Kitobni o'qish: «Преодолеть табу»

Редактор: Д. Потулапов

Художники: Д. Челноков, О. Баранова

Корректор: Н. Носова

⁂

Экспозиция

При взгляде из космоса это был ничем не примечательный серо-зеленый, покрытый облаками шар. На нем отсутствовали моря и океаны, зато гор было предостаточно. Их заснеженные пронизывающие облака-вершины искрились в лучах местного светила, бросая тени на небольшие, частично покрытые лесом долины. Нити мелких горных ручьев и речушек растекались по равнинным просторам, иногда образуя красивые озера. На слабодендрированных междуречных пространствах иногда встречались заболоченные участки и небольшие солончаки. Но в основном ландшафт долин был ровным и пригодным для проживания людей. И люди там были. Полсотни племен жили родовыми общинами и вели натуральное хозяйство. Соплеменники сообща выращивали примитивные сельскохозяйственные культуры, выпасали мелкий рогатый скот и добывали полезные ископаемые для своих нужд, которые были весьма скромными, так как в долинах царил поздний железный век.

Никакой религии, даже самой первобытной, племена не исповедовали. Между собой не воевали, не торговали и отношений практически не поддерживали. Этому способствовали как большие расстояния между стоянками соседних племен, так и жесткая система табу, доставшаяся от предков.

Во главе племен стояли советы старейшин, но их власть была чисто номинальной. Они следили за соблюдением табу и демографической политикой, контролировали правильность наречения новорожденных и погребения умерших. Так же члены совета разрешали прецедентным способом мелкие бытовые споры и, руководствуясь своим богатым жизненным опытом, давали советы тем, кто в них нуждался.

Браки между членами общины были запрещены. Мужчины, достигшие брачного возраста, отправлялись за невестами в соседние племена. По возвращении молодая семья поселялась в доме у родителей жениха. Если рождался ребенок, то он получал родовое имя, причем перечень этих имен был ограничен и зациклен.

Крупные хищники на планете водились, но их популяция была небольшой и серьезных проблем для людей не создавала. Бактерии и грибки отличались низкой патогенностью, поэтому эпидемий не возникало, а все болезни легко лечились народными средствами. Продолжительность жизни людей была очень высокой, однако самодостаточность племен и отсутствие торговли пресекали возможности для случайной миграции населения. Расселение народов было плановым и регулировалось четкими традициями. Как только количество жителей племени достигало четырех сотен, старейшины объявляли Исход. Вторые дети из младшего поколения каждой семьи при условии, что они уже достигли совершеннолетнего возраста, собирались вместе и отправлялись на поиски новых, еще не занятых земель. Обнаружив свободную долину, они основывали новое племя, сохранив все традиции, обычаи и табу материнского племени. Таким образом, уклад жизни всех племен был одинаковым: та же пища, те же способы изготовления одежды и орудий труда и даже умерших везде погребали одинаково – сбрасывая тела в ущелья.

Но однажды четко выверенная система дала сбой.

Часть первая
Исходное племя

Глава первая
Пастух

Яркое полуденное солнце ощутимо припекало. Все взрослые овцы сбились в кучи и, спрятав головы за спинами друг друга, застыли неподвижными статуями. Козы, отличавшиеся более низкой социализацией и не такой густой шерстью, разделились на две группы. Первая отошла к берегу реки и там начала объедать листья с низкорослых кустов, вторая, видимо уже насытившись, легла в высокую луговую траву и пережевывала жвачку, периодически встряхивая головой, отгоняя приставучих насекомых. Эти хлопки длинных козьих ушей да тихое журчание реки были единственными звуками, которые нарушали сонную тишину заливного луга.

