Kitobni o'qish: «Сотник из будущего. Западный щит Руси»

Часть I. Княжество Юрьевское

Глава 1. Онагр

– Не поспели мы, Лагутович, вон третья сотня уже мимо проходит. – Кондратий кивнул на проезжавших неспешной рысцой литвинских всадников. – Всё, отвоевалась союзная тысяча в немецких землях, к Миндовгу своему возвращается. Пойдёт теперяча с ним куршей и скальвов дожимать.

Только было выгнали обозец на дорогу, и снова пришлось отворачивать в сторону. От малой речки выходили на лесной берег новые сотни вместе с большим санным караваном. Один, второй, третий десяток зимних повозок прокатился по хорошо набитому войском пути. Сидевшие в санях литвины, проезжая мимо русских розмыслов, приветливо им махали и кричали что-то задорное.

– Веселятся. – Филлимон кивнул на обозных. – Как же, живые с набега возвращаются, да ещё, видать, и добром богато нагруженные. Не зря они, выходит, за Двину ходили, а мы-то вот к большому делу так и не смогли поспеть.

– Если бы кузнецы с Себежа порасторопнее были, так тоже бы давно у Дерпта стояли. – Четвертак, правивший лошадьми, вздохнул. – А деревянное-то на раме мы и сами безо всякой помощи всё быстро поправили. Уж больно тяжёлый наш камнемёт, без хорошей железной стяжки никак не можно его вдаль тащить. Недоработали маненько энтот онагр в нашей усадьбе, недодумали. И понятно почему, в большой спешке ведь обоз в поход отправляли, вот и вылезла слабина́. Два раза ведь уже чинили по мелочи, а вон крупное в самый что ни на есть неподходящий момент случилось. Ух ты, а вот, похоже, и начальство едет! – Он кивнул на следовавший за обозом отряд. – Точно, глядите, братцы, это ведь сам тысячный Радвил под своим стягом.

Важный литвин в окружении ближников придержал коня перед установленным на полозья онагром и внимательно оглядел русских.

– Почему отстать от своих? – пробасил он, выделив из всех орудийщиков самого старшего – Стерлю.

– Так поломка у нас, воевода, – ответил тот, пожимая плечами. – Больше месяца мы промучились с ремонтом. А если бы не крепостица, стоявшая в дне пути, так и вовсе бы ничего с ним не вышло. Шибко хитрая штуковина. – И он хлопнул по укрытой рогожей станине.

– Хороший, очень хороший. – Тысячный покачал головой. – У русский рать их много, а у нас нет, пойдём к нам на службу, много серебра тебе дать, сильно богатый будешь, свой дом, усадьба жить, на пирах в княжьем зале Миндовга станешь сидеть. Пить, есть сколько хочешь. Мой князь славный, он хороший воин всегда жаловать, любо такому служить.

– Нет, воевода, зачем?! – Стерля отмахнулся. – Мы Господину Великому Новгороду, бригаде своей клятву о службе давали. Извиняй, но не могу я под руку Миндовга пойти. За предложение же лестное тебя благодарю. – И он, оглядываясь на обступившую трое русских саней спешенную сотню литвинов, подтянул к себе ближе метательную сулицу.

– Не хочешь служить мой князь, ладно. – Тысячный нахмурился. – Кто из вас пойдёт к нам?! Я всех к себе звать. – И он обвёл взглядом сидевших в санях русских орудийщиков. Не дождавшись ответа, Радвил, неодобрительно покачав головой и что-то проворчав, подозвал к себе пожилого литвина. Внимательно выслушав своё начальство, тот согласно кивнул и отвязал притороченный к седлу коня кожаный мешок.

– Trys saujos? ¹ – переспросил он командира и высыпал в войлочный подшлемник серебро.

– Да, этого достаточно, они отродясь не видали столько, – хмыкнул Радвил. – Подай его вон тому, похоже, он у них самый старший. – Он кивнул на Стерлю. – Эй, русский, здесь серебро! – крикнул тысячный, подбоченившись. – Много серебра! И тебе, и весь твой воин его хватить. Забирать его, выпрягать свой лошадь из саней и ехать к себе. Радвил не обижать свой союзник. Радвил всё честно за онагр платить.

– Прости, воевода, но он не продаётся. – Стерля покачал головой. – Это не мой личный камнемёт, а бригадный. У начальства спрашивать его надобно, но уж никак не у меня.

