Kitobni o'qish: «Сильнее боли»

Что же выходит – и пробовать нечего,

Перед туманом ничто человек?

Но от тепла, от тепла человечьего

Даже туман поднимается вверх.

В. С. Высоцкий

…

В голове не осталось мыслей, только обрывки картинок и звуков. Сначала он увидел вращающееся небо, потом кувыркающуюся землю. Земля была далеко внизу, но стремительно приближалась. Потом он услышал вой. Страшный, ни на что не похожий вой, который не могло издавать ни одно живое существо.

Затем пришла темнота. И боль. Жуткая боль во всем теле, в каждой его клетке. И это тело больше не слушалось его, только болело, болело, болело…

Потом боль медленно, выливаясь, словно кровь из разорванных вен и артерий, покинула его. Осталась одна лишь тьма. Вой тоже исчез, когда пришла боль, а может быть, даже чуть раньше… Неважно, ведь вой – это всего лишь звук, каким бы страшным он ни казался. Боль куда сильнее звуков, а первенство всегда остается за сильным. Победителю – почет и внимание, вся добыча его; остальные – аутсайдеры, о них нужно забыть, не обращать внимания, не тратить на них силы, которых и так почти не осталось. Но и победители когда-то оказываются побежденными. Вот сдалась и боль. Однако тьма недолго упивалась победой. Она никуда не делась, но не была уже единственной на победном Олимпе. К ней добавилась музыка, а потому и сама темнота не казалась уже абсолютно темной.

Впрочем, музыка тоже могла называться таковой лишь условно. Звучали аккорды. Протяжные, долгие. И в них странным образом уживались как непередаваемый диссонанс, так и обворожительно-притягательная сила. Хотелось слушать эту музыку бесконечно, и вместе с тем она пугала настолько, что хотелось скорее умереть, потому что звуки эти обещали тоже гибель, только мучительную, долгую и ужасающую своей непонятностью.

Затем появились глаза. Тьма, аккорды какофонии смерти и глаза. Немигающие, без век и ресниц. Нечеловечески круглые. В них не было белка – лишь огромные черные отверстия зрачков. И в этих пустых отверстиях не отражалось ничего. Они казались дырами, ведущими в никуда, в которое его стало затягивать. Впрочем, он уже не ощущал себя собой, не ощущал себя человеком, не ощущал себя никем. Он растворялся в черных дырах немигающих глаз и не пытался сопротивляться. Ему стало все равно. Ему стало никак. До тех пор, пока тьма не растворила его в себе полностью. Тогда вновь появилась боль. Не такая жуткая, как вначале, а тягучая, неспешно пульсирующая, в чем-то даже приятная.

Ему стало казаться, что он живет с ней давно. Всегда. Вечно. И что сильнее боли ничего в мире не было, нет и не будет.

1

Почему так болит голова? Дикость!.. Она не помнила, чтобы у нее так болела голова. За все двадцать пять лет – ни разу так сильно. И эта внезапная боль не просто была очень сильной – она будто кусалась, словно злая собака, не пускающая чужака… куда?.. В собственные же воспоминания?.. Гале подумалось вдруг, что боль и впрямь «вела себя» словно живое, а то и разумное существо. От этого сделалось неуютно и страшно. А потом сразу – стыдно. Это же надо, до чего она додумалась: боль у нее живая! Совсем, видать, мозги переклинило. Или это уже старость подкрадывается?

Галя фыркнула и сразу сморщилась от нового приступа боли. Да что же это такое? Ведь голова просто разламывается на куски!

– Мамочка, ты чего? – подскочил и дернул за полу халата Костик. – Тебе горькое на язычок попало, да?

– Все хорошо, котеночек, – попыталась улыбнуться Галя. – У мамы головушка болит. Сейчас пройдет.

– Давай позвоним в больничку, – по-взрослому насупил бровки Костя. – Позовем тетю доктора, и она тебя вылечит.

– Ты мой хороший! – прижала к себе Галя сына и легонько потрепала мягонький, белый ежик. – Заботливый мой котенок… – Она поцеловала Костика в макушку и почувствовала, как резко отпустила голову боль. Словно разжались гигантские клещи, изощренно пытавшие ее только что.

Костя ощутил, как вздрогнула мама, и поднял на нее огромные синие глазищи. Увидел на мамином лице счастливую улыбку и тоже улыбнулся:

– Перестала болеть, да? Не надо доктора звать?

