Kitobni o'qish: «Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути»

От автора

В данную монографию вошли аналитические оценки работ самых разных людей – философов, писателей, общественных деятелей России. Наверное, большинство из них даже не согласились бы (за исключением профессора Н. В. Устрялова) с тем, чтобы их определяли термином «сменовеховцы», «нововеховцы», «национал-большевики». И все же есть основания, и достаточно веские, для того чтобы отнести их к категории лиц, которые в своих теоретических изысканиях и практической деятельности пытались в первой трети XX в. соединить коммунистические лозунги и патриотические цели.

К сожалению, история данного явления слабо изучена. Практически единственным исключением является книга Михаила (Мелика Самуйловича) Агурского «Идеология национал-большевизма» (Париж: YMCA-PRESS, 1980). Путаницу в понимание левонационалистических течений первой трети XX в. вносят современные политические процессы. Так, существует небольшая политическая партия во главе с Эдуардом Лимоновым, называющая себя «национал-большевистской», хотя она достаточно отдаленно идейно связана с национал-большевизмом того же Н. В. Устрялова. Кроме того, в официальных средствах массовой информации усиленно насаждается представление о «красно-коричневой» угрозе, подразумевающей лево-националистические течения, но и здесь связь с основополагающими идеями национал-большевизма весьма относительна.

Однако и в первой трети XX в., и сейчас существует немало политических деятелей и групп, выступающих с позиций, соединяющих коммунистические и националистические взгляды. Внутри большевистской партии и около нее существовали силы, готовые использовать Коммунистический интернационал для проведения своих националистических устремлений. Представляют интерес сведения о том, что в гитлеровской Национал-социалистической партии до 20 процентов составляли бывшие члены Коммунистической партии Германии. Для них переход от коммунистических идей к националистическим, так же как для российских националистов – от националистического мировоззрения к коммунистическому, оказался не столь сложным. М. Агурский убедительно показал влияние националистических концепций на формирование основополагающих подходов в политике и практике сталинского руководства. Все эти обстоятельства делают чрезвычайно актуальным изучение истории сменовеховства, нововеховства, национал-большевизма и примыкающих к нему пореволюционных течений в нашей стране.

Монография состоит из трех частей. В первой части показаны в выдержках и проанализированы работы общественных деятелей, философов и писателей России первой трети XX в., чьи взгляды определены в исследованиях как национал-большевизм (сменовеховство). Многие документы вводятся в научный оборот впервые на основе последних научных изысканий в российских и зарубежных архивах. Подавляющее большинство работ Устрялова, например, не известно современному читателю¹. В комментариях к данной части документов использованы материалы коллекции Н. В. Устрялова из архива Гуверовского института войны, мира и революции Стэнфордского университета (США).

Во второй части книги собраны и проанализированы взаимоотношения сменовеховцев с большевиками. Здесь впервые полностью или частично приводятся архивные документы, в которых раскрывается не только субсидальная, но и руководящая роль большевиков в деятельности сменовеховцев.

Третью часть исследования составляют сопоставления взглядов сменовеховцев и представителей левонационалистических течений, которых только условно можно назвать «национал-большевиками».

В комментариях и подборке текстов документов автор пытается оценить национал-большевизм и как общественно-философскую концепцию, и как политическое движение. Издание этой книги должно обратить внимание прежде всего научно-исследовательской мысли на такое важное, но неисследованное явление общественно-политической жизни, как левонационалистические течения.

Не менее важно и ознакомление с этим материалом широкого круга читателей – как специалистов, философов, политологов, историков и других знатоков отечественной истории, так и учащихся старших классов, студентов вузов, преподавателей средней и высшей школы, всех, кто интересуется историей общественно-политической мысли России XX в.