– Бригадный начальство далеко, а ты и я рядом. – Радвил нахмурил брови. – Бери что давать, это серебро вам, мой князь с твоим потом сам за онагр рассчитаться.

Литвин с войлочным подшлемником в руках подошёл к Стерле и протянул его русскому.

– Говорю же, не продаётся! – буркнул тот и резко оттолкнул его от себя.

Подшлемник, звякнув серебром, упал на снег. Над зимней дорогой повисла напряжённая, натянутая, как тетива лука, тишина.

– Paimk juos! ² – рявкнул Радвил, и обступившая сани спешенная сотня ринулась на русских. – Живыми! – крикнул он, видя занесённые мечи и секиры. Крепкий литвин умело принял топорик Гузки на круглый щит всадника и хлестнул плоской частью меча ему по предплечью. Топор выпал, а орудийщика уже сдёргивали с саней, и, выбив из левой его руки засопожник, сразу четверо начали бить и топтать на снегу. То же самое сейчас происходило около всех остальных русских саней. Только лишь умудрённый дружинным опытом Кондратий успел ударить небольшим мечом двоих нападавших. Но кольчуга одного выдержала удар, второй же зажал рукой окровавленный рукав полушубка. И вот уже самого дядьку повалили и рьяно топтали у саней.

– Не до смерти! – крикнул опять Радвил. – Алгис, придержи людей!

– Радвил, может, всё же их тут прикончить? – спросил тысячного один из ближников. – Звери уже через седмицу все кости по округе растащат. Какой с нас спрос, может, они в метель тут все замёрзли?

– Мажулис, оглядись вокруг, – проворчал тот в ответ. – Здесь целых три сотни, из них почти полная – это наши обозники. Уже через месяц на торгу в Вильно будут рассказывать, как мы порубили тут на дороге русских розмыслов, а через два про это же будут молоть языками в Полоцке и во Пскове. Ты хочешь взять их кровь на себя лично? – Он кивнул на опутываемый верёвками расчёт камнемёта. – Вот то-то же. Слушайте все! Эти русские не знают чести, они оскорбили меня, тысячного самого князя Миндовга, – громко, чтобы его слышал каждый обозник, крикнул Радвил. – А ещё они пролили кровь моего воина ратным железом, желая ему смерти, за что и поплатились. Я мог бы взять за всё это их жизни, наказав, но я милостив, и мне они не нужны. В наказание же возьму только оружие! Вяжите их, закидывайте в сани, передадим их в порубежной русской крепости посаднику.

Сани, сбегая под уклон, подскочили на яме, и голова у Стерли ударилась о боковую жердь. Он застонал и открыл глаза.

– Ну всё, живой, пришёл в себя, – прошепелявил окровавленными губами Филлимон. – А мы уж с Гузкой подумали было, что насмерть тебя зашибли. Который ведь час вот так вот словно бы неживой лежишь.

– Tylėk! ³ – прокричал сидевший около возничего худой обозник и ударил древком копья по голове Филлимона.

– Зараза! – прошипел тот, вжимаясь в сено. – Да молчу я, молчу! Вот ведь злыдень! – И ойкнул, получив ещё один удар.

Ехали долго, встали на ночёвку на лесной поляне, где уже горели костры. Как видно, передовые сотни, протоптав по занесённой дороге путь, успели разбить лагерь. Русским переменили путы и кинули на снег восемь пресных сухих лепёшек. У разведённого неподалёку костра встало трое охранников.

– Руки развяжите, ироды! Как есть, пить нам? – прошепелявил Филлимон. – Руки, руки! Ну! Понимаешь?!

– Есть! – И литвин подтолкнул ногой лепёшки. – Пить! – И он, ощерившись, ковырнул носком сапога снег. – Valgyk taip, ant kelių, be kiaulės rankų! ⁴

– Вот ведь сволота какая, – пробормотал Четвертак. – За свиней нас держат, чтобы, как они, мы с земли ели. А своим сказал, что, если кто от пут освободится и попытается сбежать, прямо на месте того рубить.

– Ты же у нас полоцкий, Четвертак, разумеешь по-литвинскому, – проговорил Стерля, пытаясь ослабить путы на запястьях. – Что ещё расслышал? Куда они нас везут? Чего задумали?

