Kitobni o'qish: «Азбука души»

Shrift:

Поэзия как миссия

Анатолий Суслов – поэт, для которого мир имеет смысл, только если он создан из множества поэтических откровений. Та к он и составляет свои книги. В них реализуется глубокая философская идея: мироздание непостоянно, оно – в наших глазах, и поэтому поэт не только сам должен смотреть на мир с такой силой, чтобы он изменялся к лучшему, но и приобщать к такому взгляду читателей.

Каждое его стихотворение – это маленький фрагмент будущего совершенства. Он ощущает свою миссию, но без истеричного карикатурного мессианства, он знает, что только душевная тонкость и высота способны преодолеть все возможные и невозможные сложности.

Закроешь глаза – «Помолчи! Помолчи!»
Рассеется тьма, и объявится небо,
Ты пламя увидишь, возможно, свечи,
И голос услышишь – «Жди, ты востребован!»

Это четверостишье очень важно для понимания всей книги «Азбука души». В названии тоже кроется много смыслов, тут и некая основа, азы, а с другой стороны – душа, вся её бесконечность как бесспорное первенство иррационального.

Путешествие по книге стихотворений Анатолия Суслова будет увлекательным. Тут есть и прекрасные остановки, и бесконечность окоёма, и безмерная глубина русских философских вопросов.

Если в нашей гамме – неземные звуки,
Если в нашей тайне – волшебство жжёт руки,
Мы с тобой с планеты нашей улетели,
Может, на край света, может, в звёзд метели.

В первой же части мы разделяем желание автора улететь с этой планеты. В этом – бунт против обыденности, без которого поэзия просто-напросто невозможна. А в скором времени мы читаем:

Я свалился с Луны.
Я возник из созвездия Лиры.
Пусть порою уныл,
Но улыбка моя в лике мира.

Абсолютно захватывающее перекрестье образов: сначала улететь с нашей планеты, а потом свалиться с луны. Мироздание Суслова намного шире планеты Земля, и лёгкость его межпланетной игры отмечена самым высоким поэтическим пошибом. В ней и святая чудаковатость, и связь со звёздами, и просто тонкость, и безукоризненный строй Лиры. Созвездие Лиры здесь, конечно, появляется не случайно.

Но не только абстрактная философия волнует Суслова. Без людей, без человеческой боли, без сострадания этот поэт немыслим. Он ни на одну секунду не забывает, в какой стране он живёт, с какими потрясениями здесь сталкивается человек. Он весь погружён в человеколюбие, и в этом его сила:

Кто пал на войне молодым и горячим?
Кто вырван из жизни с песней в груди?
Душой кто ослеп? Кто стал вдруг незрячим?
Кто он? И где? И что там впереди?

Суслов не бравирует своим мастерством, своей поэтической интуицией. Это свойство поэта, знающего себе цену и неразменивающегося. Вообще, это очень важная тема, и творчество Суслова заставляет о ней вспомнить. Что в поэзии важнее: техника или чувственность? Есть неофиты, вмещающие всю силу эмоций в строки, но не заботящиеся о формальной стороне дела и потому проигрывающие; есть и технари, которые так упиваются изысканностью рифм и ритма, что забывают основное предназначение поэзии – трогать сердце человека. Суслов понимает, что ни в ту, ни в другую крайность ударяться не стоит, и демонстрирует, как сочетать чувственность с совершенным владением основами стихосложения:

Рыдает ноябрь.
Нет жизни в пейзаже.
Что, если и я бы
Рыданьями зажил?

Нет, лучше в кулак
Сожму свою волю!
Жить стану не так –
Боясь в сердце боли…

Суслов умеет удивительно плавно менять поэтический ракурс, состояние лирического героя. Это придаёт фактуре живость, позволяет не терять горизонтальность чтения, постигать мир Суслова без длинных пауз, как постигают картины старых мастеров с большим количеством элементов, лиц, сюжетов. Часто он лирически исповедален, смотрит на мир сквозь благотворную ностальгию опыта и пережитых лет.

Замерла душа моя – птица на ладони,
Словно в ожидании: не губи меня!
Лихо мчатся мимо будущности кони,
Звонко бьют копыта, гривы из огня…

Кто-то ходит по двору, скрипнут чьи-то двери,
Пёс залает басом, и снова – тишина.
Отчего-то грустно, грусти не измерить –
Вдруг придёт нахлынет, как потоп, она.