Профессор МГУ имени М. В. Ломоносова, доктор исторических наук А. В. Квакин

Меняя вехи

К числу интересных и самобытных общественных явлений 1920-х годов в России и русском зарубежье относится сложное идейно-политическое течение, называемое по-разному: сменовеховство, нововеховство, национал-большевизм. И сегодня заметен интерес к идеям, высказанным восемь десятилетий тому назад сторонниками движения «Смена вех»²: А. В. Бобрищевым-Пушкиным, Г. Л. Кирдецовым, Ю. В. Ключниковым, И. Г. Лежневым, С. С. Лукьяновым, В. В. Львовым, Ю. Н. Потехиным, Н. В. Устряловым, С. С. Чахотиным и другими авторами, публиковавшимися в пражском сборнике и парижском журнале «Смена вех», берлинской газете «Накануне» и питерско-московском журнале «Россия» («Новая Россия»). При этом было принципиально важным то обстоятельство, что сами авторы сборника и журнала «Смена вех» были видными деятелями антибольшевистского лагеря: известный адвокат А. В. Бобрищев-Пушкин был товарищем председателя «Союза 17 октября», занимал важные посты в правительстве А. И. Деникина; профессор С. С. Лукьянов был одним из организаторов антибольшевистского восстания в Ярославле; известный деятель кадетской партии Ю. Н. Потехин работал у А. В. Колчака; профессор Н. А. Гредескул был членом ЦК партии конституционных демократов; профессор Ю. В. Ключников, видный кадет, был управляющим министерством иностранных дел в правительстве А. В. Колчака; профессор Н. В. Устрялов, известный кадет, возглавлял бюро печати Омского правительства; профессор С. С. Чахотин, кадет, возглавлял созданное летом 1918 г. «Осведомительное отделение» при верховном руководителе Добровольческой армии генерале М. В. Алексееве. Все они к концу Гражданской войны в России пересмотрели свой активный антибольшевизм, полагая, что если русский народ сделал выбор в пользу большевиков, то надо идти с народом.

В первой половине 1920-х годов это течение, призывавшее к принятию советской действительности с национально-возрожденческих позиций, получило широкое распространение как внутри Советской России, так и в российском зарубежье. Тогда ему предсказывали большое будущее и рассматривали его как реальную альтернативу красно-белого противостояния, как наиболее возможный вариант Третьего Пути развития Российского государства. За последние годы была проведена значительная публикаторская и исследовательская работа в изучении этого движения³. При этом длящийся еще с 1920-х годов спор о том, что собой представляло сменовеховство, далеко не завершен. Принципиально не решен даже вопрос о том, было ли сменовеховство инспирировано большевиками⁴, или большевики лишь воспользовались этим движением для разложения антибольшевистских сил⁵.

В момент зарождения сменовеховства в стране сложилась новая обстановка. Завершились основные сражения периода Гражданской войны. Первый большевистский вариант «социалистических преобразований» – «военный коммунизм» – провалился. Большевики были заняты поисками выхода из кризисной ситуации в рамках начала реализации провозглашенной «новой экономической политики». При этом сохраняется определенный революционный энтузиазм масс, надежды широких социальных слоев на создание новой России.

