Kitobni o'qish: «Хороший мальчик»

Shrift:

* * *

Глава 1

На завтрак были сырники. Они часто появлялись на столе. Мама любила их готовить, и получались они у нее замечательно: пышные, румяные, политые сметаной с сахаром. Коля сидел за столом и смотрел, как они шипят и раздуваются на сковородке. Мама быстрыми, ловкими движениями тонких изящных рук переворачивала их лопаточкой, затем снимала и складывала в большое блюдо. Вскоре в нем образовалась уже весьма высокая горка, и все за столом изошли слюной.

Мама выставила блюдо на стол и с улыбкой сказала:

– Ешьте!

Это было излишне, потому что никто и не собирался отказываться.

К сырникам сразу потянулись вилки папы и Коли и не очень чистые пальцы Димы.

Дополнительно, для особых сладкоежек, на стол выставлялась банка сгущенки. А таковыми были все – папа, Дима, Коля. Только мама избегала сахара по привычке, оставшейся с молодости, когда она была балериной.

Коля с удовольствием уплетал один сырник за другим, не отставал от него и Дима. Папа тоже ел довольно усердно. Он тщательно пережевывал каждый кусок. Старание прямо-таки отражалось на его лице, на лбу, сведенном в морщины.

Только мама не ела. Она подложила кулак под подбородок и любовно наблюдала за домочадцами, которые молча поглощали сырники. Идиллическую тишину, перемежавшуюся с чавканьем, нарушил папа. С трудом двигая набитым ртом, он проговорил в несколько приемов:

– Вообще-то так нельзя. Не усваивается творог в первой половине дня. Это же настоящая отрава!

Ну, все понятно. Папа сел на своего любимого конька под названием «правила здорового питания». На этой теме он был буквально помешан. К примеру, не далее как три дня назад отец раскритиковал мамины котлеты. Он уверял жену и детей в том, что свинину есть нельзя ни при каких обстоятельствах. Мол, организм этого домашнего животного кишит паразитами, которые вместе с котлетами пробираются в человека и начинают разрушать его изнутри. Свинья питается всякими отходами. На то она и свинья. Человек, отведавший ее мяса, превращается в подобие этой богомерзкой твари.

Нет, папа отнюдь не был иудеем или мусульманином. Такой факт выглядел бы очень странно, если тебя зовут Александр Смирнов. Его неприязнь к свинине была вызвана отнюдь не религиозными соображениями.

Коля в глубине души был уверен, что папа просто боится потолстеть. Хотя вроде бы никаких внешних оснований опасаться этого не было. Папа всегда отличался худобой. Регулярные занятия спортом, начатые еще в юности, также способствовали стройности его фигуры.

Хотя, может быть, поэтому отец и боялся. Сейчас-то он спортом прекратил заниматься, переключился на умственную деятельность. Так часто бывает. Зарабатываешь себе стройное тело, потом бросаешь спорт и – бац! Оглянуться не успеешь, как ты уже на колобка похож.

Коля покосился на папу. Нет, он совсем не напоминал колобка. Худой мужчина в больших нелепых очках скорее походил на ученого, проводящего свои дни где-нибудь в лаборатории или в научной библиотеке, на этакого книжного червя. В хорошем смысле слова, разумеется. Вот что-что, а книг папа перечитал немыслимое количество.

Коле передалась эта страсть. Один из немногих подростков он читал и приключенческую литературу, и классику, и философию. Никто в их классе не прочел столько. Да что в классе – и в семье тоже. Разве что папа.

Мама тоже уважала книги, но меньше. Больше всего на свете она была увлечена папой.

Коля незаметно посмотрел на мать и поймал ее обеспокоенный взгляд, обращенный в этот момент как раз на папу. В нем застыли тревога и нежность. Мама всегда так вела себя с папой. Она вообще была очень женственная, все-таки бывшая балерина.