– Вроде в крепость Себежскую хотят сдать, – ответил тот негромко. – А онагр с боевым припасом с собой в Вильно укатить. Дескать, князь очень ему рад будет, он несколько раз Василия Андреевича отдать ему просил, а тот всё ни в какую.

– Да-а, а вот теперь уже и не нужно более просить, – кряхтя и постанывая, произнёс Стерля. – Теперь и у литвинов такой вот годный дальнемёт есть, сами мы прямо им в руки его прикатили, братцы. Знал бы, что так будет, сжёг бы его лучше на той поляне. Гузка, ослабь мне узел, руки совсем онемели, не чувствую я их. – И он подкатился к молодому орудийщику. – Кондратий, ты у нас самый опытный тут, из старых дружинных воев, что посоветуешь делать? Может, дёру нам ночью дать?

Пожилой воин, прячась в тени от глаз охранников, освободил свои руки от пут и подполз ближе к Стерле.

– Подвинься, неумелый. – Он толкнул плечом Гузку. – А ну-ка дай, протяни их сюда, старшой. Вот та-ак, вот как развязывать нужно. Вишь, какой узел затянули крепкий? Ничего-о, сейчас развяжу. А совет мой такой будет: с литвинами нам закусываться ни к чему, не в том положении мы нонче, Лагутович, и сбегать нам тоже пока не нужно. Захотели бы – убили бы всех давно, ещё там на дороге. Значит, не нужно им это. Но и как вша перед ними тоже ползать, как я мыслю, не надобно. Мы дружинные вои, а не какие-то там смерды или холопы, и уважение к себе имеем. Пусть и они это тоже видят. Сказали, чтобы связаны мы были, ладно, но так, чтобы без дури и без издёвок.

Вскоре все русские сидели кружком со спутанными уже впереди запястьями, и у каждого в руках была своя лепёшка. Завидев обходившего лагерь сотника, охранники вскочили от костра и бросились к ним, раздавая тычки и бранясь.

– Угомонитесь! – рявкнул тот, обведя взглядом пленных. – Вы бы так на крепостных стенах ратились, псы обозные. Эй ты, старший. – Он кивнул Стерле. – Бежать – умереть. Два дня – и вы быть в свой крепость. Мы вас отпускать.

Он повернулся и пошёл на поляну к кострам.

Через пару дней зимней дороги выехав по руслу ручья к большому озеру, литвинское войско, не задерживаясь, продолжило путь по его льду, а к стоящей на полуострове деревянной крепости подкатило несколько саней в сопровождении всадников.

– Кто такие?! Чего надо?! – крикнул им с башни воин.

– Посадник где?! – подбоченясь и горяча коня, выкрикнул литвин. – У мой воевода Радвил подарок вам есть. Забирайте! – И он кивнул своим воинам. Те вытолкнули на лёд восьмерых пленных. – Это всё русский воин из новгородский войско. Они дерзить приближённым людям князя Миндовга, и их немного проучить за это. Мой воевода добрый, он не стал в наказание лишать их жизнь. Но они поднять ратный железо на его воинов и пролить их кровь, за это он забрать их оружие. Тут он в своём праве. Литва не воевать с Псков. Забирайте этих и можете им тоже тать кнута за то, что они оскорблять ваш союзник.

Сани с сопровождавшими их всадниками развернулись и понеслись в южную сторону, догоняя хвост уходящей воинской колонны.

– Эко же вас литвины-то помяли! – Посадник покачал головой. – Неужто безо всякой причины прямо и ни с того ни с сего? А шляхтич-то вона чего возвестил со льда. Дескать, ближним людям самого князя Миндовга вы дерзили, кровь его воинам ратным железом пролили. Это как?

– Судислав Петрилович, честной крест тут перед всеми ложу, что наговор это грязный и напраслина! – Стерля перекрестился на образа в чистом углу. – К себе тысячный князя зазывал на службу и серебро нам предлагал. Только мыслю я, что не мы ему даже были нужны, а сам этот наш камнемёт. Ещё там, в походе на жемайтов, литвины на онагры глаз свой положили, да не отдал их наш воевода Василий Андреевич. А тут он вона без охраны почитай совсем да на дальней дороге встретился. Ну что там восемь розмыслов русских да супротив стольких воинских сотен?

