Kitobni o'qish: «Вор должен сидеть»

Все события вымышлены. Совпадения имен и мест действия с реально существующими – случайны.

Кома – угрожающее жизни состояние, характеризующееся полной утратой сознания и отсутствием рефлексов…

Глава 1
1980 г. Ленинградская область

– Все, хана. Сдох, – Генка с отчаянием постучал фонариком о ладонь, и, убедившись, что пользы это не принесло, спрятал его в карман.

– Мой тоже сейчас сядет, – Денис направил почти умерший лучик на приятеля.

– Выключи. Так пойдем. Фонарик на крайняк оставь.

Денис нажал кнопочку, луч исчез, оставив друзей наедине с полной темнотой.

– Падай, отдохнем, – Генка бросил рюкзак на землю и уселся на него, прислонившись спиной к песчаной стене, – черт, холод собачий!

Температура в пещере не превышала семи градусов, что для одетых в легкие куртки пацанов было весьма чувствительно, особенно, если не двигаться. Самое обидное, к холоду невозможно привыкнуть, как, например, к той же темноте или запаху сырости, напоминающему вонь вечно затопленного подвала. Привыкли даже к недостатку свежего воздуха в атмосфере, но к этому проклятому холоду…

– Слушай, – Денис нащупал стену и опустился рядом с Генкой на холодный песок, – а если мы вообще не выйдем?

– Ты чего? Как не выйдем?! – раздраженно отозвался тот, – Я эти норы, как свой огород знаю. Сейчас метров сто вперед, там поляна будет, а сразу за ней выход к Саблинке.

Вообще-то он был не очень уверен, что через сто метров появится поляна, а не очередной поворот извилистого лабиринта, уводящий ее дальше, в черные недра. Генка уже давно понял, что они заблудились, но признать это перед городским, на год младшим Денисом пока не собирался. Генка не слабак. Фигня, выкрутимся…

Он пошарил в карманах и достал коробок спичек. Спичек было немного, пол коробка. Генка таскал их постоянно, в свои тринадцать он уже покуривал, подражая взрослым мужикам. Сигареты воровал у матери или стрелял у морально неустойчивых односельчан. В магазине ему не продавали, даже когда он приходил за ними вполне законно, для матери. Мол, мал еще.

Спичка вспыхнула, но почти тут же погасла, без необходимой огню поддержки кислорода.

– Зараза! – Генка смял картонный коробок и сунул его обратно в карман, – ну, как согреться?

– Интересно, сколько мы тут уже ползаем?

– Не знаю. Часов десять.

– Кажется, мы были в этом месте.

– Не говори фигни.

– Меня отец убьет, – предположил Денис, – я как-то домой на час опоздал, так отдубасил, неделю сесть не мог.

– Может, не узнает.

– Ну, да! Бабушка, уже наверняка все село переполошила. И в город родичам позвонила.

– Ты ей сказал, куда идешь?

– Нет, конечно. Мне к пещерам на километр не велено подходить. Сказал, на рыбалку. Черт, она еще подумает, что утонул. А ты матери сказал?

– Тоже нет. Да ей все равно.

– Значит, никто не знает, что мы здесь?

– Витяй знает. Я у него фонарь брал… Не боись, Дениска, скоро выберемся, – Генка зевнул и поежился, – спать только хочется.

На самом деле они блуждали не десять часов, как предположил Генка.

Пошли вторые сутки с того момента, когда они пересекли порог большого Саблинского лабиринта. После этого ни на минуту не сомкнули глаз. Один раз подкрепились, разделив пополам Генкину горсть семечек и засохшую ириску, обнаруженную Денисом в кармане брюк. Другого провианта не имелось, его попросту не брали, рассчитывая выйти из пещер через пару часов. По той же причине не взяли питье. Впрочем, с этим проблем не возникало, довольно часто в песке попадались небольшие лужи, правда, вода в них была ужасно невкусной. Теплые вещи Денис оставил дома для конспирации. Бабушка заподозрила бы неладное, возьми он свитер. Поэтому решил потерпеть. В конце концов, можно периодически выходить из лабиринта и греться на солнышке. Генка же, считая себя авторитетным пацаном, пижонил, и отправился на поиски приключений вообще в одной футболке и легкой болоньевой куртке. И теперь в полной мере пожинал плоды своего пижонства.