А вот, кстати! Коля даже есть перестал, призадумавшись насчет мамы. Ведь она с детства занималась балетом, выполняла многочасовые упражнения, соблюдала строгую диету, когда танцевала в ансамбле, знаменитом на всю страну. Потом все это закончилось – и балет, и упражнения, и диеты. Но мама как была тоненькая и изящная, так и осталась. За это время она успела произвести на свет Колю, за год до этого – Диму и нисколько не поправилась! Коля видел записи танцев с участием юной мамы. Она совсем не изменилась! Если только самую-самую чуточку. И это ее совсем не портит. Она все равно очень красивая и молодая!

Папа тем временем потянулся за следующим сырником и принялся столь же тщательно его пережевывать.

– Невкусно? – Мама забеспокоилась и чуть не подскочила на стуле.

Она была настроена сейчас же приготовить для папы что-то другое.

– Да вкусно, – поморщившись, признал папа. – Дело не в этом. Можно и мышьяк вкусно приготовить. У кого сгущенка?

Мама тут же протянула ему банку со сгущенкой, отобрав ее у Димы.

Тот остался без любимой сласти и неожиданно спросил:

– А мышьяк, кстати, хорошо усваивается?

Коля хмыкнул. Он хотел было поязвить на тему о том, что Дима нашел достойную альтернативу сгущенке, и настоятельно рекомендовать употреблять ее каждое утро, но тут ему в голову пришла другая острота.

– Хорошо, но один раз, – сказал он, поняв, что каждое утро употреблять мышьяк в дозах размером с банку сгущенки не удастся никому.

Даже Распутину с его титанической мощью.

Мама улыбнулась, даже Дима кривовато ухмыльнулся, но папа вдруг серьезно посмотрел на сына и произнес:

– Что ты такое говоришь? Мышьяк – это металл! Как он может хорошо усваиваться?

– Мышьяк – это полуметалл, – спокойно поправил его Коля, уже привыкший к тому, что у папы туговато с чувством юмора.

Но папа повторил упрямо:

– Мышьяк – это металл.

– Не спорь с папой! – одернула Колю мама и нахмурилась, но и тот уже закусил удила.

– Это полуметалл, – повторил он.

– Началось… – Дима закатил глаза.

Ему вообще этот спор был по барабану – металл, полуметалл. Он и слов таких не знал. В плане химии. А металл для него ассоциировался только с музыкальным направлением.

Дабы не тратить время на голословные препирательства, Коля быстро открыл на своем смартфоне «Википедию» и демонстративно повернул экран так, чтобы он был виден всем присутствующим. На нем победно светились строчки: «Мышьяк, полуметалл». Столь же победно сияли и Колины глаза.

Папа смотрел на Колю с удовольствием. В глубине души он явно был доволен тем, что сын обскакал его по части науки. Однако вслух его не похвалил. Папа вообще был скуповат на такие дела, даже больше, чем на юмор.

Он лишь окинул Колю выразительным взглядом и бросил:

– Трудно тебе придется в жизни, сынок!

– Так, все, давайте быстренько собирайтесь в школу, а то опоздаете! – подвела черту мама и принялась собирать со стола посуду.

Коля и Дима взяли свои рюкзаки и направились в прихожую.

Первым уроком, начавшимся в восемь часов, в девятом «Б» был английский. Единственное приятное событие хмурого раннего утра, если вообще может быть что-то позитивное в такую рань. Английский вела Алиса Денисовна Слепова, самая красивая учительница в школе.

Коля сел за свою парту. Рядом с ним устроился Спича, его лучший друг. Этот парень хорошо шарил в английском и постоянно перемежал свою речь импортными словечками. За это он и получил свою кличку, происходящую от английского «спич».

Алиса Денисовна вошла в кабинет через четыре секунды после звонка. Вся она была такая свежая, красивая, разрумянившаяся, улыбчивая, будто для нее первый урок в восемь утра – это просто праздник какой-то.

Коля тоже заулыбался. Он решил, что это она так радуется от встречи с девятым «Б». Но Алиса Денисовна на своих учеников не взглянула и Колину улыбку проигнорировала. Она села за свой стол, посмотрела в окно, через пару секунд решительно отвернулась от него и открыла классный журнал.