– Вот говорил я тебе, Стерля, когда вы у наших кузнецов тут с железными своими приспособами крутились, чтобы не спешили бы пока к Дерпту идти. Чтобы лучше каравана хорошего на Псков дождались и уже с ним бы отсель сообща ехали, – проворчал, почёсывая голову посадник. – Ну поправили вы недалече свой камнемёт, так постойте маненько здесь у нас, в крепости. Нет ведь, поперёшные, быстрей вам к Чудскому озеру надо! Вот все вы такие новгородские, неслухи!

– Судислав Петрилович, ну мы и так сколько время тут у озёр потеряли, пока наши немца за Псковом били! – воскликнул старший розмыслов. – Вот дал бы пару десятков конной охраны нам, глядишь, и не посмели бы литвины тогда безобразничать!

– Ты тут рот-то свой не разевай! – выкрикнул, вскакивая с лавки, командир крепостной сотни. – Попрекать он нас, видишь ли, вздумал! Мы тут сами не до конца ещё разобрались даже, кем это сейчас друг другу приходимся. Только вот три месяца назад с новгородцами готовились ратиться, а потом этот раздрай случился! Вот прикатит из Пскова гонец с грамоткой, и уж тогда станет всё на свои места, кто нам союзник, а кто так, сосед али вообще даже недруг. А то, может, опять вам, новгородцам, и вашему князю Ярославу на дверь, как в тот раз уже было, во Пскове укажут! Командовать они нами тут будут! Два десятка конной охраны им подавай! За Ильмень-озером своими будете командовать!

– Тихо, тихо, Никодим, сядь, не кричи! – одёрнул его посадник. – И за языком своим следи. Слух-то верный был о новой власти во Пскове, так что ты уж помолчи лучше. На людях как-никак говорить. И ты, розмысловый десятник, тоже погоди нас винить. У нас тут, в крепостице, едва ли большая сотня всего воев наберётся. Верховых коней после прошлой бескормицы совсем мало осталось. Какие уж там два десятка охранных?! О чём ты вообще говоришь?

– Ну хоть пару-тройку саней-то вы нам дайте, – тяжко вздохнув, проговорил Стерля. – Нам, Судислав Петрилович, налегке бы к своим побыстрее поспеть, доложиться обо всём случившемся. Не за себя и за свои битые бока я переживаю, камнемёт там, у литвинов, в руках. Никак им его не можно оставлять, посадник. А ну как поймут они, как он сработан, потом им же твою крепостицу и разнесут, по брёвнышкам её раскатают. От вас-то, от Себежского озера, до Двины рукой ведь тут подать, а там уж земли Миндовга начинаются. Небось, не раз уже сюда ранее с набегом литва подходила и окрестности разоряла? Как знать, долго ли ещё с ней в мире будем?

– Та-ак, трое саней тебе, говоришь, надо, – крякнув и почесав бороду, проговорил посадник. – Ладно, Стерля, будут тебе сани. Данила. – Он кивнул осанистому дядьке. – Готовь сани. И снеди на неделю им ещё дай. Чтобы уже утром духу их тут не было. Да-а, в бересте, чтоб не забыли прописать о взятом. За новгородской дружиной долг будет, а то ведь с меня потом за всё даденное спросят.

Глава 2. В Юрьевской крепости

– Иди, иди себе дальше, предатель! – отбросив в сторону большой булыжник, крикнул Петька. – Нечего тут честных воев от трудов праведных отвлекать.

– Братцы, ну вы чего? Ну, братцы? – горестно вздохнув, пробормотал Оська и поставил небольшую бадейку на чёрный, закопчённый снег. – Ну я виноват, что ли? Да кто же знал, что дядька Илья так быстро к себе меня заберёт? Говорил ведь, раньше апреля даже к нему не подходить, а тут вон у Вани Шишака, у старшего при пушке, подносчик от антонового огня⁵ совсем слёг. Ну вот и освободилось его место. Или мне сейчас в пушкари переходить, или же цельный год ждать, когда в усадьбу вернёмся. Ну братцы, ну вы же сами знаете, как я в пушкарях служить мечтал! Назар-то с Игнатом и Гришкой уже седмицу, как в конный полк перевелись.