Лещ устроился в тени раскидистой плакучей ивы и лениво посматривал за стадом. Несмотря на обеденное время, есть не хотелось, поэтому лежащий в котомке хлеб и сыр имели все шансы пролежать там до вечера. Глиняная бутылка с квасом опустела уже наполовину, от полного опустошения ее, как ни удивительно, спасала та же жара. Квас нагрелся и уже не утолял жажду. Лещ нехотя поднялся и отнес бутылку к реке, где и воткнул ее донышком в прибрежный песок. Холодная вода приятно остудила ладонь, и пастух с удовольствием погрузил в воду вторую руку. Посидев так некоторое время, он зачерпнул воды и умылся. После чего вернулся на свое место под деревом. Струйки воды после бурного умывания стекали по длинным волосам и щекотали шею и грудь юноши, но Лещ не обращал на них внимания. Парня одолевала скука.

Недавно ему исполнилась пятнадцатая весна и он, уже считаясь взрослым юношей, стал в одиночку гонять на выпас общественное стадо. Ранее с ним ходил отец, который в свободные минуты (а на выпасе их всегда в достатке) рассказывал сыну о свойствах и назначении встречающихся на пути растений, повадках животных и погодных приметах. Иногда им удавалось подстрелить из лука фазана и его жесткое мясо вносило разнообразие в семейный ужин. У Леща тоже был лук, но жаркое лето, вступившее в свои права, навевало апатию. А дичь, которая то и дело выпрыгивала из-под ног, удачно уносила от пастуха свои крылья, ноги и хвосты.

Общественное поручение, полученное от знахаря, он выполнил еще утром, набив выданный туесок соцветиями ромашки, и теперь маялся от безделья. Животные паслись сами и не требовали серьезного присмотра. Стадо отлично знало дорогу на Ближнее пастбище и свой распорядок дня, поэтому единственными обязанностями пастуха, после выхода из поселения, было присматривать за молодняком (козлята, заигравшись, могли удалиться от основной части стада) и вытягивать овец, увязших ногами в раскисшей прибрежной глине водопоя. Волков на Ближнем пастбище не было: старых выбили еще по весне во время облавы, а новых не пускали в долину ворота, перегораживающие единственный мост через Холодную. Поэтому лук, имеющийся у Леща, еще ни разу за последний месяц не видел натянутой тетивы и использовался парнем исключительно в качестве посоха.

Пейзаж Ближнего пастбища пестрел разнотравьем и вкраплениями ярких цветов. Одуряющий запах пыльцы кружил голову, и Лещ не заметил, как заснул.

Ему снилась Ольха, дочь знахаря. Девушка была на год старше Леща, но в детстве эта разница была незаметной и дети вместе бегали по территории поселка, сначала помогая взрослым в их делах, а потом и сами брались за простые общественные задачи. Иногда Ольха присоединялась к пастухам, и Лещ сопровождал ее на места произрастания нужных ей, а точнее ее отцу, лекарственных растений. Это были самые счастливые моменты в его жизни. Он часто ловил на себе брошенные украдкой взгляды Ольхи и наблюдал загадочную улыбку на ее губах в тех случаях, когда она видела, что ее взгляд не остался незамеченным с его стороны.

Они много общались о свойствах растений, Ольха рассказывала, что бесполезных трав практически нет. Каждое из произрастающих в пределах долины растений для чего-то нужно.

– Ага, для корма овец, – приговаривал Лещ, с многозначительным видом кивая головой.

– Дурачок! – восклицала девушка и хлопала парня по плечу ладошкой. После чего просила его выбрать любое растение. Лещ, который и сам немало успел узнать от отца, тыкал пальцем в первый попавшийся цветок и с упоением слушал о его свойствах. Такие беседы стали у них ритуалом и возникали при каждой встрече. Звонкий голос Ольхи и ее озорной смех будоражили чувства юноши, вызывая странные тянущие ощущения в животе. Он практически полностью перестал общаться с другими друзьями детства и все свободное время проводил с Ольхой. Но однажды вечером в поселок пришел гость из соседней долины.

