«Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы» kitobiga sharhlar

Кто бы мог подумать, что история противостояния между сторонниками различных взглядов на суть переводческой деятельности может быть столь захватывающе интересной! С профессиональной точки зрения порадовала глубокая проработка исторического материала, прекрасный стиль и множество конкретных примеров из переводов. Для меня главный критерий того, насколько «зацепила» книга -хочется изучать тему дальше или нет. После «Поверженных буквалистов», я стала читать биографию Татьяны Гнедич и была потрясена не меньше. Так что однозначно рекомендую к прочтению!

Из всей переводческой троицы ("Высокое искусство" Чуковского, "Слово живое и мёртвое" Норы Галь и вот "Поверженные буквалисты" Азова) последняя книга вне всяких сомнений самая увлекательная, потому что рассматривает вопрос правильного перевода с разных сторон и в необходимом историческом контексте.

Поначалу, в обсуждении разных принципов перевода, правда, будет непонятно, о чём, собственно речь (особенно, если вы не читали ни Чуковского, ни Галь) — автор и сам прекрасно показывает, что под "точностью", "художественностью", "адекватностью" и разными другими терминами, без которых невозможно обсуждать суть дела и строить какую-то "теорию перевода", каждый из участников дискуссии понимает что-то своё — вплоть до того, что сами пресловутые "буквалисты" тоже выступают против буквализма и формализма, тоже топят за творческий, близкий к оригинальному тексту метод (Е. Ланн: "Неоспоримо, что понятие "точности перевода" есть наименее точное понятие", 1939 г.).

Наиболее ясный принцип, по которому одну школу перевода можно отличить от другой, на мой взгляд, следующий: всеми любимая "советская школа" стремится адаптировать (то, что сегодня называется "локализовать") оригинальное произведение, сделать его простым и доступным для массового читателя, в то время как вымершая школа "буквалистов" настаивает на том, что это, наоборот, читатель должен сдвинуть свой мозг с насиженного места и адаптироваться для восприятия нового для него иностранного автора.

Т.е. с одной стороны оригинальный текст является лишь неким посредником между читателем и той реальной действительностью, которая отражается в этом тексте, и мы должны переводить Байрона и Бальзака так, будто бы они сами умеют говорить по-русски, используя всё богатство русского языка, с другой — мы изначально признаём, что эти принципы порочны, совершенно оторваны от реальности, что таким образом мы не можем сохранить оригинальную авторскую стилистику (и Байрон, и Бальзак начинают говорить одинаково правильной речью русскоязычного переводчика), что мы не можем заглянуть в душу иностранному автору и знать, что он "на самом деле" хотел сказать, что у нас есть лишь оригинальный текст — и именно его мы обязаны в первую очередь придерживаться, во всём его оригинальном богатстве и со всеми чуждыми нам иностранными деталями, потому что именно это хочет получить читатель.

Можно было бы сделать вывод, что идеальный переводческий метод — это синтез данных подходов (переводить шутку шуткой, эмоцию эмоцией, изящную фразу изящной фразой, гладким русским языком, но максимально близко к тексту), если бы автор не привёл цитаты самих основателей "советской школы", которые уже в 30-х годах говорили, что как раз этот самый синтез они и пытаются внедрить.

Битва же с "буквалистами" носила скорее политический характер (опасный и в то же время убийственно-эффективный в те годы метод) и была лишь одним из многих фронтов, которыми пламенные советские революционеры пробивали дорогу себе и своим светлым идеалам перекраивания окружающего мира на свой лад и уничтожения всяческого инакомыслия (последствия чего чувствуются в нашей культуре до сих пор).

В общем же, автор книги провёл серьёзную архивную работу, очень интересно было почитать про былые баталии и довольно грустно — про их последствия для "проигравшей" стороны. Рекомендую всем сочувствующим данной теме.