Солнце шторы красит, оживляет светом.
Вдруг лицо невольная обожжёт слеза.
Кажется бездонной середина лета,
Дышит в небе свежесть – ночью шла гроза…

В это состояние он добавляет и наблюдения за природой, и своеобразный природный комментарий к смене настроений, и песенную изумительную скорость, и романсовую классическую грусть.

Но в его текстах можно встретить и холодноватую тютчевскую отстранённость, где красота мира, его непреложные законы расцвета и увяданья априори выше любых человеческих устремлений.

Солнце плачет жгучими слезами,
Ветерком чуть трогает ветвей.
Мир сияет, хлопая глазами,
С детским ликом мне – стань веселей!

Но случается, что лирический герой теряет терпение, становится красноречив, уединён и дерзок:

Мне надоел скулёж, и стёб,
И ритм бесчисленных ошибок!
Мне остро захотелось, чтоб
Кураж расцвёл в ковёр смешинок,

Чтоб с неба солнца позитив
Лучами красочными лился,
И мой ответ, пусть кос и крив,
Но чистым словом прослезился.

В этой разности, в этой смене и богатстве красок прелесть книги «Азбука души» Анатолия Суслова. Уверен, она найдёт своих читателей, и число их будет постоянно увеличиваться.

Максим Замшев, Главный редактор «Литературной газеты», Председатель Правления МГО Союза писателей России, Президент «Академии поэзии», член Совета по правам человека при Президенте РФ

Анне

I. Нездешние

«Глаза нездешние расширив…»

Глаза нездешние расширив,
Порою на меня взглянешь,
На мой порыв надебоширить –
Взор подбодрит: «Да, ты хорош!»

Тогда, отменно хорохорясь,
Стараясь быть ну хоть куда, –
Плыву я в чувств блаженных хоре
В расставленные неводá.

И, в них запутавшись надёжно:
Рука, нога – всё-всё твоё, –
Весь очарованный безбожно,
Вхожу в родное бытиё…

«И ты, и я – единый Космос!» –
Лепечут губы о святом:
О, как чисты земные росы!
О, как горяч нездешний стон!

«Закроешь глаза – „Помолчи! Помолчи!“…»

Закроешь глаза – «Помолчи! Помолчи!»
Рассеется тьма, и объявится небо,
Ты пламя увидишь, возможно, свечи,
И голос услышишь: «Жди, ты востребован!»

Вот вспышка, сиянье. Рядом – Она!
Всё ближе и ближе душою и телом.
Молекулой каждой в тебе рождена –
Бесценна, дороже нет в мире целом!

Она – в цельном мире – внутри и вовне –
Небес посредине – земные поляны –
Во тьме, в тишине и в ночной глубине,
И в клеточке каждой – вся-вся без изъяна!

И в каждом мгновенье – свет и лунный покой,
Поток обнажений чарующих истин.
Её вновь и вновь я увидел такой –
Земного с небесным союз евхаристный!

«Если в нашей гамме – неземные звуки…»

Если в нашей гамме – неземные звуки,
Если в нашей тайне – волшебство жжёт руки,

Мы с тобой с планеты нашей улетели,
Может, на край света, может, в звёзд метели.

Мы преодолели логики пороги –
Разве могут в теле жить сто три дороги,

Разные пространства, разные эпохи,
Все оттенки краски, чувств переполохи –

Всё-всё в напряженье, всё на самом деле –
Ближе нет сближенья – праздник жизни в теле!

Жизни неземной есть в каждой клетке звуки –
Мы с тобой забыли премудрости науки.

Простота как крылья – нет уж тяготенья!
Мы с тобой открыли Рай созвучий пенья!

Нездешние имена

Уходит, бежит, истекает задор,
Что был во мгновении схвачен.
И в далях небесных явился зазор –
Рассыпался мир, раскулачен.

А как прекрасно вставала заря,
Ласкала лучами преграды.
Рождалось в сердце: «Живёшь ведь не зря,
Тебе все ойкýмены рады!»

А в сердце сиянье, не страшно войти –
Свобода подхватит на крылья,
Творец – это имя можно найти:
Он – лик средь толп многорылья!

Лицо к лицу – закрываем глаза,
Губами пробуем имя.
По телу дрожь, гром по телу, гроза –
Границу порвали святыни!

Та к губы губам дают имена
Теплом бездонных вселенных
Друг другу: вот Он! вот Она! –
Един мир имён тех нетленных.