Смуглый молодой человек, с обветренным лицом и длинными черными волосами, перетянутыми кожаным ремешком, появился на площади, когда солнце уже коснулось нижним краем вершины двузубого перевала. Гость был одет необычно тепло для этого времени года. На нем были высокие сапоги, кожаные штаны и такая же куртка с меховым капюшоном, сейчас откинутым на плечи. Под курткой виднелась шерстяная рубаха. На одном плече висел лук и колчан, на втором – вместительная суконная торба, к которой было приторочено скатанное в валик одеяло. Дополнял наряд широкий, украшенный цветной вышивкой пояс и висящий на нем в ножнах длинный нож с рукоятью из козьего рога.

Выйдя на площадь, гость огляделся и уверенным шагом направился к общинному дому, на крыльце которого грелись в лучах заходящего солнца члены совета племени. Пять седовласых женщин, с лицами сморщенными как печеное яблоко, и пять таких же стариков сидели в рядок, держась за резные раскрашенные красками посохи – знаки их статуса.

Пришлый поклонился патриархам рода и, запустив руку за пазуху, вытянул за шнурок бронзовый медальон, инкрустированный мелкими не ограненными самоцветами.

– Меня зовут Овод, – гортанно произнес гость, – мне исполнилось пятнадцать зим, и с разрешения совета старейшин племени Звенящих ручьев я пришел выбрать себе жену.

Общий возраст членов совета давно перевалил за тысячу лет, но, невзирая на видимую дряхлость, старцы поднялись и кивком головы поприветствовали гостя в ответ. Глава совета, чей посох был увенчан обсидиановым шаром, протянул руку к юноше, и тот, сняв с шеи медальон и сделав два шага вперед, вложил украшение в покрытую пигментными пятнами ладонь старика. Подслеповато щурясь, дед Хмель рассмотрел медальон.

– Давненько я не видел такого знака, – произнес он себе под нос.

Но потом поднял голову и, обратившись к гостю, произнес: «Добро пожаловать на земли племени Свежего ветра, Овод из Звенящих ручьев. Мы чтим традиции и разрешаем тебе выбрать себе жену. Смотрины начнутся завтра, а пока можешь отдохнуть с дороги».

Старцы расступились, и гость, пройдя сквозь них, зашел в двери общинного дома.

Лещ приход гостя из дальних земель не застал, так как в это время загонял с отцом общинное стадо в загон на окраине поселения. Однако молва о пришедшем свататься быстро разнеслась по всем домам. Особое возбуждение возникло в семьях, где были девицы на выданье. Солнце едва успело скрыться за вершинами гор, как из сундуков начали доставать давно готовые для такого случая наряды, нити мелкого речного жемчуга, баночки с притираниями и ароматическими маслами. Достигшие брачного возраста девушки племени изо всех сил готовились к смотринам.

Приход гостя слегка нарушил обычный уклад жизни племени. Даже кузнец, которому каждое утро что-то было нужно: то уголь, то болотная руда, то новая шкура для мехов, – в этот раз немного помялся, да и ушел с площади, не озвучив ни одного поручения. Остальной люд по его примеру тоже решил, что общинные дела подождут, и, немного потоптавшись для видимости, разошелся по домам. И только пастух с сыном после собрания отправились к загону и как всегда погнали стадо на выпас. А вернувшись вечером, узнали, что пришедший из-за гор жених выбрал Ольху и, не став ждать следующего утра, увел ее в земли своего племени.

Для Леща это был настоящий шок. Умом он осознавал, что рано или поздно это должно было случиться – брачные традиции племени незыблемы, как, впрочем, и все остальные традиции. Но сердцем надеялся, что это произойдет не скоро. В племени было много красивых девушек, высоких и фигуристых, но чужак выбрал маленькую худенькую Ольху, которая едва перевалила за пятнадцатилетний рубеж. И вдвойне обиднее было, что Лещ даже не успел с ней попрощаться.