– Good morning, – произнесла учительница заученно, заглянула в журнал и тут же перешла на русский: – Итак, отвечать пойдет… – Указательный палец Алисы Денисовны, ноготок на котором был покрашен в нежно-розовый цвет, скользил по списку учащихся девятого «Б».

Потом Алиса Денисовна вдруг оторвала взгляд от журнала и обвела глазами класс. Многие ученики тут же опустили глаза. Одни чрезвычайно внимательно изучали первую попавшуюся страницу в учебнике, открытую наспех, другие – надписи на парте или шнурки своих кроссовок. В глаза Алисе Денисовне никто не смотрел.

– Отвечать пойдет… – повторила Алиса Денисовна, рассматривая два десятка макушек.

Взгляд учительницы замер, уткнувшись в расплывшуюся физиономию. Коля смотрел на нее с первой парты и лыбился во весь рот.

– Смирнов! – тут же проговорила Алиса Денисовна и, как показалось Коле, выдохнула с облегчением.

Она попросила Колю рассказать о нем самом и его семье. На английском, разумеется.

Тема вообще-то была несложная, все это они уже проходили год или даже два назад. Коля вполне мог бы получить пять или на худой конец четыре. Но что-то не клеилось у него сегодня с этим рассказом. Может быть, потому что он как раз утром задумался о своей семье и понял, что она не укладывается в классические рамки ответа на уроке?

Коля смотрел на Алису Денисовну и молчал, продолжая по-дурацки улыбаться. Он понимал, что Алиса Денисовна попросила его рассказать о себе, соображал также, что своим молчанием с этой дурацкой улыбкой сейчас походит на идиота, но ничего не мог с собой поделать. Ему почему-то казалось ужасно смешным рассказывать о себе какими-то клише. Он подумал, какое впечатление произвел бы на молодую учительницу, если бы говорил о своей семье реально, не шаблонными фразами.

Коля едва не расхохотался во все горло, представив, как вытянулось бы лицо Алисы Денисовны. Но та, кажется, почувствовала, что с Колей творится что-то неладное. Она сдвинула аккуратные брови и собиралась что-то сказать.

Тут Коля наконец-то выдавил из себя:

– My name is Kolya Smirnov. – Он едва не прыснул, настолько глупым показалось ему это высказывание.

– Давай сначала, – пришла ему на помощь учительница. – Let me introduce…

– Let me introduce myself, – по-попугаичьи забормотал Коля. – My name is Kolya Smirnov. I study in the ninth grade… – Он снова замолк.

– Что с тобой, Коля? – спросила Алиса Денисовна.

В голосе ее не было недовольства, скорее легкая тревога и участие.

– Ничего. То есть nobody. Nothing, в смысле. То есть…

Коля мямлил и прерывался, от этого нервничал. «Так, нужно собраться! Что там? Про себя вроде рассказал. Он Коля Смирнов и учится в девятом классе. Вполне достаточно, чтобы составить представление о человеке. Теперь про семью. Так, с кого начать? Обычно в первую очередь говорят о маме. Ну вот, значит…»

– My mother is a… бухгалтер, – выдавил из себя Коля.

– Accountant, Коля, – поправила учительница.

– Accountant, – прилежно повторил Коля и подумал, что правильнее было бы сказать, что мама его совсем не бухгалтер.

Она вообще-то балерина, и очень талантливая, в юности танцевала в ансамбле самого Игоря Моисеева. Великое чувство к папе заставило ее бросить любимое дело и поехать за ним в Звездный городок, где не нужны были танцовщицы. Ей пришлось отучиться на каких-то курсах и выбрать себе новую, такую скучную и совсем неподходящую для нее профессию. Но бухгалтеры были востребованы, а балерины – нет. Все это Коля мог бы рассказать Алисе Денисовне, но только ей одной, а не всему классу, которому знать об этом было совершенно не обязательно.

