Kitobni o'qish: «Искусство побеждать. Тайна советского хоккея»

Shrift:

Пятисотая шайба Мориса Ришара

Анатолий Тарасов

На моем столе лежит шайба. Внешне – самая обычная. Но все-таки это особая шайба. Ее подарил мне выдающийся канадский хоккеист Морис Ришар. Пятисотая по счету шайба, которую забросил он, сильнейший хоккеист мира, в официальных соревнованиях.

Ришар, безусловно, самый популярный человек в Канаде. И не только в Канаде. Королева английская ежегодно дает ему аудиенцию, и это рассматривается как высшая традиционная почесть. Во имя Pишара, ради него в Монреале построен спортивный Дворец – благодарность великому хоккеисту, жизненный памятник ему.

Шайба, лежащая у меня на столе, напоминает о встречах с Морисом Ришаром, о той переоценке хоккейных ценностей, которую пришлось произвести этому прославленному мастеру.

Наша первая встреча с Ришаром была заочной. Она состоялась глубокой осенью 1957 года, во время первого турне. советской сборной по Канаде. Этому турне предшествовали долгие переговоры с руководителями канадского хоккея. Сейчас можно признаться, что канадцы совсем не хотели приглашать к себе советских хоккеистов. Мы сами напросились к ним в гости. И хотя еще в 1954 году сборная СССР стала чемпионом мира, канадские хоккейные руководители были твердо убеждены, что устраивать поездки нашей команды по Канаде нецелесообразно. Нам объяснили, что игра советской сборной не произведет впечатления что трибуны будут пустовать и потому организаторы этих встреч потерпят убытки. В Канаде считали, что наш хоккей пока еще слишком слаб, что победили мы на чемпионате мира в 1954 году совершенно случайно – в спорте ведь такое случается. А нам – и спортсменам и тренерам – очень хотелось попасть в эту сказочную хоккейную, страну. Мы стремились увидеть, как играют в хоккей на его родине, хотели проникнуть в сокровенные тайны этой игры, хотели, наконец, проверить себя. И все – таки в приглашении нам долго отказывали. Однако последующие наши успехи и воздействие общественности «раскачали» канадцев. И вот мы летим за океан.

Первая встреча – первое поражение. Со счетом 4:7 мы проиграли команде «Уитби Данлопс». Это поражение нас не особенно обескуражило, потому что игра началась сразу же после девятичасового перелета через океан и ребята не только акклиматизироваться, но и просто отдохнуть не успели. А ведь играть нам пришлось с сильным соперником, на его поле, где на нас обрушилась и сильнейшая психологическая атака зрителей. На следующий день газеты опубликовали отзыв о нашей игре Мориса Ришара. Он писал, что русских пригласили зря. Они, мол, играют так, как, играли канадцы, судя по рассказам его, Мориса Ришара, деда, лет этак 50 70 назад.

Это было похоже на пощечину. Но, может быть, и вправду Ришар был прав и мы действительно отстаем на полстолетия? Ведь написал это сильнейший хоккеист мира.

Но оказалось, что даже хоккейный маг может ошибаться…

Впервые очно, лицом к лицу, мы встретились с Морисом Ришаром в Праге, на чемпионате мира, куда он был приглашен как почетный гость.

Ришар пришел к нам и сказал, что хочет принести извинения за свою излишне поспешную оценку нашего хоккея. Он объяснил, что следил за игрой по телевизору, так как заранее был предубежден против русских хоккеистов и потому не хотел терять времени и ехать на стадион. Ничего хорошего от матча он не ждал.

А телевизор, сокрушенно качал головой Ришар, в тот день работал как-то неважно, с перебоями, и от того у него создалось искаженное представление о советском хоккее. Потом, подумав, Ришар добавил, что сейчас наша сборная все еще уступает коллективам высшей профессиональной лиги.

Однако уже при следующей встрече Морис Ришар рекомендовал нам сыграть с профессионалами. Трудно сказать, то ли он хотел проверить свое впечатление, то ли стремился прощупать нашу команду, понять, в чем ее сила.