Несколько дней Лещ проходил в глубокой задумчивости. Он практически перестал есть и стал настолько рассеянным, что мать забеспокоилась и отвела его к знахарю. Отец Ольхи, невысокий, с утонченными чертами лица мужчина, по имени Камыш, осмотрел кожные покровы парня, горло и язык, потрогал лоб. Спросил, не кусали ли его крупные насекомые, и развел руками. Он, конечно, догадывался, что угнетает парня, но не мог предположить, что разлука с другом детства может вызвать столь сильное недомогание. Знахарь дал Лещу выпить горькую настойку общеукрепляющего действия. Вкус лекарства настолько не понравился парню, что он решил через силу заставлять себя принимать пищу, чтоб больше не подвергаться лечению, и вскоре внешне пошел на поправку. Однако в душе у него все так же скреблись кошки. К концу недели, набравшись смелости, он пошел за советом к старейшинам племени. Мудрые старцы выслушали вопрос парня, недолго посовещались и с сочувствием рассказали, что место, куда следует отправляться за невестой, выбирается случайным образом с помощью специального кубика, на каждой из двенадцати граней которого изображен символ одного из близлежащих племен. Какой символ выпадает – туда и должен направиться будущий жених. Так что шанс, что Лещу выпадет земля племени Звенящих ручьев, очень мал, всего 1/12. А значит, он вряд ли когда-нибудь еще увидит Ольху. Но парень считал иначе, и в его сердце поселилась надежда.

Лещ стал ждать своего совершеннолетия, чтобы получить право вступить в брак. Никогда еще год не тянулся для него так долго. Однако чем меньше дней оставалось до месяца цветения маков, тем слабее становилась его решительность. Поначалу единственной трудностью виделся путь до земель племени Звенящих ручьев, для чего пришлось бы преодолеть длинный каньон, высокогорное плато и долину другого клана. Но потом мысли Леща упирались в конечную цель пути – встречу с Ольхой, и что делать дальше, он не представлял. Максимум, что он мог, это поговорить с ней и то недолго. Она теперь чужая женщина и наверняка занята семейными делами. Не исключено, что у нее уже есть ребенок. Согласно традиции у Леща будет всего семь дней на смотрины, в течение которых он обязан будет выбрать себе жену и отправиться с ней в родные земли, поэтому времяпровождение с подругой детства будет еще более ограниченным. Эти душевные метания, не дававшие покоя парню наяву, будоражили его даже во сне и в итоге разбудили его. Вытерев ладонью выступивший на лбу пот, Лещ, первым делом, поднялся на ноги и осмотрел вверенное ему стадо. На лугу ничего не изменилось, разве что количество коз, продолжавших неспешно насыщаться обрыванием листвы с кустов, немного уменьшилось: животные попрятались в тень, но парень видел их торчавшие из травы головы. Осмотрев небосвод, солнце на котором почти не сдвинулось, Лещ потопал к реке. Бутыль с квасом оставалась на том же месте, где он ее оставил. Утолив жажду леденящим зубы напитком, и еще раз похвалив себя за открытие такого быстрого и действенного способа охлаждать питье, Лещ вернулся под иву. Потянулся еще один день пастуха, длинный и скучный, наполненный воспоминаниями и размышлениями.

Глава вторая
Знахарь

В то время как пастуха мучили сны о потерянной подруге, еще один житель долины предавался грустным воспоминаниям. Знахарь Камыш, отец Ольхи, медленно переставлял баночки и бутылочки на полках своего дома. Ранее этим занималась дочь, но вот уже двенадцатый месяц мужчина занимался этим самостоятельно.

Схема расстановки была выработана предками знахаря, а может даже самими Великими отцами, и еще ни разу не давала сбой. Дальнюю от окна стену жилища знахаря занимали двенадцать полок, на которых в разных емкостях стояли различные мази, отвары и настойки. Связки сушеных трав, корешков и тому подобного хранились на чердаке дома, тогда как на полках размещались полностью готовые к употреблению снадобья. Каждый месяц знахарь переставлял емкости, сдвигая их на одну полку вниз. Некоторые отвары, чей срок хранения был меньше года, не добирались до нижней полки. Содержимое таких бутылочек знахарь выливал в отхожее место, а посуду тщательно мыл с золой и заполнял новым содержимым, таким образом обеспечивая постоянное обновление лечебных средств.

