности по-философски, мол, куда лучше, если деньги распределятся между ребятами, стоящими на страже безопасности общества, чем потратятся на очередное потребительское фуфло от ведущих брендов. Себя он к таким потребителям само собой не относил.

«Мне много не надо», – говорил он, покупая огромный плазменный телевизор на всю стену от топового бренда «Дакота».

Но, несмотря на этот замеченный Терри, но не ИИ, проблеск лицемерия у Сэма, несмотря на его плоские шутки и склонность к вуайеризму, Сэм был живым. Наполненным противоречиями, шутками и не стесняющимся неуместных эмоций живым человеком, что, на взгляд Терри, было сейчас большой редкостью. Это и было их дружеской скрепой.

– Как Ханна? – участливо поинтересовался толстяк.

В этот раз Терри действительно почувствовал себя смурным.

– Ну?

– Давай, Сэм… Докажи, что не машина… Сам прочти ответ на моем лице, – пробормотал Терри. Ханна была его младшей сестрой, все, что осталось от его семьи. Также она была одной из немногих бедолаг, чей иммунитет на вакцину от вируса среагировал сбоем, да таким, что сам вирус казался предпочтительнее.

Форма ее аутизма была столь тяжелой, что жизнь вне стационарного наблюдения казалась невозможной. Но для больных подобным ей существовал специализированный санаторий Реаникс, где разрабатывался индивидуальный ИИ, что давал надежду однажды выйти больным в мегаполис и почувствовать себя полноценными людьми.

Само собой, разработка индивидуального ИИ и уход за больным на уровне пяти звезд в Реаниксе были крайне дорогим удовольствием, которое не каждая семья могла себе позволить. Но существовал особый социальный пакет, как раз таки предоставляемый рекламной конторой Терри, в который была включена путевка в этот самый санаторий. Надо ли объяснять, почему Терри, так нетерпимо относящийся к рекламе, вопреки всему работал в ней.

Сэм был одним из немногих, кто знал всю ситуацию, поэтому никогда не скупился с ним на шутки и оптимистический настрой. Он работал в соседнем крыле здания, но каждый раз после работы, если график сильно не разнился, они дожидались друг друга в главном холле и шли в бар. Сегодня же они дождались друг друга только затем, чтобы пожелать себе удачи в предстоящих свиданиях.

В прошлый раз они познакомились в баре с девушками, коих Эмпатиор опознал как расположенных к знакомству на основе выявленных индивидуальных данных. Очень удобная штука, ведь даже такому, как Сэм, совершенно ненужно было бояться подходить к незнакомой девушке, при условии, что она заметила его внимание и при этом не испытала негативных впечатлений, которые незамедлительно бы считывались линзами толстяка. Таким образом, с ростом моды на эту технологию со временем практически не встречалось неловких ситуаций, парочки находили друг друга молча и безошибочно.

Девушка Сэма была очень худой брюнеткой с грустными глазами бассет-хаунда. Вероятно, в ее жизни очень не хватало смеха, чего было не занимать у Сэма. Сам же Сэм выбрал ее просто потому, что она была единственной, кто испытала при виде него хоть какое-то любопытство.

Девушка Терри же была высокой, фигуристой блондинкой, с надменно-интеллигентными чертами лица. Терри предположил в ней зачатки интеллекта. А она в нем заинтересованного в них. На этом и сошлись.

– Ну что, как я тебе? – спросил Сэм, поправляя свою стильную бабочку в горошек от дорогой фирмы «Лютер». В ней он походил на тамаду, развлекающего пьяную публику на свадьбе. Но Терри из вежливости решил об этом промолчать.

– Ну, судя по данным о динамике обертонов твоего голоса, частичном расслаблении musculus superioris palpebrae и легкой ригидности biceps brachii и sternocle-птфу…

Сэм отмахнулся.

– …Sternocleidomastoideus, тебе и так не нужны мои оценки. Уверенности хоть отбавляй.

– Да что там эти бицепсы. Ты лучше половой бицепс свой проверь, готов ли он, – заржал Сэм.

– Как будто ты его у меня еще не проверил там за своими экранами, вуайерист ты недоделанный, – проворчал Терри. – Вот скажи мне хоть раз правду, зачем ты смотришь, как другие мастурбируют?

Сэм покосился на свой большой, вываливающийся за ремень живот.

– Чтобы хоть чужими глазами посмотреть, как это выглядит. Своими то, – он крякнул, хлопнув себя по животу, – уже давно не вижу.

Терри покачал головой, глядя, как Сэм заливается неприличным смехом.

– Ну а ты что, разве не занимаешься этим? – удивился Сэм. Терри уловил в его голосе предложение подыграть их новой дежурной шутке, которую они обсмеивали уже с неделю.

– Нет, я выше всего этого, – отрезал Терри. – Разумного человека такие вещи не интересуют.

– Разум – это, прежде всего, инструмент для обеспечения себе достойного места в мире низменных побуждений, – назидательно проговорил Сэм, а остаток фразы, они с Терри, давясь от смеха, уже закончили вместе, – а не способ от них отречься.

Суть была в том, что неделю назад в рекламный отдел поступил частный заказ от некого писателя. Он желал, чтобы какую-нибудь цитату из его книги «Субъект» искусственный интеллект Эмпатиора предлагал пользователям для некоторых диалоговых случаев, не забывая, конечно же, в конце фразы проговаривать вслух авторство и, тем самым, рекламируя ее создателя впечатленным слушателям.

Смысл в цитате, может и был, но Терри и Сэму она казалась вычурной, да и вообще сама ситуация смешила. Много чего кажется смешным, когда видишь систему без поверхностного шарма, такую, какая она есть, изнутри.

Так друзья, перешучиваясь, дошли до метро и разъехались, каждый на свое свидание.