Однако даже наличие финансовой подпитки не дало бы возможности организовать достаточно широкое общественно-политическое движение в Советской России и в российском зарубежье. Можно было бы выпустить на выделенные суммы сборник, наладить издание газеты или журнала, но в реальности речь шла о массовой поддержке идей «Смены вех», о наличии определенных корней и предшествующих идейно-политических течений, о стремлении белой эмиграции не допустить дальнейшего распространения сменовеховских идей. Именно об этом свидетельствуют многие документы. Так, лидер кадетов П. Н. Милюков в докладе на первом публичном заседании республиканско-демократического клуба в Праге 5 июня 1923 г., касаясь вопроса о необходимости выработки четкой линии в отношении «Смены вех», заявил: «…наше отношение к большевизму и к его проекции за границей – «сменовехизму», столь неудачно исполняющему свою миссию «разлагать эмиграцию», ясно. Оно отрицательное и боевое»⁶. А на заседании демократической группы партии народной свободы 14 ноября 1921 г. было принято решение призвать к энергичному отпору сменовеховцам, ибо иначе «в иностранных кругах создается впечатление, что эмиграция примиряется с большевиками»⁷. На объединенном совещании коллегии агитационно-пропагандистского отдела ВКП(б) 23 февраля 1922 г. представитель Пролеткульта Плетнев сообщил о наличии в Петрограде контрреволюционной правой группы против «Смены вех», ибо течение имеет значительное влияние⁸. В отчете Киевского центра действий о реакции на приезд берлинских сменовеховцев в Киев с осуждением отмечалось, что «приезжие джентльмены из «Смены вех» поют дифирамбы в честь «великой» Октябрьской революции и коммунистической интеллигенции», что находит поддержку в массах интеллигенции⁹. Лидер эсеров В. М. Чернов, говоря о сменовеховцах, с сарказмом отмечал: «Сколько раз пробовали эти люди «спасать Россию» от революции. И, наконец, им осталась одна, последняя надежда. Авось их, нас, народ, Россию, все и всех спасут большевики – своим вырождением», а это может быть понятно массам¹⁰. В «непериодическом издании» редактора-издателя доктора Д. С. Пасманика «Дневник контрреволюционера» (Париж) находим следующие рассуждения: «Что такое сменовеховство в настоящем смысле этого слова? По нашему мнению, оно означает: лучше большевизм, чем нежелательный мне строй. Лучше Ленин, чем, скажем, Марков или даже Струве, а для некоторых – чем Карташев или даже Милюков. Бывший «селянский» министр Чернов полагает, что уже лучше Ленин, чем Милюков. Того же мнения придерживался покойный Мартов. По существу ведь, настоящее сменовеховство искренне верит в метаморфозу Советской власти, в ее превращение в нечто лучшее, что, однако, не будет не только марковщиной, но даже милюковщиной или керенщиной. Отрицание сменовеховства состоит в следующем: лучше что бы то ни было, лишь бы не большевизм, то есть лишь бы сдвинуть Россию с мертвой точки. Левые и правые, лишь бы освободить Россию от большевистской петли»¹¹. А вот орган объединенных анархических организаций в Берлине называл сменовеховцев «прислужниками большевизма», пришедшими к советской власти для того, чтобы «приспособиться к фактической силе, стараясь это приспособление оправдать идейными соображениями»¹².

Не менее резкие оценки сменовеховства звучали и в большевистском лагере. Ю. Либединский вспоминал, что писатели-коммунисты называли сменовеховские идеи «новобуржуазными»¹³. На диспуте о пути интеллигенции в современной России 16 августа 1922 г. в Киеве редактор газеты «Пролетарская правда» Костров отстаивал положение, согласно которому «сменовеховцы – авангард российской махровой контрреволюции». Он утверждал следующее: «Пусть сменовеховцы говорят здравые истины о признании Советской власти и Октябрьской революции. Эти истины смешны в нормальной советской обстановке и могут иметь лишь некоторое значение в сумасшедшем доме эмиграции. Однако за шелухой революционных фраз, шовинистического воспевания сменовеховцами военной мощи России и ее международной политики проглядывают иные, более типичные черты: – мало нэпа. Нужно перерождение Советской рабочей республики в буржуазную, демократическую, антипролетарскую. Это программа-максимум сменовеховцев – программа-максимум навыворот социалистических партий. Программа-минимум – стать на почву советской системы для борьбы с ее «уродливостями». Контрреволюция перестраивается по-новому. На почве нэпа идет упорная борьба пролетариата с буржуазией в экономической, политической и идеологических областях. Удержит ли пролетариат власть, или советская республика постепенно преобразуется в буржуазную? Единственно правильный сейчас путь контрреволюции на практике повседневной жизни способствовать такому преобразованию. Поэтому сменовеховство – единственно опасная часть контрреволюции»¹⁴.

Характерно, что идеи сборника «Смена вех», вышедшего в 1921 г. в Праге, сразу получили широкий резонанс в российском рассеянии. По воспоминаниям контр-адмирала С. Н. Тимирева, «развитию подобных мыслей, определенно ведущих к «сменовеховству», в высшей степени способствуют тяготы эмигрантской жизни, естественная тоска по Родине и наглая и лживая, хотя подчас и сладко звучащая, большевистская пропаганда «советского рая», ведомая их агентами за границей»¹⁵. Оценивая основные идеи сборника «Смена вех», М. П. Арцыбашев писал, что сменовеховцы, «формально оставаясь в антибольшевистском лагере, творят то же гнусное дело, перенося вопрос о примирении с большевиками с переоценки деятельности большевиков на переоценку отношения к ним»¹⁶. «Сменовеховцы старались оправдать большевиков. В этом была их грубая ошибка»¹⁷, – считал он. И в целом в белом стане преобладало резко негативное отношение к сменовеховству. Ф. Степун писал, что это течение было формой «контрреволюционного сознания», которая зарождалась как «ложная и лживая» и «представляла собою уже довольно отчетливую концепцию лакейски-конъюнктурного сменовеховства, естественно скомпрометированного перед лицом первопризывной эмиграции, как бы самый нерв контрреволюционного протеста против всякой «эмигрантщины»¹⁸. И во многом неслучайно то, что, например, на заседании парижской демократической группы партии народной свободы 14 ноября 1921 г. П. Н. Милюков и его ближайшее окружение называли сменовеховцев «необольшевиками» и «коммунистической агентурой»¹⁹.

