Kitobni o'qish: «Луций Апр – 5. Самум»

1

Мы шли на восток, насколько мне удавалось ориентироваться. Ветер был встречный, холодный и злой. Мы гребли целый день. Было всего два небольших перерыва – справить нужду и поесть. Несколько гребцов – рабов во второй половине дня, не выдержав такого темпа и дикой усталости, просто упали под свои лавки и даже удары плети надсмотрщика не взымели на них никакого действия. Но корабль на вёслах куда – то мчался, преодолевая довольно сильное волнение. Куда – то нужно было успеть до вечера, или догнать кого – то. Или уйти от надвигающегося шторма.

Я грёб из последних сил, стараясь вписаться в общий взмах вёсел – пятидесяти вёсел этой либурны. Казалось, к полудню я просто умру от усталости – но где этот предел человеческих сил? Это гораздо дальше, чем «не могу», гораздо дальше! Особенно, если ты всю жизнь только и делаешь, что преодолеваешь себя. Привыкаешь ко всему. К вечеру даже появилось второе дыхание, или уже десятое – я уже не считал. Но я выдержал.

К вечеру наш корабль приблизился к пологому песчаному берегу. Нас – гребцов, выгнали на берег и мы с командой и двумя десятками охранников вытащили корабль на берег. * Затем разбили лагерь – просто куски парусины, натянутые на короткие шесты, вбитые в песок. Пока мы сооружали укрытия, охрана развела несколько костров и приготовили ужин: густую похлёбку с бараниной. Нам – рабам и гребцам выдали деревянные миски и ложки, потом мы подходили к котлам и нам наливали похлёбку – много и не жалея мяса. Ещё выдали лепёшку хлеба. Охрана, команда корабля и гребцы – рабы ели вместе. Меня это немного удивило – обычно рабы ели отдельно и, как правило, другую, более скудную пищу. После ужина, по команде, мы завернулись в одеяла, которые нам выдали и без задних ног завалились спать. К ночи стало совсем холодно, но море утихло.

Мне снилась женщина – чайка, Мелетия из Сиракуз – она молчала и грустно смотрела на меня, а потом растворилась в утреннем тумане.

Утром нас разбудил горн. Справить нужду, умыться, убрать палатки, свернуть одеяла, проглотить на ходу кусок хлеба и сушёного мяса. Построились в несколько шеренг . Быстро и без суеты. Команда, охрана, гребцы и мы – пятеро новичков. Перед нашим строем вышел тот мужчина, который купил нас в Цезарее. Одет был в солдатскую тунику и грубый солдатский плащ. На ногах солдатские калиги. Перепоясан мечом. Среднего роста, коренастый, широкоплечий, с грубым, словно рубленным из камня лицом и абсолютно лысый. Серые глаза умные, пронзительные и наполненные силой духа. Голос низкий, уверенный.

– Итак, солдаты, мы прибыли к месту назначения. Успели вовремя – я доволен. Сейчас мы спускаем корабль на воду и команда отбывает дальше по маршруту. А остальные со мной выдвигаются пешим порядком. Всё! Пошли, пошли работать! Корабль на воду! Все следы ночёвки убрать!

Когда корабль отплыл, отряд, состоявший из двух десятков вооружённых мечами охранников и нас – пятерых рабов, построился по армейскому образцу – по трое в ряду и выдвинулся вглубь побережья, в сторону, синеющих вдали горных вершин. Наш командир и хозяин уверенно шагал впереди отряда. Никаких оков и связок для рабов. Странно, конечно, но мне нравится такой подход.

Шли мерным шагом, молча и без остановок для отдыха. Каждый час – несколько минут для оправления нужды и снова построение, и снова в дорогу.

К вечеру мы пришли в большой лагерь, похожий на армейский, но без валов и сторожевых башен. Много палаток и шатров, разбитых хаотично, много людей, много различных животных – лошади, верблюды, быки и козы. И всё это гудело, как улей с разъярёнными пчёлами, двигалось, шумело различными голосами и языками.