Идея похода принадлежала Денису. Неделю назад Витька Козлов, сельский пацан, приволок из пещер настоящий автомат. Правда, здорово ржавый и без патронов, но настоящий! Не какая-то картонно-деревянная игрушка с пистонами, а боевой «ППШ» с диском. После такой находки Витька мгновенно добился уважения среди поселковой детворы, и ходил, высоко задрав конопатый нос. Автомат спрятал в тайнике на огороде и раз в день приходил почистить и просто подержать в руках. На днях снова собирался на раскопки. Сказал, якобы оружия там до фига, можно найти пистолет и даже гранату. А граната в кармане для настоящего пацана, что олимпийская медаль для спортсмена.

Оружие в пещерах осталось с войны. В них прятались партизаны и хранили трофеи. Да и регулярные части устраивали там небольшие склады. Саблинские пещеры тянутся на многие километры, более удобного места для подобных целей не найти. После войны саперы, конечно, прочесали туннели, но далеко не все, и в укромных уголках можно было отыскать массу интересного и полезного в домашнем хозяйстве.

Денис решил повторить Витькин подвиг, благо неоднократно совал нос в подземный лабиринт, правда, далеко не забираясь. Доказать, что хоть он и городской, а тоже кое-чего стоит. Воображал, как, вернувшись после каникул в Ленинград, принесет в класс автомат или наган. Как будут смотреть на него девчонки и школьные приятели. Но идти одному было все-таки страшновато. В позапрошлом году в пещерах пропал Колька Синицын, мальчишка из предпоследнего дома. Отправился на часок и до сих пор не вернулся. Даже пожарные с милицией не нашли. После этого лабиринт стал запретной зоной для молодого поколения поселка, но от этого еще больше притягивал и манил. Денис предложил затею Генке – местному мальчишке, с которым он сошелся наиболее близко, несмотря на то, что был младше его на год. Тот хвастал, что лабиринт для него дом родной, но ползать по катакомбам в поисках ржавого железа ему неинтересно. Однако на предложение Дениса отозвался с охотой, дабы утереть нос этому задавале Витьке. Мы тоже не лыком шиты.

Денис жил в городе с родителями и бабушкой. Мать готовила борщи и котлеты в столовой, отец вкалывал на грузовике. На лето третий год подряд Дениса с бабушкой отправляли в Саблино, поселок под Ленинградом. Здесь у нее жила подруга, у которой они недорого снимали комнату. Место очень хорошее. Река, лесопарк, водопады. Рядом бывшая усадьба Алексея Толстого. Который Константинович. Есть, что посмотреть… Правда, еще пещеры, но если запретить подходить к ним под угрозой порки, то просто курорт. Денис быстро сошелся с местными пацанами, и каждое последующее лето его встречали, как своего.

Генка обитал в соседней трехэтажке с матерью. Отец погиб пять лет назад. Вкалывал трактористом в совхозе, ударно закладывал за воротник, в том числе прямо за рулем своего железного Конька-горбунка. Что его и погубило. После очередного обеда с «белой» опрокинулся вместе с коньком в овраг. Успел, правда, выскочить из кабины, но перевернувшийся трактор батю накрыл и раздавил. Нового мужика мать Генки не нашла, сильно запила, потихоньку распродавая нажитое совместно имущество. Трудилась она в поселковой бане, торгуя билетами. Заработанных денег едва хватало на питание и квартплату. Генка донашивал отцовские вещи, благо был не по годам высоким и крепким. В местной школе его считали трудным, не приняли в пионеры из-за курения, поставили на учет в инспекцию. Вожатая заявила – бросишь курить, примем. Генка прикинул, что лучше – пионерия или табак, и выбрал второе. Хотя курил он не очень-то и часто. Максимум четыре-пять сигареток в день. Но этого за глаза хватало для постановки на учет. Занятия тоже не вызывали у Генки приступов энтузиазма, перспектива остаться на второй год маячила перед ним вполне реально.