А вот что писал об одном из идеологов «Смены вех» – Ю. В. Ключникове – В. М. Чернов в эмигрантской «Воле России»: «Господин Ключников исходит из идеологии старых «Вех» и преисполнен к ней величайшего почтения. Когда вышли те «Вехи», я отметил, что в них – квинтэссенция глубокого идейного октябризма. И «сменовеховцы» те же самые настоящие октябристы – только не при самодержавии, а при комиссародержавии. «Октябристы»… Получается некоторая игра слов. Об «октябризме» я говорю здесь, конечно, не в смысле проникновения духом Октябрьской революции. Сущность старого «октябризма» заключалась в том, что он все «петушком, петушком», подобно складной душе – Петру Ивановичу Добчинскому – увивался за колесницей самодержавия. И его не допускали на облучок – разве на запятки… Ни о чем большем не могут мечтать и сменовеховцы»²⁰. О раболепстве перед правителями и холопском происхождении сменовехизма говорится и в другой статье эмигрантского еженедельника «Воля России»: «Я не хочу их обижать, но они нашли какую-то новую правду, но ведь и раньше они без особых «волнений» переходили из органов русской интеллигенции в «Русскую Волю»²¹, то есть в газету, основанную министром внутренних дел А. Д. Протопоповым. Во всех этих суждениях сквозит мысль о политической мимикрии идеологов нововеховства.

Характерно суждение М. П. Арцыбашева: «Открытое сменовеховство успеха не имеет. Слишком уж определенна его подоплека, слишком пахнет от него советскими червонцами. Но давно известно, что в деле разложения противника большевики не имеют себе равных. На смену наивно-прямолинейным сменовеховцам, типа «Накануне», они немедленно выдвинули иных агентов, гораздо более тонких и неуловимых»²². Подобное отношение к сменовеховству сказывалось даже тогда, когда помещение заметки в изданиях данного идейного течения было достаточно для того, чтобы получить репутацию большевистского агента в эмигрантской среде²³. Однако тот же М. П. Арцыбашев высказывал определенные сомнения насчет «агентурной принадлежности» сменовеховцев: «Конечно, остается под большим вопросом, являются ли они прямыми агентами советской власти или только сами являют печальный пример путаницы понятий и неустойчивости принципов, вообще столь характерных для российской интеллигенции»²⁴.

Подобные сомнения в отношении сменовеховцев высказывал лидер энесов²⁵ А. В. Пешехонов в письме другому лидеру этой партии В. А. Мякотину 27–28 декабря 1922 г. из Риги. Сменовеховство он оценивал как «очень серьезное явление» и писал, что «нельзя, как мне кажется, всецело трактовать его как результат подкупа со стороны советской власти. Таким путем можно только отбросить всех, не удовлетворяющихся голым отрицанием советской власти, в объятия большевиков»²⁶. Правда, в 1981 г. М. С. Агурский опубликовал письмо питерского сменовеховца И. Г. Лежнева к харбинскому сменовеховцу Н. В. Устрялову от 15 октября 1923 г., в котором лидер российского сменовеховства прямо говорил о «субсидной зависимости» от большевиков их сменовеховского издания с самого начала его существования²⁷. Однако речь шла о журнале «Россия», выходящем в Петрограде. Позже были опубликованы и другие документы о финансовой поддержке большевиками различных видов деятельности группы «Смена вех». Большевики содействовали распространению идей сменовеховцев. Так, 30 сентября 1922 г. в Агитпропе были поставлены следующие задачи по распространению сменовеховских идей среди белоэмигрантов: «…ведение сменовеховской агитации, особенно там, где невозможна или затруднена коммунистическая пропаганда, оказание материальной помощи, издание центрального сменовеховского студенческого органа, расширение студенческого бюллетеня при «Накануне», снабжать библиотеки в эмиграции сменовеховскими изданиями»²⁸. Конечно, организация подобных мероприятий требовала серьезного финансирования, однако и это мы не можем принять в качестве определяющего момента для широкого распространения идей «Смены вех». В Советской России и российском зарубежье интеллигенция уже ждала идей, близких к сменовеховским, была готова к их восприятию.