Наш отряд прошёл вглубь лагеря и остановился на небольшой площадке, обставленной по периметру палатками.

Наш командир отпустил охрану, которая стала размещаться в палатках, а нас, пятерых новоиспечённых рабов, построил в шеренгу и приказал снять туники. Прошёл вдоль строя внимательно вглядываясь в клейма на телах рабов.

– Итак! Слушайте сюда – командир вышел перед строем. – меня зовут Помпилио Целиус Север*. Я ваш хозяин, господин и командир. От меня зависит, как долго вы проживёте , и как вы проживёте. Ваше прошлая преступная жизнь меня не интересует – мне нужны хорошие и выносливые работники. Вы попали в строительный отряд публиканов. Кто не знает – публиканы, это граждане Рима, которые собирают налоги и кормят наши легионы. Сейчас нам приходится ещё строить дороги и крепости, потому что армия, которая в мирное время этим занималась, сейчас занята отражением постоянных набегов кочевников – дикарей. Поэтому вы здесь – строить, строить и строить! Много работы, тяжёлой работы, с утра до вечера. Питание хорошее – одинаковое с охраной и солдатами. Жесточайшая дисциплина. Невыполнение приказов – смерть, невыполнение нормы работы – смерть, попытка побега – смерть, воровство и драки – смерть. Но есть и хорошие моменты: пять лет добросовестной работы – и вам возвращают свободу. Кроме того – получаете жалование, пусть небольшое – 2 денария в месяц*, но без задержек. Раз в неделю положена женщина на один час. Одеждой, обувью, инструментами, бытовыми предметами вы обеспечиваетесь в необходимом объёме и за казённый счёт. Это всё. Выступаем в район работ завтра на рассвете. А теперь – ужинать и спать!

Засыпая в тесной палатке после плотного ужина, я подумал, что всё не так уж и плохо сложилось для меня. Хоть я и в самом логове врага, который с радостью сведёт со мной счёты, но, как я вижу – здесь моё прошлое никого не интересует. А строительных работ я не боюсь – за двадцать пять лет мне много пришлось киркой да лопатой помахать. Да и мои товарищи, думаю, отыщут меня и найдут возможность выдернуть меня отсюда. С тем и заснул.

Утром, после пробудки под горн, нас, новых рабов, отвели на склады для получения обмундирования и принадлежностей. Все наши вещи уже были заготовлены, только обувь – две пары солдатских новых калиг и пара коротких сапог из толстой кожи, мы выбирали сами по своему размеру. Полученное добро мы отнесли в сторону от складской палатки и стали разбирать. Комплектация мне, как прошедшему службу легионеру понравилась – всё необходимое для марша и работы: две солдатских туники из грубой шерсти, толстый шерстяной плащ, плащ с капюшоном для дождливой погоды, две пары толстых носков из верблюжьей шерсти, пара штанов из лёгкого полотна и пара штанов из грубой шерсти, войлочная круглая шапка, две пары рабочих рукавиц из грубого полотна, два нашейных платка – один лёгкий, другой тёплый шерстяной, два мотка толстых ниток, три иголки, медная кружка, медный котелок, две глиняные фляги в тряпичной обмотке, оловянная ложка, небольшой хлебный нож. К этому всему добру прилагалась легионерская фурка* и большой холстяной мешок с лямками. Все вещи были новые. Очень даже неплохо снабжают рабов у публиканов!

Я переоделся в новые вещи, единственно, что оставил свои калиги – они были хорошо разношены и ещё достаточно крепкие. Все остальные вещи я привычно упаковал, частично разместил на фурке, остальное сложил в вещмешок. Когда к нам вновь подошёл Помпилио я был уже собран и ждал приказа, пока мои сотоварищи ещё ковырялись с упаковкой вещей. Помпилио холодно кивнул мне и спросил:

– Имя?

