Kitobni o'qish: «Небо в алмазах»

Пролог

Он чувствовал необычное возбуждение, бодрость, прилив сил. Сегодня он, ювелир Пауль Ван Гольд, начинает борьбу, которая спасет мир и обогатит его. Но о последнем, о крупной выгоде для себя он старался не думать. После пятидесяти лет приходят мысли о вечном. Хочется помочь человечеству просто так. Бесплатно. Бескорыстно!

Магазин ювелира располагался в самом центре Амстердама на улице под названием Дамрак. И это не потому, что так захотелось хозяину, а потому, что так надо для успешного бизнеса.

С утра до ночи на главной торговой улице Дамрак суетились толпы разноязыких туристов. Всё вокруг пестрило рекламой, всё кричало и вопило, зазывая покупателя. Хорошо зная русский язык, Пауль для себя сократил название улицы, убрав две первые буквы – Мрак.

Ювелир не любил этот «бразильский карнавал». Он с детства не любил суматохи. Он родился и до пятнадцати лет жил в спокойном солидном городе Минске. Только это было давно. За сорок лет мальчик Паша Гольдман с улицы Кольцова стал настоящим голландцем. Ни имя свое, ни фамилию он почти не изменил, а лишь подправил, сделал привычней для их иностранного уха. И действительно: многим ли отличается Пауль Ван Гольд от Павла Гольдмана…

Ювелир прошел через свой магазин и поднялся в офис. Никто из его сотрудников не знал, что из кабинета шефа есть еще один выход. Потайная дверь скрывалась за узким книжным шкафом и вела в квартирку соседнего дома. А из нее можно было спуститься в подъезд, выводящий на тихую улочку.

В этой шикарно обставленной квартире Пауль встречался с теми, кто не хотел светиться в самом дорогом ювелирном магазине Амстердама.

Сегодня был именно такой случай. Ван Гольд пригласил человека, который должен стать его правой рукой, его основным оружием при спасении человечества.

Ювелир был до смешного суеверен. Сейчас он загадал, что все завершится отлично, если Винсент придет вовремя. Или опоздает не более чем на три минуты.

Выложив перед собой точные часы, Ван Гольд уставился на дверь.

Звонок прозвучал ровно в полдень. Секунда в секунду…

Все началось две недели назад…

Жизнь хорошо потрепала Ван Гольда. Алмазный бизнес – не игрушки. Вокруг него кучковались всякие проходимцы. От мелких жуликов, сбывающих стразы из горного хрусталя, до самой натуральной мафии со всеми ее прибамбасами.

Ювелир имел крепкие нервы и тонкую интуицию. Но две недели назад вдруг все это полетело к черту. Всегда спокойный внутренний голос начал паниковать и вопить о грозящей катастрофе. И не только для него, как для ведущего специалиста по дорогим блестящим камушкам. Беда надвигалась на всех, на Амстердам, на Европу, на весь мир…

Две недели назад усталый Пауль Ван Гольд завершив трудовой день, направлялся в свою квартиру. Этот путь он всегда проделывал пешком. Велосипед он не любил, а жители центральной части Амстердама с давних пор не уважали двигатели внутреннего сгорания. Автомобиль здесь был таким инородным телом, как телега на Тверской.

Господин Ван Гольд уже давно не испытывал стрессов. Когда он заработал свой десятый миллион, возникло состояние уверенности и безоблачного счастья. Он поднялся над мутным водоворотом алмазного рынка и спокойно плыл вперед, как белый пароход среди акул и пиратских лодочек. И дело не в деньгах и даже не в их количестве. Не такое уж большое у него состояние! Не хватит и на одного футболиста для хорошего европейского клуба. Дело было в другом. Ювелир понял, что в своем деле стал последней инстанцией. Крупный бриллиант могли оценивать у десяти специалистов, но после вердикта самого Пауля Ван Гольда к другим уже не обращались. Бесполезно и даже неприлично!

Уверенность в своем превосходстве грела душу. Понятно, что удачливый ювелир не прыгал от радости, но постоянно испытывал «чувство глубокого удовлетворения». Эта фраза из далекого минского детства часто всплывала в памяти.