Однако ознакомление с идеями сменовеховцев не оставляет серьезных оснований для категоричных оценок как белых, так и красных. Скорее всего, можно говорить о том, что сменовеховцы являлись выразителями идеи гражданского мира и Третьего Пути, уже существовавшей до выхода сборника «Смена вех» в широких слоях российской интеллигенции. Темы, выдвинутые сменовеховцами, активно обсуждались в советской и эмигрантской печати. Однако несовпадение идеологических установок и организационных рамок, расплывчатость внешних границ и противоречия между внутренними группировками этого сложного общественно-политического течения привели к тому, что движение, первоначально будоражившее умы в начале 1920-х годов, повсеместно рассыпалось к их концу, оказав существенное воздействие на целый ряд идеологических течений российского зарубежья. Лишь отдельным его представителям суждено было и позже сыграть заметную роль на авансцене советской и эмигрантской политической жизни.

Накануне смены вех

Идеи этого сложного общественно-политического движения 1920-х годов длительное время находились вне фокуса общественного внимания. Однако в конце 1980-х годов наблюдается мощная волна публикаций о сменовеховстве и его идеологах. Во многом этот всплеск интереса к данным историческим сюжетам объяснялся тем, что попытки «исправления отдельных ошибок», допущенных при «строительстве социализма», оказались безрезультатными на путях «ускорения, перестройки и преодоления застоя». Очищение «ленинского представления о социализме» от «политической накипи» послеленинского периода советской истории поставило под вопрос и некоторые фундаментальные положения самого Ленина. Но в то время казалось кощунственным говорить об ошибочности ленинских положений в широких кругах общества, в том числе и в среде пользующихся громадным авторитетом так называемых «шестидесятников».

Именно в этих условиях – как никогда ранее с 1920-х годов – актуальными оказались мысли и дела сторонников «Смены вех». Предложенная идеологами данного сложного общественно-политического течения критика пороков ортодоксального большевизма в сочетании с вживанием в советский режим на некоторое время стали казаться панацеей от тоталитаризма «диктатуры пролетариата». Российской интеллигенции конца 1980-х годов на время оказались близки и понятны поиски общественной альтернативы сменовеховской интеллигенцией 1920-х годов. Их идейные поиски, их исторические уроки оказали воздействие на разработку идей Третьего Пути современной отечественной интеллигенцией.

Нынешний анализ сменовеховства дает основания предположить, что подобные встречные течения, пытающиеся сочетать «почвеннические» и «западнические» идейно-политические тенденции в развитии России, имеют определенную периодичность. Возможно, именно поэтому адепты различных теорий Третьего Пути вынуждены постоянно отмежевываться от других сходных теорий. Конкретно же к сменовеховству в начале 1920-х годов по-разному шли и тянулись «и разные люди, и разные группы»²⁹. Уже современники отмечали, что «как симптом идейного брожения русской интеллигенции, сборник «Смена вех» и показателен, и интересен»³⁰.

Во многом сменовеховские идеи вытекали из результатов Гражданской войны в России. И мы не можем отрицать постепенной эволюции взглядов в среде российской интеллигенции, которая и привела, в том числе, к такому сложному идейно-политическому явлению, как «Смена вех».

Поиски общественного аттрактора, соединяющего идеологию белых и красных, после окончания Гражданской войны отечественная интеллигенция интенсивно вела и в Советской России, и в зарубежье. Истоки поисков Третьего Пути, по всей вероятности, следует искать в системе взглядов влиятельного политического течения, которое включало в себя так называемых «прогрессистов», по определению Ленина «национал-либералов», и правых кадетов³¹. По мнению одного из интереснейших исследователей сменовеховства М. С. Агурского, «если лидеры русского национал-либерализма ушли в сторону, напуганные размахом исторических событий, то Устрялов, да и не он один, развил то, что органически вытекало из идеологической и политической позиции этого течения. Возникло оно незадолго до I мировой войны, заняв промежуточную позицию между октябристами и конституционными демократами. Во главе его находились представители русской буржуазии – П. Н. Рябушинский и Александр И. Коновалов»³².