И про папу Коля много мог бы рассказать. Все-таки отец у него – человек выдающийся, несмотря на всякие там его космические загоны. Папа за свою жизнь прочитал, наверное, больше книг, чем Анатолий Вассерман, бородатый чудак-интеллектуал, которого Коля неоднократно видел в разных телепередачах. Папа обладал прямо-таки энциклопедическими знаниями. Он мог бы стать известным на всю страну, а может быть, и на весь мир, если бы… Если бы у него было побольше практицизма, что ли. Или грубой нахрапистости. Но папа был тонким интеллигентом, а таким людям всегда сложно найти теплое место в жизни.

Коля посмотрел на Алису Денисовну. Та, в свою очередь, поглядывала на него и никак не могла понять, почему он так теряется, затрудняется с совсем несложным ответом. А Коля думал, что Алиса Денисовна чем-то похожа на его маму. Она тоже очень молодая и красивая.

Алисе Денисовне было тридцать четыре года, но Коля этого не знал. К тому же выглядела она еще моложе. Внешность у нее была интересная, и одевалась учительница всегда элегантно и со вкусом. Сегодня на ней было платье-сарафан с широкими лямками и блузка, очень подходившая к глазам. Вот этими самыми глазами она смотрела на Колю, а он думал совсем не о том тексте, который должен был сейчас выдать.

– Stop, Kolya, that’s enough. Что происходит? – спросила Алиса Денисовна.

– Ничего, – по-русски проговорил Коля. – Просто обдумываю свой ответ.

– Хорошо. – Алиса Денисовна кивнула. – Задержись, пожалуйста, после урока.

Она вызвала Спичу. Тот бойко оттарабанил текст, заданный на дом, четко перечислил членов своей семьи – мама, папа, бабушка – и подробно рассказал о каждом из них. Хотя Коля отлично знал, что Спича живет вдвоем с мамой, у него нет бабушки, а папа не появляется даже по большим праздникам. Всех их – и папу, и бабушку, и прочих любящих родственников – полностью заменила собой мама. Она была для сына всем и считала это своей жизненной миссией.

Коля понимал, что Спича в своем рассказе рисует воображаемых бабушку и папу. Вон, даже присочинил, что по выходным они с папой играют в футбол, а бабушка печет ему пирожки с капустой.

Странно, но Коля раньше не задумывался, сожалеет ли Спича о том, что живет вдвоем с мамой? За ее спиной он вроде бы чувствовал себя вполне комфортно. Да и мама растворилась в любимом сыночке и, казалось, ни в ком и ни в чем больше не нуждалась. Только сейчас, когда Коля слушал идиллию, которую рисовал его друг, ему пришло в голову, что это было их одиночество вдвоем.

Правда, у парня имелся также некий дед. Коля в глаза его не видел, но Спича постоянно ссылался на этого человека как на непререкаемый авторитет. Дед, по словам Спичи, был героический, участник нескольких войн в разных горячих точках.

Спича блестяще закончил рассказ, перебросился с Алисой Денисовной еще несколькими фразами, словил свою пятерку и вернулся на место, совершенно довольный собой.

До конца урока Алиса Денисовна не обращала на Колю никакого внимания. Она что-то объясняла, кого-то спрашивала, а его не касалась. Когда урок закончился и школьники высыпали из кабинета, Коля подошел к столу учительницы. Алиса Денисовна записывала что-то в журнал, и ее голова была наклонена. Поэтому она Колю не видела, а он ее – отлично. Более того, мальчишка таким вот образом получил законное право пялиться на нее во все глаза. Рука Алисы Денисовны двигалась влево-вправо, и из-под нее высыпали маленькие аккуратные буковки. Коля следил за этим процессом.

Алиса Денисовна бисерным почерком дописала задание, тему следующего урока и подняла на Колю глаза.

– Коля, тебе не нравится английский? – спросила она просто, без всяких переходов и прелюдий.

– Нравится, – тут же ответил Коля.

– Может, я тебе не нравлюсь? – предположила Алиса Денисовна.

Эти ее слова прозвучали так странно, что Коля ответил куда поспешнее и горячее, чем следовало бы:

– Да нет, вы обалденная!

– Коля, ну что за выражения! – Алиса Денисовна поморщилась, но парню было видно, что ей очень приятно. – Я просто не понимаю, в чем проблема с английским. Задание-то несложное!

