Kitobni o'qish: «Его Величество Авианосец»
Посвящается моему отцу, Мансурову Арслану Рахимовичу
1.Пролог.
БАНГ-З-С-Ш-ш-ш-с-с-бах!..
Осколок, пробивший внешнюю обшивку, треснувшись о внутреннюю броневую переборку, рассыпался на мелкие куски – чёрт, похоже метеор опять каменно-железный. То есть – так называемое «ядро» взорвавшейся планеты. Значит, лупить по корпусу куски и кусищи будут основательно – не то, что метано-ледяные!
Билл промолчал. Только щекой дёрнул. После чего передвинулся дальше вдоль внутренней стены – как раз туда, где осталась вмятина от примерно килограммового камня. Как известно, снаряд дважды в одно место не попадает: поверья, «заморочки», и суеверия древней, ещё земной, пехоты.
А все знают, что нет никого суеверней спортсменов и… Пехотинцев. Хотя бы – и космодесантников.
Пф-пф-пфт! С-ш-ш-ш-б-б-бок…
Гермопаста, выступившая из внутренней полости между двумя слоями наружной обшивки, затянула небольшое, с ладонь, отверстие, и, попузырившись и побулькав, застыла чёрной пупырчатой губкой.
Воздух из отсека не вышел.
Потому что не было в отсеке никакого воздуха – его, как и всегда перед метеоритной атакой, из всех наружных отсеков успели откачать. А противометеоритные пушки успели раздробить здоровущий обломок древней планеты на частицы помельче.
Однако вот изменить направление движения тучи из осколков, обломков, и пыли, как и её скорости, пушки не могут. А могут только продолжать работу: по раздроблению на более мелкие куски самых крупных фрагментов той тучи, что сейчас неумолимой лавиной движется на них. Так что Авианосец сейчас развёрнут к облаку носом: то есть, наиболее защищённой, многократно бронированной, частью корпуса. Рассчитанной именно на прямое попадание – ракеты, бомбы, или… Обломков.
Потому что до сих пор (Тьфу-тьфу!) в корабли земного Флота никто не стрелял.
Вот в очередной раз эта мелкая, и не очень, мерзость и врезается теперь в громаду пятисот-с-чем-то-там-тысячетонного монстра, заставляя личный состав дежурить в обращённых к туче отсеках, и большинство ремонтных дроидов перенаправить из неатакованных технических помещений, где они обычно и работают, в бомбардируемые.
БА-БАМ-М-м-м!.. ТРАХ! Билл, поморщившись, ругнулся: а ведь правда! Попало, будь оно неладно, прямо в то место, где он стоял до этого!
Но вот этот «кусочек» оказался куда покрупней! Такую дырищу никакая паста не затянет. Тут придётся…
– Две тысячи сто двадцать третий. Семьсот восьмой. – он называл ремонтных дроидов по номерам, крупно нанесённых чёрной краской на передней и задней части корпусов, – Пластырь номер пять. Наварить на дыру внахлёст.
Глядя, как похожие на чудовищных не то крабов, не то – пауков, многоногие, сверкающие сталью и силлитом механизмы, жужжа сервомоторчиками, потащили плоскую броневую пластину размером с крышку стола к дыре, и принялись, сверкая голубой дугой плазмосварки на «щупальцах» споро приваривать её к внутренней переборке, Билл вздохнул.
Дроиды и сами лучше него знают: что, и какого размера притащить и приваривать. Или как правильно чего затыкать, или отрезать, или завинчивать. Просто чёртова Инструкция, составленная бюрократами десять, или двадцать поколений космонавтов назад, предусматривает обязательное присутствие и контроль со стороны экипажа. И плевать, что с тех пор механизмы-ремонтники стали в тысячу раз самостоятельней и умней того же самого человека. Медлительного. Сомневающегося. Могущего быть в состоянии похмелья или шока…
Так делается потому, что – так положено!
Шесть огоньков, от которых поднимался лёгкий сиреневый дымок, погасли одновременно. Дыра оказалась ликвидирована за девяносто две секунды – от нечего делать он засёк по секундомеру, голубые циферки которого проецировались на левый край стекла его шлема. А неплохо, будь оно неладно. Глядишь, ещё минуты три, и они минуют облако частиц, в который превратилась глыба размером со стадион!