– Ты мой самый лучший доктор! – снова обняла Галя Костика. – Когда ты со мной рядом – все мои беды улетают.

– Я не доктор, – замотал головой Костя. – Мне четыре года, а во столько годов люди еще не умеют лечить. – И тут же переключился на второе Галино замечание: – А куда улетают твои беды? В жаркие страны?

– Уж лучше пусть на Северный полюс летят. Там им самое место!

– Когда вырасту, тоже поеду на Северный полюс, – сказал Костик.

– Зачем? – рассмеялась Галя. – Ловить мои беды? Там же холодно, на полюсе!

– Я тепло оденусь, – успокоил ее сын. – А твои беды уже льдинками станут. Как чупа-чупс. И потом их Умка съест. И маму угостит. А я приду – и дам ему настоящий чупа-чупс. И он догадается, что твои беды были невкусными.

– Ох, ты мой фантазер! – вновь потрепала Галя беленький ежик сына. – Но придется Умке еще тебя подождать. А сейчас, боюсь, тебе пора спать ложиться.

– Не бойся, мама! – Глазенки Костика вспыхнули радостной синью. – Я не буду ложиться!..

– Как это не будешь?.. – оторопела Галя. А потом не удержалась, засмеялась, уткнувшись в мягкую, пахнущую молоком, солнцем и счастьем Костину макушку. – Ты мой хитрющий котеночек!..

Костя заснул очень быстро, не дослушав и половины сказки, что читала ему Галя. Она осторожно положила книжку на тумбочку, пригасила свет лампы и на цыпочках вышла из спальни. Медленно, стараясь не скрипнуть петлями, закрыла дверь. Давно бы надо смазать, да все руки не доходят. И вспоминается лишь в такой момент, как сейчас вот. Ну, ничего. Зато теперь есть часа три, чтобы от души побездельничать. Почитать, например. Телевизор смотреть совершенно не хотелось, на счете за Интернет кончились деньги… Может, оно и к лучшему. Просидела бы опять до трех ночи в чате! А толку, спрашивается? От этих виртуальных знакомств – только одно расстройство. Вот почему она так легко знакомится в Сети, а наяву это – ну никак не получается? Впрочем, один раз получилось… Галя вздохнула и покосилась на дверь, за которой спал Костик. «Ну и пусть! – подумала она. – Зато у меня теперь есть мой самый лучший на свете котеночек, моя радость, мое славное солнышко! И никто нам больше не нужен, правда?»

Она подмигнула своему отражению в зеркале, висящем в прихожей. Отражение подмигнуло в ответ не очень-то жизнерадостно. Видать, имело на этот счет иное мнение.

Галя внимательно посмотрела в глаза зазеркальной упрямице. Они были такими же большими и синими, как у Костика. Только у сынишки небо, отраженное в них, не закрывали темные тучи тоски и боли.

Она критически окинула взглядом остальные детали отражения. Волосы – тоже почти Костины: такие же светлые и короткие. Ну, подлинней, конечно, чуть-чуть, не ежик. Нос аккуратный, чуть курносый. Губы – в меру пухлые. Ну что еще этим мужикам надо?! Хотя известно что.

Вздохнув, она продолжила «осмотр». Опустила взгляд на шею – осталась ею вполне довольна: высокая, тонкая, ни морщиночки, – потом на грудь. Не футбольные мячи, конечно, но и не пустое место.

И все бы хорошо, но вот фигура!.. Галя невольно поморщилась. Мало того что рост – под метр восемьдесят, так еще эти широченные плечи, почти полное отсутствие талии… И не потому что она толстая. Вовсе нет! Просто такая вот конституция по наследству досталась. И мама у нее ширококостная, и бабушка. Говорят, прабабка тоже «особой статью» отличалась.

Галя в очередной раз вздохнула, прищурилась, посмотрела в зеркало сквозь опущенные ресницы – так, что черты лица стали размытыми. Ну настоящий мужик – ни дать, ни взять! Недаром на нее старшеклассницы и молоденькие студенточки оглядываются, когда она в джинсах, куртке и без шапки разгуливает. Издалека очень даже на смазливого паренька похожа. Волосы, что ли, подлинней отрастить? Но с ними, длинными, столько мороки! А времени, особенно по утрам, и так всегда не хватает.

