Kitobni o'qish: «Наследство Пророка»

Глава 1. СИЗО

За окнами, решетчатыми несколькими слоями плотной чугунной проволокой, покрашенной в «нежный» зеленый цвет, луна плавно передавала солнцу права на управление очередной дневной частью суток.

Наступал 2010-й год – третий год нахождения Андрея Глаголева в следственном изоляторе по Киеву и Киевской области – месте не очень приятном во всех отношениях, но достаточно необходимого для совершения многих намеченных планов именно этим «отроком» земли Русской.

«СИЗО–13», так кратко называлось данное учреждение, относящееся к Департаменту «по проведению в» исполнение наказаний – государству в государстве еще с периода революционного шествия Советской власти по территории 1/6 части суши.

Располагалось энное учреждение в стольном граде на улице Дегтяревской 13 – и имело не надуманное отношение к чертовой дюжине – центру всей нечистой на руку Силы, собранной из «исключительно одаренных» людей нашего государства – особей мужской и женской стати, обладающих незаурядными талантами всех профессий и являющихся сливками своего общества, правда, использующих «дар свыше» в целях, мягко говоря, направленных в основном на получение для себя практически нечестным путем благосостояния, извлекая средства у остальной части добропорядочных членов общества.

Сам следственный изолятор, известный в миру, как «Лукьяновский тюремный замок» был построен вне города на Житомирской дороге рядом с Лагерем 7-й пехотной дивизии, который располагался на западной околице Солдатской слободы, в 1859-1862 годах по проекту губернского архитектора Михаила Иконникова и официально начал работать с 1863 года.  Тогда эта тюрьма считалась образцовым учреждением, на её территории существовала Свято-Иовлевская тюремная церковь, освященная 3 ноября 1863 года (в которой в советские времена были тоже сделаны камеры), а с 1864 года стараниями раввина Евсея Цуккермана открылась и еврейская молельня.

Если внимательно всмотреться в это громоздкое здание серо-белого цвета, то нетрудно опознать в его конфигурации очертания монументальной буквы «Е», которая ассоциируется в архитектуре с вензелем ненавистной императрицы, эпоха которой ознаменовалась максимальным закрепощением украинского народа и всесторонним расширением привилегий дворянства, что и повлекло в последствии к названию корпуса «Катька».

Несмотря на изменения, которые претерпел этот корпус, здание местами сохранило остатки старой архитектуры. Так, на центральной стене, где расположен вход, четко видны арки бывшей церкви, которая ранее была в ансамбле архитектурного строения. Такие же арки, напоминающие церковную обитель, и дугообразный потолок просматриваются и внутри «Катеньки» и не многие, наверное, знают, что данное заведение числится памятником истории в «Своде памятников истории и культуры».

И все же это тюрьма, оконца трех этажей напоминающие бойницы в толстых стенах перечеркнуты прочными кованными решетками. Первый этаж здания функционирует как этапное отделение – здесь находятся все, кто ждет очереди на этап по дальнейшему следованию. В этом же корпусе расположен пост №5, где содержатся ПЖ (лица, осужденные к пожизненному заключению). Есть здесь и камеры, в которых содержали и содержат привилегированных арестантов.

Андрей, не осознано следя взглядом за пробивающимися лучами солнца сквозь решетки бойниц, вспоминал шумную городскую магистраль, базар, находящийся рядом от того места, в котором он оказался уже кажется целую вечность назад. Как много раз он бывал в районе станции метро Лукьяновка, но ни разу не видел это заведение, извне скрытое коробками многоэтажных жилых домов – так что даже проходя в десятке метров от древнего пенитенциарного учреждения просто его не замечал.

Теперь, когда жизнь преподнесла отроку Глаголеву законодательство справедливости афоризма, советующего от тюрьмы не зарекаться, он достаточно четко узнал полную и очень подробную дорогу к этому месту из любой точки города.

Шагнув за стальные ворота, пройдя распределитель, отстойник, накопитель и попав в уготованную местной властью камеру, Андрей уже впервые часы лукьяновского пребывания смекнул, что это не то место, о котором он мечтал всю жизнь. Здесь за высокой стеной, за заборами из колючей проволоки, составляющими периметр, время текло особым, совершенно отличаемым от «свободного» времени образом…

– Как много помнят эти стены, эти камеры, – задумался Глаголев, – эти вышки охранников, расположенные по углам, над периметром и как мало они рассказывают…

Он взял в руки отчет Главному тюремному управлению Министерства внутренних дел Российской империи за 1899-й год, и пролистнув его заметил, что в то время тюрьмы представляли собой заведения трех видов: каторжные (их всего по семь в Нерченске и на острове Сахалин), исправительные арестантские отделения и непосредственно тюрьмы или Тюремные губернские замки.

