Kitobni o'qish: «Избранник вечности»

Дочери Ирине посвящаю…

Боги – это бессмертные люди, а люди – смертные боги…

Гераклит

Об авторе

Анатолий Гаврилович Ильяхов, автор двух десятков научно-популярных и художественных произведений, родился в 1941 году в Сочи, в настоящее время живёт в Краснодаре.

До того как получить признание в качестве популяризатора Античности, писатель, по его собственным словам, прожил «большую и интересную жизнь инженера-строителя». Успешный карьерный рост от мастера участка до руководителя крупного производственного объединения сам по себе говорит о многом. Так же как и ответственная работа по контракту в Монголии и Афганистане в сложные для СССР годы.

В юности, общаясь со сверстниками из греческой диаспоры в Сочи, Анатолий Ильяхов услышал, что их предки – переселенцы из Греции. Возникший после этого интерес к греческой истории побудил познакомиться с трудами Геродота, Страбона, других историков. Так будущий писатель узнал, что греки ещё в VIII веке до н. э. «открыли» Чёрное море для торговли с местными племенами, массово организовывали поселения-колонии. Греческие полисы появились на побережье современного Крыма и Северного Причерноморья, в том числе города-государства Херсонес Таврический и Боспор Киммерийский, сосуществуя со скифами, таврами и прочими аборигенами Киммерийского полуострова.

В школьные годы Анатолий Ильяхов услышал имя Александра Македонского, воодушевился его полководческими подвигами и решил, что обязательно напишет о нём роман. Юношеская задумка стать писателем осуществилась через сорок лет, когда автор вышел на пенсию, ведь именно тогда появилась возможность перечитать собранные за всю жизнь в домашней библиотеке книги по античной тематике, переосмыслить собственные «литературные зарисовки», что велись все годы. В итоге помимо прочих трудов Ильяхов создал целых три романа о жизни Александра Македонского, каждый из которых отличается уверенной энциклопедичностью и захватывающей исторической фактологией. Даже подготовленный читатель обнаруживает в них немало любопытных сведений.

Античный мир канул в прошлое и, казалось бы, навсегда отдалился от современного бытия, но для писателя Анатолия Ильяхова древние греки, эллины, остаются живыми людьми со своими особыми страстями. Эти люди были способны на крайнюю жестокость и на удивительные прекрасные свершения, отчего их поступки и достижения, как и ошибки, преподают нам бесценный урок. По мнению автора, греческий историк Фукидид верно сказал, что «все исторические явления будут повторяться всегда, пока природа людей будет оставаться той же».

Дополнительные сведения о писателе А. Г. Ильяхове можно найти на сайте ilyahov.ru

Изданные книги автора:

Этимологический словарь. Античные корни в русском языке. 2006.

Зевсу посвящённые. Тайны древних олимпиад. 2006.

Вакху посвящённые. Секреты античной кулинарии, застолья и виноделия. 2007.

Эросу посвящённые. Античные любовные истории. 2007.

Афине посвящённые. Античная мудрость. 2007.

Пир мудрецов. Притчи, изречения, размышления. 2009.

Античные корни в русском языке. Этимологический словарь. 2010.

Эллада и Кубань. Путешествие в прошлое. 2012.

Игры эллинов у подножия Олимпа. Три тысячи лет до 2014 (2012).

Знак Зевса – роман. 2013.

Уроки Аристотеля – роман. 2014.

Наедине с мудростью. Древняя Греция. 2015.

Закон и право. Словарь правоведа. 2015.

Человек и природа. Словарь эколога. 2015.

Экономика и финансы. Историко-этимологический словарь. 2016.

Наука и производство. Политехнический словарь. 2016.

Медицина. Историко-этимологический словарь. 2016.

Избранник Вечности – роман. 2016.

Философия разума. Словарь эрудита. 2017.

Античность в русском языке. Этимологический словарь. 2017.

Три чаши Диониса. Античный код современного виноделия. 2018.