Именно в таком вот удовлетворенном состоянии две недели назад он возвращался с работы.

Пауль шел вдоль одного из каналов. Эти старинные оборонительные сооружения кольцами расходились от центра города. Как и в Москве. Только в Первопрестольной строили стены и земляные валы, а здесь копали, отводя лишнюю воду.

Его квартира была в большом доме, но имела отдельный вход с улицы. Не дворец – всего-то шесть комнат, но для одинокого ювелира и приходящей служанки вполне достаточно.

К его крыльцу вели пять гранитных ступеней. Позеленевший навес, чугунная решетка, дубовая дверь – все это новое, но в деталях повторявшее старинную работу.

Уже на первом этаже Ван Гольд уловил непривычный запах. Слегка тянуло табачищем, а в этом доме не курили ни при каких обстоятельствах.

Пауль понимал, что это мелочь. Могло ветром занести с соседнего балкона. Но раньше такого не было, и это порождало тревогу. Поднимаясь по лестнице, ювелир чувствовал, как нарастает страх.

Перед входом в кабинет он замер, пытаясь успокоиться, и рывком распахнул дверь.

В большой комнате сидели двое. Один прямо напротив в любимом кресле хозяина, а второй, страхующий, у двери.

Очевидно, они ждали испуга, попытки к бегству или дурацких вопросов типа: «Как вы здесь оказались?»

Они ждали, но не дождались… В свои пятьдесят лет Ван Гольд имел крепкую спортивную фигуру. Расправив плечи, он уверенным шагом пересек кабинет, подошел к бару, открыл его и небрежно бросил через плечо:

– Что будите пить, господа? Виски, коньяк?

– Водку!

Ответил тот, что сидел в кресле. Стало ясно, что он главный, а тот, что у двери так, шестерка на подстраховке.

И главное – стало ясно, что это русские.

Странное дело, но Пауль сразу об этом подумал. Еще до упоминания национального напитка. Несмотря на то, что оба налетчика были в безукоризненной одежде. И лица, и прически были у них на первый взгляд среднеевропейские. Возможно, их выдавали глаза: настороженные, виноватые, завистливые.

Нет, это невозможно объяснить. Как из тысяч лиц человек узнает того, кого видел давно и мельком. Ведь всё у всех похоже: носик, ротик, оборотик. Но глаз замечает, а мозг анализирует мельчайшие отклонения в каждой физиономии… Так и здесь. По каким-то неуловимым признакам Пауль сразу решил, что перед ним русские. И не ошибся!

– Мы будем пить водку, профессор… Но не сразу, а когда заключим договор.

– Я совсем не профессор. Возможно, вы ошиблись квартирой?

– Вы Пауль Ван Гольд?

– Я.

– Значит мы к вам… А про профессора – это я так. В том смысле, что вы главный спец в своем деле. Нам намекнули, что и для фирмы «Де Бирс» вы в авторитете… Опять же, только с вами можно на русском базарить. А то у нас с этим делом плохо. Федор вообще к языкам не способный, а я немецкий знаю, но не очень. Слов двадцать-тридцать. Как говорится, хальт и хенде хох.

При последних словах Федор, тот, что сидел у двери, встрепенулся и напрягся. Очевидно, что у него были все-таки способности к языкам. Даже без перевода он вспомнил, что в старых фильмах про войну при этих словах начинались потасовки, побеги, стрельба.

Интуиция пока не давала Ван Гольду тревожных сигналов. Не очень приятно, когда к тебе в дом врываются двое козлов из русской мафии. Но все говорило о том, что они вломились с мирной миссией. Он им нужен! Не побитый и обозленный, а как специалист, как профессор по алмазам.

Пауль разместился в кресле напротив основного переговорщика. При этом молчаливый Федор остался за спиной. Небезопасно, ну и пусть! Резонно показать налетчикам, что он их не боится. Пусть поймут, что пора расслабиться и переходить к делу.

– Мое имя вы, уважаемый, знаете. Федора вы мне представили. А вас, простите, как звать-величать?

Ювелир с явным удовольствием говорил на русском языке. За последние тридцать лет он больше читал. И не современные детективы, а классику от Пушкина до Чехова. Вероятно, из-за этого в его речи появлялись старорежимные обороты.