ДЗАНГ-БУМ!
Чё-ё-ё-ёрт! Ну и дура треснулась о переборку в углу! И на кусочки распасться и не подумала! Просто от стены отпала. А вмятина-то в стене отсека… Нет, большая, но – герметичная. Он открыл было рот, но тут…
В пробитую дырищу размером с добрую столешницу, влетело что-то ещё.
А вот это – явно не осколок!
Это…
Дьявол его раздери – это же спасательная капсула!!!
Билл заставил себя сглотнуть. Прочистил горло. Щёлкнул переключателем селектора. Зажёгся зелёный огонёк экстренной связи с рубкой.
– Внимание, рубка! На связи рядовой Билл Хинц. Палуба «Дэ», отсек пять-дробь-восемьдесят-один. У меня… Нештатная ситуация.
– Слушаю вас, рядовой, – голос майора Дорохова, тоже нёсшего вахту, остался, как и всегда, спокойным, а дикция – чёткой, – Докладывайте.
– Есть, сэр. Только что сквозь отверстие во внешней переборке в мой отсек влетела… Спасательная капсула. Вот, я подойду поближе, чтоб вам, сэр, было лучше видно. – Билл сместился, и теперь буквально нависал над цилиндром в три шага длинной, и высотой ему по пояс, – Смотровое контрольное стекло осталось там, внизу. Так что виден только задний люк – для кислородных баллонов и остального снаряжения. Но…
Майор, и без комментариев Билла всё отлично видевший через две наплечных камеры скафандра бойца, и штатную стационарную – в углу отсека, скомандовал:
– Пусть дроиды перевернут капсулу. Разумеется, после того, как заделают пробоину.
– Есть, сэр.
На заделывание «пластырем номер семь» ушло сто тринадцать секунд. Все их Билл провёл, переминаясь с ноги на ногу, и удерживая руку, чтоб не поднималась к шлему: почесать затылок.
Дроиды перевернули капсулу легко: ещё бы! В условиях ноль пяти «ж», которое на Авианосце поддерживали в экстренных, таких, как этот, случаях, они, своими двадцатью четырьмя на двоих, манипуляторами, легко ворочали и самый большой пластырь – «номер двенадцать». Весивший в нормальных условиях полторы тонны.
Билл с трудом сдержал удивлённый возглас.
Потому что то, что лежало напротив смотрового стекла, человеком мог бы назвать разве что пингвин. Да и то – пьяный и близорукий.
Нет – у существа было две руки, две ноги, одна голова…
Только вот глаз на этой самой голове имелось четыре: и располагались они явно так, чтоб между ними было и пространство побольше, и картинка получалась пообъемней – как бы по углам почти правильного квадрата…
Хорошо, что они были закрыты: Билла и так заподташнивало.
То, что находилось между глазами, вероятно, полагалось бы назвать лицом.
Две дырки – возможно, ноздри – торчали прямо посередине. Ближе к шее (Которой, кстати, видно не было: голова сразу, без этой самой шеи, переходила с плечи!) имелось и отверстие – вернее, щель! – побольше: очевидно, рот. И – всё.
Больше на плоском, как блин, «лице» ничего не было!
– Как оцениваете, рядовой: могло это существо выжить после удара о броневую переборку?
– Ну… Думаю, что могло. Сэр. – поторопился добавить Билл, о таком даже не подумавший. – Капсула… Она влетела уже не быстро. Ускорение при ударе я бы оценил в пять-шесть «же». Наверняка там есть и внутренние компенсаторы. Так что – могло.
– Хорошо. Слушайте приказ. Оставаться на месте, ждать, пока не закончится метеоритная атака. После того, как автонавигатор посчитает ситуацию безопасной, я пришлю вам дежурную команду: отделение спецназа. И группу доктора Мангеймера. Поможете перенести это… Прибывшее на борт оборудование. К нему в лабораторный блок.
– Есть, сэр. Понял, сэр.
Билл, краем сознания уловивший очередной «Банг-с-ш-ш-ш!», автоматически кинув взгляд на очередную дыру в обшивке. Чисто механически отдал команду:
– Пластырь номер три!
