Kitobni o'qish: «Проклятые экономики»

Shrift:

* * *

Ольге Мовчан, которая сперва убедила мужа писать, а теперь героически это терпит

Предисловие

Наука о бифштексах

Очень давно (по меркам человеческого века) я учился в московской школе. Математика и другие точные науки давались мне легко, но не трогали моей детской души. Русский язык и литература давались тяжело и вызывали искреннюю ненависть («Мовчан вечно пишет как курица лапой, и всегда-то у него свои идеи вместо правильных», – кричала Ирина Николаевна Сучкова, наш учитель русского и одновременно парторг школы). А вот история вызывала у меня неизменный трепет. В отличие от большинства моих сверстников я зачитывался не рассказами Гайдара или сказками Астрид Линдгрен, а книгами о древних цивилизациях. От «Мифов и легенд Древней Греции» Куна и «Глиняных книг» Липина и Белова я уже годам к восьми-девяти перебрался к Светонию и Плутарху, Тациту и Томасу Мелори. Возраст изучения истории совпал у меня, таким образом, с возрастом, проходящим под знаком вечного вопроса «почему?».

Почему греки напали на Трою?! В восемь лет версия «из-за женщины» совершенно меня не удовлетворяла. Почему Гильгамеш отправился на борьбу с Хумбабой? Отчего развалился Древний Рим? Что является причиной исламской экспансии и ее успеха? С какой стати средневековая нищая и раздробленная Европа сперва рождает крестовые походы, а потом, едва не погибнув в очередной эпидемии чумы, взлетает к высотам прогресса технического и (через катастрофу начала XX века) прогресса гуманитарного?

Книги не давали ответа. Детские книги по истории были призваны развлекать; более взрослые книги, как плохой чат бот, на все мои вопросы сообщали, что причиной исторических событий была классовая борьба. Этот ответ устраивал в советское время всех историков, но меня он устроить не мог – в конце концов, какие классы боролись в троянской войне или во время крестовых походов – и, главное, за что?

Прозрение наступило примерно в шестом классе. У нас была прекрасная учительница истории – Ольга Ивановна (к стыду своему, фамилию я не помню). На уроке мы говорили о крестовых походах. В учебнике рутинно рассказывалось о церкви, которая подбивала знать на походы. Зачем? Почему именно в это время? Как и что объединяло враждующих феодалов, которые вместе отправлялись на Восток? Почему этого не случалось за сотни лет до того и не случалось потом? После урока я задал все эти вопросы учительнице. Она посмотрела на меня и вдруг сказала: «Это не то, что ты должен отвечать на уроке. Но у крестовых походов была главная причина: система наследования земли оставляла основное наследство старшему сыну феодала. В Европе очень быстро формировался избыток безземельных дворян – они не могли в соответствии с нормами того времени превратиться в зависимых крестьян или стать ремесленниками; они не могли прокормить себя; они были опасны для землевладельцев и земледельцев; они были обучены сражаться и готовы это делать. Это – чистая экономика». «Что такое экономика?» – спросил я. «Это наука о том, что люди делают», – ответила она.

Я ощущал себя пророком, получившим откровение. Достаточно быстро я уверил себя в том, что всё, происходящее в мире людей, определяется экономикой (я и сегодня так считаю, но всё же признаю влияние и других факторов, тогда же я в течение нескольких лет был фанатиком экономического бога). Фраза Троцкого: «Везде, где вы слышите спор о политике, ищите спор о бифштексах» – явилась эпиграфом к моим последующим изысканиям.

Я, как Гамлет Высоцкого, «зарылся в книги», но уже другие. Из тех скудных источников, что существовали в эпоху развитого социализма, я вытащил для себя множество ответов. Оказалось, что Трою и Малую Азию погубило появление железа; Гильгамеш отправился в Ливанские горы за древесиной кедра, а легенда о нем – это первая хроника создания торгового пути; Древний Рим погубило развитие колоний; в основе успеха исламской экспансии лежал резкий рост безопасности торговых путей.