– Ну, просто английский – это уже не актуально. Сейчас все китайский учат. Вомэнь юйдинлэ шуаньжэнь фанцзиень? Чжэ ши вомэнь дэ хучжао.

– Что? – Ровные брови Алисы Денисовны взлетели вверх.

– Мы бронировали номер на двоих, – перевел Коля.

Эту фразу он выудил из самоучителя, который приобрел в книжном магазине неподалеку от дома.

– Вот наши паспорта, – продолжил он перевод и протянул Алисе Денисовне книжку. – Вот, купил самоучитель, – сообщил он.

– Ты сам купил? – недоверчиво спросила Алиса Денисовна.

– Сам, – подтвердил Коля. – А там несложно. Даешь деньги, получаешь книжку. Это магазин. – Парень во весь рот улыбнулся Алисе Денисовне, давая понять, что это шутка, он совсем не хотел ее обидеть.

– Так. Ладно, – проговорила учительница. – Вечером зайдешь ко мне. Я тебе дам диск с уроками, будешь слушать. Это тоже несложно.

– Хорошо, зайду, – пообещал Коля и пошел на следующий урок.

А после занятий произошло то, что и должно было. Колю встретили гопники – компания старшеклассников, совершенно лишенных тормозов. Они уверенно двинулись к нему, когда он выходил из школы.

Коля остановился.

– Руки подними! – скомандовал один из гопников.

Коля не стал спорить, и потные ладони тут же принялись обшаривать его карманы. Этот ритуал уже давно стал привычным и, кажется, совершенно не трогал Колю. Во всяком случае, внешне он оставался абсолютно спокоен. В голове его крутились мысли, словно прерванный диалог с Алисой Денисовной: «Our school is one of the oldest in our city. We have lot of good traditions here».

Коля даже не сразу услышал, как гопник что-то сказал ему.

Он так и стоял с задранными руками, и тому пришлось повторить:

– Руки-то опусти, не пались!

«Ему страшно, – мелькнуло в голове у Коли. – Он боится».

Впрочем, то, что гопники – народ трусливый, он понял давно. Только в своей большой компании они чувствуют себя крутыми. Если поблизости нет того, кто сильнее их. Директора, например, или завуча. Да хотя бы Алисы Денисовны. Смелость их происходит от ощущения безнаказанности. Она жива до первой же встречной силы, которая окажется больше.

Коля был уверен, что это обязательно произойдет. А пока он просто стоял. Зачем предпринимать какие-то действия, которые наверняка будут глупыми и бессмысленными? Колина мощь не превышала силы гопников. Во всяком случае, физическая.

Гопник закончил свои манипуляции, выудил у Коли из карманов всю мелочь, добродушно улыбнулся и ласково, словно у старого друга, с которым давно не виделся, спросил:

– Как сам?

– Нормально, – односложно ответил Коля.

Гопник пересчитал монеты, вскинул голову и заявил:

– Слышишь, чего у тебя так родаки жмутся-то? Скажи им, что за дела – тридцатка в день?!

– Скажу, – столь же кратко отозвался Коля.

Второй гопник хлопнул его по плечу:

– Жестче с ними! Давай, пацан.

Коля развернулся, чтобы уйти, и увидел Диму. Тот, весь в любимой рэперской одежде, с улыбкой на наглой, самоуверенной физиономии, развязной походкой прошагал мимо Коли. На брата он не обратил ни малейшего внимания, словно тот был пустым местом. Коля отлично понял, что это он нарочно так себя ведет. Дима на ходу по-свойски поздоровался с гопниками за руку и побежал дальше.

Коля с тоской посмотрел ему вслед. Вот Диму гопники не чморят, денег не отнимают. Он у них за своего. А почему так получается? По каким таким причинам гопники Диму уважали, а его, Колю, не ставили в грош и безошибочно выбрали объектом своих насмешек? Чем Дима лучше Коли?

Да, наверное, ничем. Даже наоборот. Просто Дима в себе уверен, а Коля нет. А почему не уверен? Он хорошо учится, много знает, читает, танцует отлично. Коля вообще никакой не ботаник. Зря Дима представляет его таким и постоянно говорит, что по этой причине его брат не нравится девушкам.