Пауза длилась недолго, но томительно. Чувствовалось, что незнакомец не планировал представляться. Он сдвинул брови к переносице и нервно перебирал по столу пальцами, на которых неприятно краснели шрамы – следы недавно выведенных татуировок… Наконец он решился:

– Виктором меня зовут.

– Очень приятно. Знатное имя. Переводится как победитель… И какова цель вашего визита, Виктор?

Пауль Ван Гольд совершенно успокоился. Он понимал, что перед ним сидели бандиты. И если не совсем мафия, то весьма крутые ребята. Но вся их крутизна осталась там, в каких-нибудь Люберцах или в Подольске. Здесь они были явно не в своей тарелке.

Одним словом, ювелир понял, что бить его не будут.

А Виктор вместо ответа вытащил из внутреннего кармана толстую перьевую ручку, разобрал корпус и высыпал на стол три прозрачных фасолины.

Взяв одну из них, Пауль совершенно успокоился. Сразу стало ясно, что это не стекляшки. И даже не кристаллы горного хрусталя. Это прозрачные искусственные камни, выращенные в каком-нибудь еще живом российском НИИ.

Понятно, что Ван Гольд знал о фианитах. Не то слово! Он пропустил через свои руки тысячи таких камушков. По структуре это алмаз и при хорошей огранке для большинства потребителей он сверкает как натуральный бриллиант. Но глаз даже среднего ювелира по преломлению света может безошибочно отличить подделку. А не очень сложные анализы делают это наверняка.

В данном случае сама форма камней кричала, что это выращенные кристаллы. Однозначно!

Все так, но что-то смущало ювелира. Прежде всего, размеры. Еще никому не удавалось получить такие крупные фианиты или их аналоги. А еще интуиция шептала, что и нутро этих камней не такое, как он себе решил.

– Я так понимаю, Виктор, что вы хотите продать эти камни? Смею заметить – это выращенные кристаллы. Вы, надеюсь, об этом знаете?

– Знаем.

– Они, конечно, ценятся, но на порядок дешевле природных алмазов.

– Да не хотим мы их продавать! Не про бабки базар. У меня дома ведро таких стекляшек. Вся фишка в том, что это…ноу-хау.

– Простите, Виктор, это в каком смысле?

– В прямом… Есть у нас один ботаник. Он за месяц бочку этих камушков может наклепать. Мы его чуть прижали, и он раскололся. Говорит, что это не то, что раньше. Это, мол, алмазы в натуре. Говорит, что сам изобрел способ… Ноу-хау, одним словом.

Пауль взял лупу, подошел к окну и в лучах заходящего солнца еще раз взглянул на кристаллы… А чем черт не шутит! Сидит где-нибудь в Туле или в Дубне современный Левша и ломает законы физики. Немцу нужна инструкция, а эти творят через авось… Гениальность не в уме, а в душе. А у русских эта штука широка, глубока и сумбурна.

– Я понял вас, Виктор. Пока ничего не могу сказать, но сам срочно сделаю огранку этих камней, проведу оценку и попрошу других специалистов…

– Только, Паша, без лишнего трепа! Ни слова о нас и о нашем ботанике… И без финтов! У нас в этом Амстердаме всё схвачено.

– Я понял, Виктор. Это ваша коммерческая тайна, а тайны я умею хранить… Завтра же я начну работать. Сделаю перстень и еще что-нибудь. Но если все эксперты определят, что это искусственные алмазы?

– Тогда мы удавим своего ботаника. А если ты нас, Паша, обманешь, то удавим тебя… Ты водки обещал, господин Гольдман. Наливай! И не боись. Если все сложится, то через год мы купим с потрохами весь этот Амстердам. А тебя сделаем губернатором…

Две недели пролетели для Ван Гольда как кошмарный сон. Три перстня с большими бриллиантами-горошинами прошли все возможные экспертизы. По срочному заказу Пауля восемь его коллег обсасывали камни со всех сторон, щупали, смотрели под микроскопом, просвечивали лазером, прослушивали ультразвуком, делали спектральный анализ. Все сходились в одном – это бриллианты чистейшей воды. Спорили только о происхождении алмазных приисков. Где добыто такое чудо? Намибия, Урал, Якутия?