После чего, превозмогая подсознательное отвращение и ещё какое-то нехорошее чувство, подошёл-таки ближе, и склонился над стеклом. Нужно постараться запомнить всё получше: наверняка, когда команда дока заберёт этого монстра в лабораторию, всё засекретят. И, как всегда, Служба Безопасности навесит на всё ярлыки «особо секретно!»
Н-да, лицо-то… Фиолетовое. А вместо волос – какие-то… Червяки?! Пиявки?
Это – что? Горгон-медуз? В-смысле – самец Горгоны-медузы? А где, интересно, усы или борода? И почему ноздри… Начали сужаться-расширяться?!
С ударившим по внешним усилителям скафандра хлопком вдруг отскочила наружу крышка капсулы – Билл еле успел увернуться!
Но вот убежать он уже не успел.
Протянувшаяся вдруг к горлу клешня, чертовски похожая на манипулятор робота-погрузчика, железной хваткой вцепилась в место, где у Билла была шея. И подтащила к хозяину капсулы так, что Билл буквально навис над ним.
Хорошо, что скафандр – полужёсткий! Иначе позвонки уже оказались бы раздроблены! Проклятье! Да чтоб его!.. Ну и силища! В-натуре, что ли это – робот?!
Но что же ему…
Должен ли он защищать свою жизнь?!
Но оружия ведь нет! На время таких операций всё наружное смертоносное оборудование-вооружение с пехотинца снимают! Да оно и понятно: только мешало бы!
А вот о такой ситуации никакие составители Инструкций и умных Рекомендаций явно не позаботились! Не предвидели! Да и кто бы предвидел!..
Поэтому Биллу пришлось, дёргаясь и упираясь изо всех сил, постараться вырваться, схватившись руками за клешню, и отталкиваясь прямо от груди монстра ногами.
Не слишком, правда, он преуспел в своих стараниях: хватка чёртова урода оказалась похлеще, чем у погрузчика! Его лицо подтащили ещё ближе к четырём буркалам на странном лице.
И вот уже ему в глаза смотрят все четыре глаза чудища! Не-е-ет, это – не робот!..
Гос-споди! (Прости, что помянул всуе!)
Оранжевые! Зрачки, в-смысле… А радужка – зелёная. Красивый, в-общем-то, глаз, если посмотреть абстрактно.
А вот если конкретно – хочется заорать во всё горло, и выпалить в это дело со всех стволов!!!
Билл так и сделал – в смысле завопил, когда вторая клешня принялась сминать и крошить несминаемое, вообще-то говоря, стекло гермошлема!
Воздух из скафандра со свистом вылетел, образовав над его головой паро-туманное облачко! Но тварь это не смутило, и не остановило!
Билл почувствовал холодные и жёсткие плети длиннющих фаланг пальцев на своём лице, и, уже задыхаясь, попробовал укусить – хоть за палец!..
– Проснись! Проснись! ДА ПРОСНИСЬ ЖЕ ТЫ НАКОНЕЦ!!!
Почему это его так трясёт?!
Он с хриплым стоном и ругательствами открыл глаза.
Ф-фу-у-у…
Он в своей каюте. На Авианосце. В потолочный короб убираются манипуляторы Матери – до этого нещадно трясшие его за плечи…
С трудом он закрыл пересохший, сведённый судорогой рот.
Кошмар.
Бред.
Чушь собачья.
Потому что никогда ни одному ответственному чиновнику, или командиру, не могла бы прийти в голову такая …рня: составить «Инструкции» таким образом, чтоб наибольшему риску подвергался как раз самый ценный ресурс Авианосца – личный состав!
А тут – надо же! Проклятое подсознание каждый раз нагло убеждает его, (И – ещё как успешно!) что в бомбардируемом отсеке он – именно из-за чёртовой Инструкции!..
Нет, кошмар, конечно, уже ставший в какой-то степени традиционным: он повторялся за время – что службы, что запаса Билла, уже раз двадцать.
Да, привычный. (Вроде!) Но каждый раз настолько жуткий, что никак не сохранить положенные опытному, прошедшему огни и воды, и повидавшему все ужасы Вселенной, бойцу, спокойствие и присутствие духа…
Странно только одно. Обычно он просыпается до того, как с него срывают шлем, и пальцы чужака начинают…
Чёрт.