Она бросила на отражение еще один взгляд и собралась уже отвернуться, как вдруг увидела, что из зеркала пристально смотрит на нее страшное, смертельно худое и осунувшееся лицо почти лысого мужчины с черными мешками под глазами.

Галя вздрогнула и заморгала. Ее собственное отражение так же испуганно моргало в ответ. И стремительно бледнело.

Она опустилась на пуфик, схватилась ладонями за щеки. Что это с ней? Сначала голова чуть от боли не треснула, теперь лысые упыри мерещатся! А все из-за этой нервотрепки. Из-за бесконечного дерганья, самобичевания. Надоело быть одной, хочется счастья?

Да, хочется! Очень хочется!.. И ведь ничего особенного, сверхъестественного она не просит. Простого, обычного женского счастья. Чтобы идти домой и знать, что тебя там кто-то ждет. И не надо, чтобы этот кто-то был суперменом, сексуальным гигантом, нобелевским лауреатом или писателем-фантастом!.. Пусть он хоть простым шофером будет или даже… школьным учителем, не дай, конечно, бог. Пусть он зарабатывает мало, пусть для него Чехов «Му-му» написал, пусть он Паганини со спагетти путает. Пусть, пусть, пусть!

Галя стукнула кулаками по коленям. А вот и не пусть! На хрена, спрашивается, ей такой гоблин нужен? О чем она с ним говорить будет? Какое такое счастье она с этим тупым учителем увидит?

А какое бы она увидела счастье с тем лысым толстяком Игорем, что год назад зачастил к ним в офис? Да и не в том дело, что он лысый и толстый, – какая, собственно, разница? Зато вполне себе интеллигентный и не бедный, судя по всему, – во всяком случае, сводив ее два раза в ресторан, цены в меню с тоской не разглядывал. На вспыхнувшие чувства намекал, руку лобызал, глаза закатывал… Зато как только про Костика узнал, так вся его внезапная любовь разом и кончилась.

Так что не надо ей ни худых, ни толстых, ни лысых, ни волосатых. Лучше уж одной жить, чем сыну жизнь портить, то одного, то другого «папу» примеривая. И чтобы какой-то козлина потом ей своим «благородством» в нос тыкал: взял, дескать, с довеском, так молись теперь на меня! А свой нос при этом от Кости бы воротил… Нет-нет-нет! Уж лучше одной!..

И она ведь не одна! Разве ей с Костиком скучно? Разве не рвется сердце от счастья, когда она смотрит в эти синие глазенки, слышит его восторженный голосок?

«Что тебе еще надо, дура?!» – прошипела Галя, обращаясь к зеркалу.

Делать ничего не хотелось. Настроение испортилось окончательно. Она включила торшер и села в кресло. Рука машинально потянулась к журнальному столику, но там, кроме газеты с объявлениями, ничего не было. Галя равнодушно перевернула несколько мятых страниц и собралась уже отложить газету, как ее внимание привлекли вдруг пометки, сделанные шариковой ручкой. Галя удивленно вскинула брови, увидев, что на странице обведено пять телефонных номеров. Но еще больше она поразилась, когда прочитала название раздела, в котором размещались эти объявления: «Магия, гадание, ворожба».

Галя презрительно фыркнула и отбросила газету, которая, скользнув по гладкой столешнице, упала на пол. «Туда ей и дорога!» – подумала Галя. Это ж надо, до чего она докатилась! Чуть к гадалкам за помощью не бросилась!..

Но когда же она успела сделать эти пометки? Галя нахмурилась, потерла лоб, но в голову ничего не приходило. Пришлось вставать и поднимать газету с пола. На ней оказалась вчерашняя дата. С трудом, но Галя все же вспомнила, что стояла вчера у прилавка с газетами вечером в магазине, как раз на выходе из продовольственного отдела, где больше всего покупателей. Нет-нет, да и привлечет внимание какой-нибудь заголовок, что-нибудь да и купишь. А вот почему она решила взять именно эту газету? Неужели и впрямь из-за гадалок? Или надеялась прочитать объявление о том, что одинокий молодой принц ищет белую лошадь… то есть дебелую дуру вроде нее?

Она перевернула несколько страниц и нашла раздел «Знакомства». Нет, тут ничего помечено не было. Значит, все-таки из-за гаданий?.. Но почему же она ничего не помнит? Что-то с ее головой определенно происходит. То память теряет, то раскалывается на части.