Коллеги расспрашивали Ван Гольда, но не очень настойчиво. В их среде лишнее любопытство не поощрялось. Очень часто ювелиры хранили не свои тайны.

Но и сам Пауль ничего не знал о месте рождения алмазов. Он знал главное – их не нашли. Их сделали! А где… Где, где? В Вологде! Или в Туле, Рязани, Мытищах. В Караганде, в конце концов…

Звонок Винсента раздался ровно в полдень. Секунда в секунду!

Пауль бросился открывать дверь. Беседа предстояла нешуточная. Рискованный разговор. На карту ставилась Мировая Экономическая Система. Ее стабильность или ее крах…

Почему Ван Гольд выбрал Винсента? По наитию и по трезвому расчету… Хороший ювелир – всегда психолог. Любой покупатель, любой клиент при виде кучи золотых побрякушек, опьяненный блеском бриллиантов, раскрывается, как под гипнозом. Все нутро вылезает наружу. Жадность, благородство, глупость, жуликоватость. Долгие годы, наблюдая за этим душевным стриптизом, поневоле станешь психологом.

Почему выбор пал на Винсента? По многим причинам!

Пауль знал этого шустрого парня почти два года. Возраст Винсента определить было трудно – где-то от тридцати до сорока. Деловитый, честный трудяга, который постоянно проживал в Москве, а в Амстердаме бывал наездами. Пять, а то и десять раз в году. И каждый его приезд начинался с визита к Ван Гольду. Он приезжал с подарками и с постоянной улыбкой. Как к отцу родному!

Пауль понимал, что Винсент имеет и прямую выгоду от встреч с ним. Но деловые вопросы решались ненавязчиво, мимоходом, а на первый план выходило духовное, почти родственное общение… Своих детей у Пауля не было, а Винсент так подходил на место сына.

Винсент вошел в кабинет со своей неизменной улыбкой. Это было его приметой, его отличительной чертой. Он улыбался всегда, независимо от своего настроения и темы разговора. Но это не была маска теледиктора или ухмылка шута. Он излучал добродушие и искреннюю любовь ко всем.

– Я так волнуюсь, господин Ван Гольд. Когда вы приглашали меня, у вас был очень взволнованный голос.

– Я очень прошу, Винсент, с сегодняшнего дня называй меня по имени. Просто Пауль. Договорились?

– Конечно, Пауль. Я очень ценю нашу дружбу.

– А я отношусь к тебе как к сыну… Но это лирика. Я готов доверить тебе огромную тайну. Только поклянись, что…

– Клянусь!

– Отлично, Винсент. Я коротко опишу тебе суть дела, а потом подробности… Ко мне приходили двое русских. Молодые, крепкие ребята с бандитскими лицами. Они привезли три алмаза. Очевидно, что искусственные, но все эксперты подтверждают их натуральность. И я в том числе, хотя я-то наверняка знаю, что они выращенные.

– И кто их сделал? Какой-нибудь институт в Москве?

– Нет, Винсент! Это ученый-одиночка. Причем не физик, а ботаник.

– Не может быть!

– Точно, Винсент. Я и сам был удивлен. Но когда бандиты пришли во второй раз, я попытался уточнить специальность изобретателя. Виктор четко сказал, что деталей не знает, но этот человек ботаник.

– Понятно… Ваш русский язык, Пауль, очень устарел. Ботаниками сейчас называют школьных зубрил, отличников в толстых очках. Да и студентов или ученых, которых ничего кроме науки не интересует. Так что этот тип может быть и физиком, и геологом, но для них он ботаник… А много народа знает об этом изобретении?

– Очень мало! Они проговорились, что их всего трое. Один сторожил ботаника, а двое приехали ко мне. И еще есть женщина, которая будет перевозить алмазы.

– Куда?

– Из России ко мне… Они готовы расширить производство и завалить этими камнями всю Европу, весь мир. Ты представляешь, Винсент, что произойдет?