Он, конечно, не суеверен, (Ха-ха! Кого он пытается обмануть!) но…
Похоже, сегодня нужно ожидать каких-нибудь неприятностей.
Со стоном он поднял из койки застывшее, словно на лютом морозе Меотиды-5, в ледышку, покрытое от стриженной привычным армейским ёршиком макушки, до самых пят, холодным потом, тело. Опустил ноги на палубу. Обычный «бодрящий» холод рифлёной стальной поверхности даже не ощущался – точно, замёрз.
– С-с…пасибо, Мать. Что разбудила.
– Мне пришлось. Показатели энцефалограммы зашкаливало. И ты… выл.
– Ага, понял. Дай-ка мне…
Стакан с коньяком возник перед лицом, зажатый в манипуляторе, как по мановению волшебной палочки.
– Спасибо. – а молодец Мать. Знает, какого лекарства ему после кошмара нужно…
Выпил в два приёма. Крякнул, скривившись.
Ну, вот и полегчало. Вроде бы.
Ладно. Нужно вставать. Часы показывают, что пора умываться и идти завтракать.
А потом – и не тренажёры.
А потом – работа!
Билла, разумеется, раздражало, что на время обхода приходится включать общие гравитаторы, пусть даже и на ноль пять «Ж». Но иначе не проконтролировать, что всё с системами и оборудованием – в порядке. Что оно – «готово к действию». Да и ходить лучше ногами: летать вдоль длиннющих коридоров с уныло-казёнными, белыми сверху, цвета хаки – снизу, стенами, и по огромному пространству ангаров, ему никогда не нравилось. Ногами – оно как-то надёжней. Да и удобней с пола: что осмотреть, что подлатать.
Если, конечно, находилось, что подлатать.
Так что, экономичный там режим, или нет – а жрали чёртовы агрегаты за один такой обход до десяти микрограммов Ниобия-269. А его на «Рональде Рейгане» всего тонны полторы. Еле-еле хватит лет на восемьсот. Ну, с учётом полураспада.
Бодро намурлыкивая себе под нос «Звёзды и полосы», он в очередной раз вышел из удобного мирка Рубки, где, наплевав на все Инструкции и Наставления Устава, оборудовал себе за последние полмесяца уютнейшее гнёздышко. Оглянулся. Нет, всё как всегда: экраны девственно чисты, устойчиво горящие контрольные зелёные огоньки словно бы оптимистично говорят: «Всё в порядке, босс!».
Билл знал, что так оно и есть, но не мог удержаться, чтоб не изобразить брюзгливого старикашку, «в одном флаконе» с дотошным занудой, свято соблюдающего Дух и Букву Великих Регламентирующих Бумаг:
– Мать, посматривай. Если заметишь даже намёки на что-то подозрительное, снаружи или внутри, – сообщай сразу.
– Ваши указания поняла, сэр.
Мать, главный компьютер на Авианосце, ещё помнит те времена, когда ветеран Космофлота являлся флагманом Поллукской эскадры. И, как всегда, кратка и конкретна. Хотя лучше него знает, что в его последней команде нет особого смысла – она запрограммирована действовать так всегда.
Старший сержант Билл Хинц, полноправный хозяин и Комендант монументальной громады из броневой стали, аллюмосиликона, и сивлара, водоизмещением в почти полмиллиона тонн, убедившись, что голос «напарницы» слышен через вживлённый прямо в ухо наушник отлично, не торопясь двинулся по Третьему служебному коридору палубы «Е» в корму.
Он хитро подмигивал в видеокамеры наблюдения, зная, что Мать видит и его, и три тысячи двести двадцать одно другое помещение на этом древнем памятнике космической экспансии человечества, но скоро ему надоело бодриться и изображать деловитость.
Самому-то себе он не стеснялся признаться: что он, что «вверенный» его заботам Авианосец – устаревшее и списанное за ненадобностью ба-рах-ло. Сам он – отправленный в отставку по возрасту, ветеран пяти Кампаний, пусть и дослужившийся до старшего сержанта, но недостаточно, видать, амбициозный и инициативный, чтобы «подумать о дальнейшей карьере», банальный «служака». Поступить в Высшую Офицерскую Академию в Вест-Пойнте ему не предлагали никогда.