Жители общины отличались крепким здоровьем и за помощью к Камышу обращались редко, но если это случалось, ждать приготовления нужного лекарства не приходилось – все необходимое уже стояло на полке. Ингредиенты для нужных лекарств можно было взять с чердака, запасы на котором тоже своевременно пополнялись самим знахарем, не гнушавшимся собирать их лично, или по его просьбе это делали пастухи и охотники. Вот и сегодня утром знахарь попросил молодого пастуха собрать лекарственной ромашки, а сам занялся ревизией содержимого полок. Процедура была отработана до автоматизма. Пузырьки с нижней полки сразу убирались на стол, благо их было немного. Далее наступала очередь предпоследней полки: каждая емкость с нее бралась в руку, знахарь смотрел название снадобья и сверял в памяти срок его хранения с номером полки, на которой размещалось лекарство, и если срок хранения еще не вышел, переставлял емкость на более нижнюю полку, а если вышел – на стол. И так до самого верха. Управившись за полчаса, Камыш еще раз перебрал выставленные на стол емкости, надолго задумавшись над одним из пузырьков. И дело было не в том, что синий мох рос только на Узком болоте, до которого было много часов ходьбы, его запасов было еще достаточно на чердаке, а в последнем пациенте, которому пришлось дать этот настой.

Это произошло год назад, но заплаканное лицо Ольхи до сих пор стояло у него перед глазами. Дочь стояла на коленях перед своим будущим мужем, заламывала руки и умоляла подождать хотя бы один день, но он был непреклонен в своем решении: немедленно отправиться в обратный путь. Глава совета, приглашенный в дом чтобы разрешить нестандартную ситуацию, пытался уговорить гостя остаться еще на день, мол, опасно отправляться в дорогу на ночь глядя, да и его невесте нужно время, чтобы спокойно попрощаться с родными и близкими. Однако ни авторитет старца, ни логические заключения не смогли заставить Овода передумать. Ольха переводила заплаканные глаза с отца на главу совета, но те были бессильны что-то изменить. Тогда девушка упала на пол и забилась в рыданиях. Хмель легонько взял Камыша за локоть и отвел в сторону.

– Замужество всегда было радостным событием для любой девушки, – тихо начал он, – и хоть для этого приходилось покинуть свое племя, семья мужа принимала ее как родную, и девушка, окруженная любовью и заботой, быстро становилась равноправным членом новой общины. Поэтому девицы покидали отчий дом с улыбкой на устах, и все девочки и неженатые девушки поселения, которые выходили провожать молодых, это видели и представляли себя на месте невесты. Таковы традиции, завещанные предками, и не нам их менять.

Хмель замолчал, многозначительно уставился на Камыша прищуренными глазами, частично скрытыми под седыми кустистыми бровями.

– Я это знаю и понимаю, но что я могу сделать, – прошептал знахарь в ответ.

– Лет сорок тому назад уже был подобный случай, – так же тихо произнес Хмель, – свататься пришел охотник, сильно покалеченный в пути снежным барсом. Парень хотел принести в дар красивую шкуру, но из охотника превратился в жертву. Расстался с глазом и несколькими пальцами на руке. Еле дошел, но жениться не передумал. Он выбрал первую попавшуюся девушку, но у той при взгляде на его покрытое вздувшимися багрово-синими рубцами лицо началась истерика. Тогда позвали знахаря, и твой дед дал девушке снадобье, после которого она быстро успокоилась и позволила себя увести.

– Дед давно отправился в Провал, – ответил Камыш, – но я знаю, что это было за средство, и он окинул взглядом полки за своей спиной.

В тот день Камыш своими руками поднес дочери чашу с настоем синего мха, сильного успокоительного с дурманящим эффектом. Потом они вместе с женой умыли и переодели дочь, украсили ее голову цветочным венком и подвели к жениху. И долго смотрели с порога дома, как она, медленно переставляя ноги, удаляется, глядя вдаль пустыми глазами. На губах невесты играла легкая улыбка, которая должна была будоражить взгляд всех неженатых девушек поселения. И эта улыбка отдавала горечью на языке Камыша, словно он сам выпил тот дурманящий настой. Не так, ой, не так он представлял себе этот день. И отголосок того поступка даже спустя год заставлял его усомниться в его правильности. Великие отцы были мудры, но беспрекословное соблюдение их заветов делает некоторых людей несчастными.