Галя осторожно дотронулась кончиками пальцев до висков. Голова была тяжелой, но не болела. И все-таки это ненормально. Наверняка и забывчивость, и головная боль – звенья одной цепочки. Если такое станет повторяться – надо будет обратиться к врачу. Не хватало еще умом тронуться! Как тогда Костик без нее? Бабушка с дедушкой, конечно, его не оставят, они и так помогают – что бы она без них и делала с ее секретарской зарплатой!.. Но мама – это же совсем другое! У каждого ребенка обязательно должна быть мама, и желательно – здоровая. А вот без папы мы уж как-нибудь проживем.

Она снова вздохнула и аккуратно положила газету на столик. Соблазн прочитать объявления о знакомствах она преодолела без особого труда. Ей почему-то казалось, что нормальный человек туда писать не будет.

Галя откинулась на мягкую спинку и закрыла глаза. Вновь попыталась восстановить события вчерашнего вечера. Ну да, в магазин она заходила. Забрала Костю из садика и зашла. Купила хлеба, макарон, яблок. Костик свой любимый чупа-чупс выпросил… А вот что купила эту злосчастную газету, не помнит! Как подошла к прилавку, помнит, а больше ничего. И уж тем более осталось за кадром, как она что-то в этой газете подчеркивала. Нет, с памятью определенно нелады! Хреново. Даже очень.

А сегодняшний-то день она хоть помнит?.. Отвела Костика в сад, поехала на работу. Две маршрутки пришлось пропустить, мест не хватило. Едва не опоздала. Ну, саму работу вспоминать смысла нет, там каждый день одно и то же с девяти до пяти.

А вот и нет! Галя внезапно открыла глаза и напряглась, оторвавшись от мягкой спинки. Нет! Сегодня не до пяти!.. Сегодня она у Зои Сергеевны на час раньше отпросилась. Зачем?.. Тьфу ты, да как же зачем? Она ж по магазинам решила пробежаться!

По каким еще магазинам?.. Галя нахмурилась и сцепила пальцы. Дикость! Какие магазины? До получки еще десять дней, а денег – не кот даже, а мышонок дохлый наплакал!.. Что это взбрело вдруг в ее больную голову?

Она встала и пошла на кухню. Налила холодной заварки, выпила залпом, словно водку. Пить одну заварку, даже без сахара, она привыкла, еще учась на журфаке. Это ее хорошо взбадривало, мозги здорово проясняло. Папа смеялся над ней, «чифирщицей» называл. А вот Романа эта ее привычка бесила. Особенно когда она прямо из чайного носика заварку дула. Университет пришлось бросить, когда родился Костик, почти сразу после этого их оставил Роман. А вот привычку пить заварку она сохранила. Вот и сейчас мысли стали яснее, вытянулись в струнку, будто солдаты на плацу.

Ну так и что там с магазинами этими? Не помнила Галя что-то никаких магазинов. То есть вроде бы и помнила, но неконкретно как-то, расплывчато и туманно. Куда она заходила, что смотрела? Одежду, обувь? Может быть, книги? Нет, в книжный она, когда денег мало, идти боится. Хоть один томик да купит, а чаще всего на этом не остановится. Нет, в книжный она заходить не могла. И его бы она обязательно запомнила. А вот одежда… Да, вроде припоминаются какие-то шубы, куртки… Но ведь не собиралась она покупать шубу? Тем более, в конце мая. Дикость! Но то, что она где-то два с лишним часа болталась, – это точно. Костю предпоследним из садика забрала. Он на нее чуть-чуть обиделся даже. Сказал, что если бы остался в группе один, стал бы горько плакать и устроил бы в детском саду наводнение. А воспитательница плавать не умеет, поэтому пришлось бы строить из столов плот и спасать ее.

Галя, вспомнив фантазии сына, улыбнулась. Раздражение и тревога сразу куда-то спрятались. Галя знала, что никуда они на самом-то деле не исчезли – сидят в закоулках подсознания и ждут лишь удобного момента, чтобы снова выпрыгнуть, как чертики из коробочки. Но покуда их не видно и не слышно, надо бы воспользоваться случаем и поскорее лечь спать.

2

Не успел Тарас переступить порог квартиры, как из приоткрытой двери маминой комнаты раздалось недовольное ворчание:

– Расик, это ты? Где ты ходишь так долго? Уже восемь часов! Когда ты собираешься проверять тетради? Снова ночью?..

