Kitobni o'qish: «Гонка за «Гонцом»»

Shrift:

Составитель серии Оксана Ковалевская

* * *

Родился в 1937 г. в Киеве. Войну пересидел в Сибири. Отец и дяди воевали, дядя Федор погиб.

После войны отец служил в армии под Москвой, потом в Ленинграде, где А. Райтаровский в 1953 г. окончил с серебряной медалью школу № 5 (бывшая гимназия К. Мая), поступил в Военно-механический институт, окончил его в 1959 г. со специальностью «взрыватель». С тех пор по 2009 г. работал на предприятиях ВПК, в 1973 г. стал кандидатом технических наук, после чего занялся серьезным делом – стал сотрудничать с «Кабачком 13 стульев» в качестве одного из авторов реприз, а также публиковал в газетах и журналах так называемые «фразы».

В XXI веке перешел к «крупногабаритным» формам, итог – два романа, пять повестей, сборник афоризмов. Как трибуну использовал «Самиздат», по предложению ИСП стал издаваться в его органах. На настоящий момент издан один роман и два малых произведения. Является номинантом премии М. Ю. Лермонтова, член ИСП.

1

Пенсионер-садовод Влекомов вздрогнул и проснулся. Проснулся и вздрогнул. По невыключенному телевизору шел какой-то боевик с грохотом и пальбой, с мужественным героем, которого не берет град автоматных пуль, зато каждый ответный выстрел героя из пистолета укладывает от одного до трех противников. Причем не просто укладывает, а отшвыривает к стене, заставляет кувыркаться, как чемпионов мира по акробатике или клоунов на манеже.

Выбирать было не из чего. В этом районе, в ста километрах от Питера, на границе с Новгородской областью, влекомовская антенна в паре со стареньким «Рекордом» принимала одну программу, иногда, по настроению (погоды), две. Сегодня пара была не в настроении. И за то спасибо, и это почти рекорд.

Под грохот задремал, под грохот проснулся. Но осталось такое ощущение, будто тряхануло взаправду.

«Во навострились эффекты создавать!» – спросонья подумал Влекомов и глянул на будильник. Будильник валялся возле включенной лампы и честно тикал.

– Пошевелиться во сне нельзя! – недовольно пробормотал Влекомов. – Он, видите ли, хромоногий! А я? У меня две железки в ноге, причем из разных металлов. Там электролиз идет!

Влекомов поднял будильник и посмотрел ему в лицо. Без четверти два. Можно честно отходить ко сну. Он прислонил будильник к лампе, потянулся к телевизору и выключил его, потянулся к лампе и выключил ее. Крякнул и улегся поудобней.

Вредный будильник воспользовался темнотой и шлепнулся навзничь. Влекомову лень было шарить в темноте. Ограничился кратким: «Засранец!» – облегчил душу и спокойно заснул.

Утро – самое светлое время дня во влекомовской светелке. Известно, «утро начинается с рассвета», а на рассвете солнечным лучам удается напрямую проникнуть в окошко, прорвавшись меж стволов не вырубленных Влекомовым берез и елей. Его «бунгало» в лесу стояло. Только полторы сотки с западного края, заголенные, были отведены под огород. С юга перед домом высажены несколько фруктовых деревьев. Но мощные корни берез и елей их хилые корни не одолели.

Урожаи культурных культур были слабые, обильные – только у сорняковых. Из овощей же Влекомов уважал кабачки – за большие красивые цветы и весомый результат.

По совокупности перечисленных достижений правильнее было бы обзывать его дачником, а не величать садоводом. Так или похуже выражались за глаза некоторые истинные садоводы-профессионалы, у которых и парники застекленные стояли, и картошки по два центнера родилось, и клубника на ухоженных грядках то бледнела, то краснела.

Зато проходившие в магазин мимо его участка хозяева из других садоводств оторопело подталкивали друг друга локтями и восхищались:

– Ой, сказка прямо!

Некоторые тут же на месте раскаивались:

– Эх, зря мы у себя все вырубили!

Слыша такое, невидимый в зарослях Влекомов млел от гордости.