В силу вышесказанных причин, Денису не рекомендовалось дружить с Генкой. «Что других ребят в поселке нет? Нормальных? – ворчала бабушка, отчитывая внука по вечерам, – а с этим хулиганом в милицию заберут». Денис кивал, но гулять с трудным Генкой продолжал. В этом году он привез ему из города настоящий финский нож, купленный у соседа-пьяницы за десять рублей. Красивый, с мощным лезвием и черной ручкой, украшенной золотистой змейкой. Пришлось почти полностью разорить свою копилку. Нож стоил гораздо больше, но сосед зело нуждался в деньгах на бесперебойную выпивку. Генка был страшно доволен и предупредил местных шалопаев, что если кто-нибудь тронет Дениса, будет иметь дело с ним. А иметь с Генкой дело хотели немногие, памятуя о его явном физическом превосходстве. Генка сам сшил из старых отцовских сапог ножны и с подарком почти не расставался.

Сейчас нож лежал в рюкзаке вместе с саперной лопаткой и ветошью, которой ребята собирались протирать найденные трофеи.

Заблудились приятели, как это обычно и случается, увлекшись поисками и раскопками. Обшарив пролегающую рядом со входом галерею и ничего, кроме пары дохлых летучих мышек, не обнаружив, решили углубиться в лабиринт. Генка поклялся, что легко отыщет обратную дорогу. К тому же он знает еще несколько нор, ведущих наружу. На худой конец, если держаться правой стороны, обязательно выйдешь на тоже место. Увы, друзья даже близко не представляли, насколько протяженны и запутаны подземные туннели. Пещеры были искусственного происхождения, лет двести тому назад здесь начали добывать кварцевый песчаник для производства фарфора, хрусталя и стекла. На баржах по двум речкам сплавляли песок прямо от каменоломен. Со временем последние превратились в огромный запутанный лабиринт, отыскать выход из которого, мог далеко не каждый. В последствие, в результате обвалов и осыпания породы в полостях возникли обширные залы и галереи. Стекающие с поверхности ручьи образовали гигантские подземные озера, по которым можно было даже плавать на лодке… Камней здесь практически не попадалось, стены, пол, потолки состояли из песчаника. Когда Денис с силой прижимал ладонь к стене, то испытывал необычные ощущения – между пальцами бежали струйки песка, щекоча кожу.

Через пару часов свет фонариков заметно ослаб. Пришлось поменять батарейки. Хорошо, что взяли два комплекта запасных. Но и они быстро таяли. Периодически фонари выключали в целях экономии, двигаясь на ощупь. Дневной свет проникал в пещеру лишь через вход, в глубине же катакомб без фонарика делать нечего. Найти нужный поворот в такой темноте практически невозможно. Генка, хотя и понял это несколько часов назад, виду не показывал, убеждая Дениса, что отлично знает дорогу. Но на всякий случай попросил принюхиваться. В некоторых местах, недалеко от входов устраивали скотомогильники и сваливали мусор, источающий резкий запах.

К холоду, коловшему, как миллион иголок, добавилась усталость. Приходилось присаживаться каждые полчаса на песок и отдыхать. Единственным источником энергии и сил оставался наступавший на пятки страх.

– Ты Палыча знаешь? Хромого? – Генка постоянно пытался отвлечься от тревожных мыслей, вспоминая различные истории.

– Знаю, – едва слышно отозвался Денис, дрожа от холода, – и чего?

– Он весной на рыбалку поехал. На моторке. Назад возвращался, забыл якорь поднять. Пьяный был. Так и ехал с якорем, пока глубина была. А когда на мель попал, якорь и зацепился. Моторка тормознула, Палыч носом вперед улетел. Метров на пять, если не врет. Вынырнул, а лодка по кругу ездит, как циркуль. Палыч, пока ее ловил, ногу винтом и покалечил. Не, ты прикинь – носом вперед. Я представляю…

Генка натужно засмеялся. Денис нет. Причем здесь какой-то Палыч? Палыч не сидит сейчас в полной темноте и не трясется от холода… А если они и правда не выберутся? Колька-то Синицын заблудился… Витька гад, все из-за него. Генка сказал, что набьет ему морду, когда они вернутся в поселок. Вернутся… Вернуться еще надо суметь. Денис задрал голову и посмотрел наверх. Ему показалось, что и без фонарика он уже различает контуры миниатюрных известковых сосулек, местами свисающих над головой. Видит, как с них капает вода, как хлопают крыльями прилипшие к ним летучие мыши. Интересно, что они тут едят? Хотя, какая разница? Денис зажмурился. Сосульки не исчезли, мыши сорвались с мест и с противным писком закружились по пещере, иногда подлетая к самому лицу. Денис заслонил его руками, боясь, что мыши зацепят глаза.