И вот теперь, на пенсии, он, понимая, что там, «дома», никому не нужен, так как ни создать семью, ни сохранить связи с родными не удосужился, вынужден подрабатывать сторожем утиля. Да-да, он – никакой не «Комендант», хоть именно так и значится в платёжной ведомости, и Приказе, а – обычный сторож. На подработке.
Нет, брехня это. Он дёрнул щекой: за каким …ем он врёт самому себе?
Не нужно ему «подрабатывать». Пенсия вполне приличная. И комната в общежитии ветеранов, бесплатная и удобная, и освобождение до смерти от всех видов налогообложения, и бесплатный проезд, и прочие льготы, позволили бы неплохо дожить «зрелые», или, всё же, вернее – перезрелые годы. Будь то в большом городе, или заштатном небольшом – по его выбору.
Просто…
Просто когда узнал, что флагманский корабль за ненадобностью и по «моральному износу» выводят из состава Флота, и ставят на вечный прикол к остальным списанным посудинам, возмутился. Ну, там, в глубине души. И напросился сам: уж он-то знал, где, что, и как, здесь, на «Рональде» нужно латать, подкручивать и подмазывать, чтоб груда металла длинной с добрый километр, работала, как часы.
И пусть с Авианосца сняли всё вооружение и ходовые двигатели – ничего, ещё есть маневровые. Пара-тройка противометеоритных пушек. Сканнеры. Роботы-ремонтники. Автоматические системы пожаротушения, приличные запасы топлива, работающий на холостом ходу реактор. Большие запасы воды, и небольшие – непортящейся армейской пищи. А теперь и – оборудованная им самим «неположенная» оранжерея-теплица в одном из наружных блистерных отсеков. Освещаемая даровым светом – Солнца. Свежие фрукты-овощи позволили бы выживать, не опасаясь цинги и голода, ещё хоть сто лет.
Ну, и, конечно, здесь – Рон…
Проходя коридорами, он останавливался, и преувеличенно тщательно оглядывал, впрочем, не заходя внутрь, оказывавшиеся на пути гигантские гулко-голые просторы помещений: казармы, ангаров, боевых башен, ремонтных мастерских, камбуза. И вязко-глухую сейчас пустоту комнат поменьше: медотсека, лабораторий, кают начальства, и всего остального, что, если уж честно, обходить не нужно, а случись и правда такая необходимость, не обойти и за месяц… Ну, то есть, это – если обходить так, как положено: дотошно и со всеми чёртовыми диагностически-ремонтными приборами на самоходной роботележке. И в компании пары крабов-дроидов.
И, разумеется, на связи с ним, через вживлённый в ухо ещё сорок далёких лет назад, как только приняли в «Учебку», наушничек, всегда оставался «мозг» всего этого беспокойного когда-то, а сейчас недвижимым монолитом обращающимся по стационарной орбите, хозяйства: главный компьютер, процессор которого вставили ещё до того, как «Рональд Рейган» сошёл со стапелей у Нептуна.
А что: Мать – отличный собеседник.
Так что Биллу здесь не скучно. Ну, по идее.
С другой стороны, может, он – просто цепляющийся за ностальгические воспоминания о временах, когда был неплохим специалистом, и приносил реальную пользу, старпёр? В глубине души осознающий, что время – и его, и таких как он, болеющих за дело не за страх, а за совесть, придурков-ветеранов – истекло. Всё на кораблях Флота теперь делают роботы и Программы. Боевые, ремонтные, астронавигационные…
А люди – никому не нужный, и чертовски уязвимый фактор, «ограничивающий» реальные боевые возможности техники. Хотя бы – необходимостью устанавливать всё те же гравитаторы и компенсационные контуры. И герметизировать обшивку. И помещать между слоёв обшивки самозатягивающий дыры дороженный пластокон. Поскольку технике-то кислород не нужен. А вот людям…
Люди. Хм-м.
Да, самостоятельно всё решающие беспилотники сейчас в большой моде.
Потому что под их разработку можно выколотить из чёртова Конгресса нехилые ассигнования, прикрываясь трёпом о «экономии», лучших тактико-технических данных, и «Минимальных потерях самого ценного ресурса – жизней. Что – простых бойцов, что – высококвалифицированных специалистов и офицеров…».