А когда 12 декабря 1964 года советские хоккеисты вновь приехали в Канаду и проводили первую свою тренировку на стадионе «Монреаль канадиенс», то посмотреть на наших ребят в полном составе явились все хоккеисты этого прославленного клуба, старейшего и популярнейшего в профессиональном хоккее. Был на тренировке и Морис Ришар.

И вот что примечательно. Беседуя с нами, он проявил огромный интерес ко всему, что касается нашего хоккея.

Ришар задал нам в тот день чрезвычайно много вопросов. Слишком много для одной беседы.

Вопросы были самые разнообразные. Откуда позаимствована или кем разработана наша манера игры? Чем обусловлен такой ранний и скрытый пас? У кого перенимали тактику атаки и обороны? Чем объясняется пружинящая легкость в манере передвижения игроков? Как мы строим тренировки? Кто ваши учителя? Почему не канадцы?.. И еще великое множество вопросов.

Ришар говорил, что русские играют в другой хоккей, не в тот, что играют они, канадцы. В какой же именно? Ришар стремится это понять и потому приходит на нашу тренировку, потому принимает приглашение приехать в Москву, потому задает нам такое множество вопросов.

Размышляя над вопросами Мориса Ришара, продолжая мысленно начатый с ним спор, пытаясь найти (уже для себя) наиболее полное и глубокое объяснение важнейших особенностей отечественного хоккея, я постепенно утверждался в мысли написать книгу, в которой следовало рассказать не столько о самом хоккее, сколько о нравственном воспитании человека в хоккее.

Ведь хоккей, спорт – лишь одна из сфер нашей общественной жизни. Общие принципы нравственного воспитания человека, своеобразно преломляясь, сохраняют здесь свою вечную ценность. И потому я должен сразу же пригласить в соавторы двух великих педагогов – Антона Семеновича Макаренко и Константина Сергеевича Станиславского. И пусть никого не удивляет упоминание здесь имени К. С. Станиславского. Читатель, будет еще иметь возможность убедиться, как много общего имеют театр и хоккей.

И вот книга написана.

Это не только мой опыт. Это итог размышлений и исканий многих наших тренеров. Плод не одних лишь успехов, но и неудач, огорчений.

Мне повезло: я встречался, вместе играл и работал с выдающимися спортсменами. Общение с ними обогащало меня, помогало многое понять в спорте. И пусть не посетуют на меня мои друзья, что не все они названы в этой книге.

Я писал прежде всего о тех, кого лучше знал и знаю. Отсюда не следует, конечно, заключать, что герои моей книги внесли больший вклад в развитие советского хоккея, чем те, кого я не назвал. Спортивная судьба моя накрепко связана с армейским клубом, и только потому хоккеисты ЦСКА – главные действующие лица книги, которую вы держите в руках.

Итак, воспитание человека в спорте, через спорт.

Хоккей и хоккеисты.

Ответ Морису Ришару

Морис Ришар

В одно касание

Московский дворец спорта. Через пятнадцать минут наша команда начнет свой последний в сезоне матч. Потом, после окончания встречи, – торжественная церемония награждения победителей, спуск флага чемпионата страны по хоккею.

ЦСКА – «Спартак». Два популярнейших спортивных коллектива. И потому трибуны заполнены, хотя все уже ясно, хотя встреча эта не играет никакой роли для распределения призовых мест. Я люблю вот таких болельщиков. Для них главное – не счет, не очки, не места. Для них важнее всего – сам хоккей, сама игра. Эти любители спорта умеют наслаждаться искусством ведущих мастеров хоккея, их темпераментной борьбой на ледяной площадке. Для этих болельщиков турнирная таблица менее важна и интересна, чем соревнования мужества, интеллекта, атлетизма и воли.

…Разминка заканчивается. Судьи вызывают команды на поле.

И вот мчатся на огромных скоростях хоккеисты, сверкают коньки, вскипают у бортиков яростные схватки, молнией выписывает зигзаги шайба. Начался хоккей!

Мы любим хоккей за удаль, за огневой характер игры, где порой совсем не просто разобраться в вихре происходящих событий. Клокочущая схватка страстей, скрытая борьба характеров, пышущий жаром темперамент – таков хоккей.