Камыш встряхнул головой, выгоняя из нее крамольные мысли, и, собрав все стоящие на столе пузырьки в корзину, вышел из дома.

Глава третья
Старейшина

Очередь проводить сегодняшний урок в старшей группе выпала главе совета. И пока старец после окончания собрания племени дошел до крыльца общинного дома, толпа возбужденной молодежи уже ожидала его там.

– Великие отцы, – поздоровался с детьми Хмель.

– Да вернутся они быстрее, – стройным хором прозвучало в ответ.

– Сегодня мы совместим теорию с практическим занятием, – объявил старец, и дети радостно загалдели. Им нравилось слушать лекции мудрых старейшин, но возможность тут же применить полученные знания радовала вдвойне.

– Но для начала мне необходимо взять кое-какой инвентарь и помогут мне его принести…

Все без исключения дети подняли вверх руки. Хмель улыбнулся в бороду и выбрал.

– Кузнечик и Цикада.

Близнецы вприпрыжку взбежали на крыльцо и под завистливые взгляды остальных детей встали по бокам старейшины.

– Следуйте за мной, – произнес старик и, отворив дверь общинного дома, шагнул в темный проем.

Сняв со стены масляный светильник, Хмель прошел по длинному коридору, пересек главный зал и отворил низкую дверцу в кладовую.

– Возьмите две корзины из тонкой лозы, лопату и четыре ведра. А я захвачу вот это, – и он взял с полки небольшую, ярко раскрашенную шкатулку.

С другой полки старик достал тускло блеснувший медальон, который положил к себе в карман жилетки. На полках, крюках и просто на полу кладовой находилось много непонятных и потому жутко интересных для детей предметов: причудливо изогнутых полос металла, больших белых бутылок, книг с толстыми страницами и т. п., но дед Хмель не опустился до пояснений. Поэтому близнецы переглянулись, грустно вздохнули и, взяв инвентарь, направились на выход. Старик пошел следом, громко стуча по доскам пола своим посохом.

После полутьмы помещений яркое летнее солнце ослепило вышедших и они несколько мгновений подслеповато щурились, привыкая к новому освещению. Дети быстро освободили Кузнечика и Цикаду от лишней нагрузки, но одну корзину и лопату они оставили себе.

– Куда идем сегодня? – не выдержав, спросил Вьюн, самый младший в старшей группе и потому самый нетерпеливый из подростков.

– К Широкому броду, – ответил Хмель, и они двинулись в путь, во время которого старик кратко рассказал ученикам основы геологии планеты Фибула, состав и строение ее коры, основные процессы, протекающие в ее недрах и на поверхности.

Потом предложил детям сыграть в игру, по очереди называть полезное ископаемое, используемое в хозяйственной деятельности племени. В игре победил Вьюн, он был сыном кожевника и знал много солей, применяемых для дубления и окрашивания кожи. Так, перемежая учебу с игрой, они подошли к Широкому броду.

Солнце уже поднялось высоко и ощутимо припекало. Хмель снял жилетку и повесил ее на воткнутый в прибрежную глину посох. Достав из кармана круглый желтый медальон на веревочке, он показал его обступившим его детям.

– Это брачное разрешение, – пояснил он. – Некоторые из вас уже слышали о нем от своих старших братьев или родителей, а кое-кто даже видел.

– Отец на прошлой неделе отлил десять таких кружочков, – звонко произнесла Ласточка, дочь кузнеца, – только на них камушков не было.

– Таких камушков, – Хмель достал из висящей на плече торбы взятую в кладовке общинного дома шкатулку и открыл ее.