– Ладно, ладно, не гундось, Оська, прощаем, – проворчал Маратка и, дождавшись, когда два пешца сдвинут в сторону огромный валун, ковырнул обломком своей жердины завал. – Гостинец с тебя для ребят десятка, – поднимая с крошева кругляш, проговорил он. – У орудийщиков, я знаю, завсегда хороший приварок имеется. На вот, держи, подарок тебе. Потом, как только к пушке допустят, чтобы им башку рыцарю-ливонцу отбил!

Подобрав подкинутое ему ядро, Оська презрительно скривился и проговорил:

– Не-е, это вот не под мою пушку, оно срединное, под полевую. У нас-то гораздо большие ядра в жерло закатываются, аж с два кулака они калибром будут! А это чего? Так себешное! Им никакую каменную стену не пробьёшь, хоть ты месяц в неё лупи. А нашей-то вот любую крепость рушь, потому как осадное и серьёзное орудие, совсем даже не шутошное.

– Ой-ой-ой, фу-ты ну-ты, какие мы важные! – хмыкнул Митяй. – Два дня только, как ушёл от друзей, а уже нате вам, калибра у него, полевое, срединное, осадное орудие. Ну, кидай тогда его вон в ту кучку, правее. Для вас ведь тут стараемся, ковыряемся в этом завале, пока вы там ворон считаете.

– Ничёго мы их не считаем, – нахохлившись, проворчал Оська. – Пушки – да, обихаживаем и чистим, смазываем их ещё, припас пороховой от всякой сырости прячем. Вчера вон колесо снимали, чтобы его чинить. А оно там знаете каковское? Вот такенной ширины! – Он раскинул в стороны руки. – Полдня всем расчётом надрывались, пока это с оси его стянули.

– А ну что тут за галдёж?!

Из внутреннего перехода разваленной крепостной стены в пролом выглянул дядька Ждан.

– Дела вам нет? Сейчас на носилки всех поставлю, будете камень с крепостного двора выносить! А ты, перебежчик, где должо́н сейчас быть?! – Он уставился на Оську. – Обратно, может, в пешцы захотел?

– Ждан Невзорович, да я тут к обозным за дёгтем с бадейкой бежал. – Тот втянул голову в плечи. – Вот подле ребяток только встал, чтобы дыхание маненько перевести, и всё, и опять уже дальше бегу.

– Больно быстро сбилось оно у тебя, дыхание, как я погляжу, – нахмурившись, проговорил дядька и, глядя, как убегает по тропинке молодой пушкарь, одобрительно хмыкнул. – Ну вот, другое дело, а то дела ему нет. Что, Митяй, много вы сегодня ядер нашли?

– Два десятка, Ждан Невзорович, – ответил тот. – В основном всё мелкие и немного срединных. Из больших только одно, да и то с сильно сплющенным боком.

– Да-а, мало. – Тыловой старшина вздохнул. – Говорил же, нужно было в Пскове большой ряд на выделку их у кузнецов заключать. Это когда ещё с усадьбы наш пушечный припас придёт? Точно никак не раньше конца половодья. Да и придёт ли? Поговаривают, что у Рузиля в ямах селит, селитера⁶ ещё не вызрела. А нам ещё до того времени две крепости развалить нужно и к обороне этой изготовиться. Так, ладно, как в лагерь пойдёте, ты, Маратка, к отцу забеги, разговор насчёт тебя с ним утром был.

– А что такое, Ждан Невзорович? – полюбопытствовал молодой берендей. – Дело какое?

– Вот и спросишь у него сам, – поморщившись, ответил дядька и, завидев подходившую по протоптанной дороге полусотню пешцев, замахал рукой. – Сюда, сюда ступайте! Вот на этот завал! Эй, Нежатко, почему носилок мало? Я же сказал с десяток их вам из жердин набить!

В большой юрте было хорошо натоплено, и собравшиеся командиры скинули свои полушубки.

– Разрешите продолжать, Александр Ярославович? – Сотник поклонился княжичу.

– Продолжайте, Андрей Иванович. – И кивнул. – Ты сам давай совет веди, я слушать буду.

– Тебе слово, Илья Ярилович, – обратился к командиру орудийной дружины Сотник. – Так сколько, говоришь, у тебя неразобранного пороха в обозе осталось?

– Пудов десять только, Андрей Иванович. – Он развёл руками. – Весь остальной лишь в зарядных мешках.