И теперь строить громады массой в десятки и сотни тысяч тонн – невыгодно. Потому что уж больно легко вывести такого мастодонта из строя. Даже попав единственной стилорезонансной миной. Или «крабом» с «люцианом-5». Или снарядом с «бетитом-63». Или «сверхвакуумным» гронером. Или…
Средств и способов вывести из строя человеческую составляющую боевых кораблей понасоздано море. (Учёные, мать их!..)
С другой стороны, такие корабли всё равно оснащались «подстраховочными» системами, берущими всю инициативу «в свои руки», когда оказывался выведен из строя экипаж. А раз так, мудрые аналитики из Штаба прикинули, что почему бы тогда сразу – не убрать из кораблей тех, кто, мягко говоря, не слишком надёжен. Умён. Оперативен. Тратит массу времени и сил на принятие «решения». Которое к тому же может оказаться и неверным. Да ещё и постоянно нуждается в пище. Сне. Воде. Отдыхе. Для чего приходится строить корабли с помещениями для размещения всего этого. И многого другого.
Нет, на строительство боевых кораблей с человеческим экипажем сейчас денег не выделяют. Баста. Настало время умных и инициативных компов. И никого не остановил призрак страшилки из старых фильмов вроде «Терминатора» да «Матрицы»: никакой глобальной сети типа «Скайнет», с патологической жаждой избавиться от мурашиков-людишек, мешающих строительству «идеального компьютерного Рая», нигде уже лет семьсот не наблюдается.
Значит, аналитики Генштаба, мать их …тти, оказались хоть в этом правы?
Его всё же расстраивают мысли о том, что люди… Отошли как бы на второй план!
Ощущая, как невольно дёргается оставшаяся своей щека, и поглаживая себя пальцами протеза по другой, искусственной, Билл спустился по гравиколодцу в трюм.
Вот и ангар номер один. В углу, на щербатой и усыпанной заплатами из броневых листов палубе, сиротливо замерла на своей платформе выпотрошенная оболочка от транспортной капсулы. На крышке люка значится: «Капсула № 3».
Уж с этим-то местом у «малыша Билли» связаны одни из самых ярких воспоминаний!
Он тогда был рядовым салагой – буквально только-только из Учебки…
2.Несовместимые виды.
Рентгеновский снимок майор изучал долго.
Но без объяснений доктора Мангеймера всё равно понял бы мало. Вот только тот не торопился их давать – похоже, ждал, оглаживая холёные усы большим и указательным пальцами, пока майор Сидней Дорохов спросит сам.
Пришлось это сделать:
– Док. По-моему это похоже на отверстие от бронебойной пули. Малого калибра.
– Вот именно – похоже. Но – не более. Взгляните-ка. – док провёл концом ручки по рентгенограмме вдоль трассы предполагаемой «пули», – Если бы это и правда была пуля, она оставила бы абсолютно прямую траекторию. А если со смещённым центром тяжести, так и вообще – развороченную огромную полость. Так что если такую трассу оставила обычная пуля, я готов признать себя некомпетентным идиотом.
Мы же не можем предположить, что пуля обладает мозгом? Что вот здесь – она обошла ребро, а вот здесь, – снова тычок ручкой, – повиляла вверх-вниз… И ещё – вот, посмотрите на снимок, сделанный сверху – влево-вправо? А после того, как достигла сердца, так и вообще – повернула под углом к первоначальному общему направлению. На целых восемнадцать градусов.
И это – несмотря на то, что в сердце – лишь мягкие ткани. Мышцы. Ну, тот самый миокард. Обращаюсь к вашему мнению, как профессионала: пули ведут себя так?
– Нет. – майор потеребил себя за мочку правого уха: он буквально годы потратил, чтоб избавиться от пагубной привычки штатских – чесать в затылке! – Нет, даже пули со смещённым центром тяжести, или с мягким… или бронированным наконечником – так себя не ведут. Во всяком случае, известные мне.
Думаете, док, кто-то разработал новую пулю?