А современный исследователь Д. Сегал называет «предсменовеховской» линию петроградской газеты «Вечерняя звезда» еще в 1918 г.³³ Действительно, ведущие публицисты газеты проповедовали единство различных политических сил и критиковали антибольшевистский пафос всей послеоктябрьской интеллигентской публицистики³⁴. В «Вечерней звезде» постоянно сотрудничали В. Полонский, О. Мандельштам, С. Есенин, Е. Замятин, Б. Кушнер, М. Левидов, Э. Герман, Н. Орешин, А. Лурье, Л. Рейснер, И. Бабель, А. Чапыгин.

Сходную идеологию проповедовала с 28 февраля 1919 г. берлинская газета «Голос России», когда ее редактором стал Г. Шумахер. В обращении к читателям сообщалось об изменениях в «кредо» газеты: «Она будет выходить не как орган какой-либо политической партии… и будет воплощать лишь идею русского единения. <…> Мы стоим за воссоединение экономических и политических сил России на демократической основе»³⁵. Позже, 14 марта 1919 г., здесь была опубликована редакционная статья «Будущность России» – о Парижской мирной конференции, на которой, по мнению редакции, должна быть определена «сущность истинно демократической программы переустройства России»³⁶. По мнению газеты, лозунг единения перешел из области чаяний в область практической работы. При этом редакция подчеркивала необходимость отстаивать «честь русского народа»: «Россия должна остаться свободной, целой и независимой»³⁷.

В отечественной историографии традиционно среди предсменовеховских организаций часто фигурирует группа «Мир и труд». Например, в коллективной монографии «Культурное наследие российской эмиграции: 1917–1940» говорится: «Группа «Мир и труд», оформившаяся в 1919 г., и ее журнал «Жизнь» выступала за преодоление ненависти между белыми и красными, за «культурное примиренчество». Ее руководитель В. Б. Станкевич одним из первых в русской эмиграции понял трагичность и губительность разрыва духовной ткани русского общества в результате революции и гражданской войны»³⁸.

Иначе в свое время деятельность данной группы оценивалась в оперативных сводках контрразведки барона П. Н. Врангеля: «В. СТАНКЕВИЧ стоит во главе организации «Мир и труд». Основана эта организация в тот момент, когда советское правительство делало попытки установить с Западом дипломатические и торговые сношения. Станкевич выдавал себя то народным социалистом, то социалистом-революционером.

Возложенная московским правительством на организацию «Мир и труд» задача следующая: чтение лекций с целью изменения общественного мнения в пользу большевиков и с целью заставить изменить систему борьбы с большевиками.

Московское правительство возлагает очень большие надежды на В. Станкевича, а он обязался заставить общественное мнение отказаться от интервенции. Имеются определенные данные о получении Станкевичем через Финляндию денег от большевиков.

В такой же материальной зависимости от московского правительства находится и издаваемая в Берлине газета «Голос России», редактируемая неким ГОЛЬДБЕРГОМ.

Совместно с последним Станкевич организовал у себя на квартире агитационные курсы, причем помощником его в этом деле является быв[ший] комиссар 2-й армии Владимир ГОЛУБЦОВ, служивший ранее у Бермонта-Авалова.

Посещает курсы 12–15 офицеров. Кроме Гольдберга, Голубцова, участвует в этой организации Хая ГЕЛЛЕР – большевистский инструктор-агитатор»³⁹.

К сожалению, пока не представляется возможным дать объективную картину зарождения и деятельности группы «Мир и труд», даже подтвердить или опровергнуть финансовую поддержку большевиками усилий В. Б. Станкевича, составить полное представление о влиянии и характере деятельности данной группы. Доподлинно известно только то, что организация была создана в 1920 г., а последнее упоминание о ее деятельности относится к 1921 г. Однако на основании документов, хранящихся в двух архивных фондах, мы можем составить представление о программных установках и основных идеях этой эмигрантской организации.