Глава первая
Наследник македонского престола

Соперники

В Македонии бушевали страсти… Кому быть царем? По традиции, сын Филиппа не мог надеяться на престолонаследие по родовому принципу. Следовало вначале показать себя храбрым воином, затем стратегически мыслящим командиром отряда, потом старшим военачальником, способным не только направить войско в смертельную схватку, но замыслами способствовать победе. Также быть удачливым во всём, за что брался. Претендент на царский престол поначалу должен выделиться среди зрелых мужей государственным мышлением, мудростью, предвидением политических событий до такого уровня, чтобы в нужный момент повернуть ход истории в выгодном для Македонии направлении. Ничего подобного у Александра нет помимо того, что он сын царя, и храбрости, проявленной в сражении при Херонее: семнадцатилетний командир всадников неожиданным манёвром переломил сражение в тот момент, когда греки уже брали верх над македонянами царя Филиппа.

Весомым поводом для хороших отношений кандидата в цари с войском является также проявляемая щедрость, возможность регулярно подкреплять дружбу с боевыми товарищами, гетайрами*¹, подарками и разнообразными льготами, делиться военной добычей и отобранными у врага землями. В македонской армии вспоминают царя Филиппа, для которого эти качества являлись естественными, близкими его неуёмному характеру.

В отличие от предыдущих македонских царей, двадцать пять лет Филипп старался не властвовать, а управлять, придавая Македонии могущество, а народу – благо, преуспевание. И в отношениях с враждебными греческими полисами он предпочитал умиротворение через договоры, обещая процветание при его покровительстве. А кто упорствовал и не желал подчиниться «добрым намерениям», принуждал силой к покорности, расправлялся без жалости. Но кто знает, скольких усилий стоило ему исполнение царских обязанностей! Не имел привычки по этому поводу делиться с кем-либо сомнениями, тем более жаловаться на судьбу. Лишь однажды открылся перед сыном…

Разговор состоялся за несколько дней до Херонеи*. Отец пригласил в кабинет и вдруг с не привычной для него теплотой обнял, давая понять, что хочет сказать нечто важное.

– Александр, ты знаешь, что недавно я особым указом вновь подтвердил, что ты единственный мой наследник, и если со мной случится что-либо непредвиденное, по македонскому закону, армия посмотрит на тебя. Через учителей и наставников я готовил тебя в преемники, но способен ли ты нести тяжкую но́шу, зависит от тебя.

– Ты сказал «тяжкую»?

– Ты не ослышался! Царская власть – не весёлая пирушка с друзьями, она похожа на почётную неволю: вроде нет кандалов, а всё равно чувствуешь себя скованным. Увы, царь не свободен из-за обязательств перед теми, кто вознёс его на престол. Это армия, ветераны и полководцы. Всегда и везде, когда нужно назначить правителя, они выбирают человека в надежде на то, что из его присутствия у власти они извлекут свои выгоды. Совершенно не догадываясь, что этот человек, будучи царём способен лишить их всего, что у них есть, и перерезать вообще всех.

– Неужели все цари неблагодарные к своему народу?

– Правителю трудно быть хорошим для всех! Удел царей – поступать благородно, делать людям добро и… всегда выслушивать поношения. Поэтому цари хотят, чтобы обращающиеся к ним просили только справедливого и говорили только правду, а также, чтобы они выбирали для просьб подходящее время и не просили того, что царям исполнять не следует.

– Аристотель говорил мне, что народ будет доволен, если царь поступает по справедливости.

– Ты говоришь «по справедливости»? Справедливость – это лицемерие и вынужденное соблюдение законов. Главное, что разделяет народ от царя – это разное понимание справедливости. Народ полагает, что царь должен доставлять ему возможно большее благополучие, а царь требует, чтобы народ доставлял ему то, что надо царю. Сильная власть – великая вещь, а из правителей лучший тот, кто пользуется властью с большим благоразумием, обращается, как с огнем: не подходит слишком близко, чтобы не обжечься, и не очень удаляется, чтобы не замерзнуть.