Хоккей – это соревнование не только мужества и скорости. Это и соревнование умов. Лишь тот может мечтать о победах, кто умеет мгновенно, как шахматист в цейтноте, разбираться в самых сложных, постоянно изменяющихся ситуациях, кто научился едва ли не ежесекундно находить наилучшее решение из всех возможных, кто умеет, наконец, предвидеть, предугадывать дальнейший ход происходящих на хоккейном поле событий.

Хоккеисту нужна не только мудрость шахматиста, но и точность снайпера. Отдать шайбу прямо на клюшку мчащегося партнера, попасть на большой скорости в незащищенный уголок ворот – право же, ничуть не легче, чем пять раз подряд выстрелить из пистолета в заветную «десятку».

И еще одну важную черту можно подметить у классного хоккеиста. Его… музыкальность. Умение чувствовать ритм игры, ритм или, напротив, аритмичность атак, умение менять этот ритм в зависимости от игровой ситуации.

Все это привлекает к хоккею не только сотни тысяч спортсменов, но и миллионы болельщиков. Яркое, красочное зрелище хоккейного поединка – это всегда праздник. Праздник чувства и красоты. Праздник юности и спорта. И мне всегда кажется, что люди, сидящие на трибунах, чуть-чуть по-хорошему завидуют нам, хоккеистам. И им, видимо, тоже хочется попробовать свои силы.

…Однако игра продолжается, и темп ее все нарастает. Все стремительнее атакуют спортсмены, все быстрее – не успеваешь порой и следить – мечется шайба.

На ходу, не останавливая игры, проводим смену составов.

На площадку выскакивают Зайцев, Ромишевский, Ионов, Моисеев, Мишаков. Самое быстрое наше звено. Вот Зайцев перехватывает шайбу, передаст ее за воротами Ромишевскому, и Игорь, набирая скорость, устремляется в атаку. Спартаковцы поспешно откатываются назад. Перед Ромишевским свободный участок льда, он может продвигаться сам, но шайба уже летит к Жене Мишакову. Быстрее, быстрее! Мишаков наклоняется вправо, обманывая нападающего спартаковцев, а шайба у левого бортика, у Толи Ионова. Нет, нет, у Толи она была только какое-то мгновение, он только коснулся ее, а сейчас шайбу отбивает спартаковский вратарь, парируя внезапный сильнейший бросок Юрия Моисеева.

Пока я успеваю отметить про себя отличную скорость, с какой развивалась атака, шайбой снова овладевают армейские хоккеисты. Они неторопливо откатываются назад, на свою половину поля, чтобы спустя несколько секунд, в одно касание передавая шайбу друг другу, снова на огромной скорости ворваться в зону соперника.

Я смотрю, как играют эти хоккеисты, и, отвлекаясь от происходящего на поле, думаю о том новом, абсолютно непонятном для Мориса Ришара коллективизме, который отличает действия наших спортсменов.

Дело не только в пасе.

Разумеется, и на Западе хоккей носит коллективный характер.

Один спортсмен, даже самый большой мастер, обыграть целую команду не может. Одному трудно, практически невозможно, получив шайбу в своей зоне, провести ее до ворот соперника, обыграв по пути пять человек, тоже, кстати, мастеров. И потому хоккеисты продвигаются вперед, передавая шайбу друг другу, стараясь обыграть команду соперников не в одиночку, а общими усилиями, вместе, командой.

В пасе всегда участвуют два человека. Тот, кто пасует, передает шайбу кому-то. И тот, кто этот пас, эту передачу принимает. Поэтому мы и говорим, что хоккей – игра коллективная. Как, впрочем, и любая другая игра: футбол, волейбол, баскетбол, регби, ручной мяч, водное поло, где победа завоевывается трудом всего коллектива спортсменов.

Все хоккеисты в мире играют в пас. Но коллективизм нашего хоккея существенно отличается от коллективизма канадских хоккеистов, и именно в этом я вижу одну из самых главных причин успехов наших мастеров на международных соревнованиях.