Но и запущенное хозяйство требует пригляда, и в это утро Влекомов собрался наконец починить ступеньки входа на вторую веранду, служившую некогда спортзалом и мастерской.

В ней стоял стол для пинг-понга – плита ДСП на козлах, на нем же, помимо перекидки шариков, осуществлялись изредка отдельные хозяйственные операции, например резка стекол.

Эта вторая веранда была сляпана лично Влекомовым из закупленных до дефолта материалов и осталась недоляпанной. Но время от времени возникала необходимость в ее посещении, то есть и в постановке ног на ступеньки.

Ступеньки же этого не могли вынести, а Влекомов не мог привить им должное терпение, даже при помощи молотка и гвоздей. Верхняя ступенька все же проявила некоторую сговорчивость, нижняя заупрямилась, и тогда Влекомов решил попросту подпереть ее камнем. Камни были разбросаны по участку, их макушки кое-где торчали из земли, прикрываясь обильными травяными зарослями. Чтоб головку не напекло.

Время собирать камни для остальных садоводов давно прошло, лет пятнадцать назад, когда они шли на фундаменты для времянок и прочие хознужды. Для Влекомова, ввиду ограниченности его нужд, время сбора неограниченно растянулось. Но вот сегодня пробил час очередного камня.

Влекомов стоял у веранды, зыркая по сторонам: а не завалялся ли камушек где поблизости?

Завалялся! Вон макушка торчит! Влекомов побрел за лопатой.

Продолговатый камень был легко выковырян из земли, и, хоть оказался не слишком тяжелым, перекатыванием доставлен к упертой ступени и подсунут под нее. Наполовину.

Поскольку Влекомову показалось, что на стороне камня, очищаемой от грязи при подсовывании под ступеньку, проявились какие-то знаки. Следовало разобраться.

Влекомов вытащил камень обратно, сорвал пучок травы и стал начищать им бока камня.

Рот его открылся, глаза остановились – пенсионер впал в ступор.

Дело в том, что знаки ему не померещились. И очищенный камень был не совсем камень, а отсвечивал матовым блеском, скорее присущим титану или металлокерамике.

Из ступора его вывел трехкратный чих на соседнем участке, последовавший за ним смех и приятный женский голос:

– Влекомов, ты проснулся? А?

– Попробуй поспать под твои чихи! – пробормотал Влекомов, запихнул предмет под ступеньку и тогда отозвался: – Пораньше тебя!

– Иди завтракать! – без обиды отозвался женский голос, но добавил с ехидцей: – Неужто работаешь?

Обладательница приятного голоса и легкой ехидцы появилась на тропинке, соединяющей участки. Моложавую, ее можно было бы назвать статной, если бы не натянутые по случаю утреннего холодка многочисленные рубашки и кофты.

– Замерзаешь, старушенция? – отплатил ей Влекомов.

– Не говори, – закивала соседка. – С вечера не протопила, а к утру замерзла! Не вставать же топить!

– Конечно! – поддержал ее Влекомов. – Не хочешь топить – держи около кровати бутылку!

– Ой, верно! – обрадовалась соседка. – У меня в холодильнике есть!

– А ты кофты напяливаешь! – с укоризной сказал Влекомов своей бывшей супруге. – Да я на твоем месте в маечке гулял бы уже, а не дребезжал зубами и членами!

– Это ты неизвестно чем и зачем дребезжишь! – немедленно откликнулась бывшая. – Бестолку! – добавила она, не удержавшись.

– А ты откуда знаешь? – сделал удивленное лицо Влекомов. – Это вне сферы твоей… компетенции!

– Ну иди давай! – рассердилась наконец экс-супруга к вящему-пущему удовольствию экс-супруга. – А то холодное жрать будешь!

– Бегу, бегу, добродетельная пани! – засуетился довольный Влекомов. – Только вот руки вымою!

Лучшую из своих бывших жен – так высокопарно именовал он Эмилию, в просторечии – Милу – хитрый Влекомов поселил рядом, когда бывший сосед по дачному строительству под давлением семьи перебрался ближе к Питеру. Оплатил половину стоимости домика, мол, дочке общей чтобы от него хоть что-то осталось.