Винсент ответил не сразу. Он встал и подошел к окну. Там внизу шумела торговая улица Дамарк. За туристами гонялись торгаши-коробейники, сплошь лица кавказской национальности: турки, алжирцы, ливанцы. Даже их затронет предстоящая катастрофа. Но это мелочь. Этой мелюзге нечего терять, кроме богатых покупателей… Пострадают страны, фирмы и лица, которые держат свои сбережения в драгоценностях. Начнется паника, хаос, валютная лихорадка и череда разорений, банкротств, самоубийств. А в первую очередь ураган накроет таких, как Ван Гольд – ювелиров.

Это будет та самая мутная вода, в которой никто рыбку не поймает…

– Я все понял, Пауль. Теперь давайте подробности… Кто эта женщина, что будет перевозить алмазы?

– Она гид турфирмы. Зовут ее Ольга. Ольга Сергеевна Сытина. Через неделю она привезет партию в десять штук. Через месяц еще столько же… Мне это дорого стоило, но я узнал, что Ольга уже в Европе. Их автобус сейчас в Брюсселе. Завтра утром они в Париже. Потом Кельн, Антверпен и в конце к нам… Лети в Париж, Винсент. С твоей улыбкой ты все от неё узнаешь… Через Ольгу выходишь на бандитов. Через них на ботаника. И о каждом шаге информируешь меня. Вместе решим, как предотвратить катастрофу. Можно перекупить ботаника и украсть его. Можно получить всю документацию, а самого изобретателя устранить… Но это в крайнем случае! Я не терплю крови.

Глава 1

Человек ко всему привыкает. Даже к коммунальной квартире. Особенно, если она в огромном старом доме в центре легендарного Арбата. Если при этом ты творческая личность, то к тебе приходит вдохновение только от мысли, что когда-то в стародавние времена по соседним переулочкам толпами бродили великие люди… Верочка Заботина была актрисой. Не звездой, не на первых ролях, но и не в массовке. После окончания Щуки ее пригласили сразу в три театра, но нигде не давали жилья. Два директора с жаром обещали квартиру, а третий прямо сказал, что никто ей ничего не даст, не те времена! Но помочь заработать на квартиру этот третий обещал. Вот к этому честному директору, вернее, к главному режиссеру маленького театра Верочка и пошла работать.

Семен Маркович не обманул. Он всем своим актерам давал подработать. Понятно, что не без пользы для себя, но все достаточно честно.

За пять лет Верочка на новогодних елках переиграла весь зверинец. Была она зайчиком, была ежиком, щенком, слоненком, один раз Чебурашкой и трижды Бабой Ягой…Зимний праздник для актера самый денежный, но он, к сожалению, он только раз в году. В том смысле, что не более двадцати дней: конец декабря и начало января. В остальное время режиссер пропихивал сборные выездные концерты для новых русских. Это была такая мешанина из дикого юмора, фривольных опереточных плясок и душещипательных блатных песенок под гитару. Это мало кому из актеров нравилось, но уж больно щедро платили заказчики.

Фактически деньги на квартиру дала Верочке реклама. Всего-то три ролика: про пиво, про мазь для гладкой кожи и про колготки. Но после них уже можно было выбирать: или хорошая «однушка», где-то в Митино на Куличках, или комнатка в квартире на Арбате.

Все решил романтический пустяк: из окошка своей будущей обители Вера увидела домик, где Пушкин и его Натали провели первую брачную ночь. Все сомнения сразу были отброшены. На второй план отошли и задымленная кухня с нагромождением шкафчиков, плит, холодильников, и громкая многодетная семья за стеной, и график посещения ванной, и будущий сосед-алкоголик, собирающий у себя компании единомышленников. Это все суета. А домик, где любил Пушкин главнее всего. Пушкин – он и в Африке Пушкин. Он наше все!

Так думала Верочка пять лет назад. В чем-то она ошибалась. Но комнатку свою за это время обустроила и полюбила. А с соседями ладила и не ругалась. Так было до событий, которые начались месяц назад.