Наша школа хоккея не похожа на канадскую прежде всего тем, что советские хоккеисты пасуют значительно чаще и больше. Чем это обусловлено?

Однако прежде несколько необходимых пояснений. Нужно отличать технический коллективизм (пас) от тактического (игра без шайбы). И именно в понимании тактического коллективизма канадские тренеры и специалисты особенно далеки от нас.

Известно, что скорость атаки или контратаки в хоккее зависит от скорости движения шайбы. И именно поэтому Игорь Ромишевский в той контратаке, о которой я рассказывал, даже имея возможность беспрепятственно продвигаться с шайбой вперед, решил отдать ее Мишакову. Как бы быстро он ни бежал – шайба всегда быстрее.

Когда Ромишевский отдал пас Мишакову, то один из защитников противостоящей команды бросился к нашему нападающему, стремясь помешать ему овладеть шайбой. Это закономерно: соперник вынужден реагировать на каждый пас. Следовательно, большое количество передач увеличивает эффект атаки. Ведь цель паса – иметь свободного, как бы лишнего игрока. И если соперники сделали в ходе матча 150 передач, а мы пасовали 270 раз, то это значит, что у нас было на 120 игровых моментов больше, то есть было больше благоприятных условий для развития атаки и в конце концов для взятия ворот.

Но дело не только в количестве передач. Пас должен быть точным и скрытным, замаскированным; как в той ситуации, когда Мишаков, сделав ложный финт, имитировал движение вправо, а шайбу при этом передал влево, на бегущего вдоль бортика Ионова.

Чтобы пас был неожиданным для соперника, нужно умело использовать приемы обводки. При этом передача должна быть активной, иначе говоря, шайба должна попасть не просто к свободному игроку, а к тому, кто находится в наиболее удобной для развития атаки позиции. А этот пас партнеру, находящемуся в наилучшем положении, будет тем более опасен, если не один, а два-три хоккеиста стремятся выйти на опасную для соперников позицию.

Разумеется, не следует забывать, что пас вовсе не является единственным и универсальным средством ведения атаки. Шаблон, стандарт, схематизм мысли и действий убивают, мертвят самую благую идею. И если вся игра команды будет строиться на одних лишь передачах. шайбы, соперник легко сможет пресекать подобные атаки еще в зародыше.

Я умышленно не касаюсь здесь пока обводки как одной из возможностей обыграть соперника. Пока я говорю только о тех преимуществах, которые приносит коллективная игра в пас. Но хотел бы попутно заметить, что в условиях большой плотности игроков чрезвычайно важную роль играет пас в ходе обводки. Такой передачей: достигается подчас не одна лишь скрытность намерений: обыгрываются и ближайший и —. нередко – другие хоккеисты соперника, не ожидающие столь острого и смелого решения.

Мы сами не сразу пришли к такому пониманию паса, коллективизма в игре. В первые годы мы весьма старательно подражали более опытным спортсменам других стран. Однако свои ошибки бывают особенно заметны, когда их повторяет кто-то другой и когда на них смотришь как бы со стороны. В 1952 году к нам приезжала шведская команда АИК. И вот что нам бросилось в глаза: шведские хоккеисты чаще всего дают пас, уже ввязываясь в единоборство с противником. Такой принцип игры у них был превращен в. догму. Они пасуют как бы от худой жизни, когда нет другого выхода.

В атаке Анатолий Тарасов

Эта особенность отличает игровой почерк, не только, скандинавских, но и канадских и американских спортсменов. Если канадец или швед имеет перед собой участок свободного льда, то он скорее сам «протянет» через него шайбу. Наш же хоккеист, напротив, поступит иначе: повышая скорость контратаки, немедленно передаст шайбу вперед партнеру. Ведь, кроме всего прочего, когда защитник (или нападающий) долго держит у себя шайбу, то соперники в эти время успеют плотно прикрыть его товарищей.

Боюсь, что можно увидеть у меня противоречие: в одном месте я рекомендую давать пас, ввязываясь в единоборство, а несколькими строками дальше осуждаю зарубежных хоккеистов, которые пасуют, как правило, на грани единоборства.