Киевская Люкьяновская тюрьма, состоявшая из 10 каменных зданий различного назначения, принадлежала к третьему виду иерархии имперских исправительных учреждений и по «пропускной способности» наряду с двумя Петербургскими, Московской и Владимирской входила в десятку лидеров своей отрасли. В административном составе тюрьмы числились: начальник, 4 помощника и 60 надзирателей. Предназначена она была для содержания заключенных всех категорий, и имела камерных помещений на 595 мест, из коих 46 камер для одиночного содержания. Но нередко количество заключенных достигало 1700 человек. Так, в графе «однодневный состав» по состоянию на 1.01.1900 г. числилось 904 арестанта. Начальником Киевской губернской тюрьмы был тогда коллежский советник Магуза Сергей Григорьевич, его старший помощник в чине поручика носил грозное имя Иван Иванович Аракчеев, тюремным священником был приписан отец Павел Старовойтенко, а главным губернским тюремным инспектором служил Иван Петрович Сементовский.

– Ничего особо не меняется, – произнес вслух Андрей, – как и тогда, так и сейчас почти в 2 раза количество арестантов превышает реальное количество «посадочных» мест. В 2007 году, когда только Андрей попал в это уважаемое заведение здесь находилось 2 750 человек и сейчас спустя три года Киевское СИЗО являлось лидером на Украине по количеству содержащихся арестантов – 3 915.

За что только люди не попадали в Лукьяновскую тюрьму – много на ее белых стенах можно было бы написать захватывающих историй. Их могли бы Андрею рассказать и Луначарский Анатолий Васильевич – будущий первый нарком просвещения РСФСР, отсидевший около двух месяцев в 1900 году, ожидая признания собственной невинности, и многие политические заключенные, старостой которых в этой тюрьме был многоопытный Урицкий Моисей Соломонович, именем которого названа киевская улица (с 2012 -Улица Митрополита Василия Липковского).

Именно Моисей Урицкий добился для политических разрешения общаться помимо прогулок, посещать камеры товарищей, даже по субботам и воскресеньям покидать данный тюремный замок для посещения родственников с условием, чтобы к понедельнику они обязательно возвращались в расположение. И договор не нарушался… не было побегов из Лукьяновки, хоть первыми и начали бегать революционеры – в 1878 году Лев Дейч, Иван Бохановский и Яков Стефанович.

Тюрьма в 1900-1901 году была особенной: «двери камер не запирались никогда – прогулки совершались общие и во время прогулок вперемежку занимались спортом, то слушали лекции по научному социализму. По ночам все садились к окнам, и начинались пение и декламация. В тюрьме имелась коммуна, так что и казенные пайки, и все присылаемое семьями поступало в общий котел. Закупки на базаре за общий счет и руководство кухней, с целым персоналом уголовных, принадлежало той же коммуне политических арестованных. Уголовные относились к коммуне с обожанием, так как она ультимативно вывела из тюрьмы битье и даже ругательства».

В то время Урицкий носил большую черную бороду и постоянно сосал маленькую трубку. Флегматичный, невозмутимый, похожий на боцмана дальнего плавания, он ходил по тюрьме своей характерной походкой молодого медведя, знал все, поспевал всюду, импонировал всем и был благодетелем для одних, неприятным, но непобедимым авторитетом для других. Над тюремным начальством он господствовал именно благодаря своей спокойной силе, властно выделявшей его духовное превосходство.

Тот же Луначарский после пребывания в стенах Киевского замка напишет: «Мне Лукьяновская тюрьма дала не меньше, чем Цюрихский университет».

Андрей, вспоминая эти слова, улыбнулся, снова взглянул в зарешетчатое окно и с юмором отметил для себя, что если перечислить всех известных людей, чей жизненный путь хоть раз да пересекался с Лукьяновской тюрьмой, то набралась бы не одна сотня громких имен.