Благодарная Эмилия взяла на себя обязанности по готовке пищи на двоих. Сгоряча пообещала даже приглядывать за влекомовским огородом. Но весь жар ушел на ее собственный огородик, а Влекомов только получил возможность, бродя среди своих зарослей, наблюдать ее неполный контур, состоящий из пары стройных ног, увенчанный округлостью, незаслуженно именуемой точкой, притом не первой по счету. Верхняя же половина контура была невидна и занята каким-то непонятным шебуршанием на грядках.

В городе экс-супруги жили далеко друг от друга и по очереди заезжали один к другому в гости, а случалось, совершали совместные вылазки в город – в театр, в музей, на прогулку.

Многие подруги Эмилии, в основном одинокие, завидовали ей:

– Вот это отношения, о которых можно мечтать! Постоянных обязанностей нет, постоянного обслуживания не требуется, а от скуки гарантирована! Не одинокая! И ссориться некогда и не из-за чего!

Тут они заблуждались, впадая в идеализм. Влекомов и Влекомова (Эмилия сохранила фамилию экс-супруга) и в этих сложных условиях находили возможности для ругани. Этому способствовал врожденный ехидный характер Влекомова. Эмилия же в результате многолетнего общения с ним сумела обзавестись лишь легкой ехидцей.

Время от времени у нее возникала необоснованная надежда выдоить из Влекомова какую-нибудь конкретную пользу типа забитого гвоздя, зиждущаяся, видимо, на наличии у него ряда вторичных половых признаков. Вот и сейчас Эмилия взяла себя в руки, подождала, когда Влекомов перешел к чаю, всасывая его, горяченный, с блаженно зажмуренными глазами, и осторожно намекнула:

– Не покачивает на веранде?

– Да ты всего по одной налила! – обиделся Влекомов. – И то, чтоб самой согреться!

– Веранду перекосило мою! – отбросила Эмилия дипломатию. – Приподнять бы ее да опору поправить или еще одну подвести!

– Это можно, – кисло согласился экс-супруг. – Вот свою ступеньку доделаю…

– Угу! На следующей неделе, значит, – кивнула Эмилия.

Влекомов пожал плечами.

2

– Интересно, на каких идиотов это рассчитано? – кивнул на экран телевизора депутат Госдумы, член Комитета по науке и образованию «моноросс» Иванов Борис Натанович, доктор филологических наук. Докторскую диссертацию он защитил уже в депутатах. Можно ходить в кандидатах наук, будучи кандидатом, но депутатом – как-то неприлично, следует становиться доктором наук.

Секретарь Бэллочка покосилась на экран, прислушалась к голосу комментатора и, кокетливо улыбнувшись, показала рукой за окно. Борис Натанович заржал от души, утробно:

– А ты права! Они скушают! Им чем больше желтизны, тем вкуснее. Истинные проблемы науки им неинтересны и непонятны! – Иванов взглянул на Бэллочку затуманенным взором и, воодушевившись, продолжал: – Они считают, что, заплатив свои жалкие налоги, имеют право смотреть и слушать все, что им интересно. То есть – сплетни, слухи, любую чепуху, которая возбуждает их нездоровое любопытство!

«Понесло! – с досадой подумала Бэллочка. – Ему же минут пятнадцать требуется глаголить, чтобы добиться эрекции!»

Она сегодня спешила: у нее предстояло свидание, которое могло стать решающим. А ведь надо будет принять душ, сменить белье, нанести макияж. А Борис ни на какие способы, испытанные на нем искусной Бэллочкой, не реагировал. Только на собственные зажигательные речи.

«Может, он потому и в депутаты пошел? – догадалась Бэллочка. – Потому и летит в кабинет после заседания комитета, запирается…»

И Бэллочка начинает спешно расстегивать свои кофточки-юбочки. Жаль, Борис не позволяет заранее снимать колготки. Сколько их пострадало!

Правда, он компенсирует потери с избытком, но ведь надо же выходить на улицу, в коридоры, в туалет, наконец!

– А ты держи запасные на рабочем месте! – посоветовал ей как-то удовлетворенный шеф.

Практичность была его отличительной чертой.