Здесь, поверьте, нет противоречия. Все зависит от конкретной игровой обстановки. Наш спортсмен всегда стремится дать пас, и прежде всего тогда, когда партнер находится впереди, ближе к цели, когда он остался, хотя бы на секунду, без опекуна, когда мы контратакуем. Но если возникла иная ситуация, если все партнеры прикрыты, если требуется обострить обстановку, привлечь к себе главное внимание соперников, то в этом случае целесообразно использовать обводку и выждать, пока партнер – опять же хотя бы на секунду освободится от опеки. А в этом случае уже должен последовать внезапный скрытый пас.

Формулу сокрытия своих намерений можно было бы выразить так: «Пасуя, грози обводкой, вступая в единоборство, угрожай пасом».

Пасом кто-то должен руководить. У заокеанских спортсменов эту функцию обычно выполняет тот, кто владеет шайбой. А у нас – тот, кто без шайбы, кто стремится занять наиболее выгодную позицию. Значит, них четверо зависят от одного, а у нас – один от четверых. И потому с нашими хоккеистами бороться труднее, ибо, за четырьмя следить сложнее, чем за одним.

Такой метод блестяще себя оправдал на люблянском и венском чемпионатах мира, где советская сборная была, самой результативной командой. В Любляне мы забросили в ворота соперников 55 шайб – почти в два раза больше, чем наши главные конкуренты! Еще более убедительной была наша результативность в Вене -58 шайб заброшено и лишь 9 пропущено. Команда и хоккеисты, играющие в одно касание, выглядят порой на поле менее эффектно, чем команда, где спортсмены часто и много играют в одиночку, увлекаются индивидуальными проходами, обводкой противника. Зато игра первой команды чрезвычайно эффективна.

Однако при таком хоккее, при игре в одно касание спортсмен, отдающий пас, часто остается в тени (особенно в глазах неквалифицированных зрителей), и потому на такую манеру игры могут идти не все спортсмены, а только те, кто ради общего успеха согласен быть как бы на втором плане, только те, у кого хороший, добрый характер. Кто, перефразируя Константина Сергеевича Станиславского, любит не себя в хоккее, а хоккей в себе.

Я твердо убежден, что подлинный коллективизм в современной классной хоккейной команде возможен, только в том случае, когда в ней, в этой команде, играют добрые, умные, хорошие и скромные люди, умеющие уважать и любить своих товарищей, люди, которые всегда готовы бескорыстно прийти на помощь другу.

Несколько лет назад играл в ЦСКА молодой защитник. Внимательно наблюдая за его игрой, я пришел к выводу, что хоккеиста экстракласса, способного отстаивать честь советского спорта в борьбе за мировую хоккейную корону, из него не выйдет. Уж слишком честолюбив был этот парень и минуты буквально не мог оставаться на втором плане. Нехорошая жадность к шайбе не давала ему возможности играть в одно касание.

Володя (так звали хоккеиста) спорил со мной, говорил, что я не прав, что он знает себя, свои характер лучше, чем кто-то другой, что играть в хороший хоккей он тоже может. Чуть ли не на спор выходил на площадку играть в одно касание, но проходило восемь-десять минут – Володя увлекался происходящим на поле, переставал следить за собой, терял контроль над действиями и как результат передерживал шай6у, стремясь сам эффектно (непременно эффектно!) – так, чтобы обратили внимание зрители, – обыграть соперника.

Большой мастер из Володи так и не вышел. И главная причина, из-за которой спортивная биография этого хоккеиста сложилась не так уж удачно, таилась в его внутренних человеческих качествах. Володя – плохой товарищ, себялюбец и потому так и не смог вырасти в выдающегося хоккеиста, хотя казалось, что он располагает для этого всеми возможностями.

Так хоккейные проблемы перерастают в общечеловеческие.

Все мы, советские люди, воспитаны в духе коллективизма.

И говоря об особом коллективизме в нашем хоккее, мы, тренеры, должны отдать дань высокого уважения семье, школе, институтской и рабочей среде, пионерии, комсомолу, партии, последовательно и терпеливо воспитывающим в душах нашей молодежи это бесценное нравственное качество.