– Эй, ты чего, уснул? – услышал он откуда-то издалека Генкин голос, – ладно, я тоже вырубаюсь.

* * *

– Южное крыло обыскали, насколько смогли. Пусто. Собаку надо. Без собаки делать нечего, – участковый снял фуражку и вытер мокрый лоб, – и человек пятьдесят народу с проводниками.

– Людей не пришлют. Олимпиада. Все спортсменов охраняют. Чего их охранять? Дети малые, что ли?! – начальник поселкового отделения милиции Тимофеев, пятидесятилетний грузный мужик, достал пачку «Беломорканала» и принялся мять гильзу папиросы, – обещали только собаку.

– Как не пришлют? Дело, ведь какое! Пацаны же!

– Велели шумиху не поднимать, розыск организовать своими силами. Тьфу, сволочизм! Олимпиада, олимпиада! Ну, и хрен-то с ней, с олимпиадой! Мальчишек четвертые сутки нет, а этим лишь бы праздник не омрачать. Они б на родителей посмотрели!

– Чертовы катакомбы! Зарыть бы на хер! Который уже случай! Сколько пацанов гоняем от них, а все без толку. Хоть часового ставь!

– Пацаны на то и пацаны, чтоб лазать. Себя вспомни.

Тимофеев закурил и развернул план одной из Саблинских пещер. Часть лабиринта была заштрихована. Там уже побывали розыскники. Безуспешно.

– Они могут по кругу ходить. Вот здесь, – он ткнул карандашом в северный участок плана, – если, конечно, еще ходят. Трое суток и взрослый-то не всякий сдюжит, а уж пацаны… Садись, чего стоишь?

– Сразу надо было искать, – участковый пересек кабинет и уселся на скрипучий стул.

– Что еще умное предложишь? – раздраженно бросил Тимофеев, – Сразу…

Сразу просто-напросто не получилось. И вряд ли могло получиться. Бабка городского парня прискакала в отделение только под вечер, мудила дежурный, вместо того, чтоб взять заяву, предложить подождать. Дескать, погуляют и вернуться. Пацаны, все-таки. Идиот. Именно, что пацаны. Утром из Ленинграда примчались родители. Опера бросились в поселок выяснять, куда ушли подростки. К четырем нашли Витьку и раскололи. Тот гаденыш еще упирался – не знаю, не знаю… К вечеру прочесали часть лабиринта. Подняли личный состав. Постовых, участковых, детских инспекторов. Но все равно людей не хватало. Поселковое отделение милиции не городское. Ночью искали тоже. Кричать нельзя, в некоторых местах могли произойти обвалы песчаника. Самое страшное, если мальчишек засыпало, тогда – все.

Утром к розыску присоединились пожарные. Поселковых жителей пока не подключали, хотя желающие были. Взяли лишь пару мужиков, хорошо знавших пещеры. Разбились на группы и двинулись дальше.

Схема лабиринта, лежавшая сейчас перед Тимофеевым, была достаточно условной, подробной просто не существовало. В десятки мелких тоннелей и пустот с начала прошлого века не ступала нога человека. Куда занесло ребят, одному Богу известно, как и то, в какой из шестнадцати входов они зашли.

Тимофеев снял трубку.

– Сергеев, подключай местных. Дружинников обзвони. Из города пришлют только кинологов, будем искать сами. К гражданским прикрепи одного нашего. Обязательно. Давай.

Участковый посмотрел на часы. Три дня. Время мчалось убийственно быстро. Бабка сказала, Денис ушел в легкой куртке. В некоторых закоулках пещер температура круглый год не превышала пяти градусов. Остается надеяться, что мальчишки туда не забрели. Иначе, в лучшем случае, воспаление легких. Плюс голод. Максимум продержатся еще часов пятнадцать.

– Поехали, – Тимофеев свернул схему и выбрался из-за стола.