– Ну да, и тех едва ли четверть от всех привезённых, – со вздохом заметил старший тыловик бригады. – Очень много на себя орудийного припаса этот Дерпт забрал. Да и немудрено, это сколько же камня мы тут побили, а на подрыв того завала, чтобы немцу в бок зайти, сколько у нас пороха ушло?! Без него вообще вряд ли мы на стены смогли бы залезть. Ну, или оставили бы под ними половину всей рати.

– Да-а, это верно! – пронеслось по рядам рассевшихся в шатре командиров. – Такую твердыню только лишь долгой осадой брать, в удачном месте она здесь стоит. Ни пороки, ни башни под стены просто так не выставить, про лестницы и про тараны вообще можно не говорить.

– Одно плохо: теперь восстанавливать всё самим же, – крякнул командир пешей рати Угрим. – Мои вои неделю завалы растаскивают и говорят, что ещё три раза по столько им времени будет нужно, чтобы до самого основания стен добраться. Сами же знаете, только тогда каменщикам за кладку можно будет взяться, а тут ещё и людей постоянно в другие дружины забирают. Едва ли три сотни у меня сейчас работают.

– Потерпеть нужно, Угрим Лютомирович, – вздохнув, сказал Сотник. – Сам видишь – жителей совсем мало, почти все они из Дерпта разбежались или смерть при штурме с оружием в руках приняли. А из новгородского ополчения едва ли сотня тут решила остаться. Когда это ещё здесь мирным людом окрестности наполнятся? Нарва вон, скоро три года, как уже наша, а в ней воинов до сих пор на порядок больше, чем простых жителей. Сколько времени нужно, чтобы сюда, в прибалтийские земли, переселенцам подтянуться? Зазывать-то их уже начали, но ведь время для такого надо. Ладно, и вас, конечно, тоже можно понять. – Командир бригады подтянул к себе несколько листков бумаги и быстро их пробежал глазами. – Василий, из своего конного полка каждый день будешь по две сотни в помощь выделять. Смотри сам, хочешь, так по очереди определяй, а можешь одних и тех же на работы закрепить, тебе виднее. С обозной команды Варламовича три десятка ежедневно придётся направлять. Так, пластуны. – И он со вздохом отложил лист в сторону. – Пластунов нам никак нельзя трогать, у них особое, большое дело есть. Степной эскадрон, хм, он тоже пока пусть порученным занимается. А вот ладейщики, те – да, те пешцам, пожалуй, помогут. Боян Ферапонтович, у тебя из ладейной дружины и судовой рати полторы сотни тут под рукой в походе, давай-ка, дорогой, и ты по пять десятков тоже ежедневно в работу определяй.

– Андрей Иванович, ведь уходим мы со следующим обозом?! – встрепенулся командир бригадного флота. – Так же давеча мы решили? Нам ведь суда к навигации надобно срочно готовить. В холода, по льду и по снегу, коли не поспеем мы выйти в поместье, всю ведь летнюю доставку припаса и во все крепости тогда сорвём! Да и большому торгу уж точно в этом случае конец будет. В Булгарию надобно караван готовить, для Днепровского водного пути ещё, а потом и на запад в германские земли, – рассуждал он, загибая пальцы на руке. – А как же ещё для Котлина ладьи? А для дозора у свейских земель? А для помощи ливам?

– Ладно, ладно, Ферапонтович, запамятовал я. – Сотник отмахнулся. – Никак нельзя твоих трогать, согласен. К выходу-то всё, надеюсь, готово?

– Готово. – Он кивнул. – Послезавтра, как и задумали, на рассвете обоз выходит на лёд Омовжи и далее через Чудское озеро зимником к себе катит. Нам главное, чтобы тепло раньше времени санный путь не накрыло. А то будут нам всем ладейные караваны!

– Вот вы и не задерживайтесь, Боян, налегке идите, а то знаю я тебя, хапугу, в сани ведь всякого напихаешь, – подколол друга Буриславович. – Чего, зря, что ли, аж четыре дюжины их себе в караван заграбастал?

– Не переживай, Лавруша, тебе всё тут добро оставлю, – хмыкнул тот. – Вывози потом его как хочешь, хоть на своём горбу, ежели я ладьи сюда не смогу летом подогнать.