О «звездах», солистах и статистах

В конце 40-х годов я играл в одной тройке с выдающимися мастерами хоккея Всеволодом Бобровый и Евгением Бабичем.

Бобров был сильнее пас, и потому мы, его партнеры по звену, должны были подчинять свою игру ему, подыгрывать Всеволоду. Потом, когда я ушел на тренерскую работу, моё место занял Шувалов, но и при нем распределение обязанностей в этой тройке осталось прежним: на долю Бабича и Шувалова падал самый большой объем физической подготовительной работы. Быстрому и техничному Боброву оставалось, как правило, завершать начатую комбинацию голом, что он и делал блестяще.

Результативность Боброва была феноменальной. Достаточно сказать, что в среднем за игру он забрасывал две-три шайбы (точнее – 2,4). У лучших же хоккеистов сегодняшнего дня этот коэффициент значительно ниже двух, и только у Фирсова и Александрова он равен двум.

Безусловно, тройка Боброва была выдающейся. И потому но ее образу и подобию, по тем же принципам комплектовались и другие звенья. Такое же, на пример, распределение обязанностей было и в, тройке, в которое играли Михаил Бычков, Николай Хлыстов и Алексей Гурышев, где Гурышев был, забивающий, а Хлыстов и Бычков ему подыгрывающими.

Считалось, что такой принцип подбора троек, распределения функций внутри, них не противоречит коллективизму. Все равно, говорили нам, вы ведь играете в звене совместно, хотя и на Боброва. Ваша тройка – коллектив, в котором выделяется сильнейший. И в этом ничего страшного или порочногo нет.

Нам приводили в пример оперу. В опере ведь тоже есть не только солисты, но и второстепенные исполнители. Без этого, доказывали нам, не может быть оперы.

Принцип разделения коллектива на солистов и рядовых исполнителей, если не сказать статистов, переносили и на хоккей. Правда, в хоккее, как и в других видах спорта, солистов чаще называли «звездами».

Любопытная деталь. В опере львиная доля аплодисментов достается на долю солиста, премьера. То же получалось и в хоккее: и журналисты, и спортивные руководители, и любители спорта – болельщики громадную долю успеха всей команды относили обычно на счет выдающейся хоккейной «звезды».

Но вот опера провалилась. Кто виноват в провале? В театре, безусловно, виноват бывает чаще всего солист, ведь именно его пришли послушать зрители. А в хоккее? Кто угодно, только реже всего – солист, «звезда». Тут виновными оказывались обычно его партнеры, рядовые исполнители. Они, мол, недостаточно хорошо подыгрывали своему лидеру, не сумели обеспечить его точными и своевременными передачами, не так и не вовремя отдавали ему шайбу.

Нет, я (поймите меня правильно) не против хоккеиста» такого масштаба и такого таланта, как Всеволод Бобров, Алексей Гурышев и другие «звезды» того времени. Их роль в развитии хоккея, в обогащении технического арсенала этой игры, в успехах того или иного коллектива исключительно велика. И я не ратую за стирание ярких индивидуальностей, за хоккеистов-середнячков. Я совсем не против и той славы, которой окружены Хоккейные солисты. Ведь слава эта может быть могучим стимулом для овладения спортсменом высотами мастерства.

Сейчас я веду разговор о другом – насколько правомерно было наше понятие «коллективизма в хоккее» при построении тройки 1+2.

Думается мне, что в этом построении сказывался не столько обдуманный тактический замысел тренеров, сколько ужасная в то время бедность на игроков экстра-класса. Игроков, умеющих завершать атаки на ворота противника забитой шайбой.

И я рассказываю сейчас об этом не для того, чтобы как-то упрекнуть наших хоккеистов первых призывов. Причина такой игры объясняется, как читатель, надеюсь, понимает, не их личным характером. Просто иногда, обстоятельства бывают сильнее нас.