Революционеры и оппозиционеры всех поколений, члены многих правительств, жертвы царских и советских репрессий…

От тюрьмы не были застрахованы и женщины, они содержались в отдельном крыле «Катеньки», и некоторые из них даже рожали непосредственно в заключении. Так в стенах «Лукьяновки», а точнее в лазарете Лукьяновской тюрьмы 12 мая 1881 года у революционерки-народницы Софии Николаевны Богомолец родился мальчик Александр, ставший в последствии основоположником российской и украинской школы патофизиологии, эндокринологии и геронтологии.

В 1904 г. в Лукьяновской тюрьме содержались сестры Ленина Мария и Анна Ульяновы, а затем и его брат Дмитрий Ульянов.

В списке заключенных была и Фанни Каплан, известная участием в покушении на вождя мирового пролетариата. Узницей она стала в 1906 г. за покушение на генерал-губернатора.

С приходом 26 апреля 1906 года на пост Министра внутренних дел Петра Аркадьевича Столыпина, который ужесточил преследования нарушителей законов. На территории Лукьяновской тюрьмы в 1909 году левее "Катьки" (1) началось строительство более скромного женского корпуса (2), а в 1911-м в тылу "замка" вырос четырехэтажный следственный корпус, который нередко называли "Столыпинским" (3).

Самый массовый побег случился в конце января 1918 года, когда Киев был в руках Центральной Рады. Подступившие к городу большевистские войска начали обстреливать его из дальнобойных орудий. Немногочисленные охранники тюрьмы, услышав вой снарядов и грохот разрывов, попрятались по подвалам, плотно закрыв за собой двери. "Население" Лукьяновского комплекса в количестве 1200 человек сразу же этим воспользовалось, и тюремные стены рекордно опустели.

Но с приходом Советской власти, за которую так рьяно отсиживали в Лукьяновской тюрьме революционеры, жизнь здесь резко изменилась. Возводится новый корпус «Сталинки» (4) ныне «Малолетка», и в тюрьме находится более 25 000 заключенных. В туннелях между корпусами была расположена тюрьма ОГПУ МВД СССР. Там же приводили в исполнение и смертные приговоры

В то время было и одно событие, которое достаточно тяжело отложилось в памяти современного арестанта Андрея Глаголева, содержащегося в камере №136, расположенной на 5-ом спецпосту Лукьяновского СИЗО №13.

В 1937-м году в этой тюрьме был расстрелян отец Александр Глаголев, духовник семьи Булгаковых – прямой родственник почти сорокалетнего заключенного, так же попавшего в этот следственный изолятор совершенно по прагматическим причинам, попавшего осознано с определенными целями и задачами, прагматично спланированными им в течение многих лет своей работы в экономической области распределения средств государственного бюджета «неньки України» и добивавшегося своего – нахождения долгого времени под следствием по достаточно недоказуемым статьям, доказательство вины, как и доказательство невиновности по которым могло длиться не один долгий год в судебных инстанциях – именно то, что было необходимо и чего именно и добивался обанкротившийся на воле несостоявшийся мини олигарх земли Малорусской…

Андрей попал в Лукьяновский тюремный замок исключительно по своей собственной воле…

Глава 2. Кладоискатели

Андрей с детства увлекался историей родного города, точнее археологией, а если быть еще более точнее – кладоискательством. Уже в седьмом классе школы с магическими цифрами №69 он организовал маленький кружок горных археологов, в который входило четверо юных отроков. Эта четверка по вечерам взрыхляла склоны Владимирской горки, надеясь найти золотые монеты (или хотя бы серебряные) периода начала Крещения Руси.

Однажды углубившись не менее чем на пол метра, они были замечены проходившими мимо, немного подгулявшими милиционерами, которые мгновенно протрезвев попытались словить чудесную добычу в виде молодых исследователей прошлого родного Киева. Андрею и его товарищам удалось тогда убежать, но данный инцидент, охладивший их пыл на некоторое время не помешал юному Глаголеву продолжить поиски сокровищ, запрятанных в недрах матери городов Русских…, а их было в истории столицы Украины немало…

Первые упоминания о кладоискателях Андрей узнавал из архивов «Центральной научной библиотеки Академии наук УССР» (с 19 февраля 1988 года Национальная библиотека Украины имени В. И. Вернадского), где в старых исторических книгах говорилось, что со времен Киевской Руси уже многие старатели искали «варяжские» клады.