P.S. Крайне любопытно отмечается, что Георгий Шенгели получил в 1947 году за свой перевод "Дон Жуана" размером 16073 стихотворных строк (над которым он работал 3 года) гонорар из расчёта по 14 рублей за строку, т.е. 225022 рубля (по нынешним деньгам это примерно 1-2 миллиона), и он ещё мельком отмечает, что гонорар был раза в два занижен, потому что напечатано было пять тиражей, а заплатили ему как за два (типа, со скидкой за большой объём). Можете сами сравнить с нынешним уровнем переводческого заработка, если имеете отношение к профессии.

Жуткая – потому что правдивая – книга не только о том, как была уничтожена целая школа хорошего перевода (притом не только одиозными людьми вроде Кашкина, но и небесталанными и, видимо, совершенно искренними Чуковским и Галь), но и о том, как вообще легко было уничтожить работу и жизнь человека в самые страшные годы нашей истории – сталинские десятилетия. Необходимо читать в качестве противовеса "Высокому искусству" и "Живому как жизнь", в качестве противоядия ностальгии по советским переводам. Но чтение горькое, я предупредил.

История противостояния сторонников школы реалистического перевода (Кашкин, Галь и др., но в книге прежде всего про Кашкина) и их противников - Ланна и Шенгели. Галь в своей книжке односторонне и восторженно писала о преимуществе реалистов над "буквалистами", не давая последним слова. Здесь же как раз сделана попытка посмотреть и на их аргументы тоже. Главный тезис книги: есть два равнозначных подхода к художественному переводу (приближение исходника к читателю перевода и погружение читателя в языковые реалии исходника), и в разные периоды времени преобладает то один, то другой. Они выполняют разные художественные задачи и нельзя сказать, что один из них хуже или лучше. Кашкин же, используя "удары ниже пояса" в своих статьях (переходя на личности и выдвигая обвинения лично против оппонентов, которые могли им аукнуться в сталинское время), по сути добился гегемонии в художественном переводе в обозначенный период. Для полноты картины весьма небезынтересная книга.

Я очень давно хотела прочитать эту книгу - и столь же давно бегала от нее. Почему-то мне казалось, что она будет написана непременно зубодробительным языком. Но нет, дурные предчувствия на сей раз не оправдались.

Впрочем, от книги я ждала немного большего. Большей глубины самого исследования, учитывая широту и необъятность вопроса, пожалуй. Но это только мои проблемы. Потому что по сути все, что упоминается в аннотации, автор в книге предоставляет. Но основной акцент, по-моему, автор изначально ставил на биографический акцент, вместо научного анализа. На то, как воля одного человека - едва ли не психически больного - просто взяла и уничтожила воли других.

Поучительное чтение. Оно снова напоминает о том, чтобы мы не сотворили себе кумира. В данном случае не сотворили кумира из советских переводчиков. Не то чтобы я отрицала их заслуги - да и сам автор, как мне кажется, не пытается и даже не имеет намерения это сделать. Потому что не слепая и вижу, как ужасно обесценилась профессия переводчика, а вслед за этим сильно упало качество, причем не только в области перевода художественной литературы. Однако кумира сотворить все же не стоит.

Чудовищно горькая книга, причем автору не нужно искусственно нагнетать слезу или приукрашивать. Цитаты из статей и писем - и даже тексты, приведенные полностью, - говорят обо всем сами за себя и достаточно красноречиво.

Я не понимаю. Почему талантливые, обладающие неуемной энергией люди тратили столько сил... на это? На какие-то пустые дрязги, на политические распри. На что-то, что даже нельзя объяснить с точки зрения поисков выгоды, с точки зрения жадности, алчности и коррупции. Мне, как человеку, который родился уже после того, как рухнула система, действительно искренне непонятно, что чувствовали эти люди. Обе стороны. Просто потому, что я не могу поставить себя на их место.

В общем, проняло. И написано легко и гармонично.

Книга интересна с профессиональной точки зрения: как менялись подходы к переводу в СССР, от точного к реалистическому (художественному), и как аргументировали свою точку зрения представители разных школ. Печально, что эта дискуссия быстро из научного поля вышла в поле идеологическое. Примерно треть книги – приложения с историческими документами (критическими статьями).