Бэллочка теперь так и делала. И еще перешла на чулки с резинками. Целее, быстрее и сексуальнее. Быстрее Борису не очень нравилось. Пропадали элементы преодоления сопротивления.

Пришлось Бэллочке заменить указанные элементы дополнительной дозой стонов и вялых уверток.

На том и сошлись. В этот раз тоже.

Расположившись грудью на столе, Бэллочка имитировала страсть и досматривала передачу, послужившую причиной внепланового соития.

– Таким образом, – заключил эксперт на экране, – расшифровка знаков, наряду с анализом химического состава материала аппарата и его радиоуглеродной датировкой, являются первоочередными задачами по исследованию объекта. По имеющимся на данный момент данным, вероятность космического происхождения объекта или земного может оцениваться как пятьдесят на пятьдесят, – закончил эксперт.

Так же поступил и депутат Иванов. Но не самоустранился, как обычно, а призадумался. А это после того вообще необычно.

Бэллочка, повернув голову, удивленно посмотрела на шефа и шевельнула бедрами. «Сыр выпал». Плутовка того и добивалась.

– Ты это, достань-ка мне запись этой передачи! – распорядился депутат, сладив с шириночной молнией.

– Хорошо, Борис Натанович! – поняла Бэлла, делая пометку в электронном ежедневнике. – Ну, я побежала!

– Добро! А то давай я тебя подброшу! – милостиво предложил депутат.

– Ой, спасибо! Мне в другую сторону! – воскликнула Бэллочка, теряя терпение и надежду отвязаться от шефа.

– А я разве говорил, в какую сторону еду? – удивился Иванов.

– Я думала, вы теперь домой, к жене! – уколола его слегка Бэллочка.

– Эх, если б я мог распоряжаться своим временем свободно! – вздохнул депутат. – Мы, депутаты, люди подневольные! Сейчас мне надо на презентацию в этот, как его… – Он стал рыться в карманах пиджака.

– Совсем себя не щадите, Борис Натанович! – сочувственно произнесла Бэллочка и, демонстрируя свой секретарский профессионализм, снова включила электронный поминальник: – В «Росбизнес траст интернейшнл»!

– Это чего такое? – изумился Иванов.

– Это не «чего такое», а потенциальные спонсоры научных программ! – напомнила Бэллочка.

– Придется ехать! – сделал вывод Иванов.

– Ну, счастливо попотеть на ниве внесения удобрений в отечественную науку! – Бэллочка чмокнула шефа в мясистую щеку и поспешно выпорхнула из скромного депутатского гнездышка.

Имеет же право слуга слуги народа на личную жизнь! Хоть три-четыре часа в день. Или в ночь.

Начальник подотдела ЦРУ по анализу информации СМИ России и стран СНГ Уильям Крэг читал утреннюю сводку и отмечал сообщения, достойные лечь на вышестоящий стол. Дойдя до сообщения о передаче НТВ, в которой рассказывалось о находке космического тела с некими знаками на его поверхности, Крэг хмыкнул:

– Ох, эти русские! Им не удается ничего нового совершить в космосе, и они решили специализироваться на ловле метеоритов с посланиями иных цивилизаций! Видно, дела с финансированием космических программ у них совсем плохи. А перед выборами своего президента они намекали на готовность полететь на Марс раньше нас! У них что, опять какие-то выборы на носу?

Он помедлил, занеся ручку над бумагой, так как вспомнил недавнюю вздрючку от шефа отдела за включение в сводку прорицания какой-то бабки с Украины о грядущих неприятностях для Соединенных Штатов со стороны космических сил, – и решительно черкнул на полях сообщения: «Блеф!»

Аналогичным образом отреагировали на передачу аналитики спецслужб НАТО и «Моссада».

Только в Бразилии и Мексике почему-то должностные лица проявили интерес к информации и сделали пометки на документах: «Следить за развитием событий».

Некоторое оживление вызвала передача в кругах исследователей аномальных явлений. Но ведь на то эти круги и очерчены, чтобы ждать встречи с инопланетянами или хотя бы с шаровой молнией. Вообще, для них аномальным явлением должно считаться отсутствие интереса к подобным вопросам.