Варяги, как профессиональные войны за годы странствий и грабежей скапливали неплохие состояния. По описаниям варяжские клады состояли из «златых сосудов латинских», т.е. из предметов столовой посуды приобретенных в походах. Самая известная история говорит о том, что такую «поклажу» запрятано в пещере близ Киево-Печерского монастыря. С тех пор пещера называется «варяжской».

Как таковой профессии, как кладоискатель в нашей стране не существовало. Все находки были абсолютно случайными. Особое распространение кладоискательство получило во времена Петра I, который издал специальный указ, по которому любая найденная «поклажа» объявлялась собственностью государства.

Вместе с огромным числом обуянных золотой лихорадкой копателей появилась и еще одна профессия – торговцы кладовыми записями. Они продавали документы, в которых подробно описывалось местонахождение сокровищ. Несмотря на очевидное (в большинстве случаев) жульничество, клиентов у таких продавцов было хоть отбавляй. Известно – блеск золота пьянит посильнее вина. Бояться же мошенникам было нечего. Даже если незадачливый кладоискатель ничего при помощи купленной записи не находил, ему поясняли: плохо, брат, разобрался в записанных указаниях.

Охота за сокровищами было делом опасным. Во-первых, попытка утаить найденное – прямое нарушение закона. Во-вторых, конкуренты могут бока намять (в лучшем случае). А, в-третьих, раскопав «бугор» без соответствующих предосторожностей можно было оказаться похороненным вместе с ценностями под завалом (многие тайники устраивались таким образом, чтоб непрошенные гости навсегда оставались рядом со столь любезным их сердцу золотом). В истории Киева, построенного на семи холмах, часто случались подобные случаи пропадания мирных искателей сокровищ под пластами, охраняющими «заначки» предков.

Часто старатели ставили свое дело по поиску драгоценностей на капитальную основу. В «понравившихся» им районах они строили домик или покупали дачу, и из погреба, находящегося на участке, начинали рыть поземные ходы, вынося землю на поверхность и разбрасывая ее по участку. Так, параллельно с пещерами древней Руси в XIX-XX столетии образовывается целый лабиринт ходов и штолен, пробуравленных рыцарями свечи и маленькой лопатки.

В свое время не миновала страсть к поиску сокровищ и венценосных особ. Самым удачливым кладоискателем среди правителей Руси был князь «Владимир Красное Солнышко», после очередного «крещения» своих подданных, он с помощью своих дружинников выловил более десятка деревянных идолов, внутри которых покоились драгоценности, однако большую часть их волхвы унесли потаенными ходами в пещеры ближние – Киевские и дальние – на Девичь-гору под покровительство богини Лады, Клад-гору под покровительство Рода и другие места потаенные, часть которых в последствии была разыскана Владимиром.

Следующим завзятым кладоискателем был Андрей Боголюбский, который искал сокровища уже Ярослава Мудрого, трудно сказать сегодня, нашел он то что искал или нет, но Киев ограбил основательно, так что бедному Батыю через 70 лет и брать было нечего.

Не менее известной кладоискательницей была и Екатерина II, но, и, о ее успехах на этом поприще ничего не известно, кроме методик поиска. Императрица держала при себе целый штат баб – ворожеек, которым строго-настрого наказывали видеть сны про клады. Как только очередной «ясновидящей» снился клад, Екатерина требовала от нее сон растолковать так, чтобы из толкования следовало местонахождение сокровища. А чтоб толковали сны усердно, на поиски приснившегося отправляли саму толковательницу.

Конечно, по меркам «профессиональных кладоискателей» и Владимир и Екатерина и еже вместе сними другие венценосные в деле поиска сокровищ были полными неуками. Любой уважающий себя «копатель» того времени имел свод правил о том, как правильно искать клад.

Так, на поиски нужно было отправляться в определенный день, «заклятые клады» нельзя брать в руки ни в один день кроме Нового года, Пасхи и Ивана Купалы (иначе клад принесет смерть и большие несчастья). Считалось, что на Новый год все зарытые деньги вспыхивают синим цветом – тогда мимо клада точно не пройдешь. В Пасхальную ночь сокровища идут искать за околицу – места, где нужно копать, укажут огоньки. При себе нужно иметь крест, херувимский ладан, страстную свечу и знать при этом воскресную молитву. При поиске клада в эту ночь строго запрещается браниться. На Ивана Купала чтобы стать богатым, достаточно просто сорвать цветок папоротника. Папоротник может и сам собой попасть в лапоть, и тогда человек обретет способность видеть места, где спрятаны клады. А с помощью же разрыв-травы можно сломать все замки, разрушать все преграды. Правда, помимо трех указанных дней, в году есть еще один особо любимый кладоискателями день – день Святого Симона Зилота, покровителя кладоискателей.