Время шло, и вместе с ним подходила к концу короткая эра экономического эксперимента под названием Советский Союз. Я заканчивал школу, когда колосс на глиняных ногах вовсю трещал по швам и осыпался кусками. С высоких трибун говорили о новых успехах, съезд КПСС транслировался по всем каналам тогдашнего куцего советского телевидения, а общество уже жило нищетой и дефицитом. Инженеров гоняли на овощебазы, отрывая от разработки новой техники, студенты учились меньше, потому что проводили месяцы «на картошке» и в «стройотрядах», провинция ездила в Москву за колбасой (и часто возвращалась без нее). В самой Москве слово «выбросили» означало «завезли на продажу в магазин», «достать» заменило «купить», а банан, туалетную бумагу и кривые сапоги фабрики «Октябрь» объединяло одно – многочасовая, часто со стоянием «в ночь» и записью очередь. Наверное, именно в те годы меня заинтересовала механика экономической катастрофы – как гибнет государство, нация, культура? Что происходит с великими странами и народами?

Много лет в качестве «хобби», и в том числе с целью лучше понять механизмы разрушения вчера еще успешных обществ, я изучал исторические «анекдоты» и задавался вопросами – чего не хватает в стандартных исторических книгах, авторы которых так любят отвечать на вопросы «что» и «как», но часто очень поверхностно относятся к вопросам «почему». Я всерьез занялся проблемой так называемого «ресурсного проклятия» – это было мне тем более интересно, что именно в истории России (от Киевской Руси до наших дней) легко найти следы тяжелых последствий «ресурсных периодов».

В древнем мире возникающие идеи были достоянием небольшой группы единомышленников, а стратегические решения принимались узким кругом сверхэлит. Еще 100 лет назад ничего лучше печати газет в типографии и перевозки их по стране не существовало. Доминирование религиозных институтов и господство мифологического, «волшебного» миросознания способствовало продвижению крайностей: подавляющее большинство членов общества сверху донизу было невосприимчиво к новым идеям или вдруг – подвержено заражению вирусом новой идеи, столь же «волшебной», как и прежние. Пролиферация новых концепций, если только они не были обернуты в старую мифологическую упаковку, была крайне затруднена как технически, так и психологически. Но мир меняется. Сегодня интернет и социальные сети сделали передачу информации и идей невероятно простой и эффективной, а общественная психология выглядит (по крайней мере, в странах «европейского» менталитета) в значительной степени очищенной от архаичных догм. Подавляющее большинство людей в современном мире заканчивает школы, в развитых странах в их программы входит достаточно предметов, развивающих критическое мышление.

В XXI веке катастрофа, вызванная ригидностью общества, – уже не страшная неизбежность, заложенная в природе людей, а непростительная ошибка и вина власти, оказавшейся глухой к предупреждениям, и/или проблема элит, получающих собственные краткосрочные выгоды ценой гибели социума. И конечно, это вина профессиональных специалистов по экономике и социологии, не сумевших донести информацию об угрозах до широких слоев общества так, чтобы общество это услышало.

В написании этой книги я вижу свою корыстную цель. Россия дважды в конце XX – начале XXI века и трижды за 100 лет пережила глубочайший общественный и экономический кризис, непосредственно связанный с «влиянием ресурса» и неспособностью общества адекватно реагировать на изменения. Эта «нисходящая спираль» социальных процессов приводит к беспрецедентному оттоку капитала – и финансового, и, что значительно важнее, человеческого. Чем больше страна отстает в развитии от лидеров современного мира, тем меньше в ней остается задействованного таланта, тем менее эффективно используется даже тот интеллектуальный потенциал, что пока активен и остается в стране. Слабая монопродуктовая экономика, централизация экономических отношений с бюджетом как вечным посредником во всех транзакциях разрушают естественные региональные и социальные связи. С большой вероятностью эти процессы ведут к закату некогда значительной русской культуры и существенному сокращению России – территориально и экономически.