Редактор одного из изданий соответствующей направленности «Тайны и версии аномальных явлений» дал указание спецкору Киму Батурину взять интервью у садовода Влекомова, упомянутого в передаче. Чем черт не шутит?

Вот и все. Да, еще помощник по связям с общественностью директора НАСА Мэтью Фэдич почему-то попросил срочного приема у директора Стива Олдриджа.

– Что-то серьезное, Мэт? – уточнил директор.

– Думаю, дело обстоит именно так, сэр! – взволнованно ответил Фэдич.

– Заходите в одиннадцать сорок, Мэт. Пяти минут нам хватит, надеюсь? – пророкотал Стив. – В одиннадцать сорок пять у меня небольшое совещание.

– Благодарю, сэр! Моя информация займет две минуты! – заверил Фэдич.

Влекомов тоже просмотрел передачу. Прошло почти две недели со дня события. Вначале жизнь продолжалась спокойно. Влекомов с трудом уговорил по телефону приехать к нему на выходные сына. Сын перед отъездом с трудом вспомнил, что отец просил прихватить фотоаппарат. Потом с трудом добирался до Чащи по забытому пути через Ям-Ижору и Форносово.

В пути поругивал папеньку, приставшего, как клещ к макушке, – а именно такое событие несколько лет назад охладило интерес Кирилла к папенькиной даче. Но вспомнил, что папенька редко пристает с настоятельными просьбами, значит, имеется веская причина. Успокоился.

Но вот какая именно причина, папенька затемнил, не сказал. Хорошо, потерпим. В конце концов, любопытство – штука не такая уж нестерпимая, как даже малая надобность. Это у женщин бывает иначе. А мужик должен любопытство умерять.

С этими благопристойными мыслями Кирилл финишировал вечером в пятницу на папенькиной даче. Были на выходные и более приятные перспективы, но что выросло, то выросло. Аминь!

Папенька встретил его на границе своего садоводства у столба с вывеской «Политехник», уселся в сыновью «восьмерку», они поцеловались.

– Как доехал?

– Нормально, как видишь!

– Не блуждал ли ты, мой блудливый сын?

– Не такой уж я блудливый, может, библейский – блудный, в какой-то степени.

– Может, и так. Ты меня редко удостаиваешь лицезрения своей персоны и описания подробностей своей насыщенной жизни.

Они въехали на третью линию садоводства через заблаговременно открытые Влекомовым ворота, и Кирилл радостно воскликнул:

– Вон твой участок! Как деревья выросли!

– Да и ты подрос с той поры, как последний раз сюда приезжал, – грустно заметил Влекомов. – Это я один в землю врастаю.

– Ну, скажешь! – бодро воскликнул Кирилл.

– Так и есть, – продолжал грустить Влекомов. – Купил брюки, по привычке, четвертого роста, а они по земле волочатся!

– Да ладно тебе! – прервал его стенания сынок. – На тебе еще воду возить можно! И пахать! Что случилось? Сфотографироваться захотел?

Влекомов промолчал. Они остановились возле участка.

– Узнаешь? – поинтересовался Влекомов.

– Парников нет! – быстро сориентировался Кирилл. – А яблони разрослись.

– В одном месте убавилось – в другом прибавилось, как говаривал Михаил Васильевич, – дал научное обоснование Влекомов. – Прими левее, сосед может подъехать, а у него грузовик!

Кирилл выполнил указание и потопал следом за папенькой.

– Здравствуйте, тетя Мила! – радостно приветствовал он Эмилию, вышедшую на тропинку «согласия», соединяющую два участка и именуемую в просторечии Влекомовым «Тропой Антанты».

Эмилия тоже приветствовала его искренне и радушно. Кирюшу, последнее дитя бывшего супруга от последней (надеялись оба) молодой жены, она знала с его младенческих лет.

Удрав от молодухи и тещи, Влекомов регулярно виделся с сыном и частенько наведывался с ним к гостеприимной Эмилии, тем более там Кирилл встречался и подружился со своей сводной сестрой Таней.

После обеда с необременительным возлиянием, прошедшего, естественно, у Эмилии, папенька с сыночком уединились в бунгало среди зарослей.