– Тогда зачем мне нужен царский престол? Не все ли равно – быть правителем или жить как обычный человек?

– От власти тебе не следует отказываться лишь потому, что ты из рода царей Аргеадов, потомок героев Геракла и Ахилла. Власть многим дурна, а хороша только одним – честью и славою. И если это власть человека лучшего из хороших людей, величайшего над великими. А кто так не думает, пускай пасет овец, лошадей и коров, а не людей. Предводитель людей не внушает страха, он отличается от остальных не роскошным образом жизни, а трудолюбием и умением предвидеть события. Вот такого царя народ полюбит.

Александр пробыл у отца до вечера в доверительном общении, редком в последние годы. Филипп делился с сыном жизненным опытом, словно давал напутствие на дальнейшую жизнь, уже без него. Говорил, что народ по странному стечению обстоятельств часто возвышает над собой того, кто ненавидит свой народ. И лучше, если царь добьется, чтобы подданные боялись не его, а за него.

– Никому не придет в голову избирать по жребию из каменщика, флейтиста или вообще любого ремесленника кормчего, кому нужно управлять кораблем. Раз ты хочешь управлять кораблем, ты должен быть вполне знакомым с обязанностями кормчего. Точно так же, если ты желаешь быть царём, тебе необходимо быть знакомым с искусством управления, иначе, в первом случае, ты можешь пустить ко дну корабль, во втором – довести государство до окончательного падения.

Отец взял Александра за плечи и, глядя в глаза, твёрдо сказал:

– Великое дело – завладеть властью, но еще более трудное – однажды получить, сохранить ее за собой. Помни это всегда, сын мой!

За время царствования Филипп создал могучую армию из военных специалистов, привычных к тяготам переходов и сражений. Реформировал войсковое командование и переоснастил вооружение, чем сумел приблизить царскую власть в Македонии к автократии – неограниченному и бесконтрольному полновластию, и подчинению своей воле Греции. С его участием война для македонян превратилась в доходное предприятие, работу. Воевать и грабить противника всегда выгодней, нежели трудиться на земле и делиться урожаем с хозяином земли, отчего Филиппу и в мирное время не приходилось сомневаться в личной преданности военных. Армия всецело подчинялась ему. При необходимости он назначал общевойсковое Собрание, где успешно разрешал государственные проблемы. Так что при царской власти народное волеизъявление в Македонии существовало, с поправками на демократию, как и во всей Элладе.

* * *

Македония замерла в ожидании общевойскового Собрания… Древние традиции требовали, чтобы армия перед очередным сбором на войну выбирала себе царя как первого человека в армии, полководца. Его власть прекращалась сразу после окончания военных действий. Уцелевшие воины возвращались к мирным занятиям и становились землепашцами, пастухами, охотниками. В мирное время военачальники не имели возможности командовать бывшими подчинёнными, довольствовались трудом наёмных слуг и нажитых на войне рабов. Так происходило веками, и цари возводились на престол через свободное голосование военных в Собрании.

Александр колебался: заявить себя претендентом на престол отца или не спешить, выждать, кто первый объявится. Соперники могут подослать убийц. И даже если сейчас убережётся, но проиграет, победитель не оставит в живых – таков негласный закон борьбы за царский венец… Перебирал, кто из военачальников, имеющих в армии реальную силу, влияние, на Собрании назовёт его имя?

В комнату вошёл Антипатр, первый советник отца. Догадываясь, что заботит царевича, дружески пожал руку.

– Александр, о чём твои мысли?

– Разве нет повода беспокоиться?

– На всё воля Зевса! Я не знаю, как сложится завтра день, кого прокричит войско, но надеюсь услышать твоё имя. А там уже как получится! – Александр недовольно передёрнул плечами: – Разве я не имею права стать наследником отца?

– Если речь идёт о македонском престоле, нет.

Юноша побледнел, глаза сузились. Советник успокаивал:

– Молодость – твой недостаток. Она смущает тех, кто ходил в походы с твоим отцом. В то же время тебя уже знают как бесстрашного воина. Это твоё преимущество.