Девушкам Коля и впрямь не нравился. А почему? Как так вышло, что, например, Ксюша целуется с Багдасаровым, а не с ним? Ведь этот Багдасаров и в самом деле имбецил. Вся гопота, пляшущая под его дудку, недалеко ушла в развитии. Да и, честно говоря, Дима тоже.

Но вот у Димы-то с девушками все в порядке. Он сам неоднократно хвастался перед Колей своими победами, и тот, чего греха таить, завидовал ему в эти моменты.

Вот и сейчас Дима побежал не потому, что спешил домой. Он догонял Симакову, идущую впереди.

Эта барышня училась в одном классе с Димой. Ей тоже было шестнадцать лет. Но, глядя на ее полногрудую, рано развитую фигуру, запросто можно было подумать, что она уже окончила школу и получила аттестат половой зрелости.

– Симакова! Симакова! – кричал Дима на бегу, а та намеренно не оборачивалась – знала, что догонит.

Коля вздохнул и закончил мысли вслух:

– Also I have a brother, Dima.

Он видел, как Дима догнал-таки Симакову, придержал ее за локоть и что-то быстро проговорил. Девица рассмеялась, руку не убрала, что-то ответила, потом кивнула и пошла дальше.

Дима остался стоять на месте, и Коля подошел к нему.

– Что, послала она тебя? – поинтересовался он.

– Чего? Меня послала? – Дима презрительно скривил губы и длинно сплюнул. – Да мы с ней на вечер забились встретиться. Эх ты, ботан!

Они двинулись в сторону дома. По дороге Дима постоянно втолковывал брату, что склеить Симакову такому крутому чуваку, как он, проще пареной репы. Ведь у этой Симаковой на заднице написано «Хочу!».

– На лице, ты хотел сказать? – уточнил Коля.

Дима заржал и заявил:

– Нет, именно на заднице! Потому что на лицо ее никто и не смотрит! На фига оно сдалось при таких… – Дима не нашел слов и лишь выразительно обвел в воздухе воображаемый контур фигуры Симаковой, преувеличив при этом все ее выпуклости.

Они уже дошли до подъезда, поднялись на второй этаж. Можно было идти дальше.

– Погоди, я покурю, – небрежно сказал Дима, доставая сигареты.

Он прислонился к почтовому ящику, прикурил, выпустил длинную струйку дыма и продолжил разговор:

– Ты просто в такие вещи не врубаешься! Симакова – она как будто сама вопит: «Давай-давай, я хочу, я Симакова, я твоя!»

Он описывал Симакову до тех пор, пока Коля не спросил:

– Она нимфоманка, что ли?

– Чего? – не понял Дима. – Ну да, давалка она. Только кому дам, а кому не дам! Вот тебе, к примеру, не светит!

Дима докурил сигарету и забросил бычок в соседний почтовый ящик. Потом он снисходительно хлопнул Колю по плечу и побежал по лестнице.

Коля посмотрел на почтовый ящик. Оттуда тянулось облачко дыма, которое становилось все больше.

Коля перепугался. В ящике наверняка лежат газеты, какие-нибудь листовки и прочая бесплатная бумажная ерунда, которую постоянно закидывают туда всякие промоутеры и рекламщики. Если все это загорится – а такая беда приключится обязательно! – тогда вообще может произойти пожар. Блин, вот Дима идиот! Бросил окурок и убежал!

Коля попытался двумя пальцами через верх достать бычок, но ящик был закрыт. Он с ужасом увидел, что дым валит оттуда уже не облачком, а огромной тучей, которая вот-вот станет грозовой.

Коля растерялся. Может быть, позвонить в эту квартиру и сказать?.. Но он же сам и получит по ушам, потому что абсолютно никто не поверит, будто Коля тут не при делах!

Коля в бессильном отчаянии посмотрел на ящик. Делать было нечего. Он развернулся и тоже побежал по лестнице.