* * *

Вдруг зажегся свет. Денис огляделся по сторонам, но не нашел его источник. Свет казался чуть розоватым, равномерным и почему-то очень теплым. Он проник в самые дальние уголки пещеры, заставив летучих мышей сорваться с насиженных мест. Одна пролетела в нескольких сантиметрах от лица, Денис уловил ее противный запах и шмыгнул носом. Пометавшись несколько секунд, стая исчезла в темноте отходящего от зала туннеля.

Кто мог включить здесь свет? И откуда в лабиринте электричество? А кто разбил эти клумбы огромных, пестрых цветов, тянущиеся вдоль стен? Может, в пещерах есть ботанический сад? Надо спросить у Генки, он все знает. Генка сидел, прислонившись к песчаному валуну, и играл в ножички, втыкая финку в землю. Когда та попадала в начерченный круг, он довольно смеялся. Рядом валялась стеклянная бутылка с лимонадом. Странно, они ж не брали с собой лимонад. Денис взял бутылку, сделал глоток и положил ее на прежнее место. Лимонад оказался приторно-сладким и совершенно не удалял жажду. Из-под валуна полз тоненький ручеек, Денис опустился на колени и принялся лакать воду языком.

Где-то вдали, за уступом породы, послышались голоса и злобный лай собак.

– Кажется, отец – Денис оторвался от ручейка, – сейчас устроит!

Генка вскочил с земли.

– Бежим! Я знаю место, где можно спрятаться! Там темно, они нас не найдут!

– Погоди, они же нас ищут! Давай, подождем!

– Нет, ждать нельзя.

Генка подхватил рюкзак, бросил туда нож и помчался к туннелю. Голоса приближались. Теперь Денис четко слышал отца. Он звал его и грозился выпороть. Да, Генка прав, надо бежать.

Денис бросился следом за приятелем. Свет остался позади. Вновь стало холодно и страшно. Денис щелкнул фонариком, тот выхватил из темноты часть пещеры. Узкую дорожку между отвесными стенами, украшенными известняковыми проплешинами. Развился. Куда бежать? Впереди, слева раздавался глухой топот. Денис устремился на звук. Надо догнать Генку, он знает, где можно спрятаться.

Поворот, еще один. Опять развилка.

– Генка?!

Денис прислушался. Тишина.

– Генка, ты где?!

Шелест перепончатых крыльев. Чертовы мыши. Улетайте!

Тихо! Стук! Какой-то необычный. Железо о железо. Глухой, почти без эха. Откуда-то справа.

Бум-м-м! Бум-м-м! Бум-м-м!..

Денис свернул с главного прохода в маленький рукав. Здесь оказалось еще холоднее. Кое-как прополз в расщелину и очутился на маленькой полянке, выходившей к огромному подземному озеру. Да, в пещерах же есть озера. Какое оно чудесное и бесконечное… Наконец, можно напиться вдоволь. Но кто же стучит? Удары не прекращались.

Денис повернулся и заметил Генку. Он вновь сидел на песке. Но уже не играл в ножички. Вялыми движениями стучал ножом по саперной лопатке.

– Ты что делаешь? Просто так… Мне нравиться.

Денис пожал плечами. Подобрался к воде, лег на живот и сделал несколько жадных глотков. Вода была холодной и свежей. Не то, что приторный лимонад. Денис пил и пил. Но странно, жажда не пропадала. Что за ерунда? Почему?

Он поднялся и вернулся к Генке. Тот по-прежнему занимался своим странным делом. Денис присел рядом и стал слушать. Бум-м-м!.. Бум-м-м!..

Денису становилось теплее. Ему показалось, что причиной тому были эти металлические звуки. Он грелся от этого звука. От монотонных ударов ножа о саперную лопатку. Необычное явление, надо будет рассказать учителю физики. Не останавливайся, Генка, иначе я замерзну. Давай, давай…

Денис вновь закрыл глаза. Услышал над головой знакомый шум крыльев. Шум то приближался, то удалялся. К нему добавлялся легкий шелест воды в озере, хотя непонятно, почему он возникал, ведь в пещере ни ветерка. Гамма этих необычных звуков действовала завораживающе, хотелось тут же уснуть и увидеть добрые волшебные сны.

И лишь одно мешало это сделать и не давало вкусить полного блаженства.