Антипатр испытывающе посмотрел на Александра.

– Молодость пройдёт, а характер останется. Это важно! Поэтому не молодость будет тебе препятствием, а интриги.

Со значением повторил слова:

– Да, не твоя молодость, а интриги смертельно опасных соперников.

Антипатр прочно расположился на кресле и продолжил разговор:

– Отбросим сомнения насчёт твоего возраста. Я спрашиваю тебя, будто я все македоняне: ты способен заменить великого отца, который недавно обещал обеспечить могущество Македонии за счёт победы над Персией, много золота и рабов? В Коринфе на общегреческом Конгрессе городов-полисов Филипп тоже говорил об этом, после чего ему вручили должность архистратига*, или главнокомандующего объединённым греко-македонским войском.

– Ты ответил на свой вопрос, уважаемый Антипатр. Как сын своего отца я пойду туда, куда он позвал Элладу – на Персию.

– Я услышал что хотел. Теперь поговорим о твоих соперниках. – Советник понизил голос, словно боялся лишних ушей. – Каждый из них опасен, и прежде всего сыновья Аэропа из рода могущественных князей Линкестидов: Аррабей, Геромен, Неоптолем и Александр. Каждый может стать македонским царём, если войско выберет.

– Кто ещё?

– Аминта, твой двоюродный брат. Филипп стал его опекуном после смерти своего брата, царя Пердикки. А потом, когда он достиг совершеннолетия, войско захотело царём Филиппа. Помни, что соперники помнят об Аминте.

Советник замолчал, давая время для осмысливания, затем продолжил:

– У новой жены царя Филиппа, Клеопатры, недавно родился сын – малыш Каран, тебе сводный брат. У малыша есть права наследования престола. Достаточно Атталу захотеть стать его опекуном, и этот полководец, виновник твоего раздора с отцом, поборется за власть.

Антипатр нахмурился, невольно сдвинув брови к горбатой переносице.

– Аттал – самый опасный соперник! Кто воспротивится его намерениям? Риск для нас с тобой велик, но я попробую.

Он тронул поседевшую бороду, глубоко вздохнул. Заметив на лице царевича тень растерянности, поспешил с пояснениями:

– Ситуация непростая. Но, слава Зевсу, демократия в Македонии существует не по тем правилам, что в Афинах. Сократа убили, умники, и всё по справедливым афинским законам! Соберись и настройся на победу так, чтобы завтра народ увидел в тебе отражение царя Филиппа.

Антипатр подошёл к царевичу совсем близко.

– Верь, прежде всего, в себя, а потом мне.

Последний приют царя Филиппа

Убийство отца в Дионе во время свадьбы дочери потрясло Александра. Он стал невольным свидетелем трагического события. Родная сестра выходила замуж за царя Эпира, тоже Александра, и Филипп, уверенный в себе и любви народа, пренебрёг телохранителями; вместе с сыном и женихом направился в театр, где жители Пеллы и окрестных поселений, а также иноземные посольства и почётные гости терпеливо ожидали торжества. Бракосочетание обещало быть впечатляющим, с религиозными шествиями и спектаклями, жертвоприношениями и состязаниями выдающихся атлетов Греции и Македонии. Проходя через колоннаду входа, Филипп, ради эффектного появления перед народом, немного приотстал от сопровождающих сына и зятя и на какой-то миг оказался один. Царевич услышал сдавленный крик… Обернулся и с ужасом увидел отца, оседающего на землю, и спину убегающего человека… Запомнил изумление отца, не успевшего, наверное, осознать, что случилось, чего изменить уже нельзя… И потом на лице затухание жизни…

* * *

Советнику Антипатру принадлежала роль второго человека в придворном окружении Филиппа. Он служил ещё его отцу, царю Аминте, деду Александра: когда им приходилось надолго оставлять Македонию, ему доверяли решение проблем внутри страны. И всегда их наместник ответственно исполнял обязанности правителя, не вызывая кривотолков и суждений или, ещё хуже, подозрений в узурпации власти. В случае с царём Филиппом предстояло обсудить с родными и близкими покойного условия погребения, а потом уже вопросы престолонаследия. К тому же у молодой вдовы Клеопатры на руках двое малышей. Нужно ещё выслушать мнение Александра и Олимпиаду, недавнюю супругу Филиппа.