– Возможен, конечно, и такой вариант, хотя он несколько не в моей компатенции… – доктор теперь оглаживал эспаньолку, щурясь на очередной снимок, который держал против лампы в искусственной левой руке, – Но мы не принимали его в расчёт до сих пор. Нет. Мы, реалисты-практологи, объяснили странную трассу «пули» более изощрённым способом. – и, в ответ на недоумевающий взгляд майора, пояснил, снова проведя вдоль всей трассы ручкой, – Это – не след от пули.
Это – проход.
Как мы предполагаем, прогрызанный. Каким-то существом, пока нам не известным. Аборигенным. Или, скорее – выведенным кем-то. Тут мы с… э-э… коллегами, согласны, что такое оружие нужно было именно вывести.
И действует оно чрезвычайно эффективно. А что самое странное – чертовски, если мне позволительно так выразиться, быстро. Скорость прохождения сквозь тело… Вполне сопоставима со скоростью – да, обычной пули.
– То есть, вы хотите сказать, что этим… Хм. Неизвестным существом, выглядящим, судя по оставленному следу, всё же навроде пули, кто-то выстрелил в э-э… пострадавшую? И дальше эта тварь прогрызла всё уже сама?! И кевларовый бронежилет, и защитный комплект, и сталлитовую нагрудную пластину?!
– Ничего подобного я не говорил, и не имел в виду. Прогрызла – да. (А вот сталлитовую пластину, как видно вот здесь – просто обошла!) Но вот насчёт выстрела… – учёный скептически поджал губы и чуть заметно покачал головой.
– Я хотел только предупредить вас о нашей, вполне научно обоснованной, версии того, как, и кем мог быть оставлен такой след в теле несчастной. (Кстати, длина тела существа может существенно превышать длину обычной пули. Да и вообще – оно, это самое его тело, может напоминать и банального, скажем… Дождевого червя: ну, тот же тоже проходит как бы сквозь почву, выискивая, где местечки помягче, и лежат всякие листики-ягодки, попавшие под- и – на землю. Только повторю: очень быстро и сноровисто… Работающего червя. Правда, доктор Свендсен считает, что существо напоминает, скорее, древнего корабельного червя – Тередо, так сказать… Н-да.) Так о чём это я?.. Ах да: предупреждение. Так сказать, «Варнинг».
Поскольку именно вам и вашим бойцам придётся иметь дело с неизвестным ни официальной зоологии, ни официальной баллистике, и, предположительно, смертельно опасным существом…
Не ищите никаких снайперов. Не ждите выстрела. Не думайте, что в несчастных кто-то стрелял. Это только отвлечёт ваше внимание от… Хм-м…
Реальной опасности.
Как кажется нашей группе, существа, напавшие на пострадавших, просто…
Живут там. В воздухе.
И чтобы напасть – им не нужно, чтобы кто-то ими выстрелил.
Они движутся сами! Причём, скорее всего – именно сквозь воздух!
Повисшее молчание затягивалось.
– Ну что, майор, – старший аналитик взглянул прямо в глаза Дорохову, и тот заметил в самой глубине глаз матёрого специалиста затаённый страх – такой бывал и у его бойцов, когда они точно знали, что идут на реальный риск, и опасность погибнуть велика, – Прояснил я вам хоть что-то? Ответил на терзавшие вас вопросы? Придал…
Оптимизма?
Дорохов сглотнул.
– А, может, нам нужно было высаживаться вначале в какой-нибудь пустынной местности? Тогда и все девочки могли бы остаться в живых?! – капитан не заметил, как сзади бесшумной тенью подошла Алара. И Майор её видел, но не смог подать капитану знак – женщина неотрывно смотрела прямо ему в глаза.
– Что это значит, майор? Что имел в виду капитан, когда сказал, что «все девочки могли бы остаться в живых»? Наше подразделение… Погибло? – она говорила ровно, но от Дорохова не укрылось сосредоточенное выражение глаз и нарочито спокойный тон.
Всё верно. Поскольку информация засекречена Штабом, даже командир «девочек» пока не знает, что… Вернее, теперь, «с помощью» капитана, уже знает.
– Да. – майор старался говорить спокойно, хоть и не поручился бы, что ничем не выдаёт своего волнения. Картина цеха, где застыли покинутые и запылённые станки, а между ними громоздились буквально горы изрешечённых «пулями» трупов, всё ещё стояла перед глазами, – Но капитан просто не так выразился. Неточно сформулировал, если вам так больше нравится. Девочки, похоже, погибли бы в любом случае, высади мы десант хоть на полюсе, среди льдов и снегов, хоть в пустыне. – он взглянул в глаза капитану.