– Клавдий – ответил я, помня о совете префекта вигилов Цезареи, чтобы я забыл своё настоящее имя.

– Будешь отныне Лупусом*. Вижу по глазам и по повадкам, что ты волк и есть.

– Да, господин командир!

– Служил? – поинтересовался Помпилио.

– Да, мой господин! – по армейски ответил я.

– Где?

– Британия и Галлия, господин.

– Хорошо. Будешь старшим в этой пятёрке. Помоги новичкам упаковать вещи. Потом получишь сухпай на три дня и раздашь своим людям. Собраться и позавтракать! Налить воду во фляги. Построение через тридцать минут.

– Слушаюсь, мой господин!

Через полчаса за нами пришёл охранник и отвёл нас на другой склад, где нам выдали по большому, килограмм на тридцать – сорок мешку с мукой, с пристроенными к нему широкими и удобными лямками. Когда я одел на себя мешок, снаряжение и положил на плечо фурку с вещами, то меня даже немного качнуло -тяжеловато будет, особенно после первых двух сотен стадий пути. Мои парни были помоложе и покрепче, но даже они, судя по выражению лиц, приуныли, взвалив на себя всю поклажу. Ничего – жить захотят и не такой груз потянут.

Потом охранник отвёл нас на дорогу за лагерем, где мы примкнули к колонне из пятидесяти или шестидесяти рабов, одетых и нагруженных, как мы. Ещё в конвое было несколько десятков мулов и верблюдов, загруженных поклажей. В хвосте колонны располагались полтора десятка больших телег, загруженных до самого верха и запряжённых парами мулов. Два десятка легковооружённых охранников верхом на лошадях и отряд из трёх десятков охранников в доспехах, со щитами и копьями составляли боевую часть отряда.

Помпилио, верхом на красивой серой лошади в богатой сбруе, гарцевал во главе колонны с двумя всадниками.

Когда колонна построилась к движению, Помпилио взмахом руки подал приказ выступать.

И мы двинулись в путь.

– Север* – прозвище, «строгий, жестокий» (лат.)

– 2 денария в месяц* – относительно небольшие деньги. К примеру – рядовой легионер получал жалование 25 – 30 денариев в месяц

– фурка* – специальный шест, на котором легионер переносил в походе свои вещи и часть снаряжения

– Лупус* – волк (лат.)

2

В полдень стало совсем сложно: жара, груз на плечах, который становился всё тяжелее с каждым шагом, дыхание, которое сбивалось раз за разом, и тело, просто не желавшее больше двигаться. Было большое, почти непреодолимое желание упасть и больше не шевелиться. А команды на привал или отдых всё не поступало. Так мы и шли, молча, вцепившись зубами в остатки своих сил.

Я со своими парнями двигался ближе к хвосту колонны и старались не отставать от впереди идущих носильщиков. Да особо – то и не отстанешь – сзади, буквально по пятам, шли остальные.

Внезапно один из моих парней рухнул на колени, а потом и лицом вниз, прямо в камни, которыми была вымощена дорога. Его фурка, мешок с мукой и мешок с вещами, придавили его сверху. Мы оттащили упавшего в сторону, и его груз тоже, потому что буквально в ту же минуту наше место в колонне заняли другие люди, которые шли сзади. Вся моя пятерка остановилось, но никто, кроме меня свой груз с плечей не снял.

Я перевернул парня на спину – он лежал, закрыв глаза и часто – часто дышал.

– Не жилец – сказал кто-то рядом.

Я приподнял голову парня, облил лицо водой и поднёс флягу к его губам. Парень, а я даже имени его не знал, стал жадно глотать эту тёплую, но живительную влагу.

Рядом с нами мгновенно выросла пара охранников на лошадях, один из них спрыгнул на землю и подошёл к нам.

– Что с ним?