– Мама, угомонись, – улыбнулся Тарас, вешая на плечики плащ. – Сегодня тетрадей мало, только восьмые классы. А их у меня всего два, ты же знаешь.

– Твои восьмиклассники – самые трудные. – Худенькая мамина фигурка показалась в дверях. Мама сурово глянула на сына из-под очков, сложила на груди руки. – У них переходный возраст. На уме только баловство, танцы и девочки.

– Ох, если бы, мама! – вздохнул Тарас, снимая туфли. Одну на полку поставил, а вторую повертел в руках. Каблук стоптан, носок сбит, поцарапан. Надо бы новые купить, но к новой обуви так трудно привыкать. Вторая туфля последовала за первой. – К сожалению, у современных подростков на уме не только это.

– Ты имеешь в виду наркотики? – нахмурилась мама.

– Ну, до этого – тьфу-тьфу-тьфу! – у моих восьмиклашек еще не дошло. – Тарас подошел к маме и чмокнул ее в щеку. – А вот пивком с сигаретами кое-кто уже балуется.

– Между прочим, ты этим тоже грешишь.

– Ну, мне все-таки тридцать, а не четырнадцать.

– Это почти одно и то же, поверь мне. Вот когда тебе стукнет шестьдесят, ты это поймешь.

– Мама, откуда тебе это знать? – улыбнулся Тарас. – Тебе еще только пятьдесят шесть.

– Напоминать даме о возрасте – неприлично! – фыркнула мама.

– Укорять взрослого сына за приход домой в восемь вечера – тоже не очень-то красиво, – подмигнул Тарас и поправил очки. – А вдруг у меня свидание?

– Не смеши меня, – махнула рукой мама. – Мне этого не дождаться. В лучшем случае тебя женит на себе какая-нибудь престарелая училка с тремя детьми. А я собственных внуков хочу понянчить, Расик! Ты слышишь меня? Собственных!

– Мама, не заводись, – поморщился Тарас. – Ну сколько можно об одном и том же? Покорми меня лучше. Пожалуйста.

– Чего ж тебя на свидании твоем не покормили? – обиженно буркнула мама. – Как шляться допоздна невесть где – так он взрослый, а как есть захотел – «мама, покорми!». – Но все же пошла на кухню и загремела посудой. Крикнула: – Кстати, ты пропустил прием своего «гоголя-моголя»! Ты просил напоминать тебе в семь часов.

– Ничего, мама, это не критично, – откликнулся Тарас. – Выпью сейчас.

«Гоголем-моголем» мама называла протеиновый коктейль, который четырежды в день пил Тарас. Он пытался заниматься чем-то вроде бодибилдинга. Правда, дома, без необходимого оборудования, лишь с двумя парами гантелей, пытаясь приспособить их к тем упражнениям, что удалось найти в Интернете. Занимался Тарас уже четыре месяца, но результата что-то пока не просматривалось: как был он худым и нескладным очкариком, таким и остался. Но недавно он вычитал, что для роста мышечной массы одних упражнений мало. Во-первых, надо питаться правильно, употреблять побольше белка. Но с одной лишь пищей нужного количества белка все равно не получить – надо принимать специальные белковые смеси. И вот пару недель назад Тарас купил трехкилограммовую коробку с протеиновым порошком и теперь разводил в большой кружке дневную норму – в строгом соответствии нужного количества граммов на единицу веса – и пил четыре раза в сутки. Рекомендовалось от трех до пяти, и он решил, что четыре будет в самый раз.

– И все-таки где ты шлялся? – вспомнила мама, когда Тарас уже сидел за столом и уминал котлеты. Увидев, как сын чуть не подавился, она поспешила уточнить: – Ты можешь, конечно, не говорить, хотя я сильно удивлюсь, что у тебя могут быть от меня секреты… В конце концов, Расик, мне просто интересно!..

Тарас откашлялся, посмотрел на поджавшую губы маму и, протянув через стол руку, погладил ее ладонь.

– Мама, перестань! Какие у меня секреты? Тем более – от тебя.

– Вот именно, – встрепенулась мама, и глаза ее засветились откровенным любопытством. – Так где же ты был?

– Где я был?.. – переспросил Тарас и, внезапно замолчав, нахмурил лоб.