Бум-м-м!.. Бум-м-м!.. Бум-м-м!..

Глава 2
1992 год. Санкт-Петербург

– Ребята, «стошечку»¹ не подадите? – страждущий дедок, напоминавший Робинзона Крузо в период депрессии, перекрестился справа налево и протянул перевязанную грязным бинтом руку с когтистыми пальцами, – в честь праздника святого, православного.

– Креститься научись правильно, православный, – усмехнулся Угаров, отталкивая просящую длань.

– Будете снимать девчонок, снимите и мне, – миролюбиво прокричал вслед попрошайка.

– Обязательно.

Андрей с силой толкнул черную железную дверь, едва не опрокинув выходящего покурить вышибалу.

– Э, поаккуратней! – агрессивно огрызнулся тот, но, узнав Угарова, приглушил звук и посторонился, – а, это вы… Здрасте.

– Здоровее видали. Михей у себя?

– Да, был здесь.

Андрей кивнул Денису и, выбросив окурок, перешагнул порог заведения.

Они миновали полутемный танцевальный зал, где в такт медленным свинцовым аккордам «Металлики» раскачивались человек пятнадцать подростков, и поднялись на второй, административный этаж. Кабинет директора ютился в конце коридора, заставленного строительными материалами, бочками с краской и двухметровыми коробками с игральными автоматами. Пахло ацетоном и деньгами.

– Ты посиди здесь, я сначала один…, – Угаров оборвал фразу, ибо распахнулась директорская дверь.

Михеев Борис Федорович, рыжеволосый сорокалетний директор кафе, с бравой улыбкой стоял на пороге кабинета. Оперативная связь с нижним этажом была налажена превосходно.

– Добрый вечер, Андрей Валентинович… Проходите. Поужинать заскочили?

Голос директора отдавал медом. Сам же он, как показалось Денису, походил на рыжего поросенка под сметанным соусом с хреном. Жирненького и сладенького одновременно.

– Нет… Дело есть…

– Конечно, – Михеев уступил дорогу, – молодой человек, пожалуйста.

Денис кивнул и прошел в директорские апартаменты.

– Это Денис. Опер новый, – представил его Угаров, вошедший следом.

– Очень приятно, – Борис Федорович продолжал улыбаться, – Денис, а по батюшке?

– Сергеевич, – немного смутился тот, пожимая его пухлую ладонь. В двадцать пять еще непривычно, когда к тебе обращаются по имени-отчеству.

– Присаживайтесь, – директор принялся суетливо убирать рулоны обоев, сложенных на кожаном диване, – мы ремонт затеяли, приходится все здесь хранить, а то разворуют. Может, кофейку? Или пивка?

– Некогда, – Андрей сел на диван и закинул ногу на ногу, – Так, Борь, сегодняшний вратарь вчера стоял?

– Володя? Да, работал… А что стряслось, если не секрет?

– Позови его, – не ответив, велел Андрей.

– Да, минуточку, – Борис Федорович выпорхнул из кабинета, оставив дверь приоткрытой.

– Нервная у мужичка работенка, – Угаров достал пачку дорогого «Кэмела».

– Почему?

– Не будет стучать, мы запрессуем. А будет – братва. Так сказать, стоит на огневом рубеже. Но с другой стороны имеет хорошо, иначе б здесь не сидел.

– А вообще, много с этой «Устрицей» проблем?

– Бывают, – коротко ответил Андрей, щелкая зажигалкой.