Субботним утром их коммуналку посетил шустрый малый, который заявил, что он риэлтор и поэтому хочет всех осчастливить. Риэлтор со звучным именем Аркадий сообщил, что есть покупатель на их квартиру, а значит всем будет куплено жилье. Понятно, что не хоромы, что не в Центре, но в любом случае отдельная чистенькая квартира со своим личным туалетом. И все обитатели Арбатской слободки радостно согласились. Все, кроме Веры. Ей просто нравился вид из ее окна, и она не хотела ничего менять. При этом она активно не возражала, а ее молчание приняли за согласие. С этого все и началось…

Актеры просыпаются поздно. Около десяти утра кто-то нетерпеливо забарабанил в ее дверь. Вставать не хотелось, но другого выхода не было – в коридоре назревал скандал.

Накинув халатик, Верочка подошла к двери, обреченно посмотрела на нее и открыла. В тесном полутемном пространстве столпились все соседи. За ними виднелся ехидный риэлтор Аркадий. Всем своим видом он показывал, что в схватку ввязываться не намерен, но в победе уверен.

И действительно – настроение у обитателей коммуналки было боевое. Они пока сдерживались, пропуская вперед выбранного переговорщика – умудренного жизнью и лагерным сроком Бориса Израилевича.

– Вы, уважаемая Верочка, нам такую подлянку устроили, что все мы тут в полном кошмаре. Лично я все нервы себе истрепал. Вы, Вера, аферистка и фуфлыжница!

– Зря вы так, Борис Израилевич. Я ничего такого нечестного не делала. Просто я не хочу отсюда уезжать.

– Нет, вы посмотрите на нее! Она не хочет. Все хотят, а она не хочет! А мы должны при тебе оставаться? Ты понимаешь, дура, что покупатель берет всю квартиру. И Аркадий уже начал работать. Вася наш уже переехал в Зюзино. Все, процесс пошел. И ты на пути его не становись! А то мы тебе такой рай в шалаше устроим…

Эта последняя фраза была, вероятно, сигналом, после которого все стали орать и угрожающе размахивать конечностями. Из всего крика Верочка поняла, что, если она не согласится переехать в какое-нибудь Бутово, то ей грозит масса неприятностей. Самое понятное это «цемент в ее кастрюлю» и перекрытие доступа в туалет. Остальные угрозы и пожелания более страшные, но менее выполнимые. На уровне – «чтоб тебе пусто было».

Верочка собралась заплакать, но передумала. Она поняла, что именно этого они и ждут от нее – ждут слабости, раскаяния и полной сдачи позиций. Особенно ей было неприятно, что ее слезы увидит красавчик Аркадий. Он, конечно, не в ее вкусе, но все же мужчина и близок по возрасту, где-то недалеко за тридцать.

Собрав остатки деликатности, Верочка пробормотала: «Простите, я очень занята сейчас» и закрыла дверь. Не захлопнула перед мордами соседей, а с милой улыбкой прикрыла, как нормальный интеллигентный человек. Столь неожиданная реакция Верочки ошеломила соседей, и они временно приумолкли…

Вера Заботина была занята в трех спектаклях. Сегодня был не ее день. Но именно сегодня Семен Маркович проводил генеральную репетицию нового спектакля, который вполне мог стать шедевром. И впервые Верочке светила главная роль. Практически она уже была у нее в кармане. Второй на эту роль пробовалась Марианна, но все видели, что Машка откровенно халтурит. И это вообще не ее роль. Нельзя играть нежное создание с такими наглыми глазами.

Репетиция прошла блестяще. Утренняя склока только пошла Верочке на пользу. По ходу действия героиня много переживала, жаловалась на судьбу и даже рыдала. И стоило только Вере представить соседские лица, то слезы лились сами собой. Она плакала в натуре. В том смысле, что играла она очень натурально. Даже гениально. Но…

Семен Маркович в общих словах похвалил всех и сообщил, что по некоторым актерам и, особенно, по актрисам у него есть сомнения. Одним словом, состав на премьеру он обещал обнародовать завтра.

Верочка уже собиралась уходить, когда возле гримерки ее заловил взволнованный режиссер:

– Вот что, Верунчик, ты зайди ко мне в кабинет через полчасика. Ровно в пять. Обсудим твои перспективы…Если все хорошо пройдет, то сразу отметим твое назначение на роль. А это для тебя трамплин в известность. После этой роли ты у нас звездой станешь… Зайдешь?