Придя домой, Коля через зеркало в прихожей увидел папу. Тот сидел на диване в майке и спортивных штанах. За его спиной возвышалась горка из банок спортивного питания. Папа разговаривал по телефону, и голос у него был какой-то ненатуральный. С домочадцами он никогда так не общался.

– А с пищевой добавкой «Здоровье-плюс» у вас не будет этих проблем, – услышал Коля. – Ни с ногами, ни с печенью. Всего шестьсот рублей, но при покупке двух… – Папа вдруг умолк.

Ему некому было поведать о радужных привилегиях при покупке сразу двух банок спортивного питания. Человек, с которым он беседовал, явно повесил трубку.

– Да пошел ты! – в сердцах проговорил папа.

Коля на цыпочках прошел в свою комнату. Ему не хотелось сейчас общаться с расстроенным, раздосадованным отцом. Парень скинул портфель и сел на стул.

Он все еще продолжал мысленно составлять текст о своей семье и произнес вслух:

– My father was a sportsman. Now he works at home.

Это было правдой. Ну, или почти таковой. Раньше, еще до того как родился Коля, папа был спортсменом и тренером. Вроде бы у него это хорошо получалось. Ну и занимался бы себе этим всю жизнь, до самого выхода на пенсию, но не тут-то было!

Дело в том, что была у папы одна страсть. Называлась она космос. Папа был помешан на этой теме, на всяких там космических достижениях. Он ничуть не сомневался в том, что в современном мире любая наука должна опираться именно на космические технологии. Папа считал космос основой мироздания и поклонялся ему как Богу. Гагарин, Титов, Терешкова – это были для него не просто фамилии, а кумиры, самые настоящие идолы. Папа в их честь даже назвал своих белых мышей – Валя, Герман и Юра.

Он постоянно носился с какими-то новыми идеями, которые должны были перевернуть представления людей о жизни, да и ее саму, разрабатывал методики, которые называл уникальными. Они должны были непременно обеспечить счастливейшее существование человечества на принципиально новой основе.

Человечество же почему-то с этим не спешило. Прямо скажем, оно никак не хотело становиться счастливым с помощью папы Смирнова.

Он от этого очень страдал, возмущался и нервничал. Ему было обидно, что его идеи, родить и хорошо продумать которые способен далеко не каждый человек, остаются неоцененными. Кто в этом был виноват?

Папа считал крайним общество, большинство в котором составляют клинические идиоты. Подтверждение своей гипотезы папа находил в том числе и в Интернете. В одной из новомодных веб-энциклопедий так было и написано. Мол, какие-то ученые пришли к выводу о том, что девяносто пять процентов людей – идиоты.

Изменить это было практически невозможно, но папа все равно не мог соскочить со своего конька и продолжал предлагать свои идеи девяноста пяти процентам общества. Никакого положительного результата в этих условиях в принципе нельзя было достичь. Но Александр Смирнов аки библейский Сизиф продолжал свои тщетные попытки.

Коля папе сочувствовал, хотя в глубине души считал, что тот мог бы придумать нечто по-настоящему полезное. С его-то мозгами! Но спорить с отцом на равных он не мог.

Дима же вообще был убежден в том, что папа занимается полной хренью. Правы как раз те самые девяносто пять процентов общества, коих некие ученые записали в идиоты. Но вслух сын высказывать этого не решался.

Дима знал, что папа имел характер крутой, к идеям своим относился трепетно и болезненно реагировал на выпады, особенно со стороны самых близких людей. Он мог закатить скандал и властной рукой запретить сыну практически все, не считая учебы в школе.

Тем более что косяков со стороны Димы и так было предостаточно. Учился он через пень колоду, никаких секций или кружков не посещал, после школы время проводил с тусовщиками и бездельниками. Это по гневным словам папы. Кроме начитывания рэпа – по мнению Коли, тоже довольно-таки слабого и вторичного, – парень не мог похвастаться ничем особенным. Однако в его арсенале была такая вещь, как понты.

Пожалуй, единственным человеком в семье, который беспрекословно поддерживал папу, была мама. Кажется, она была искренне убеждена в том, что ее супруг прав всегда, по определению. В отличие от сыновей, которые просто благоразумно помалкивали в тряпочку.