– Ну, чего ты тянешь, пап? – укоризненно сказал сытый сыночек. – Что у тебя за дело?

– Боюсь, не поверишь! – признался Влекомов. – Или сочтешь меня сумасшедшим.

– Если до сих пор не посчитал, – улыбнулся сынок, унаследовавший папенькино ехидство, – при всех твоих… биографических вывертах, то теперь… Ты не жениться ли опять вздумал? – вдруг испуганно спросил он.

– Если бы, – вздохнул папенька. – Сейчас мне это кажется менее ужасным по сравнению с тем, что произошло.

– Неужто еще одного ребенка заделал? – побледнел сынок. – Это с кем? С той, с которой на моей свадьбе был?

– Если бы… – опять вздохнул папенька, на этот раз несколько картинно.

Два года назад Кирюша, не дотянув до двадцати, внезапно женился. Жених и невеста сообщили о намечающемся событии уже после подачи заявления. А ведь каких-то пять лет назад четырнадцатилетний Кирюша как-то буркнул:

– Я, наверное, никогда не женюсь!

– Это почему? – испугался Влекомов, так и не ставший женоненавистником, несмотря на три забракованных брака.

– А вдруг она окажется такой же, как мама! – печально сказал сынок, порадовав папу зрелостью суждений.

– Ну… ты учитывай отцовские ошибки, – промямлил Влекомов. – Кстати, ты – результат последней из них. Точнее, наоборот: ошибка состоялась из-за того, что ты уже был зачат.

Один внебрачный сын у меня уже был, ты знаешь. Второй раз не покрыть грех совесть не позволила. Короче, выбирай жену с умом! – назидательно завершил Влекомов воспитательную тираду. А где ума взять – не сказал, наверное, сам не знал.

Незадолго до свадьбы Влекомов спохватился: с кем ему идти? Одному – неприлично.

Елена будет со своим нынешним, он на семь лет моложе ее, а она на семнадцать моложе Влекомова. Каков же будет наш ответ этой Керзоне?

Влекомов почесал репу, извинился перед Эмилией, что не приглашает ее, откровенно объяснил причину: надо утереть нос бывшей. Эмилию он именовал предбывшей, чтоб не путать в разговорах ху из ху.

И позвонил своей бывшей секретарше Светлане, уволившейся из-за невыплаты в НИИ «Фотон» зарплаты в течение полугода. Светочка была моложе Влекомова на двадцать шесть лет, имела двоих детей, и хотя ей перевалило за тридцать, оставалась красивенькой и стройненькой.

– Проси у мужа отгул на субботу! – приказал он по старой привычке и, спохватившись, изложил свои обстоятельства. Светочка отнеслась к поставленной задаче с пониманием: святое дело – утереть нос другой женщине. В себе она не сомневалась. И приглашенная дочка Таня с мужем тоже поняла папу.

Эффект был достигнут полный. Поскольку Светочка, наряду с прекрасной внешностью, обладала еще двумя замечательными качествами: элегантностью и умением себя держать, пожалуй, самым важным из трех.

Словом, рейтинг Влекомова в глазах присутствующих вырос на глазах. Бывшая кусала губы, хотя ей больше хотелось покусать Влекомова и Светочку.

Нынче, уже год, сынок, достойный продолжатель сомнительных дел и хранитель не самых лучших папочкиных традиций, и не жил, и не разводился с юной супругой.

– Так в чем дело, не томи! – попросил сынок.

– Для начала надо сфотографировать одну штуковину. – Влекомов тянул время, не желая ошарашивать сына. Мысленно он уже представил свой рассказ, и сам начинал сомневаться в здравии собственного рассудка. – Идем!

Взяв фотоаппарат, они пошли за дом, к входу на веранду-спортзал.

– В пинг-понг играть будем? – поинтересовался Кирилл.

Влекомов, кряхтя, вытащил из-под ступеньки космическую подпорку.

– Что это? – удивился сынок.

– Дай-ка я ему еще бока начищу! – Влекомов орудовал прихваченной из дому тряпкой, искоса наблюдая за ним.