– Да-да, именно, где ты был? – фыркнула мама. – И что за дурацкая привычка переспрашивать? Ведь ты прекрасно слышал мой вопрос и в первый раз!

Но Тарас ответил не сразу. Не переставая хмуриться, он покачал головой, словно удивляясь собственным мыслям, и неуверенно произнес:

– Я не знаю, где я был…

– То есть как это? – вперила в него суровый взгляд мама.

– Вот… так… – развел руками Тарас. – Не помню – и все… Хотя, нет, погоди… Я гулял. Ну да, я просто гулял.

– Четыре часа?!

– Почему?.. – растерялся Тарас. – Ах, да… То есть нет. Нет-нет, не четыре! На педсовете до пяти просидел.

– Ну хорошо, три часа. Ты хочешь сказать, что просто так гулял три часа?

– Получается, да, – пожал плечами Тарас. – Раз я пришел в восемь. Хоть я и не учитель математики, но…

– Не надо острить, – поднялась из-за стола мама, – у тебя это плохо получается. И в следующий раз придумай что-нибудь более правдоподобнее. Но запомни: никаких чужих детей! – Окинув сына взглядом, полным укора, она вышла из кухни.

Тарас же, казалось, этого не заметил. Вращая в пальцах вилку с нанизанным на нее куском котлеты, он опять свел брови и глубоко задумался.

Что-то тут не так. Ответив маме, что просто гулял, он не обманул ее. Ведь и на самом деле он… ну да, просто бродил по городу… Но почему, зачем, где он конкретно ходил – этого Тарас не мог вспомнить, как ни пытался. А может, он ездил к дяде Саше Хрумову за город? Да нет же, в пять и даже в шесть еще слишком светло, чтобы смотреть на звезды. Но где же тогда он был?.. Нет, не вспомнить. Словно наваждение нашло. Ладно бы еще и впрямь влюбился – тогда понятна рассеянность, – так ведь нет! Ничего подобного с ним не происходило. Да и вряд ли уже, наверное, произойдет. Тогда что? Может быть, что-то со здоровьем? Переутомился? Нехватка витаминов?.. Весной это обычное дело… Хотя разве от нехватки витаминов нарушается память, теряется способность контролировать себя? Кто его знает, может, и да. Хорошо хоть каникулы скоро, можно будет отдохнуть. О поездке к морю с его зарплатой нечего и мечтать, но хотя бы в деревню выбраться!.. Правда, мама отцовскую родню не жалует и после развода ни разу в деревне не была, но это, если честно, даже к лучшему. От мамы ему тоже хотелось отдохнуть. Да и ей от него, наверное, тоже.

Переключившись на мысли о летнем отдыхе, Тарас немного успокоился. Ему показалось, вот-вот – и память вернется к нему. Дожевав остывшую котлету, он налил большую кружку чая, разломил в ладони сушку и поднес было ко рту, но тут его голову пронзило такой острой болью, что пальцы непроизвольно разжались, метнувшись к вискам, и кусочки сушки разлетелись по полу.

Видимо, он вскрикнул, потому что в кухню тотчас ворвалась мама.

– Что? Расик, что?! – заметалась она возле Тараса. – Что с тобой? Почему ты держишься за голову?

– Потому что она болит… – сквозь зубы процедил Тарас, аккуратно присаживаясь на табуретку.

– Что, так сильно? – всплеснула мама руками, увидев, как очередная гримаса исказила лицо сына.

Тарас не нашел в себе сил ответить и лишь едва заметно кивнул. Мама перестала бесцельно метаться и бросилась к шкафчику с аптечкой.

– Что?.. Что тебе лучше дать? – запричитала она, перебирая лекарства. – Цитрамон? Аскофен? Нет, лучше все-таки анальгин – он сильнее… На, держи.

Тарас не глядя протянул руку, которая дрожала так, что он чуть не выронил таблетку. Мама подала стакан. Стуча о стекло зубами, расплескав часть воды на рубашку и на пол, Тарас запил лекарство и обессиленно ткнулся лбом в локоть, лежавший на столе.

– Иди в комнату, ляг на диван, – погладила голову сына мама. – А я пока «скорую» вызову.

– Погоди, не надо… – промычал Тарас. – Сейчас…

– Тут нечего годить! – первый испуг у мамы прошел, и она вновь попыталась взять бразды правления в руки. – «Скорую» нужно вызвать немедленно! У тебя может быть инсульт! Подумай только: стать инвалидом в тридцать лет!..