– Не выдержал, перегрелся, да и тяжесть непомерную несём – ответил я.

– Все такой груз несут, и ничего – буркнул охранник. – Встанет он в строй, или не сможет?

– Не знаю – ответил я. – Отдохнуть бы ему, да и всем нам.

– На том свете отдохнёте, бездельники! Снимите с него одежду и обувь, она ещё другим пригодится. И в сторону ещё подальше оттащите, чтобы не мешал колонне.

И охранник стал вытаскивать меч из ножен.

– _ Стой, стой! – крикнул я. – Мы его вернём в строй, прямо сейчас.

– Ну, давай, Эскулап хренов! – хмыкнул охранник.

А к нашей группе уже мчались несколько разъездов охранников на лошадях. Слетаются вороны на мертвечину!

Я скомандовал своим парням, самым крепким в моей группе:

– Вы, двое – сняли всё со своих фурок, положили фурки на землю, а на них положили мешки этого парня, и вот этого, последнего в нашей группе, потом подняли на плечи и пошли вперёд! А ты – указал я глазами последнему из моей пятёрки бойцу, сбрасывай весь свой груз парням – поднимай этого нашего товарища, и тащи его, если он сам идти не сможет. А я забираю всё остальное. Всё! Вперёд, вперёд! Шевелитесь!

Так и сделали. Наш вышедший из строя товарищ не приходил в себя, поэтому наш пятый, или Квинтус*, как я его тут же назвал, молча взвалил парня на плечи и понёс.

Когда наша инвалидская команда встроилась в хвост колонны, охранники отстали от нас, но сказали, что где-то через час пути мы выйдем к озеру и там будет привал.

Так что продержаться нам оставалось всего лишь час.

Вскоре наш пострадавший пришёл в себя и Квинтус спустил его на землю. Парень сначала повиснув на приземистом и мощном Квинтусе, вяло перебирал ногами, но вскоре окончательно пришёл в себя и пошёл сам. И вскоре забрал фурку и несколько мешков с вещами. Квинтус забрал у парней свой мешок с мукой, свою фурку и мерно попёр вперёд, как тингаринский бык.

По пути нам попались несколько раздетых трупов не справившихся с переходом рабов. А вот мешков и поклажи не было – всё перераспределили между оставшимися в строю. Вот такая вот жестокая реальность.

А охрана и впрямь не соврала – не через час, конечно, но часа через полтора колонна дошла до небольшого озера, хотя озером это болото с глиной и камышами назвать было трудно. Было ещё чудо чудесное, которое нам придало силы, вызвав искреннее удивление и откровенный смех: на небольших раскидистых деревьях вокруг озера сидели и стояли, перебирая копытами на широких ветках, козы, много коз. Всякое я видел, но такого – точно нет.

«Два часа на отдых!» – передали по колонне приказ.

Этот приказ прозвучал как фанфары в райских садах.

Мы расположились на берегу возле самой воды. Мои парни сложили свои вещи и грузы в одном месте и я распорядился, что всё было сложено аккуратно, чтобы потом всё это можно было легко поднять. Потом я отпустил парней купаться, а сам остался наблюдать за нашими вещами.

Внезапно ко мне подъехало несколько всадников. На землю спрыгнул один из них – это был Помпилио.

Я вскочил и вытянулся.

– А-а, так это ты, Лупус! – одобрительно похлопал меня по плечу наш командир. – Мне доложили. И работника мне сохранил, и груз не бросил. Молодец! Доведёшь своих людей полным составом до ночной стоянки – получишь десять денариев.

– Благодарю, мой господин!

Когда все мы отмокли в этой глинистой, вонючей, но такой божественно прекрасной воде, я распорядился всем переодеться, пообедать сухпаем из запаса: хлеб, изюм, финики и сушёные бобы и отдыхать. Один из нас, меняясь поочерёдно с остальными, оставался присматривать за спящими товарищами и нашим грузом.