Коля задумался. Чего только не было в их жизни благодаря папиным идеям! Однажды отец купил книжку о сыроедении. Она ему понравилась, но Александр Смирнов не был бы самим собой, если бы не изобрел свою методику.

К слову сказать, кулинаром папа был никаким, и рацион питания семьи Смирновых стал совсем постным. В течение двух недель они кормились исключительно четырьмя ингредиентами. Это свежие огурцы, чеснок, капуста и – внимание! – слива личи. Папа утверждал, что в этих продуктах содержатся абсолютно все вещества, необходимые человеку. Семья, как обычно, сомневалась в том, что это так, но, чтобы не расстраивать папу, все согласились.

Главную неприятность составлял даже не чеснок, от запаха которого от Коли с Димой начали шарахаться и одноклассники, и учителя. Тут был и плюс, пусть и единственный. Он состоял в том, что их перестали вызывать к доске. Основную проблему составила слива личи, на первый взгляд совершенно безобидная. Она, конечно, обладала уникальными полезными свойствами, но стоила, собака, примерно столько же, сколько прежний месячный рацион Смирновых.

Возможно, папа что-то не дочитал, перегнул, или же в его расчеты вкралась ошибка. Но спустя две недели диету пришлось срочно прервать. Так уж вышло, что всю семью поразила жуткая диарея. Родители и дети выстраивались в очередь в туалет.

Потом папа случайно познакомился на улице с каким-то пропагандистом древних дыхательных упражнений по методике тибетских лам. Александр Смирнов быстро погрузился в тему и решил, что эти самые ламы были не столь образованны и продвинуты, как он. Папа воспылал страстью усовершенствовать методику.

На это ушло несколько бессонных ночей. Потом папа торжественно объявил, что теперь все они, то бишь семья Смирновых, проживут по сто лет. Он приказал немедленно открыть в доме все форточки, а затем встать в определенные позы и дышать.

По злой иронии судьбы эта идея пришла ему в голову в промозглом декабре. Спустя три дня Коля с Димой свалились с простудой. Участковый терапевт, пришедший по вызову, заявил, что Смирновы не проживут не то что сто лет, а не дотянут до весны, если продолжат исповедовать папины идеи.

Папа, конечно, попытался было поспорить с доктором, настоять на продолжении упражнений до полного выздоровления, но тут уже даже мама решительно воспротивилась. Отец погрустнел, потускнел. Он одиноко бродил по комнатам и бормотал себе под нос всякие гадости про нынешних эскулапов.

Но грустил папа недолго. Он решил, что нечего детям болеть просто так, без всякой пользы для себя, и стал тренировать в них стиль и память. Для этого отец велел сыновьям целиком и полностью переписывать в тетради произведения великих классиков.

Ладно еще выбрал бы в качестве образца Чехова или на худой конец Толстого. Нет, папа заявил, будто вычислил, что лучше всего методика будет работать с унылой эпической «Илиадой» Гомера.

Пока Дима с Колей сидели дома на больничном, они, высунув языки, корпели над переписыванием перипетий и споров между троянцами и греками, ломали голову, кому все-таки достанется эта баба. Их не радовали даже довольно интересные приключенческие моменты, ибо книгу папа раздобыл какую-то древнюю, по виду так примерно ровесницу самой поэмы, растрепанную, без начала и конца.

Однако, пойдя после болезни в школу, оба сына сразу схватили двойки по литературе. Они занимались только переписыванием «Илиады» и не выполнили задания учителя. Папа, торжественный и важный, ожидал их дома после школы в предвкушении плодов собственного триумфа, но его ждало большое разочарование.

Однако папа был не из тех, кто привык унывать! Он не останавливался на полпути и презирал людей, поступающих так.

Однажды перед началом летних каникул он пришел домой весь довольный, сияющий как медный таз и с загадочным многообещающим видом выложил на стол деньги. Как потом выяснилось, ему удалось продать какие-то свои брошюры по изучению камней в малоизвестное простодушное издательство.