Та к сердце читает небес письмена,
Начертано пламя – скрижали! –
Твои и мои на них имена –
В губах чти, веки смежая!

«Но если в час ещё бездумный…»

Но если в час ещё бездумный,
Следы отряхивая снов,
В мир обретаешься безумный,
В мир человеческих основ,

В тот час ещё ты на границе
Свободы и привычных уз,
И хочется куда-то взвиться,
Скользнуть в пространство жизни муз,

Парить меж небом и землёю –
Лишь там единство всех начал! –
Там, над земною колеёю –
Власть перемен, простор очам,

Там муз расправленные крылья
Первомелодий, первослов –
Вот там бы в вышних и парить бы,
Следы отряхивая снов…

Я свалился с луны

Я свалился с Луны.
Я возник из созвездия Лиры.
Пусть порою уныл,
Но улыбка моя в лике мира.

Тишина и покой –
Я могу слушать звуки Вселенной.
Но со временем стал здесь такой –
Красóт земных бренно-пленный.

Бренных сфер кривизна,
Всех времён разрывы, провалы…
С высоты лишь Луна
Меня видит, порою похвалит.

Только Лира порой
Мне пошлёт чудные сигналы:
Не поймать их корой
Головной, да и сердцем – едва ли!

Как послать ей ответ,
Дать сигнал родному созвездью?
Никаких ведь мне нет
Путей к звёздам, нет к ним проезда.

На Земле не один
Я такой, из звёздной весь пыли,
Стал одною из льдин,
От тоски одиноко застылой.

Я свалился с Луны
Я явился с созвездия Лиры,
Пусть порою уныл,
Улыбнусь, ведь улыбка – свет мира!

Вмолчаться в тишину

…вмолчаться в тишину…
Антоний Сурожский

Мешают мне вмолчаться в тишину
Звенящие по крыше ливня струи.
Услышишь ли божественные струны,
Оставшись у земных шумов в плену?

Ведь пенье птиц, чей нежный переклич
Не отпускает ни на миг вниманье,
Волшебное любови обаянье,
Как тишину, объять нельзя, постичь.

Я – на распутье, мечется душа
От бездны тишины к земному пенью.
Ведь там – покой, а здесь всё – нетерпенье,
Что склонно оглоушить, оглушать.

Чарующие звуки и разлад.
Вмолчаться в тишину мешает ливень,
Шумы земные, пенье птиц в разливе
Любовной страсти – зов их, смысл и лад!

Собрать как воедино свет и тьму,
Звучанье бездны и страсти зова звуки?
Какая у души есть глубина науки,
Чтоб всё постичь в единстве? Не пойму!

«Закрой глаза. Там – бормотанье…»

Закрой глаза. Там – бормотанье,
Зов образов – всё изнутри.
Настрой же чуткость и вниманье,
Протри глаза души, протри!

И внутренний твой соглядатай –
Спокойный, вечный и благой –
Следит за тем, что дал Создатель,
Чтоб ты талант пустил в разгон.

В разгон и в рост – в приумноженье,
Что есть талант? Он лишь аванс
За труд души, а дальше – жженье
В груди, желаний буйство, транс

И многого ещё такого,
Что помогает песню петь
Свою единственную, что от Бога,
Растить на древе жизни ветвь.

У ветви той твоё есть имя –
Нездешнее. Той ветви сок,
Деяния добрые ль, лихие,
Рост личности – сочти итог!

Закрой глаза, и там сиянье
Невиданного, и там же ты –
Весь в мысли чудо-одеянье,
Весь в воплощении мечты.

Состояние

Как возглас птицы ранит сердце!
Как ветер шумно шелестит!
Как мысли жгучи огнестрельцы!
Как обстоятельств твёрд гранит!

Сижу у солнечного луга,
Гляжу на неба хоровод,
И чувств неоперённых груды
Кладу на песни жаркий под.

И вот уж выпечено чудо –
Откуда рифма, ритм и стиль?
Каким-то нервом, дрожью, гудом
Рождается внезапно стих.

В душе раздрай, в душе броженье.
Порой предел, терпенью край.
Владычно входит вдохновенье,
А с ним и ад, а с ним и рай.

Ад пустоты и рай явлений –
Неведомое – знак любви!
Вот так тебе явился гений –
С Вселенной право визави!