– Что это за знаки на нем? Где взял? – продолжал бомбардировку вопросами Кирилл. – Это не случайные узоры! – воскликнул он. – Это люди изобразили!

– Вон в той ямке нашел! – кивнул Влекомов.

– Ледник занес? – высказал предположение Кирилл. – Тебе повезло! Это ж археологическая находка! Ее знаешь за сколько можно продать!

– Думаешь? – переспросил Влекомов, неясно, к какому аспекту сыновней речи адресуясь.

– Еще бы! – воодушевился Кирилл, имея в виду, безусловно, ценовой аспект.

– Ну вот, давай сфотографируй для потенциальных потребителей с разных сторон! – предложил Влекомов.

Кирюха с увлечением завозился возле штуковины с фотоаппаратом. Влекомов поворачивал ее так и этак.

– Ой, а что это вы фотографируетесь, а меня не позвали! – раздался обиженный возглас Эмилии. – И Манечку мою забыли! Сфотографируй нас с ней! – обратилась она к Кириллу.

Изящная, желтоглазая и черная, как пантера, киска Маня уже бежала следом за Эмилией, держа хвост трубой. Маня считала оба участка своей исконной и законной территорией, бесстрашно и беспощадно изгоняя с нее не только неугодных ей кошек, но и собак. Даже сам Чак, повелитель второй и третьей линий, помесь овчарки и ротвейлера, регулярно собиравший дань с каждого владельца участка, уклонялся от стычек с Манькой, помесью сиамской кошки и «русского помойного» соблазнителя. Пощады удостаивались только симпатичные брюнеты противоположного пола, особо скромняга Василий, с ним она могла проводить время часами. Со временем Вася повел себя как бойфренд: заходил на веранду к Эмилии, съедал, что повкусней, из Маниной миски, потом усаживался на перилах на солнышке.

А Маню Эмилии подарил не кто иной, как сам Кирилл.

Драматическая ситуация тогда сложилась. Любимый кот Эмилии тяжеловес Митяй заболел, она вызвала ветеринара, тот Митяя осмотрел, сделал укол, выписал лекарство и уехал, прихватив пару тысчонок. Митяй как будто успокоился, перестал жалобно мяукать. Обрадованная Эмилия прекратила паниковать, накормила его любимым фаршем, довольный Митяй улегся на коврике возле дивана и уснул. Эмилия, не тревожа его, забралась на диван и тоже спокойно уснула.

Среди ночи ее разбудили непонятные звуки. Включила свет и увидела, что Митяй агонизирует.

Утром в субботу, часов в семь, Влекомова разбудил телефонный звонок, в трубке слышались всхлипывания. Через пятнадцать минут, прихватив гвоздодер, за неимением лучшего копательного инструмента, и бутылку водки, за неимением лучшего успокоительного, Влекомов катил к Эмилии. Февральский мороз стоял лютый, как и положено по старославянскому наименованию месяца.

Упаковав Митяя в его любимую подстилку и полиэтиленовый пакет, Влекомов с заплаканной Эмилией нашли во дворе в кустах симпатичное местечко и принялись долбить закаменевший грунт. Потребовалось не меньше получаса усилий.

Вернувшись домой, помянули Митяя. Эмилия вроде пришла в норму, Влекомов уехал к себе. Вечером позвонил ей – не подходит, поздно вечером – тот же результат. Ранним утром – существенных изменений не произошло.

Часов в двенадцать звонит Эмилия:

– Я ночевала у Нади, не могу быть в квартире без Митеньки.

– Сколько приняли с Надеждой успокоительного?

– Ну…

– Ладно, давай приезжай ко мне! Влекомов тут же позвонил Кириллу:

– Ты говорил, у мамашиной кошки от помета один котенок остался?

– Да, кошечка, симпатичная, себе думаем оставить.

– Подари ее мне, точнее, тете Миле. У нее кот умер, надо срочно прервать депрессию.

От Влекомова Эмилия уехала не скорбящей одинокой женщиной, а мамочкой сиамско-русской зверюшки.

И вот эту зверюшку теперь требовала запечатлеть совместно с собой. Чего и добилась.