Именно этот определенный род занятий, вызванный интересом к приключениям и к познанию исторического прошлого, тем более связанного с тем, что многие наши предки стали доверять свои материальные ценности земле или каким-нибудь потаенным местам, стал главным делом всей жизни Андрея Глаголева.

Андрей знал о многих сокровищах, описанных в старых книгах, свитках и даже на глиняных табличках, но более всего его интересовали сокровища, найденные монахом Киево-Печерской Лавры Федором, состоящие из «великого множества серебра и злата с теми же самыми сосудами латинскими».

В те времена не жаловавший монастырь, Брестский князь Мстислав, сын Великого князя Киевского Святополка II Изяславича, проведав об этом, попытался завладеть находкой монахов. Инока подвергли пыткам, но тот так и ничего не сказал о своей тайне, унеся с собой в бытие и место захоронения варяжских сокровищ. Можно сказать, что Федор был одним из истинных послушников Лавры, приумножавших количество сокровищ из поколения в поколение многие столетия.

Андрей знал, что количество утаенных от мирских людей сокровищ было настолько велико что его по объему можно было сравнить с самым высоким зданием Лавры – колокольней, и это все наследство было хорошо сокрыто пластами земли, молчаливо веками охраняющей многие тайны.

И вот найти и добраться до этого несметного количества злата и серебра как ни странно можно было двумя тайными путями. Одним из этих маршрутов, которым шла в конце 1930-х годов организованная советской властью экспедицию из пяти человек на поиски клада (никто из них не вернулся…), и являлся тайный ход, имеющий свое начало из подземного лабиринта подвалов Лукьяновского тюремного замка, носящего название следственного изолятора №13…

Глава 3. По следам прошлого

Наши предки, так же, как и современное поколение получали доход от производимой ими деятельности – продажи товаров и услуг, захвата других, населяющих землю обитателей. Но в отличии от современного поколения хранить свои сбережения в банках и «сберегательных кассах» они не могли. Что делать, если банков нет, а обезопасить нажитое непосильным трудом очень нужно?

Решение этой проблемы для наших прародителей, так сказать заменой финансовых учреждений, становилась земля, а кувшин или кусок ткани исполняли роль депозитной ячейки.

Деньги и драгоценности прятали на территории всей Руси, но львиная доля кладов приходится именно на Киев. Необходимость закапывать ценности возникала в нескольких случаях – если человеку нужно было далеко и надолго уехать, а также в случаях военной опасности, таковой в частности, была постоянная борьба князей за Киевский престол.

***

Самым древним и наиболее загадочным кладом, который нашли и тут же потеряли еще в XI веке был клад Варяжской пещеры. Андрей перелистывал сведения, выписанные им из многочисленных источников. Особенно красочно описывал это событие «Киево-Печерский патерик», где речь идет о «…святых преподобных отцах Федоре и Василии. Слово 33».

Патерик рассказывает, как Феодор оставил светскую жизнь, раздал все свое имущество и по благословению игумена на много лет поселился рядом с Федосиевыми пещерами в Варяжской пещере. Это произошло при игумене Феодосии в 1055-1061 годах, когда число братии Печерской возросло с 20 до 100 человек.

К 1068 году в Печерском монастыре определилось несколько групп, различавшихся в зависимости от характера монашеской практики и политических симпатий. Первое – мистико-аскетическое направление – возглавлял Антоний, второе – Феодосий, который выступал за обще житийную практику монашеской жизни и за строгое соблюдение канонов. Ему были чужды всякого рода проявления язычества в мирской жизни. Феодосий выступал за союз церкви и великого князя: князь одаривал монастырь землями, смердами и другими богатыми дарами, а монахи во всём поддерживали князя.