Кабачок не имел собственного названия, окромя безличного «Кафе-бар», но местный народ окрестил его «Голубой устрицей» по цвету стен, выкрашенных в теплые кальсонные тона. Аналогии с баром из популярного фильма «Полицейская академия» не проводилось, заведение не ориентировалось на сторонников однополой любви. Для довольно большого спального микрорайона это было единственное увеселительное местечко, где можно скоротать вечерок в активном, плотном безделье. Здесь размещалось собственно кафе, небольшой бар и дискотека. Последнюю, в основном, посещали малолетки, для которых наладили торговлю качественной травкой. Разумеется, неофициальную. Формально «Устрица» принадлежала «Общепиту», что у всех вызывало улыбку, ибо ни о каком государственном присутствии речи здесь не шло. Разве что во время проверок БХСС. Присматривал за заведением зорким, недремлющим оком районный дон Слава Куликов, носивший космическое прозвище Луноход, за то, что страдал приступами лунатизма. Присматривал, само собой, не безвозмездно. Нынешнего директора пригласил тоже он, да и вообще вся кадровая политика велась лично Славой. Как заботливый и рачительный хозяин, он требовал от работников «Общепита» соблюдения трудовой дисциплины, не допускал пьянства на рабочем месте и каленым железом выжигал хамство по отношению к порядочным клиентам. Для непорядочных существовала группа разбора, укомплектованная мастерами прикладных видов спорта. Так приложат, что забудешь, какой вкус у водки. Заведение должно приносить прибыль, а оная напрямую зависит от качества обслуживания населения. Кому не понятно – обломаем рога. Двухэтажная «Устрица» возвышалась на «земле» старшего оперуполномоченного Андрея Валентиновича Угарова. Проблем, к слову сказать, она ему особых не доставляла. Больше участковому, вынужденному разбираться с мордобоями, регулярно случающимися в разгар свадебных торжеств и прочих юбилеев. В остальное время за клиентами заботливо присматривали птенцы Куликова, и все конфликты улаживали сами. Неделю назад для поднятия престижа заведения дон велел пускать клиентов только в костюмах.

– Сейчас Луноходу отстучит, – усмехнулся Угаров.

– Думаешь?

– Семафорить хозяину о визите органов его первейшая и почетная обязанность. Даже если постовой просто зашел отлить или погреться.

Вернулся Михеев довольно быстро, ведя на буксире вышибалу Володю, юношу с приметами глубокой душевной простоты на мускулистом лице. С такой физиономией хорошо работать в забойном цехе мясокомбината. Скотина от страха сама дохнуть будет.

– Ты вчера караул держал? – на всякий случай переспросил Угаров.

– Ну, – согласно кивнул тот.

– На дискотеке много народу было?

– Да как сегодня. Погода дерьмо, все по домам сидят, хоть и воскресенье.

– То есть немного, – Андрей извлек из куртки пару фотографий и протянул их вышибале, – Отлично. Вот две подружки. Вчера приходили. Помнишь их?

Володя секунд десять всматривался в лица, бегая зрачками от одного фото к другому, наконец, поднял глаза и пробасил, почесав подбородок пятерней.

– Чего-то не видал таких… Они точно у нас были?

– Точно.

Помусолив фотографии еще немного, он вернул их Угарову.

– Не, не помню. А чего стряслось то?

– Стряслось… Очки, случайно, не носишь? – поинтересовался Андрей.

– У меня линзы, – вышибала мизинцем оттянул веко, – контактные.

– Ты их, должно быть, вчера вставить забыл. А, слепой Пью? Не забыл? Девчонок пол «Устрицы» видело, а ты не заметил. Чего ты на вахте делаешь? В тетрис играешь?

– Не, ну, может, я куда, типа, отходил, – вратарь заиграл мускулами лица, якобы вспоминая события воскресного дня.

– Отойти ты еще успеешь, – мрачно усмехнулся Угаров, – Не помнишь, значит? Ладно, вали в коридор и готовься.

– К чему?

– К атомной бомбардировке… Скоро узнаешь.

Володя оторвал тяжелую корму от стула и исподлобья уставился на Угарова, переминаясь с ноги на ногу.

– Вали, говорю! – рявкнул Андрей.

Вышибала нехотя скрылся за дверью. Угаров протянул фотографии директору.

– А ты, Борь, что скажешь?

Борис Федорович нацепил очки и отпил чая из стоящей на столе фарфоровой чашки.

– Я, вообще-то, в зал почти не выхожу… Да и темно там.

– Ты посмотри, не бойся. Особенно на блондинку.

Директор виновато опустил на фото глаза и резко загрустил. Денису показалось, что он увидел на картинке самого себя, лежащего в могиле. Однако, секунд через пять он тоже отрицательно покачал головой.

– Не заметил… Андрей Валентинович, вы поймите, у меня тут столько проблем. Не до того, чтоб клиентов рассматривать.

– Проблемы? – усмехнулся Угаров, – так их у тебя скоро не будет… Знаешь, что это за девочки?