– Ой! – воскликнула Эмилия, попозировав с Манькой. – Как хорошо, что ты приехал, Кирюша! Ты папе поможешь?

– Я как раз и помогаю! – пробасил Кирилл.

– Нет, я о другом. Папа хотел починить опору под моей верандой. Ты заметил, как там пошатывает при ходьбе?

– Нет, не заметил, – честно признался Кирюша. – Может, не всегда покачивает?

Эмилия зачем-то покраснела:

– Как хотите!

– Сделаем! – крикнул ей вслед Влекомов.

В город он вернулся с Кирюшей в субботу. В течение часа отпечатали в трех экземплярах крупноформатные снимки объекта. Один экземпляр он отдал Кирюше:

– Ты говорил, среди твоих приятелей-программистов есть занимающиеся проблемами шифрации-дешифрации. Попроси их заняться этим ребусом!

Кирюша согласно кивнул и задумчиво уставился на один из снимков.

– Что-то мне это напоминает! Я был не прав, когда посчитал эти знаки произведением людей ледникового периода. Видишь, это прямоугольный треугольник, а рядом какие-то незнакомые обозначения, может быть, формула? А вот эта картинка – окружность, и в ней прорисован диаметр, рядом снова значки. Слушай, не запись ли это значения числа пи?

– Очень может быть! – согласился Влекомов. – Тогда надо выяснить, в какой системе счисления записано его значение, соответственно – какие цифры обозначают эти значки. Хорошо бы в двоичной или десятичной! Нет, не двоичная, – тут же сделал вывод он, – здесь разновидностей значков гораздо больше. Давай-ка выпишем и посчитаем! Раз, два, три… Нет, поехали ко мне, – скомандовал Влекомов. – Там спокойно посчитаем, у меня и лупа есть. Видишь, некоторые значки плохо различимы!

Дома они засели за изучение снимков. Оказалось, для записи значения пи использована семеричная система.

– Боюсь, дальше мы с разбега не продвинемся! – сказал Влекомов. – Надо переписать значение пи из десятичной системы по семеричной, тогда выясним написания цифр в ней.

– Ну, двойку я уже определил! – объявил Кирилл.

– Как? – изумился Влекомов.

– Здесь, возле прямоугольного треугольника, записана формула – это явно теорема Пифагора! – воодушевленно вещал Кирюша. – Тогда в этой записи должны быть три значка одинаковых, означающих двойку! Вот эта загогулина ее и обозначает!

– А если они используют для обозначения возведения в квадрат не двойку, а какой-то специальный значок? – остудил его Влекомов. – Как, например, мы стали бы обозначать эту операцию буквой «к» или еще что-то придумали.

Кирилл приуныл, но внезапно оживился:

– Ты помнишь, когда-то давно был запущен американский аппарат, вроде «Вояджер» назывался, тоже для установления связи с иными цивилизациями? Я читал, он пределы нашей Солнечной системы уже покинул. И на нем тоже были изображены подобные фигуры: теорема Пифагора и число пи!

– Помню, – подтвердил Влекомов. – То был чисто рекламный трюк: вероятность попадания такого аппарата в пределы какой-то цивилизации и обнаружения ею меньше, чем попадания сброшенного со спутника рубля в карман определенного Ивана Ивановича Иванова. Но действительно, подобные символы сочли понятными для любой относительно развитой цивилизации.

Поэтому и вероятность попадания на Землю запущенного наугад аппарата даже из пределов нашей Солнечной системы ничтожна. Вот и появление этого аппарата на моем участке вызывает определенные сомнения.

Папа и сыночек смотрели друг на друга с подозрением: нет ли подвоха?

– Тебя кто-то разыграл! – сказал Кирилл.

– Ага! Представляешь, каких трудов и денег стоит такой розыгрыш? – усмехнулся Влекомов. – Бюджета Петербурга не хватит!

– Ну уж! – усомнился Кирилл. – Хотя и миллионеров, желающих пошутить, среди твоих знакомых вроде нет.

– Увы! – признал Влекомов. – Дураков тоже маловато.

Они еще раз посмотрели друг на друга, и каждый прочитал в глазах другого такое же желание, какое испытывал сам. Кирилл побежал за бутылкой.