Глядя на происходящее в России сегодня, я легко (взглядом экономиста и бизнесмена) угадываю за нынешними событиями призрак будущего упадка, разложения социума и распада страны, которая когда-то породила великую литературу и науку, вписала несколько ярких и значимых страниц в мировую историю. Я не хочу, чтобы потомки тех, кто сегодня говорит по-русски и владеет паспортом с двуглавым орлом, уже забывшие русский язык и живущие либо в более успешных странах Востока и Запада, либо в мелких периферийных сатрапиях, бывших когда-то частью самой большой по площади (но далеко не самой счастливой или богатой) страны мира, поставили меня в исторической ретроспективе в один ряд с теми, кто знал о проблеме, но не попытался сделать всё, чтобы предотвратить катастрофу. Я надеюсь, что опыт угаснувших цивилизаций, разрушенных обществ, поверженных империй, спроецированный на реальность современной России и собранный в этой книге, поможет читателям осознать механизмы такого разрушения и принципы его предотвращения.

Андрей Мовчан

Экономика как предостережение

С самого детства я испытывал огромный интерес к истории и международной политике: всё из-за семейной среды, папа – историк, а мама – экономист. В детстве я учился читать по книжкам про русских царей, Крестовые походы и русско-турецкие войны, а на семейных посиделках, к моему великому неудовольствию, все родственники взахлеб обсуждали какой-то непонятный «Газпром», прогнозы развития российской энергетики и мировой экономический кризис. Выстрелил такой бэкграунд очень неожиданно. Лет в 10, когда я получил доступ к Интернету, на волне вполне естественного мальчишеского интереса к современному российскому оружию я стал читать различные статьи про холодную войну, современную историю и геополитику – оказалось, что изучать хитросплетенные политические интриги, современные международные конфликты и войны до ужаса интересно.

Больше всего мне нравилось читать про диктатуры и авторитарные режимы – Северную Корею с ее ракетами, парадами и увешанными медалями генералами, саддамовский Ирак, вторгавшийся в сопредельные страны и затем стремительно терпящий поражение от армий более развитых стран, про нелепого толстого Уго Чавеса в малиновом берете и его абсолютно тогда мне непонятный боливаризм, злобного суданского диктатора Омара аль Башира и Иран с его ядерной программой, бородатыми бойцами КСИР в очках-авиаторах и суровым седовласым национальным лидером в чалме. Почему-то с самого начала интерес у меня вызывали именно наиболее авторитарные режимы и правители. В то же время, стремительная авторитарная трансформация российского режима почему-то долгое время мною не замечалась.

В 2012 году, после событий на Болотной и «закручивания гаек», я стал время от времени читать материалы и про Россию. Через два года, когда начался украинский кризис, стало понятно, что российский режим был недооценен мною как объект для исследования очень и очень напрасно. С тех пор я стал активно следить за всеми политическими новостями России и мира, а также изучать историю СССР и новейшей России. Оказалось, что я живу почти в такой же авторитарной стране, как и те, которые я так любил изучать. Эта мысль почему-то не вызывала ни страха, ни негодования – наоборот, возник неподдельный исследовательский интерес к непосредственно окружающей меня социально-политической реальности.

Хотя история и политология увлекли меня, я игнорировал экономику, полную скучных цифр (их и на ненавистной алгебре в школе с головой хватало), непонятных слов и каких-то непостижимых уму явлений вроде сальдо торгового баланса и паритета покупательской способности. Так продолжалось до тех пор, пока однажды мне не попалась статья Андрея Мовчана «Коротко о главном: российская экономика в XXI веке», которая захватила меня с головой. Мрачные прогнозы, помноженные на общую тревогу и грозу за окном, произвели сильное впечатление. Оказалось, что экономика, если ее правильно подать и объяснить, является на редкость интересной штукой, причем непосредственно связанной и с историей, и с политологией. Именно тогда я начал понимать, что многие проблемы как России, так и других изучаемых мною авторитарных режимов, связаны не только с социальными и политическими причинами, но и с экономикой – в первую очередь, с таким явлением, как «ресурсное проклятие».

Оказалось, что очень часто именно из-за избытка природных ресурсов в разных странах к власти приходят режимы, элиты которых стремятся присвоить себе как можно больше получаемых от распределения и продажи ресурсов средств, а за счет того, что присвоить не получается, поддерживать лояльность подданых, чтобы оставаться у власти как можно дольше. Выяснилось, что именно в таких странах имеют свойство просыпаться имперские амбиции, милитаризм, идеи исключительности, строятся жесткие административные конструкции управления. В итоге такие режимы после истощения ресурса терпели экономический крах и после масштабных потрясений физически погибали – часто вместе со всем государством. Очень редкие страны, которым повезло с ресурсами, могли справиться с этим бременем, построив диверсифицированную экономику.