Антипатр нашёл царевича в кабинете, хранившем следы недавнего пребывания отца. Столешница из каштановых досок завалена непрочитанными папирусами, о чём свидетельствовали нетронутые восковые с глиной печати; несколько недописанных листов. Горсть тростниковых каламусов*, две чернильницы, одна с «секретным» составом – для государственных документов, и другая – из сажи. Застеленное шкурой белого барана ложе для отдыха с приподнятым изголовьем; скамеечка для ног. Инкрустированный перламутром десертный столик с привядшими яблоками; бронзовый логенос с продолговатым горлышком и ручкой хранил недопитое вино.

Антипатр по-стариковски осторожно присел на свободный стул. Царевич занимал клисмос* со спинкой и гнутыми ножками в виде львиных лап.

– Александр! Я разделяю твои чувства, понимаю горе любящего сына и желание отомстить за отца. Единственно, что должно успокоить в какой-то мере, что убийца наказан.

– Кто поверит, что Павсаний действовал в одиночку? За оградой театра ожидали кони; он едва не избежал возмездия!

Антипатр вздохнул. Ему самому не терпелось разобраться в загадочной истории с убийством. Определиться, кому выгодно оголить македонский престол в тот момент, когда уже первое македонское войско отправилось к границам Персии. Война вот-вот начнётся! Под подозрение подходили не только персидский царь, подстрекавший греков на убийство македонского царя, ещё Афины, Спарта, Фивы, открыто презиравшие Филиппа. Греки называли его балканским варваром, мечтали освободиться от власти нового гегемона* Греции. Но сейчас нужно решать другие вопросы.

– Александр, мне нужно узнать, каким ты видишь погребение отца? – нарочито скорбно спросил советник.

Царевич мотнул головой.

– Антипатр, прошу, организуй обряд, как требуют законы наших предков, и чтобы о нём долго говорили. Похороним в Эгах, а погребальные игры, поминальный пир устроим в Дионе. Отец любил Дион, откуда отправлялся в походы, куда возвращался с победами.

– Хорошо сказал. Пусть твой отец думает, что отправился в последний поход.

Глаза царевича повлажнели. Он резко поднялся и, нервно размахивая руками, зашагал по кабинету. После недолго молчания решительно заявил:

– Наш предок Ахилл у стен Трои почтил память друга Патрокла боевыми агонами*. Организовал состязания колесниц, кулачные поединки, борьбу атлетов. При доспехах и оружии воины соперничали в беге, дальности бросков камней и копий, меткости в стрельбе из луков. В память об отце я намерен пригласить в Дион самых именитых атлетов из Греции и Македонии.

– Согласен. Хороший поступок любящего сына. Он утвердит веру македонян, что у царя Филиппа есть достойный преемник.

Он внимательно посмотрел на царевича.

– Из-за огромных успехов в политике и войнах твоего отца многие признавали его великим стратегом, как македоняне, так и греки с персами. Отсюда проявление разноречивых чувств. Я даже не в состоянии ответить, кого у него больше – друзей или врагов. – Антипатр отвлекающе кашлянул. – Поэтому я тебе говорю, Александр, мы разберёмся, кто тебе друг, а кто – враг. Но сначала окажем почести нашему царю. Предлагаю вместе переговорить с твоей матерью. Один я не хотел бы встречаться с ней.

* * *

Весть о трагической кончине Филиппа в Дионе принёс на женскую половину дворца, гинекей, посыльный от Александра. Олимпиада находилась в Пелле, поскольку, опасаясь непредвиденной выходки от неё, Филипп запретил бывшей супруге присутствовать на свадьбе дочери.