В фонде Б. И. Николаевского в Гуверовском архиве войны, революции и мира (США) есть специальная папка (Box 211. Folder 211. 9.), где представлены 11 документов: устав организации «Мир и труд» (германская группа), основные положения организации «Мир и труд», От организации «Мир и труд» (проект воззвания), план сборника «Мир и труд» № 2, проект календаря (набросок составлен Станкевичем для военнопленных), история возникновения организации «Мир и труд», идейные основы организации «Мир и труд», План деятельности организации «Мир и труд», Проект и окончательный вариант воззвания «От организации «Мир и труд» о необходимости изменения методов борьбы, секретный проект и окончательный текст обращения «От редакции». Подавляющее большинство документов представляет собой первые машинописные экземпляры с многочисленными рукописными пометками редакционного характера. Почти все документы в верхнем левом углу первой страницы имеют рукописную приписку: «Автор – В. Б. Станкевич».

Во многом документы американского документального собрания дополняют известные документы из фондов Русского заграничного исторического архива в Праге в собрании Государственного архива Российской Федерации (фонд Р-6142. 1 опись. 12 ед. хр. 1920–1921. Организация «Мир и труд»). Документы поступили в РЗИА в 1927-м и 1929 гг. от С. П. Мельгунова и в апреле 1933 г. от В. М. Кудрявцева. В ЦГАОР СССР фонд первоначально насчитывал 11 единиц хранения, позднее была присоединена 1 единица хранения из россыпи⁴⁰. В данном фонде представлены Устав организации «Мир и труд» (1920 г., машинопись), воззвание организации об изменении методов борьбы с Советской Россией (1921 г., типографский экземпляр), статьи о целях и задачах организации, о взаимоотношениях Советской России и Германии и по другим вопросам (1920 г., машинописный и типографский экземпляры), бюллетень организации «Мир и труд» с изложением целей организации (1920 г., машинопись), брошюра В. Станкевича «Fragen Sie zu lösen sind» без года издания, переписка с эмигрантами о присылке устава и бюллетеней организации, письмо 1920 г. из правления кооператива «Русская колония в Берлине» в организацию «Мир и труд» с приложением устава кооператива, счета и финансовые отчеты организации за 1920–1921 гг., список и адреса членов организации за 1920–1921 гг.

Комплексное рассмотрение документов из американской и российской коллекций позволяет оценить основные идеи и задачи организации безотносительно определения скрытых пока от исследователя тайных механизмов деятельности группы В. Б. Станкевича.

В документе № 6 причины и время зарождения организации определены следующим образом: «Настроения, легшие в основу организации «Мир и труд», стали впервые зарождаться в конце 1918 г., к окончанию мировой войны, завершившейся одновременно поражением двух главных соперников: России и Германии. Неприглядные стороны развертывавшейся в России гражданской войны неустанно питали подобные настроения, и уже в сентябре месяце 1919 г. группой русских офицеров, интернированных в Германии, были отчетливо формулированы причины их отказа впредь участвовать в гражданской войне на чьей-либо стороне. Но лишь в начале 1920 г., к моменту подведения полных итогов великой войны, совпавшему с ликвидацией Колчака, Деникина, Юденича и Бермонта, эти настроения оформились окончательно, и в Берлине, в стороне от политических центров, где творилась русская заграничная политика, сорганизовался небольшой кружок единомышленников, решивших под знаменем «Мир и труд» вести борьбу с духовной разрухой, причиненной международной и гражданской войной»⁴¹.

На первых порах пришлось ограничиться выпуском в свет сперва рукописного, потом печатного воззвания за подписями В. Голубцова, И. Цельтнера и В. Станкевича. В печатном варианте воззвания перечислен комитет организации «Мир и труд»: председатель комитета B. Б. Станкевич, товарищ (заместитель) председателя В. В. Голубцов (редактор журнала «Жизнь»), члены комитета Г. Н. Брейтман (редактор газеты «Время»), А. Григорянц, Роман Гуль, присяжный поверенный Г. Л. Ландау, Г. Офросимов (Г. Росимов), Н. Падович, присяжный поверенный Н. Н. Переселенков, инженер И. Г. Цельтнер, М. Н. Шварц, C. Я. Шклявер (редактор газеты «Голос России»), профессор А. С. Ященко.