Два часа пролетели, как один миг. И вновь раздались сигналы горна, поднимавшие колонну на построение. Собрались мы молча и быстро. Каждый из нас теперь нёс только свой груз, так что стало идти намного легче.

Мне нравилась моя команда – молчаливые крепкие парни, с очень недружелюбными лицами и повадками наёмных убийц, но слушаются меня беспрекословно – они признали за мной право лидерства, признали без мордобоя и наказаний. Всё – таки десять лет в должности декана в армии меняют человека, незримо, но убедительно, вооружая его властью над солдатами.

Дальше колонна двигалась так же неспешно, мерно и без остановок. Но погибших вдоль дороги оставили на этом переходе человек шесть. Здесь никто не церемонился с отставшими, выбившимися из сил и просто одуревшим от усталости – их просто убивали, а колонна, не останавливаясь ни на минуту, пёрла и пёрла вперёд.

Мои парни выдержали переход.

На закате мы пришли в лагерь – небольшой, но построенный по всем правилам военного устройства полевых лагерей – со рвами, частоколом, воротами и сторожевыми башнями. Чем дальше мы уходили вглубь африканской земли, тем сильнее здесь пахло войной. Здесь, как я понимаю, придётся не только работать киркой и лопатой…

Вечером, когда мы сидели возле костра, запивая ужин из хлеба с бобами и инжира, кипятком, к нам подошёл охранник:

– Кто здесь Лупус?

– Я

– Тебе Помпилио передал деньги, как и обещал. И приказал передать, чтобы ты так и дальше держал порядок.

Я разделил десять денариев поровну на каждого бойца – я так делал всегда, потому что мои люди – это одно целое со мной, с их командиром. И мои солдаты сражались насмерть рядом со мной, всегда, без тени сомнения. А это дорогого стоит. Особенно, в такой обстановке.

Квинтус* – пятый (лат.)

3

Ночью было холодно. Очень холодно. Я удивился, кутаясь в шерстяной плащ – как может такое быть: чем дальше мы уходим юг, тем жарче становиться днём и тем холоднее становится ночью. Даже в Британии, с её мерзким холодным и влажным климатом не было так холодно, даже зимой. Сейчас пошли в ход и тёплые носки, и сапоги, и штаны, и шапка, и оба плаща. Мои парни принесли откуда – то несколько больших вязанок хвороста – видно украли где-то, и мы развели несколько костров, а сами улеглись между ними на кусок плотной парусины, тоже, наверное украденной. Я не расспрашивал парней, откуда это богатство, но запомнил, что перед каждой ночёвкой в этих местах, нужно запастись дровами или хворостом, или, на крайний случай – сухим кизяком для костра. Потому что спать в помещениях, или хотя бы в палатках, нам в ближайшее время не светило.

Утром нас отправили на склад, где мы сдали муку, которую несли на себе, а взамен нам выдали сухие бобы, чечевицу, лук, сухари, инжир и немного сушенного мяса – как оказалось, это наш недельный рацион. Я обрадовался – наконец то мы избавились от этой тяжеленной муки! Но, оказалось, мы рано радовались: нам выдали брёвна, аккуратно нарезанные, метров по четыре в длину и толщиной в три кулака – тяжёлые такие брёвна. По одному на человека. Оказалось, что мы должны их донести до полевого лагеря строителей дороги в половине дня пути от этого базового лагеря, а это, судя по предыдущему переходу – миль 10 – 12 ( римская миля равна 1, 5 километрам, авт.).

И ещё я сегодня утром понял, почему так безжалостно нас гнали вперёд без отдыха – маршрут каждого дня пути конвоя был выверен с точностью до часа и любая задержка в пути грозила оставить нас вечером без защищённого лагеря, что, по всей видимости грозило очень серьёзными опасностями для всего конвоя. И мне очень захотелось, чтобы под рукой у меня в этих местах был как минимум надёжный армейский меч.