Олимпиада, образованная и впечатлительная дочь эпирского царя Неоптолема, выходила замуж за молодого Филиппа, не помышлявшего о македонском престоле; настроенная любить мужа всю жизнь, надеялась на взаимность. Брачная ночь, беременность, рождение сына… Сколько счастья и любви испытали они поначалу вместе! Однако походы, амбиции в политике, друзья, пиры и посторонние женщины постепенно оторвали обожаемого супруга от семейных уз, после чего Олимпиада перенесла нерастраченную любовь на сына. Распростерла над ним крылья, как заботливая орлица, готовая в любой момент броситься на защиту птенца от любой напасти. А после того как супруг увлёкся молоденькой дочерью своего военачальника, обожание и почитание сменились обидой и равнодушием, а затем бессильной яростью и ненавистью.

Александр не видел мать месяц, наверно, поэтому сразу не узнал её: от окна обернулась красивая женщине в белой тунике с открытым плечом. Мать выглядела гораздо моложе своих лет. Длинные волосы золотистого цвета уложены изящным узлом, сверху – серебряная диадема с драгоценными камнями; на пальцах перстни и кольца. Ухоженное белилами и румянами лицо, округлые линии тёмных бровей и подведённые копотью глаза не обнаруживали намёка на печаль…

Александр рассмотрел едва уловимую улыбку на губах алого цвета, напомнивших вдруг кровь отца на каменных плитах театра…

Олимпиада, довольная произведённым эффектом, ожидала разъяснений. Антипатр то ли ничего не обнаружил, то ли остался верным собственному принципу – никогда и ничему не удивляться, с осторожностью начал:

– Царица, военачальники Филиппа, его хилиархи*, настаивают, чтобы прах остался в Пелле, где он родился и занял престол. Из Пеллы распоряжался Грецией и Македонией, грозил Персии.

Олимпиада резко оборвала советника:

– Филиппу оставаться в Эгах!

– Но старую резиденцию мало кто посещает, а в Пелле захоронение царя у всех будет на виду. И Клеопатра на этом настаивает.

– Мнение шлюхи меня не интересует! А твои военачальники разве забыли, где находятся усыпальницы македонских царей? Прекратим ненужный спор!

Лицо Олимпиады покрылось мелкими морщинами, и сразу она стала похожа на прежнюю – страдающую и озлобленную на жизнь женщину. Антипатр тоже это заметил и промолчал.

Оставшись одна, Олимпиада поймала себя на мысли, что одержала первую победу над молодой соперницей, и улыбнулась…

* * *

Обнажённое тело царя до погребения сохраняли в коробе с расплавленным воском. В день похорон в помещении с покойником затемно собрались наголо остриженные плакальщицы в чёрных одеяниях. Со скорбными лицами они исполняли свою работу: с причитаниями били себя в грудь, выкрикивали плачи, в кровь царапали ногтями себе щёки. Приглашённые актёры пронзительно голосили френы – печальные песнопения, призывая присутствующих к выражению общего горя.

Две мрачного вида женщины готовили вынутого из короба покойника: омывали, натирали благовонными маслами, облекали в белые одежды. Четверо мужчин уложили тело на деревянное с позолотой ложе, убранное благоухающими ветками священного мирта.

Александр появился с матерью, когда собрались друзья Филиппа, царские вельможи и военачальники. С унылыми лицами они поглядывали на того, кого недавно называли товарищем, покровителем, властителем. Растерянно осматриваясь по сторонам, все словно спрашивали: «Что дальше? Как сложатся их судьбы?»… Каждый знал, что за двадцать пять лет царствования Филиппа обнищавшая разобщенная страна, погрязшая в княжеских междоусобицах и дворцовых распрях, обрела небывалое могущество, заставив потесниться сильнейшие военные державы – Афины, Фивы и Спарту. Что теперь ожидает Македонию? Кто станет царём, и есть ли надежда, что новый властитель удержит сложившееся политическое равновесие между Македонией, Грецией и Персией? Понятно же всем, заслуга Филиппа не в том, что после разгрома объединённого войска греческих городов при Херонее* Греция покорилась Македонии. Мирными переговорами вначале он добился мира между македонянами, затем между македонянами и греками и уже потом заставил друзей и врагов уважать Македонию и его самого как политика и стратега. Кто теперь сможет сохранить то, чего добился при жизни царь Филипп?