– Да ладно, хватит вам уже! – остановил своих командиров Сотник. – Ну что поделать, ладейным сейчас сани и правда ведь нужнее всего. Сами же знаете, при лучшем раскладе месяц только хорошей зимней дороги остался, а потом полтора вообще никакой вовсе даже не будет. Так, в охранении с обозом идёт вторая степная сотня. Азат Хайдарович, тебе, как мы и обговаривали, с ней самому предстоит идти. В поместье нашем передохнёте, переждёте там самую распутицу, а уже потом за черниговские земли для своего особого дела посуху пойдёте.

– Ярилович, – снова обратился он к командиру орудийщиков. – После совета вместе с тобой пройдёмся по крепостным стенам, посмотрим, где нам лучше пушки и онагры расставить. Знаю, ты уже и сам прикидывал, но покамест погоди, не спеши, до конца зимней дороги осталось ещё нам немцев с северной крепости у речки Педья выбить. Летом наши пластуны пытались её было нагоном взять, да не вышло. Теперь вот сам Варун с сотней Онни там за ней приглядывает. Хоть и небольшая она, но крепкая, каменная и в очень хорошем месте выставлена. Оставлять её за спиной никак нам нельзя. С неё немцы и угандийцев волновать будут, а получив помощь, и нам тут угрожать будут. Так что брать её надобно. Готовь, Филат Савельевич, людей и орудия, – сказал своему заместителю командир бригады. – Через пару-тройку дней можно выходить на неё. Вторую пластунскую сотню Мартына ещё с собой захватишь, степную и от пешего полка пару. Думаю, достаточно будет тебе людей с учётом тех, что и так уже Талькхоф под началом Варуна сейчас сторожат. По онаграм и орудиям ты уж сам, Савельич, определишься с Ильёй, какие с собой брать.

– Понял, Андрей Иванович. – Филат кивнул. – Мыслю, что лучше пару пушек и три онагра от взвода Назара туда выкатить. Из взвода Шуйги-то так один и не вернулся до сих пор с литвинского похода. Ну тот, что за Себежским озером сломался. Стерля в нём за командира расчёта.

– Так второй месяц ведь идёт, как их нет. – Сотник нахмурился. – Неужто до сих пор починиться не смогли? Что-то не нравится мне всё это, как бы не случилось с дальнемётчиками чего худого. Василий, – обратился он к командиру конного полка. – Пошли-ка ты полусотню из своей дозорной на юг, пусть ребятки поскачут по той дороге. Расчёт Стерли разыщут, да и вообще, пока зимник хороший, пусть у Даугавы хорошо оглядятся. По нему вот только недавно литвины к себе ушли, значит, хорошо должны его набить.

– Слушаюсь, завтра же на рассвете полусотня выйдет, – заверил старший конной бригадной дружины. – О три конь с вьючными пойдут, чтобы быстрее было.

– Андрей Иванович, разрешите?! – Откинув входной полог командирского шатра, внутрь заскочил помощник дежурного по лагерю. – С устья Омовжи дозорный десяток вернулся. Старший его докладывает, что отряжённая к деревянной крепостице наша дружина обратно подходит. Совсем скоро она уже у нас тут, в Юрьеве, будет.

– Ну вот и ладно, – встав с места, проговорил с облегчением командир бригады. – Быстро же с ней Тимофей там управился. Осталось теперь только каменную у речки Педья сбить, и тогда всё, вся Юрьевская волость до самого западного озера Выртсъярв будет нашей.

– Ух ты, гляди, Мить! – Петька головой показал на вытягивавшуюся из-за речного поворота колонну. – Наши от омовжского устья возвращаются. Позавчера ещё гонец с вестью прискакал, что развалили они Вана-Кастре. Нужно будет потом пробежаться по лагерю, послушать, как там дело было.

– Да какое там дело, – хмыкнул шедший рядом десятник Шестак. – Говорят, что три онагра Назара Угримовича зажигательные горшки свои метнули на ворота и воротные башни, а потом ещё разрывными добавили крепостным тушильщикам, чтобы не мешали им гореть. Ну вот, и к вечеру уже там аж в сто локтей огромная дырина была. До утра подождали, пока жар спадёт и хорошо угли зачернятся, а уж опосля свеи этого, как уж его, ярла Биргена черепахой вовнутрь зашли и под прикрытием наших стрелков в крепостной детинец ворвались. Говорят, что защитников едва ли две сотни воев было при пяти рыцарях. Ну и больше половины из них в поло́н взяли. Не те уже, конечно, немцы опосля потери Дерпта. Нет в них той былой силы и стойкости.