Надеюсь, что эта книга позволит многим людям, которые (как и я в свое время) не придают должного внимания влиянию экономики на социально-политические катаклизмы, изменить свое отношение, увидеть цену такого пренебрежения, заплаченную миллионами людей в разных государствах разных эпох. Возможно, именно благодаря росту этого понимания в среде наших соотечественников экономика России однажды начнет меняться.

Алексей Митров

Благодарности

Эта книга – результат работы многих людей, занимавшихся и занимающихся феноменом экономических кризисов и, в частности, «ресурсного проклятия». Нам, в сущности, довелось только собрать в нее различные факты и мысли, уже открытые, исследованные, разработанные другими, и добавить немного своих рассуждений.

В изучение феномена «ресурсного проклятия» и вообще экономических кризисов и влияния нишевых адаптаций общества на их развитие внесли вклад многие ученые. Старт активному изучению темы был дан в конце 1980-х годов, когда Алан Гельба выпустил свое исследование, показывавшее, что богатые нефтью экономики, прошедшие нефтяные бумы 1970-х годов, росли медленнее, чем развивающиеся страны Юго-Восточной Азии, не имевшие ресурсов. Профессор университета Ланкастера Ричард Аути в 1993 году опубликовал работу Sustaining Development in Mineral Economies: Resource curse thesis, с анализом последствий ценовых шоков на рынках минеральных ресурсов. В 1995 году вышло исследование Джеффри Сакса и Эндрю Уорнера. Данные, приведенные в нем, показывали, что в период между 1971 и 1989 годом экономики стран с высокой экспортной долей добычи минеральных ресурсов росли в среднем медленнее остальных.

В конце XX – начале XXI века бурное развитие стран, обладающих значительными запасами нефти и газа, наложилось на период существенных проблем в угольной отрасли и совпало с активным развитием экономик, которые могли предложить миру дешевый трудовой ресурс. Одновременно экономисты могли наблюдать три феномена: ресурсный бум, кризис дезадаптации, вызванный изменением конъюнктуры, и формирование неконвенционального ресурса и его влияние на экономику. Для специалистов это было как для астрономов схождение трех планет в объективе телескопа – не только познавательно, но и захватывающе. Темой занимались (и занимаются) десятки высококлассных специалистов, имена которых легко найти в интернете, а работы стоят изучения – к чему мы и призываем тех читателей, которые захотят покопаться в деталях экономических процессов, стоящих за «проклятием ригидности» и ресурсными искажениями, на уровне более глубоком, чем уровень этой книги, написанной скорее чтобы развлечь, чем чтобы решить научную задачу.

Нефтезависимые экономики были темой работы, проделанной в Московском Центре Карнеги (части глобального фонда Карнеги) сотрудниками и контрибьюторами экономической программы под руководством Андрея Мовчана в 2015–2018 годах. В рамках гранта, предоставленного Министерством иностранных дел и по делам Содружества (Великобритания), они активно анализировали состояние нефтезависимых экономик и влияние на уровень их диверсификации различных факторов институционального и частного типа ¹. Значительная часть информации по нефтезависимым экономикам, представленным в этой книге, собрана в рамках той работы, так что авторам книги пришлось лишь проанализировать новые данные (за три прошедших года) и добавить некоторые идеи и мысли. Отдельную и очень большую благодарность за выдающуюся проделанную работу и великолепные результаты хочется выразить Александру Зотину, Владимиру Григорьеву, Вите Спивак, Юлии Ковалевой – членам команды экономической программы Карнеги в те годы и полноправным соавторам упомянутой работы. Александр Зотин много писал для «Коммерсанта» и других изданий – в том числе великолепных статей про развивающиеся экономики. Его статьи об Иране, Венесуэле, Аргентине, Мексике и других странах широко используются нами в книге – отдельное спасибо Александру за его работы, демонстрирующие прекрасное знание и понимание материала, зоркий глаз и «чувство» экономики.