Не могу, однако, вместе с тем сказать, что подобное понимание коллективизма было единственным и лучшим выходом из создавшегося положения. И прежде всего потому, что такое построение троек не способствовало росту и воспитанию высококлассных игроков. Подыгрывающие всегда становились в зависимое положение от «звезды» и постоянно ощущали свою второстепенность. Тем самым порой незаметно для себя хоккеист суживал свою игровую задачу, видел свой маневр только в том, чтобы подыгрывать «забивающему». А это значит, что он не полностью использовал свои возможности.

Если игровое задание не предусматривает инициативы игрока, максимальное раскрытие его способностей, то хоккеист в этом случае приносит команде пользу меньшую, чем мог бы.

К тому же довольно откровенное разделение внутри троек на амплуа «подыгрывающих» и «забивающих» значительно ограничивало и возможности тройки в целом, ее боеспособность. У каждого была своя, определенная, отчетливо выраженная задача, и потому соперникам было легче, учтя особенности тройки, подлаживаться под ее игру, находить какое-то средство против ее атак.:

Но, пожалуй, главная опасность состояла в том, что выделение, в тройке «лидера», «премьера», «звезды» не способствовало росту класса самой «звезды», порождало, и довольно часто, так называемую «звездную» болезнь – зазнайство, самоуспокоенность, откровенное пренебрежение «звезды» к товарищам по команде.

Правда, истоки этой болезни я не хочу видеть только в характерах самих хоккеистов. Тут во многом повинны и тренеры, ставящие «звезды» в исключительное положение, часто потворствующие им, и… журналисты, комментаторы. Да, да, и они тоже, если не больше. Сейчас я перелистываю подшивки старых газет и вижу особенно ясно, как несправедливо много писали об одних хоккеистах и как мало, напротив, о других, о тех, без чьих усилий и без чьего мастерства были бы незаметны на хоккейном небосводе «звезды».

Вот один, другой, пятый, десятый отчеты, в которых сквозит одна мысль: матч выиграл Всеволод Бобров. А о его партнерах порой ни слова. Даже его замечательные товарищи по хоккейной тройке подчас принижались, замалчивались спортивными репортерами. Что уж говорить о других, менее талантливых спортсменах, совсем терявшихся на фоне ореола «звезды».

Я до сих пор не понимаю, как можно было «не замечать», например, Николая Хлыстова, этого невысокого, быстрого, техничного парня, умеющего использовать хлесткий удар Алексея Гурышева. О Гурышеве, как большом мастере, говорили и писали более чем достаточно. И он это, конечно, заслужил. Но как часто забывали маленького Колю Хлыстова! А ведь сошел Хлыстов, и сразу же не стало былого Гурышева, грозного нападающего, опасного для всех вратарей.

Ну, бог с ними, с неискушенными любителями спорта, бог с ними, теми репортерами, кто видел на поле только «звезды». Но ведь этой «звездной» слепоте были подвержены и некоторые руководители нашего хоккея.

Вспоминается трагикомическая, история.

1953 год. Наши хоккеисты приняты в Международную федерацию хоккея. Цюрих ждет участников предстоящего первенства мира. С особенным нетерпением ждут сборную СССР: новички всегда интересны. Тем более что совсем недавно, неделю назад, советские хоккеисты выиграли в Вене студенческие игры, победив сильные команды Чехословакии и Польши со счетом 8: 1 и 15: 0.

Интерес к предстоящему чемпионату мира все возрастал. Мы с волнением готовились к первым трудным испытаниям.

И вдруг нам объявили, что в Цюрих команда не поедет: болен Всеволод Бобров. А без Боброва, были уверены руководители нашего хоккея, мы победить не сможем.

В коллектив» в команду сильнейших хоккеистов страны не верили. Верили в одного хоккеиста. Обидно!

Я был потом в Цюрихе. Смотрел все игры. Турнир проходил в два круга. И тогда был уверен и сейчас верю, что мы могли выступить успешно: команда была готова.

Нас, тренеров и спортсменов, такой «коллективизм» не устраивал. Мы чувствовали всю несправедливость взаимоотношений игроков, установившихся в то время в некоторых хоккейных командах. Нам было ясно, что коллективизм и у нас должен быть до конца последовательным, точно таким же, как в любом коллективе советских людей.

Bepul matn qismi tugad.