– Зайду.

– Вот и хорошо. Только никому о нашей встрече говорить не надо… Уверен, что все у нас будет хорошо.

Верочка не была невинной девочкой и прекрасно поняла намек Семена Марковича. Но она очень надеялась, что все обойдется, что все закончится на уровне страстных обещаний. Ну, коленку погладит, потискает чуть-чуть, в щечку поцелует и все. И откроет ей дорогу к звездам…Но Верочка очень ошибалась. Плохо она знала мужчин. Да и откуда? За всю жизнь не больше пяти страстных, но очень кратковременных романов. И кроме последнего все актеры, а по ним душу мужскую не понять. У артистов душа, как слоеный пирог – часть от папы с мамой, что-то из детства, а основная начинка от ролей, от других людей, от чужих переживаний, чужой жизни, любви, смерти.

Последний роман Верочки оказался самым продолжительным. Он длился почти четыре месяца. Лев Бармин был чиновником среднего уровня. Достаточно молодой, ласковый, с приятными манерами и квартирой в Центре. Вера очень надеялась, что их отношения будут развиваться до логического конца. Но тут-то и возникла загвоздка. На самом приятном моменте все застопорилось, зависло.

Все лето они встречались еженедельно по средам и субботам. Сначала шла прогулка, потом ужин со свечами, два-три медленных танца и постель. А по утру – чашечка кофе и нежное прощание. Все не просто хорошо или отлично, а просто волшебно. Но с каждой встречей романтическое волшебство стало надоедать. Сама Вера не могла первой начать разговор о любви, а тем более о свадьбе-женитьбе. Не то у нее воспитание. А Бармин ловко уклонялся от серьезных вопросов. Чиновники это хорошо умеют: ни да, ни нет не говорить, ничего не обещать, но оставлять о себе самое приятное впечатление. Конечно, Верочке было приятно слышать постоянное воркование своего любимого Льва: «У тебя очень красивые глаза. Они бездонные. Хочется нырнуть в них и раствориться навсегда. Мне так хорошо с тобой…» Красиво сказано! Чистый Шекспир. Но Верочке очень хотелось услышать другое, попроще, но самое важное: «Я тебя люблю. Давай поженимся».

Актриса Заботина не была невинной девушкой, но она была очень романтической женщиной, доверчивой и наивной. Она верила, что скоро ее Левушка соберется с духом и купит обручальные кольца. Она надеялась, что добрый лысеющий режиссер не будет сегодня настаивать на близости как плате за главную роль. Она же не продажная женщина. Тем более, что сегодня среда – день свидания с её любимым Львом…

В глазах режиссера Вера увидела нетерпеливое предвкушение. Он смотрел на нее буквально как кот на сметану. Да и в том, как быстро была заперта дверь кабинета, был явный намек. Прямая и явная угроза.

На приставном столике стояло шампанское, пара фужеров и начатая коробка конфет. Но Семен Маркович решил повременить с банкетом. Он сразу увлек гостью на диван, усадил ее в дальний угол и сам устроился рядышком, прижимаясь и воркуя. Он действительно не говорил, а томно шептал, играя страсть. Впрочем, и без игры он очень хотел ее тела. И чем больше замечал ее нежелание, тем больше хотел…Жажда нас одолевает именно в тот момент, когда нам не дают пить.

– За столько лет, Верочка, мы в первый раз наедине. Ты почему ко мне раньше не приходила?

– Так вы, Семен Маркович, все время заняты были. То вы с Наденькой, то с Марианной.

– Ревнуешь! Это хорошо, значит и в тебе страсть проснулась…Но за столько лет могла выкроить пару часиков и поговорить по душам, поблагодарить. Я же столько для тебя сделал.

– А я добро помню, Семен Маркович. И благодарила много раз.

– Но это все на словах. Теперь, Верочка, пора к делу переходить.

И крепкая рука режиссера легла на колено актрисы, прошлась по бедру и застыла на ремне джинсов. Он никогда не любил женщин в брюках. Очень много мороки. Но сегодня выбирать не приходилось.