Центр Карнеги дал этой книге много больше, чем просто результаты одной программы. Многие из идей, изложенных в книге, рождались и обсуждались в стенах офиса центра на Тверской, на круглых столах, собиравшихся Андреем Мовчаном под эгидой центра и привлекавших лучших специалистов к обсуждению важных экономических вопросов, на ежегодных конференциях в школе «Сколково», которые проводил Центр Карнеги. Большое спасибо Дмитрию Тренину за ценнейшие идеи и мысли, точные критические замечания и мудрость; Александру Баунову и Максиму Саморукову – за прекрасную редактуру материалов; Александру Габуеву и Андрею Колесникову – за обсуждения, новые свежие идеи и море информации; Татьяне Барабановой, Светлане Туган-Барановской – за великолепную логистику процесса, помощь в продвижении материалов и просто совместную работу. Спасибо Тому Дево и Эндрю Вайсу, которые тесно сотрудничали с экономической программой и не только помогали с переводами и редактурой, но и соединяли московскую группу с открытым научным миром развитых стран.

Отдельная благодарность должна быть выражена Елене Чирковой – профессору ВШЭ, известному и опытному инвестиционному банкиру, которая в свое время проделала большую работу по анализу влияния институтов на феномен ресурсного проклятия. Ее скрупулезность и масштабность анализа невозможно переоценить, и авторы этой книги не только обращаются к ее наработкам и выводам, но и с благодарностью использовали ее грандиозный список литературы по теме.

Четыре главы этой книги изначально вышли в виде статей Андрея Мовчана на портале «Сноб» – тогда у нас еще не было планов писать эту книгу. Спасибо «Снобу» за то, что согласился печатать наши материалы.

Этой книги бы не было, если бы сотрудники издательства «АСТ» сперва не убедили нас писать книгу (а это было не просто – времени всегда мало), а потом не сделали за нас половину работы, дав себе труд редактировать наши тексты. Спасибо!

Отдельное спасибо хочется сказать нашим читателям и зрителям – в ФБ, на страницах сайтов и каналов, в журналах. Ваши вопросы и реплики, комментарии и письма часто давали не только темы, но и интересные и важные факты, мысли и инсайты. Вы – полноправные соавторы этой книги.

Было бы несправедливо обойти своей благодарностью политиков, идеологов, чиновников всех времен и народов – тех, кто верит (или притворяется, что верит) в возможность административными методами сделать жизнь лучше, а экономики – здоровее и сильнее. Экономический мир, так же как и биологический, требует от своих участников эффективной адаптации к изменяющимся условиям – и человечество путем многотысячелетних поисков и метаний выработало универсальный механизм такой адаптации: систему, состоящую из комбинации свободного рынка и трех независимых ветвей власти, скрепленную развитым на основе римского права институтом законодательства. Эта система доказала свою высокую эффективность и робастность. Однако и в древности (когда она еще не была изобретена), и сегодня (когда она изобретена, описана, построена во множестве мест и в некоторых даже работает) находилось и находится множество высоколобых мыслителей (а также прирожденных вождей с покатым лбом, но выдающейся нижней челюстью), которые пытаются доказать, что естественную систему адаптации надо ограничить, улучшить, загнать в рамки «командно-административной вертикали» или «социального государства» (в сущности это просто разные названия для одного и того же – мертвой системы, выкачивающей соки из экономики – в первом случае в пользу небольшой элиты, во втором – в пользу разрастающегося слоя бюрократов). Если бы не они, не было бы смысла писать эту книгу, и она бы не появилась.