Солнечные лучи засверкали на лежащих в шкатулке самоцветах, отбрасывая разноцветные блики на лица склонившихся над ней детей.

– Как красиво, – восхищенно выдохнула одна из девушек, остальные девчонки высказали свое согласие с ее оценкой. Парни ограничились кивками головы.

– Это кристаллы разнообразных минералов, которые можно найти в пределах нашей долины, – пояснил Хмель, – и сегодня мы постараемся добыть некоторые из них, используя пусть и трудоемкий, но зато безопасный способ, а именно – намывание.

Хмель оглядел окруживших его детей.

– Те, кому достались корзины, заходите в воду по колено, а Кузнечик будет насыпать в них лопатой грунт со дна реки. Когда корзина наполнится наполовину, парни с ведрами зачерпывайте воду и выливайте ее в корзину. А девушки – разминайте глину руками, пока не останется одна галька. Содержимое такой корзины выносите на берег и высыпайте к моим ногам.

Сначала старейшине приходилось наблюдать и периодически вмешиваться в процесс намывания. Но потом дело наладилось, и он сосредоточился на осмотре принесенной гальки. Через пару часов он объявил перерыв, во время которого дети смогли вдоволь рассмотреть результат своих трудов – пару десятков мелких, размером с ноготь мизинца, бледно-розовых камушков и четыре чуть более крупных – синих. В ладони старика были и другие минералы, но их цвет был не таким ярким, и они не отличались прозрачностью, поэтому не сильно заинтересовали детей. Хмель рассказал про каждый найденный камень, после чего ссыпал найденные сапфиры и шпинель в шкатулку, и они отправились в обратный путь.

На следующий день намывание камней продолжилось. Улов был более удачным. Старейшина проверил, как дети запомнили название минералов и способ их намывания, а так же рассказал о других способах, которыми их можно добыть в ближайших горах. На обратном пути он пообещал, что завтра они пойдут добывать речной жемчуг, из которого можно сделать женское украшение.

– А сапфиры и шпинель нужны для украшения мужчин? – спросила Сова.

– Нет, – ответил Хмель, – у них другая функция, о которой я расскажу на других уроках.

Добравшись до околицы селения, дети шустро разбежались по домам, а Хмель неспешно пошел к кузнице. Сыч как раз заканчивал работу и, когда отворилась дверь, уже опускал выкованную косу в масло, чтоб закалить ее.

– Великие отцы, – поприветствовал его старейшина.

– Да вернутся они быстрее, – ответил Сыч. – Принес камни?

– Минералы, – поправил его Хмель.

– Какая разница, бесполезные блестяшки, – буркнул кузнец.

– Ты предлагаешь в этот раз обойтись без них? – спросил старейшина.

– Нет, что ты, – замотал кудрявой головой кузнец. – Великие отцы завещали украшать брачное разрешение самоцветами, вот только я не понимаю зачем. Основа из бронзы – чтоб медальон не ржавел, вычеканенный племенной знак – чтоб было понятно, откуда жених пришел, а чтоб не потерял в пути, когда будет бежать за женой через горные перевалы, – веревочка на шею, а лучше стальная цепочка.

Кузнец схватился за свой большой живот и захохотал.

– Да, была б цепочка, ты бы свой медальон не потерял, – усмехнулся в ответ Хмель.

– Так ведь сделал потом такой же. Отец меня запер в кузнице и не выпускал, пока я не изготовил медальон идентичный потерянному. Да и продолжительные прогулки по горам туда-сюда и обратно мне только на пользу, – и, хлопнув себя по животу, Сыч снова басовито рассмеялся.

– Меня всегда поражал твой неиссякаемый оптимизм, – покачал головой Хмель. – Однако, вот тебе самоцветы.

Тряпичный узелок перекочевал из руки старосты в руку кузнеца.

– Тут с запасом, остатки потом вернешь. Вот знак нового племени, – свиток бересты так же сменил владельца. – И поспеши, Стрекоза уже на сносях, на неделе она разродится и начнется Исход. В этот раз кузнец не смеялся.