Верочка не ожидала, что все будет развиваться так стремительно. Она думала, Семен Маркович, как опытный ловелас, начнет с прелюдии, будет уговаривать, соблазнять. В ходе шутливого разговора можно было отговориться, отделаться поцелуями в щечку, наобещать на будущее с три короба. Но этот лысый маньяк полез на нее как лось.

Это уже переходило все границы. Еще час назад она допускала, что сможет любимому режиссеру кое-что позволить. Не все, но многое. А сейчас ей стало скучно и противно. Если бы не новая роль, она дала бы в лоб этому гнусному старикану. Врезала и сказала бы при этом пару ласковых слов. Но очень хочется сыграть, получить известность, стать звездой. Вот и приходится выкручиваться.

– Вы такой стремительный, Семен Маркович. Вы меня просто ошеломили.

– Так я этого и хотел.

– Но у вас же жена такая милая.

– Жена дома. И она… для других целей. Не надо разговоров, Верочка, давай к делу.

– Но сегодня я не очень готова. Мне не хочется…

– А роль главную тебе хочется?

– Хочется.

– Так вот, если не будешь послушной, я роль Марианне отдам. Она давно говорит, что ты народ против меня настраиваешь, козни всякие строишь…Ты пойми, Верочка, что это театр. У него вековые традиции. Режиссер всегда имел право первой ночи.

– Так вы вроде феодала, а я ваша крепостная актриса?

– Что-то вроде того. А ты раньше об этом не слышала?

– Слышала, но не верила. Думала, что сплетни про вас распускают… Но хоть я и крепостная, но встать мне все равно надо. В джинсах такие дела не делаются.

Семен Маркович довольно улыбнулся и подвинулся, выпуская Веру на свободу. Он поверил ей безоговорочно. До сих пор ни одна актриса ему не отказала. Так почему будет кочевряжиться эта – не самая красивая и без крутого спонсора.

Выскочив на середину кабинета, Верочка оценила обстановку. Ключ на краю письменного стола. Не далеко, но и не близко. Надо протискиваться мимо шкафов, отодвигая стулья. А потом дрожащими руками надо будет попасть в замочную скважину… Нет, не годится. Семен успеет ее перехватить. Начнется борьба, возможны даже увечья, если ей придется царапаться или применить удар коленом ниже пояса. И вот тогда ей точно не видать новой роли. Надо попытаться превратить все в шутку. Отшутиться и пообещать вечную любовь, но в следующий раз.

Верочка схватила с приставного столика бутылку шампанского и, потрясая ей над головой, торжествующе закричала:

– Сначала будем пить! Так положено. Сперва банкет, а потом свадьба.

– Какая свадьба? Ты, Верочка, время не тяни. Быстренько пообщаемся ко всеобщему удовольствию и разбежимся. Тебе к премьере надо готовиться, а у меня спектакль через час…Не зли меня!

Семен Маркович встал и начал угрожающе надвигаться на свою жертву.

Последняя для Веры попытка превратить все в милый флирт получилась немного истерической:

– Ой, Семен Маркович, я вас боюсь. Вы мужчина темпераментный, но не будете же вы меня насиловать. Мне приходится защищаться.

Считая это шуткой, Верочка направила на приближающегося режиссера горлышко бутылки и стала отворачивать проволочку…Почти все современное шампанское невозможно вскрыть. Пробки не хотят не только вылетать, но и вытаскиваться. А это было теплым, разболтанным, а главное – настоящим. Неудачливый любовник не поскупился!

Выстрел прогрел неожиданно, и Вера не промахнулась. Трудно не попасть с двух метров. Пробка ударила не в бровь, не в глаз, а чуть пониже – в верхнюю часть щеки. Самое удачное место для мощного синяка под глазом.

Из бутылки стала вырываться пенная струя, и это очень развеселило Верочку. Она вспомнила спортсменов-победителей, которые на пьедестале поливают друг друга шампанским. И она начала поливать режиссера. Сначала лысину, потом ладонь, прикрывающую подбитый глаз, потом толстую шею, потом ниже, еще ниже…