Тот, поняв, что допустил промах, закусил губу, отдав честь подошедшей. Поторопился исправиться – даже, пожалуй, чересчур ретиво:
– Точно. Я, это, неверно сформулировал. Я имел в виду – нужно изменить первоначальный план. Простите! – капитан, всё ещё откровенно смущавшийся в присутствии Алары, то ли – от того, что она – тоже капитан, то ли – от завораживающей глубины бездонных чёрных глаз мутантки, потупился, чтоб скрыть тоскливое выражение в глазах. Бегающих и сузившихся.
Разумеется, капитан это просекла:
– Хорошо, что во вранье вы не сильны, капитан. – и, повернув голову, – Однако, раз сейчас вы в состоянии как-то помочь нам… Майор, скажите – что нам делать?!
Майор почувствовал себя в ловушке. Плохо получится: и так, и – так.
Если сказать, что теперь заняться разведкой приказано его бойцам – красавица-амазонка почувствует себя униженной. Потому что «девочки», выходит, облажались, и не выполнили задачу. А если сказать, что он напросился сам – его опять-таки обвинят, (И справедливо!) что это именно он сомневался в способностях. Этого самого женского подразделения. И, получается, накаркал…
И решение – опять за ним!
Ладно.
Лучше всего ответить правду.
Потому что на враньё у женщин – нюх.
На этот раз выход из камеры не был столь оптимистично-торжественным, как они видели, просмотрев в записи то, что показывали встроенные в потолок видеокамеры наблюдения. Нет, теперь все не шумя, и не давая друг другу шутливых тычков, и не прикалываясь, как подразделение Алары, что «Вот, наконец попробуем местного сидра, которым все чёртовы колонисты упились до бессознательного состояния!», и «Сейчас перетрахаем всех местных девственников!», терпеливо дождались, когда робот-разведчик «Свордс-97» обойдёт и передаст изображения всей площади ангара.
Чисто.
Только после этого Дорохов приказал снова отдраить люк.
Ну, двинулись. (Он незаметно поплевал через левое плечо.)
Двое настороженных до такой степени, что только что искры не летели, десантников бдили за левым флангом, двое – за правым, ещё по двое отслеживали пол и воздух. То есть – крышу. Остальные шли по центру, следя за двойками, и прикрывая пути отхода. Капитана и химика майор на этот раз решил не брать – чтоб не путались под ногами.
– Чисто. Чисто. Чисто. – отрывистые фразы в наушнике сказали Дорохову о том, что визуально опасности не обнаружено. Как и с помощью гамма- и УЗД-сканнеров. Тепловизор показывал, что чёртовы станки уже целую вечность никто не запускал: остаточного фона не было даже в массивных станинах, куда неизменно передаются все тепловые эффекты от работы.
Плохо. Значит дело не в том, что они появились здесь в «выходные», как предположил сержант. Нет, цех, скорее всего, простаивает давно. И – неспроста простаивает.
С другой стороны, они и не ждали, что раз на поверхности не обнаружено ни одного колониста, те, затаившись где-то в подземных обиталищах, будут ночами выходить, и всё-таки на станках – работать… Ага, смешно.
Дьявольщина. Это им сейчас нужно работать.
– Вперёд. Продолжить осмотр. – майор знал, что закреплённый на горле ларингофон чётко передаст команду, хотя он даже не раскрыл рта. Трудно поверить, что первыми эту методику разработали и применили инженеры Вермахта почти восемьсот лет назад для оснащения экипажей танков.
Он чуть махнул рукой, наблюдая, как чётко и слаженно двинулись вперёд его люди, даже малейшим шорохом не выдавая своего присутствия.
Впрочем, их бесшумные движения не имели по большому счёту никакого значения: если бы здесь кто-то и был, давно бы затаился: появление транспортной камеры на её опорной платформе всегда сопровождают «аудио-оптические явления», как их остроумно назвала доктор Дальмайер. А попросту говоря – грохот, шипение разрядов, и ослепительные вспышки: гроза отдыхает…