– Да откуда, ж?

– Вот эта, – Андрей взял фото блондинки, – Азарова Лена.

Восемнадцать лет. Первый курс Универа. Изнасилована и убита в своей квартире. Гантелей по голове. Кашу из черепа сделали. Вторая – ее подружка. Слава Богу, жива. Повезло.

– Да… Но, мы-то тут причем?

– В воскресенье они заглянули на вашу дискотеку… В первый раз.

Подружка отвалила около десяти, а Лена осталась. И, скорей всего, зацепила мальчиков. Судя по всему, двоих. Не знаешь, кто у вас тут вчера гулял?

– У нас каждый день кто-нибудь гуляет. Попробуй, упомни…

– Вот поэтому, Борь, у тебя теперь проблем и не будет. Усекаешь?

– Не совсем…

– Прикроем мы ваш голубой шалман к чертовой матери и устроим здесь центр восстановления памяти. Или планетарий, например. Звезды смотреть… Чего улыбаешься? Не веришь, что закроем? А ты вспомни «Ракушку».

«Ракушка» – пивной павильон, угощавший жителей и гостей города разбавленным пивом в двух кварталах от «Устрицы», был ликвидирован районной администрацией пару месяцев назад. Истинную причину ликвидации мало кто знал, формулировка же звучала: «В связи с участившимися случаями хулиганства и другими правонарушениями». Сейчас там открылся магазин строительных материалов.

– И останешься ты, Борь, без «Устрицы», то есть без корочки хлеба и трудовой копеечки, – продолжал Угаров, – а хозяин твой и подавно огорчится. Он, понимаешь ли, ремонт затеял, автоматы игровые решил поставить, а тут замок на дверь. С тебя, кстати, и спросит.

– Андрей Валентинович, – директор непонимающе пожал плечами, – но убили то их не у нас… Что ж мы теперь за всех отдуваться должны? Мало ли кто с кем здесь знакомится?

– А тебя никто отдуваться и не просит, понял? – Угаров усилил жесткость разговора, – ты за себя отвечай… Не ты, так шнырь твой все равно скажет. Линзы-то я ему быстро на место вправлю… Только потом, Боря, не ной, ежели бэхэссники из Управы тебя прессовать будут… Как в прошлый раз не отмажу.

Угаров поднялся с дивана и забрал фотографии. Денис встал следом.

– Нет… Я не понимаю… Андрей Валентинович, что произошло? Мы же всегда находили общий язык, – Борис Федорович принялся драматично жестикулировать руками, – так же тоже нельзя…

– Только так и можно, – Андрей поправил наплечную кобуру, – это убийство, а не мыло в бане свиснуть. Не стой под стрелой, Борь.

…Денис мысленно вернулся в прошлую ночь, туда, в квартиру Азаровых. Вновь вернулся. Картина намертво засела в мозгу и постоянно возникала перед глазами. Ибо, в отличие от Угарова, Денис к таким сценам еще не привык. Лежащая на блестящем паркетном полу Лена… Огромный градусник судебного медика… Черная гантель в руках эксперта… Отец, крепкий мужик, во время разговора с Угаровым, вдруг начинающий хрипло выть, глядя в потолок… Врач «Скорой», делающий матери укол снотворного… Вереница начальников, норовящих отметиться дельным указанием…

Все не так, как в учебниках криминалистики. Все «в живую». Не под фонограмму…

Это первое серьезное происшествие, случившееся на территории отдела с тех пор, как его порог переступил Денис, распределенный сюда после Высших курсов. Преступления за истекшую неделю, конечно, были, но они не вызывали таких эмоций… Дениса, как молодого и неопытного, прикрепили к Угарову, работавшему в отделе уже пять лет. Знаний, полученных на курсах, естественно, не хватало, к тому же они были больше теоретическими и молодого специалиста отдали на воспитание «старику». «Старику» Угарову недавно исполнился тридцатник, до милиции он учился в спортивном техникуме, играл в хоккей, но особых результатов не добился. Полгода после прихода в органы трудился участковым, выбил у начальства полагающуюся жилплощадь, что, кстати, удавалось не каждому, после чего перевелся в уголовный розыск. Познакомиться с ним ближе Денис еще не успел, хотя водку один раз пили…