В не меньшей степени эта книга появилась благодаря политикам и экономистам совершенно обратного рода – апологетам идеального либерализма и свободной конкуренции, уверенным, что экономике надо не мешать, и всё у нее получится. О, если бы это было так, мир был бы куда лучше. Однако в реальности большинство экономических «проклятий» развивались и реализовывались по вполне естественным причинам; таких примеров искусственного «проклятия», как Венесуэла, сравнительно немного. Избыточное администрирование, перекосы, протекционизм, этатизм и кумовство, коррупция и прочие грехи «регулируемых экономик», о которых так много и так горячо говорят сторонники идеального либерализма, появляются не потому, что в свободное общество проникли марсиане и поработили его: именно недостатки «дикого» рынка заставляют общество (которое всегда достаточно близоруко и готово променять стратегические преимущества на сиюминутную иллюзию выгоды или даже просто спокойствия) устремиться в объятия «регуляторов». По иронии общественной природы свободный рынок остается свободным, только если его в достаточной мере регулировать: в противном случае он быстро превращается в олигополистический (как внутри одной индустрии, так и в межиндустриальном смысле). Столь любимый идеальными либералами механизм репутации на практике крайне слаб из-за элементарной некомпетентности потребителей. Куда сильнее изначально порочный (потому как совершенно развязывает между собой аспекты потребительской ценности и качества, с одной стороны, и цену – с другой) механизм маркетинга и рекламы – без регулирования качества товаров и услуг рынок легко «впадает» в заблуждения, чреватые серьезным вредом для потребителей и общества в целом. Известный тезис адептов свободного рынка о большей выгоде продолжительного бизнеса (суть его в том, что экономическому агенту выгоднее многократно честно заработать на своем товаре, чем один раз украсть деньги и закрыть бизнес) на практике далеко не всегда верен: не только управляющему активами, который в год зарабатывает 1 % от суммы под управлением, выгоднее один раз украсть все деньги и сбежать на острова Карибского моря, чем 99 лет честно работать; даже девелоперу, который строит дома, достаточно быстро становится выгоднее пустить получаемые кредиты и предоплаты на свои оффшорные счета (или в биткоины), чем честно строить свои объекты, не будучи уверенным в их последующей успешной реализации, и выплачивать проценты банкам (мы в России наблюдали решение этой дилеммы на практике – когда многие управляющие, банкиры и девелоперы бежали из страны, оставляя клиентов, будь то обманутые дольщики или вкладчики, ни с чем). Без жесткого контроля за целевым использованием средств, без независимых оценщиков и администраторов, без внедренных на уровне государства норм защиты клиентов рынок быстро превращается в хаос.

Истина, как обычно бывает в человеческом обществе, посередине. Успешно адаптируются и трансформируются только те общества и страны, в которых высокая степень экономической свободы защищена и от «активизма» чиновников, и от доминирования отдельных игроков; где широкие возможности сочетаются с эффективным регулированием, лучше всего – с развитой системой саморегулирования рынков; где минимальная бюрократия уживается с совершенной системой защиты прав конечных потребителей.

Разумеется, в реальном мире не было и нет идеальных моделей, описанных в предыдущем абзаце. Мы можем говорить лишь о более или менее близких к ним вариантах. XX и XXI век дают нам повод для оптимизма – всё больше появляется примеров эффективной экономической политики. Их достаточно в традиционно успешных странах Запада – и, несмотря на это, в Европе как раз сегодня есть много поводов для беспокойства в связи с явным уклоном в социализацию экономической политики и бюрократизацию отношений, в то время как еще 30–70 лет назад казалось, что именно Европа будет флагманом развития сбалансированной экономики – период от Эрхарда до Бальцеровича был многообещающим. Их хватает и в США, где наряду с целым рядом экономических проблем, в частности связанных с той же социализицией государства или (и) с «бюджетной спиралью» – ростом бюджетных расходов, в большой части вызванным их ростом на предыдущих этапах, существуют и развиваются крайне эффективные практики. И, конечно, всё больше таких примеров появляется в «третьем мире»: Южная Корея и Тайвань – отличные примеры того, как положительные практики могут преображать страны в короткий период времени, а Индонезия – отличный пример защиты от ресурсного «проклятия» с помощью таких практик. И для полноты картины Турция и Россия – два отличных примера того, как отступление от эффективных методов организации экономического пространства сводит на нет десятилетия прежних усилий. Закончить этот раздел (несмотря на пространные рассуждения выше, мы не забыли, что его название – «Благодарности») мы хотели бы выражением огромной признательности – теперь уже без иронии – тем политикам и общественным деятелям, которые в своей работе искренне и профессионально стремились и стремятся к достижению этого недостижимого идеала.

1.Сравнительная история нефтезависимых экономик конца XX – начала XXI века. URL: http://carnegie.ru/2017/03/22/ru-pub-68340