– Да конечно, жить-то они тоже хотят, видят, что всё одно не совладать с нами и не отсидеться им за стенами, – обернувшись, проговорил Власий. – Вот и правильно, что их за хороший выкуп потом отпускают. В следующий раз, значит, не так стойко они ратиться будут. А то «сечь всех надо, сечь», – как видно, передразнил кого-то немолодой уже воин. – Закоренелых, на чьих руках много нашей крови, тех, может, даже и нужно сечь, а вот остальных-то зачем? Они потом, ежели против нас когда и выйдут, так самыми первыми в своих сотнях спину покажут. Да и нам так-то прибыток от выкупа тоже не помешает.

– Тебе-то особливо не помешает, Власко, – хмыкнул Шестак. – Слышал я, что за Нарвой ты землицу взял. Никак с рязанских своих лесов да в Чухонию переселиться задумал? Не боишься, что даны или их эсты туда набегут?

– Да чего бояться? – Власий пожал плечами. – На западном порубежье крепкие остроги и крепости сейчас закладывают, а набежников и у нас за Окой хватает. Подъёмные хорошие на это дело сейчас дают, от податей аж на пять лет новгородские власти освобождают. Вот ещё годик в рати побуду, полное жалованье получу – и на вырубке с братьями крепкое селище буду закладывать. Частоколом его хорошим обнесу, оружия прикуплю. Пускай попробует кто сунуться из чужих – махом укорот ему дадим. У меня двое младших братьёв с Радятой Щукарём ходят, боевитые, и ещё двое на хозяйстве. Семеро нас. Было, – сделав паузу, проговорил он со вздохом. – Теперь вот пятеро. Ничего, мы, рязанские, народ хваткий, нас просто так не сковырнуть. Сыновья уже подрастают, мой старшо́й во-он в пластунские десятники выбился, второй в ратной школе к выпуску готовится. И ещё двое в помощниках.

Обогнув овраг, растянутая колонна пешцев вышла на огромное, заставленное шатрами и юртами поле. Из верхних продухов многих к небу поднимались дымки.

– Поглядим, как там Ярец расстарался, – втягивая ноздрями воздух, проговорил десятник. – Так-то Лавр Буриславович не жадничает, сполна снедью воинскую рать наделяет.

– А чего жадничать-то? – хмыкнул шагавший рядом Легонт. – С собой большой обоз прикатил, а ещё и тут, в крепости, сколько от немцев всего осталось. Хорошо, что без долгой осады обошлось, да и пожаром его не загубили. У епископа подвалы глубокие. На год всему войску с них пропитания хватит.

– Это да, – согласились шагавшие рядом пешцы. – Заблудиться в них можно, насмотрелись, когда от спрятавшихся проверяли.

Подойдя к рядам своих походных жилищ, пешие сотни рассыпались.

– Устимович, я к отцу пока сбегаю? – спросил у десятника Марат. – Слышали же, Ждан Невзорович передал явиться.

– Ну беги, – согласился тот. – Только смотри недолго, скоро ужинать уже сядем. Задержишься – так простывшее хлебать будешь.

– Ничего, разогрею, – отмахнувшись, сказал молодой берендей. – Вы, главное, оставьте, чтобы было чего.

Обтёршись снегом, десятки пешцев, сбив строительную пыль с одёжи и обуви, ныряли в свои шатры. Во многих расторопные дежурные кашевары уже приготовили варево, и оно парилось в котлах, укутанное рогожей. Где-то готовщики запаздывали, и оно ещё булькало на углях или небольшом огне.

Раскатав свой войлок на охапке из соснового лапника, Митяй прилёг и вытянул с наслаждением ноги. Справа возился, поправляя своё ложе, Петька.

– Ох и натопил ты сегодня, Киян, вот у нас духате-ень, – заметил поправлявший своё спальное место Селантий. – Хоть до самого исподнего всё с себя скидывай. Баню, что ли, хотел нам тут устроить?

– Подождёшь с баней, – проворчал тот, разворачивая рогожу. – До дома терпи, вот когда возвернёмся, в бригадных термах напаришься. Кажись, доходит, – глубокомысленно проговорил он, пробуя ложкой густую кашицу. – И мясо разварилось, вроде мягкое. Выставлять али пока обождём? – Он посмотрел вопросительно на десятника.