Жрец вложил за щеку покойнику медный обол* – лодочнику Харону за перевоз в царство мёртвых через реку Лету*. В руку умершего – медовую лепешку, призванную умилостивить трёхглавого пса Цербера, охраняющего вход в царство мертвых.

Возгласы плакальщиц усилились; погребальный трен* сопровождался непрерывным голосящим воем. Некоторые женщины впадали в транс: разрывали на себе туники, тряслись телом и с пеной на губах оказывались на земле…

* * *

Подготовительное действие продолжалось до восхода солнца. С первыми лучами солнца ложе с покойником вынесли наружу и поставили на колесницу, запряжённую четвёркой коней чёрной масти. Печальная процессия в сопровождении дворцовых гвардейцев-«сереброщитоносцев», аргираспидов*, жрецов и македонской знати направилась к месту погребения, в сторону зеленеющей долины Галиакмона*. Мужчины с чёрными повязками на руках хмурились, стенаниям женщин вторили резкие звуки флейт-авлосов*. Горожане и сельские жители с ближайших поместий толпились по обеим сторонам дороги и смотрели, кто – с сочувствием, кто – со злым взглядом. Их настораживали возможные перемены в худшую сторону.

Для погребального костра приготовили двадцать стволов священного белоствольного тополя – чести, которой удостаивались цари и герои. Младшие жрецы – неокоры* – с особым сбережением сняли покойника с колесницы, обернули в асбестовое покрывало и поместили на верху сложенных стволов. Иеродул – главный распорядитель обряда, с красной повязкой на лбу – инфулой – призвал народ к евфемии – обрядовой тишине перед жертвоприношением. Подал царевичу горящий факел.

– Вместе с огнем и дымом дух царя Филиппа выйдет из оболочки тела и вознесётся к богам Олимпа.

Пламя коснулось торца крайнего дерева, политого оливковым маслом; вначале показался дым, потом пламя вспыхнуло и занялось повсюду… Внезапно поднявшийся ветер лихо закрутился в траурном танце.

– Боги принимают его душу, – с удовлетворением произнёс иеродул.

Окутанный смрадной копотью асбестовый «кокон» скрылся из виду; участники печальной церемонии стали свидетелями того, как душа упокоенного царя с устрашающим гулом возносилась в божественную обитель…

Отвернув по обряду лицо от костра – за погребальным ритуалом следит богиня Эпитимбия*, – иеродул бросил в огонь отрезанные волосы Филиппа; присутствующие торопливо повторяли его действие, бросая в огонь каждый свою агальму* – жертвенные дары: благовония, золотые и серебряные монеты, праздничную одежду, дорогую посуду, оружие, драгоценности…

Прошло много времени, пока вместо огнедышащего кострища не образовалась огромная куча ярко пылающих угольев. Оберегаясь от нестерпимого жара, сикофанты особым способом ловко достали нестерпимо горячий асбестовый «кокон». В стороне развернули и тщательно собрали пепел с несколькими несгоревшими костями. Остудив кости на ветру, промыли, покрасили в синий цвет и передали иеродулу, а он, обвернув их в пурпурную ткань, положил вместе с пеплом в погребальный ларец. Перед тем как закрыть, вложил поверх ткани золотой венец, пролил жертвенное вино и подал Александру. По обычаю, сыну следовало распорядиться прахом отца. Он посмотрел на мать, но она вдали от пепелища безучастно смотрела в сторону…

После кремации огонь кострища долго ещё заливали из амфор лучшими сортами вин.