Федор же входил в группу Антония, где с удовольствием слушал рассказы о том, как Преподобный Антоний в 1013 году с благословения князя Владимира нашел на Киевских холмах древнюю пещеру, выкопанную варягами. В ней он устроил для себя небольшую подземную келью, в которой прожил около четырех лет исследуя пещеру…, как после событий с убийством Бориса и Глеба, Антоний отправился на Афонскую гору и о его возвращении.

Вне всякого сомнения, наиболее полно первичный этап основания Киево-Печерского монастыря был описан в «Житии преподобного Антония Печерского», но, к сожалению, оно до наших дней не сохранилось. Относительно пропавшего во мраке веков «Жития преподобного Антония Печерского» всегда шла научная полемика. Потерянное произведение семь раз цитируется в «Киево-Печерском патерику». Безусловно, оригинальный текст «Жития…» снял бы много вопросов… Существуют версии, что это произведение потеряли умышленно, ведь оно содержало в себе целый ряд нежелательных политических моментов относительно отношений с греческой митрополией и исследования Варяжской пещеры.

После смерти Антония в 1073 году и Феодосия в 1074 году при игумене Стефане неспокойно было в душах Печерской братии, да и князья начали распри за престол Киевский. «И многие дни проводил Феодосий в мыслях, помраченный врагом из-за своей бедности, и открыто высказывал скорбь свою перед друзьями», а особенно перед Василием, который «среди черноризцев Печерского монастыря был одним из наиболее добродетельных по жизни». И успокаивал Василий Федора, и «с этого времени между Феодором и Василием еще более усилилась любовь друг к другу».

В 1077 год. Июля 15 дня, Изяслав Ярославич в 3-й раз (1054-1068, 1069-1073, 1077-1078) пришел на престол в Киев.

И первым же делом, по примеру императора Генриха IV (борьба за инвеституру) и наставлениям послов папских, чтоб повысить свое влияние он начал перестановку в церковном мире. В 1078 году принужден был удалиться из Печерского монастыря игумен Стефан. А на место изгнанного Стефана братия единодушно избрала себе игуменом старейшего из всех по летам великого Никона – «первого археолога Киева», который старался продолжить все начинания Феодосия и описывается как строгий, но отходчивый начальник братии. Этот период отмечается продолжением распрей среди монахов, которые начались ещё при Феодосии и Стефане. В летописи говорится о побоях, которые Никон учинял некоторым монахам, особенно же доставалось Исакию, который жил то в Варяжской пещере по соседству с Федором, то в домике, стоящем рядом с пещерой.

В 1088 году игуменом стал Иоанн и однажды он послал «преподобного Василия из монастыря на некоторое послушание, исполнение которого заняло у него три месяца». Не с кем стало беседовать Федору и стал он вспоминать рассказы Антония и по подобию преподобного исследовать пещеру Варяжскую. И через некоторое время нашел он «злата и серебра множество и сосуды многоценные».

О больших размерах клада свидетельствует то, что когда Феодор решил убежать с золотом из родной обители, то приготовил для побега телеги и скрыни.

В это время возвратился из путешествия преподобный Василий, и после откровенного разговора со своим духовным братом монахом Василием и несколькими старцами, Феодор решил остаться в монастыре и избавиться найденного золота: «Для обретенного же сокровища, ископав (в пещере) яму глубокую и, положив его туда, закопал, и с того времени и доныне никто не знает, где скрыто оно».

После этого, чтоб обезопасить сокровища, примерно в 1091 году разбойничьи пещеры были закрыты для монастырской братии, объявив, что они опасны для людей, оставив жить там только Федора, назвав его юродивым. Жил Федор у древнего входа, который был ближе к Днепру (74), там он устроил в пещере жернова и начал днем и ночью молоть муку для нужд обители. И чтоб Федор поменьше общался и был все время у входа в пещеры келарь присылал ему в пещеру по 5 возов жита, привезенных из сел.

Сводный план Дальних Пещер

Патерик отмечает, что так продолжалось много лет. «Преподобные Феодор и Василий установили между собою благочестивый обычай никогда не утаивать своих мыслей, но обоим обсуждать их вместе, чтобы видеть, насколько они богоугодны. По обоюдном совещании, Василий удалился безмолвствовать в пещеру, а преподобный Феодор, как достигший уже старости, вышел из нее с тем, чтобы поселиться в древнем монастыре. В это время монастырь был сожжен…»

Эту фразу из патерика историки считают ключевой для датировки событий вокруг Варяжской пещеры и ее сокровища. Пожар в Печерском монастыре связывают с нападением половцев под рукой хана Боняка 20 июня 1096 года.