– Мама, угомонись, – с трудом приподнял голову Тарас. – Какой инсульт? Мне уже лучше. – Чтобы подтвердить эти слова, он, держась за стол, поднялся и побрел в комнату, к дивану. Рухнув на него, облегченно выдохнул и сказал: – Я просто сильно устал. Сейчас полежу, и все пройдет. Не вздумай вызывать «скорую»!

– Смотри, – поджала губы мама. – Тебе жить.– И добавила более дружелюбно: – Давай я тебе хоть давление померяю!

Против этого Тарас возражать не стал. Сердить маму по пустякам – себе дороже. А та уже прилаживала манжету на липучке к руке сына.

– Странно, – сказала мама, глядя на показания прибора. – Сто двадцать пять на восемьдесят… – Голос ее будто выражал сожаление. Впрочем, она тут же прокомментировала: – И все же верхнее давление мне не очень нравится. На твоем месте я бы все-таки показалась врачу. Не хочешь, чтобы я вызывала «скорую», – зайди завтра после работы в поликлинику.

– Хорошо, – сказал Тарас и почувствовал вдруг, что голова прошла. Внезапно, разом. Будто там, внутри кто-то щелкнул выключателем, обесточив боль. И, словно только этого и дожидаясь, зазвонил телефон. Мама метнулась к нему, схватила трубку, послушала и раздраженно ответила:

– Валера, он приболел, позвони позже…

Но Тарас уже вскочил с дивана и потянул трубку из маминых рук:

– Мама, отдай, я в порядке!..

Валерку единственного Тарас мог назвать другом. Возможно, это было и не совсем так, но Тарасу очень этого хотелось. Он тяжело сходился с людьми, считал себя из-за этого ущербным, переживал, но изменить ничего не мог. И вот пришедший в школу в начале учебного года новый физик, Валерка Самсонов, неожиданно сблизился с ним, и Тарас очень дорожил этими отношениями.

– Валер, Валер!.. – закричал он в трубку. – Погоди, это я!..

Валера, к счастью, еще не отключился.

– Ага, – сказал он. – Вечер добрый. Когда ты заболеть-то успел? Вроде днем нормальный был…

– Да все в порядке, это мама паникует… – Тарас замахал свободной рукой на маму, которая продолжала стоять рядом, внимательно прислушиваясь к разговору. Та фыркнула и вышла из комнаты, хотя – Тарас не сомневался – осталась возле двери.

– Ну, неспроста же, наверное, – усмехнулся Валера. – Повод-то был?

– Голова разболелась, – признался Тарас, – но уже прошла.

– Беречь себя надо. Гулять больше. Пиво с друзьями чаще пить. Как, кстати, насчет этой субботы? Можно бы было выехать на природу. Или у меня…

– Лучше у тебя! – поспешил ответить Тарас. Не любил он пикников на природе, неуютно себя чувствовал без удобств. И потом, вдвоем они все равно не поедут, Валерка еще кого-нибудь пригласит… И, скорее всего, девушек. И в очередной раз попытается Тараса сосватать. А подобное «сватовство» для Тараса – нож по сердцу! Это, считай, день пропал. Только настроение себе портить. Конечно, Валера и домой мог пригласить девушек, но это совсем другое. Не понравится Тарасу – он просто возьмет и уйдет. А из леса пешком не убежишь.

– Ну смотри, – легко согласился Валера. – У меня так у меня. А теперь расскажи, как сходил-то?

– Куда сходил? – переспросил Тарас, продолжая думать о предстоящей вечеринке.

– Как куда? К знахарю этому, экстрасенсу. Ну, адрес я тебе сегодня дал… Ты что, не ходил? А ведь обещал!..

– Валера, ты о чем? – удивился Тарас. – Ты что-то путаешь… Тоже, видать, переутомился. Нет, нам точно надо пива попить, расслабиться…

– Ты мне зубы не заговаривай, – неожиданно обиделся Валера. – Я тебе как другу помощь предложил, через надежных людей нашел не шарлатана, а настоящего специалиста!.. А ты!.. И ведь, главное, пообещал… Не ожидал я от тебя такого.

Валера, не прощаясь, отключился. Тарас покрутил в руках трубку, разглядывая ее, словно непонятную диковину, положил на место, и тотчас голова его взорвалась новым приступом боли.