Kitobni o'qish: «Мертвые»

***

Мертвые стали приходить ко мне, когда я вошел в возраст Христа.

Сначала ко мне явился давно умерший друг. Он стоял каждую ночь в дверях спальни, закрыв лицо руками, и не желал уходить.

Я кричал, что не хочу его видеть, вопил от ужаса, требовал, чтобы он немедленно убрался туда, откуда он пришел, я уговаривал его уйти, и даже грозил ему. Но все было без толку. Виктор являлся снова и снова, и я, сидя на своей широкой кровати, мог наблюдать его скорбную позу и белесые, словно выцветшие в смерти, волосы.

Следом за Виктором объявилась бывшая возлюбленная. Я расстался с нею много лет назад, и не мог знать, что она давно уже не на этом свете, а на том. Возлюбленная сидела на подоконнике, прикрытая тюлевой занавеской. Лунный свет рисовал очертания ее обнаженного тела. На гладкой в прошлом коже сквозь тюль проступали трупные пятна. Худые плечи, которые я когда-то целовал, лучились могильной синевой.

При виде ее неподвижной фигуры и тусклого взгляда, лишенного жизни, я ощутил, что схожу с ума.

Наутро я перерыл все свои записи, пытаясь отыскать ее телефон. И, все же, нашел. В старой записной книжке, засунутой на самое дно ящика стола.

Незнакомый мужской голос поведал мне, что Наденька давно умерла. А до этого она долго и тяжело болела. Перенесла несколько серьезных операций… Ему, видимо, хотелось выговориться, но я положил трубку…

А однажды я проснулся от странного скрипа в гостиной. Скрипело старое кресло-качалка, оставшееся от деда. Я покинул постель, вышел в гостиную и застал своего деда, умершего много лет назад, в его любимом кресле. Старик, как и все пришельцы с того света, вел себя апатично, просто сидел и смотрел в никуда, не обращая на меня никакого внимания. Словно меня здесь не было. А эта гостиная, да и вся моя квартира, отдана во власть смерти…

Потом приходили другие мертвые, их было много, знакомые и незнакомые, полуразложившиеся и неживые, они лежали на полу с закрытыми глазами, со свечой в истонченных недугом руках на груди…

Но эти трое являлись ко мне чаще остальных. И всегда растворялись к утру, оставив после себя слабый запах тления и привкус потустороннего ужаса, от которого я не смог избавиться уже никогда…

– А ты не думал, что они хотят что-то тебе сказать? Поведать о чем-то?

Я растерянно поглядел на отца Митрофана:

– Тогда они избрали странный способ. Во всяком случае, я не слышал от них ни слова. Они всегда молчат.

– А с чего ты решил, что они пытаются что-то тебе сказать словами. Возможно, сами их образы говорят с тобой?