После опустошения и разорения монастыря нечестивыми, печерские монахи приступили к восстановлению обители и для этого потратили толику из сокровищ, именно тогда Федор начал устраивать свою наземную келью во дворе «ветхого» монастыря. Необходим для строительства лес поставляли по Днепру, а оттуда телегами его переправляли в гору. Это и нашло свое отражение в «Киево-Печерском патерике», получив жестокую окраску из-за того, что слухи о находке золота в Варяжской пещере начали распространятся. Так «нанятые работники и возчики воздвигли крамолу на блаженного, требуя своей платы…» за якобы не перевезенный ими лес. «К тому же присудил и недобросовестный судья, будучи подкуплен золотом: не помня угрозы Господа, что судящий неправедно сам будет осужден, он не побоялся сказать преподобному Феодору: – Пусть помогут тебе платить те бесы, которые помогли перевозить».

Естественно, что эти слухи доползли и до Великого князя (с 1093) Киевского Святополка II Изяславича, который «был весьма сребролюбив и скуп, из-за чего жидам многие пред христианами вольности дал, через что многие христиане торга и ремесел лишились». В Киево-Печерском патерике сохранились следы решительного осуждения Святополка: «Много насилия людям сотворил Святополк, дома сильных до основания без вины искоренил и имения многие отнял». В принадлежащем перу печерского инока Поликарпа «Слове о Прохоре Лебеднике» (из Патерика), откуда извлечена эта фраза, рассказывается о том, что игумен Иоанн «обличает» князя, что эти все деяния «…богатства и насилия ради». В ответ Святополк заточил игумена в г. Турове, т.к. в это время преставился Ефрем, митрополит русский и Святополк готовился к съезду князей, где третейскими судьями будут выступать духовные и мирские старейшины и, не желая иметь политизированного главу церкви, по примеру своего деда Ярослава, хотел поставить митрополитом Киевским Никифора, епископа полоцкого, по происхождению русского.

Пока Святополк находился в Турове, его сын Мстислав лично прибыл со своими воинами к Печерской обители, захватил монаха Феодора, а затем и Василия и жестоко пытал обоих, но так и не узнал о местонахождении варяжского клада. Тела умерших от пыток монахов забрала монастырская братия и с почестями похоронила в Варяжской пещере. Через некоторое время нетленные тела мучеников перенесли в Антониевы (Ближние пещеры), где они находятся и по сей день.

В 1098 году после того, как против Святополка выступил князь Владимир Всеволодович Мономах, разгневанный злодейским ослеплением Святополком и его двоюродным братом Давыдом Игоревичем теребовльского князя Василька Ростиславича (5 ноября 1097), Святополк убоявшись «восстания на себя», «возврати с честью игумена в Печерский монастырь». В это время возможно охраной Варяжских пещер и использованием некоторых средств из нее заведовал инок Прохор, прозванный Лебедником, т.к. уже в 1099 г. он был ограблен самим Святополком…

Варяжская пещера была настоящим аналогом пещеры Сим-Сим из сказки про Али-Бабу и 40 разбойников. Именно варяжские купцы, а по совместительству пираты и разбойники прятали в ней свое добро. Но где именно в лабиринтах пещер находятся эти несметные запасы злата и серебра вполне реальные копатели преподобные Федор и Василий знали точно. И клад этот, все еще погребенный под тоннами земли Киевской ждет своего нового хозяина.

Таким славянским «хозяином» пещеры Сим-Сим стремился стать Андрей Глаголев, узник Лукьяновского замка.

***

В 19-ом веке газетные страницы просто пестрели новостями об открытых кладах:

«На окраине Киева, на кладбище Иорданской церкви нашли горшок со 192 серебряными дирхемами, серебряной подвеской и двумя перстнями»,

«В усадьбе Чайковского по улице Рейтарской при земляных работах был найден клад». В состав клада входили:

Чаши серебряные – 2, на ножках; одна из них, в которую были уложены вещи клада, с латинской надписью по краю (qui reficis ventrem pauperis + esto memor) и русскими граффити XII в. на дне. Другая чаща также не русской работы; ею были прикрыты вещи, уложенные в первой чаше.