Первыми уходили женщины, за ними мужчины.

* * *

Для устройства последнего пристанища Филиппа в Эги со всей Македонии заблаговременно прислали лучших каменщиков. Трудились три дня и три ночи. Начали с глубокой ямы, где возвели небольшой храм с двумя камерами.

Александр поместил золотой ларец с прахом отца на каменные плиты первой камеры, заботливо укрыв драгоценной тканью пурпурного цвета. Рабы заполняли усыпальницу привычными для царя предметами обихода: амфорами с лучшим вином, золотыми и серебряными чашами, блюдами с уложенной доверху пищей, бронзовыми светильниками. Поставили железный треножник для жертвоприношений и костяную скребницу – для посещения «послежизненной» бани. Не оставили Филиппа и без боевого снаряжения: в углу оставили нагрудный бронзовый панцирь, короткий меч и пику, позолоченный щит, железный шлем с позолотой, бронзовые наколенники. В центре второй части усыпальницы устроили саркофаг – богато украшенное мраморное ложе с изящным фризом из скульптурных миниатюр людей и мифологических персонажей. Оставили высокий бронзовый лекиф – сосуд с благовониями.

Завершив приготовления праха царя к путешествию в потусторонний мир, Антипатр распорядился наглухо закрыть гробницу.

Рабочие подтащили на катках тяжелые каменные плиты и приготовились по команде поставить на место. В этот момент раздался громкий истеричный плач. Кричала Меда, дочь фракийского царя Кофелая, одна из первых жён Филиппа. Давно им оставленная, она проживала в Пелле его содержанкой. Расталкивая воинов, женщина бросилась к саркофагу и, содрогаясь от рыданий, обняла мрамор, словно любимого супруга. Двое жрецов попытались оттащить, а она вдруг выхватила откуда-то из складок одежды нож и ударила себя в грудь…

Иеродул в растерянности поспешил к Антипатру. Советник быстро нашёлся, пояснил ему и царевичу:

– Меда – фракиянка из гетов*, у них в обычае: если муж умирает, жена добровольно сопровождает его.

Жрец кивнул головой:

– Поступок фракиянки не соответствует обряду предков македонян, но, если так, пусть остаётся.

Александр повернулся в сторону матери, но по её безучастному виду понял, что её можно не спрашивать.

Истекающее кровью тело Меды не стали тревожить, оставили как есть; укрыли пурпурной тканью, затканной золотыми нитями с изображениями цветов. Сверху возложили диадему в виде золотых стеблей со множеством завитков и бутонов на витых золотых стеблях. Усыпальницу прикрыли каменными плитами, залили толстым слоем жидкой глины, смешанной с гипсом. После этого участники церемонии прошли мимо места погребения и кидали горсти земли. В результате образовался высокий холм – надёжное укрытие от вездесущих грабителей.

Люди уже начали расходиться, как услышали протяжное лошадиное ржание. Один из любимых коней царя словно прощался с хозяином. Иеродул спохватился:

– Боевой друг не хочет расставаться.

Коня привели на верхушку свеженасыпанного холма: он не упирался и лишь тихо пофыркивал, роняя слюну… Резкий удар меча конюха, и тёмная кровь боевого друга, пульсируя, медленно пролилась на могилу…

На месте погребения Александр совершил жертвоприношение, после чего начались обрядовые танцы. В круг вышли вооружённые люди, верхняя часть тела обнажённая, с мечами и щитами; встали друг против друга, изображая противников. Под резкие звуки флейт они нападали с яростными криками, воспроизводя боевую схватку, не проявляя страха или сбережения жизни. В размеренном темпе воины устремлялись друг на друга, напирая и отступая, чередовали выпады оружием с ловкими прыжками. Трое исполнителей в каждой руке держали по щиту; так действовали только опытные исполнители, в доказательство того, что могут справляться сразу с двумя противниками. Закончился танец быстрыми круговращениями и ловкими кувырками через голову; щиты из рук танцоры не выпускали!