«Я задыхаюсь от игр светотени…»

Я задыхаюсь от игр светотени,
Которая ложится меж дерев.
Покой в ней, Логос предвечерний,
В ней – Инь и Ян, их трепетаний нерв.

Кустов папирусы, свет рукописно,
Сияньем тексты пишет, естеством.
Та к было, будет, свет ныне и присно
Приходит, вновь восходит на престол.

Вокруг цветов есть ореол сиянья –
Они как дети: искренны, чисты.
Но только тот, кто, задыхаясь, взглянет –
Душою всей коснётся красоты!

«Ветру и небу послушный…»

Ветру и небу послушный,
С ними в единстве живу.
Послушай меня, послушай,
Муза моя наяву!

Вместе с тобой взлетаю,
Вместе падаю ниц.
Множество я обретаю
Видений в взлёте ресниц.

Множество слов вселенских,
Не высказанных никогда,
В шуме дождя, волн плеске,
В муз небесах, неводáх.

В звуках, что обнимают,
В песнях, что вглубь влекут.
Неба глубины – внимаю! –
Так же бездонно поют!

Муза моя в поднебесье,
Муза в чутких руках –
Боже, как же мир тесен –
В кончиках пальцев лишь взмах!

«В звучанье речи – таинства санскрита…»

В звучанье речи – таинства санскрита,
В движенье рук – влеченье танцовщиц,
В глазах есть зов – в том взоре Маргарита
Мерцает вызовом в порхании ресниц.

Бушуют волны, море издалёка
Приносит ветра рёв и удаль моряка,
А в сердце боль вращается жестоко:
Есть совершенство – есть в чём упрекать!

Порыв исполнен тягой к совершенству,
Но как постичь веление небес?
Его постигнешь – и впадёшь в блаженство:
Волшебно ввысь взлетать, теряя вес!

Волшебно и головокружебно –
Нельзя свернуть, нельзя не отворить:
Где в небе есть земля, в земном есть небо –
Прекрасное любя, животворить!

«Упасть в покой и созерцанье…»

Упасть в покой и созерцанье –
Душа сливается с душой.
Движенье токов, их мерцанье
Струится в чувство «Хо-ро-шо!..»

Быть хорошо одной душою
Со всем, что дышит и поёт.
Круть состояния – взошёл я
К тебе, о Муза, как поэт,

Поэт высоких состояний
Иль просто ищущий зверёк?
Поймал Единство Иня с Янем
Иль простодушно чушь изрёк?

Нет, просто не имею права
Забыть дыханья волшебство.
Оно как сладкая отрава –
Твоё с моим во всём сродство!

Твоё с моим одно дыханье.
Предел движения – покой!
Вот ключ к единству Иня с Янем:
Ты – вся моя! И я – весь твой!

«Я пью синеву неба лета…»

Я пью синеву неба лета,
Листвы шелест, ветра голос.
Игру люблю тени, и света,
И солнца в недрах пергóлы.

В сиянии зелень поляны,
В сиянье цветы и просторы,
Сияю и я, солнцем пьяный
И ветром, кипя, словно море.

Ласкает прохлада плечи,
Пожар полыхает в сердце.
Гасить бы его, да нечем –
Ведь в клетках страсти насельцы.

Что ждёшь ты – милая рядом
Со взглядом, сжал бы ей руку
С сердца взрывом, разрядом,
Рассеял тревоги и муку?!.

Но нет, любуюсь всё солнцем,
Всё нежусь в ветра дыханье,
С прохладою вьюсь волоконцем,
В нездешнем томясь ожиданье…

«Огранка жизни близится к концу…»

Огранка жизни близится к концу.
Поистине, жизнь – драгоценный камень.
Какой он есть, идёт ли он к лицу,
А может, он булыжник серый драный?

И долго длится с судьбою разговор.
Вокруг всё – люди, обстоятельства, заботы…
Обыденность берёт нас на измор
И подгоняет целой сотней плёток.

Гляжу я вдаль, и ввысь, и вглубь –
Везде судьбы следы, подсказки, знаки.
Всё думаю, понять я не могу:
То я как все, а то инакий?

Наверное, я всё-таки другой,
Ведь ты явилась – милая навеки,
И звёзды все сошлись, и истины благой
В глазах твоих сияние сквозь веки.

Рука в руке – так редко в наши дни,
Чтоб целомудренно и страстно
Пылали жертвенные все огни!
Огранка жизни – и радостно, и страшно!