Kitobni o'qish: «Крутые игры»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
10 января 1997 года. Москва
Андрей вел машину очень осторожно. Сегодня ему не нужны были непредвиденные задержки в пути.
Сегодня он не мог опоздать, а потому не спешил…
Сообщение от Хохла он получил еще вчера вечером… Текст был обычный, стандартный: «Завтра в десять утра встреча на базе. Обязательно жду. Иннокентий».
Впрочем, раньше Хохол сообщал проще и короче: «Жду». И всё тут!
А на этот раз появилось длинное и совершенно не нужное слово «обязательно»… Как будто раньше его вызов был не обязательным… Как будто раньше после такого сообщения Андрей мог не появиться пред «светлые очи пана Семена».
Андрей улыбнулся, заметив, что в своих размышлениях назвал одного и того же человека тремя разными именами.
Имя «Иннокентий» они придумали вместе… Это вроде пароля для связи с Андреем.
И правильно! Незачем оставлять следы в эфире. Сотовый телефон – он только на первый взгляд безопасная штука. Любой радиолюбитель соорудит устройство для контроля и записи сообщений. Знать бы только, какой номер отлавливать.
А дальше – работай! Анализируй разговоры и сообщения. Сопоставляй даты, места, имена… Так вот, «Иннокентий» и был придуман именно для такого случая. Если и слушает их «вероятный противник» с Лубянки или с Петровки, то ему не одну поллитровку надо будет выпить, чтобы разобраться в этих именах. И для кого Хохол – Иннокентий, для кого Викентий, а для кого Семен.
Сам-то Хохол, как он не запутается?.. Правда, он головастый. Не зря же он для своего окружения – шеф, батя, старик…
Говорят, что лысина так просто не появляется…
Если мозгам в голове тесно, они прут во все стороны и волосы заодно выдавливают… А Хохол лысый как коленка.
Это уже точно, что мозгам тесно в его черепушке… И то, правда, что не долго им в заточении мучиться. Очень уж много охотников помочь им на свободу вырваться…
Хохол – он, конечно, мужик не глупый, но такие умники долго не живут.
Хохол… эту простую кличку Андрей помнил еще с детства… Лет с пятнадцати.
Они жили в одном дворе, в большом «генеральском» доме на Горького. И Андрей наверняка видел Семена Тарасовича Грошавеня… Видел, но не запомнил его. Очень он был неприметный.
А известным всему дому Хохол стал в день своего ареста по какому-то «валютному» делу.
Уже к вечеру весь дом знал от словоохотливых понятых, что в квартире «этого хохла» вскрывали паркет, под которым «золотых монет разбросано, как гальки на пляже в Сочи».
Особенно интересовал всех рассказ о пачках американских денег, которые в последний момент были извлечены из подоконника. Понятые, купаясь в лучах славы, обстоятельно поясняли:
«Пачки толстые, а что толку? Очень, надо сказать невзрачные деньги… Серые такие. С одной стороны только зеленоватые… И все одинаковые! Что тебе десять, что пятьдесят, что сто… Одно слово – доллар!.. И чего он на них позарился? Уж если и копить деньги, то наши. Яркие, приятно посмотреть… Рубль – он желтый, а червонец, понятное дело, – красный. Все как у людей».
…Вновь Семен Тарасович появился в их дворе только через пять лет.
Московской прописки его, естественно, лишили, но в старой квартире продолжали жить его мать и тетка.
Хохол появлялся у них каждую неделю, стараясь не попадаться на глаза участковому… Впрочем, что мог сделать молоденький лейтенант с тридцатипятилетним мужиком, имеющим три высших образования: историческое, экономическое и пятилетку мордовских лагерей?
При любой встрече с участковым Хохол заявлял, что «в настоящий момент направляется за сто первый километр к месту постоянной прописки. В Москве бывает часто, потому что очень любит свою мамашу… Еще вопросы есть? Вопросов нет!»
Андрей к этому времени приобрел двухлетний опыт десантника и странную кличку Дрюсь… Странную лишь на первый взгляд. Просто вначале он был Андрюха, потом Дрюха, а затем Дрюсь.
Несмотря на свою осторожность, Семен Тарасович сразу начал привлекать Андрея к делам. Но через год, когда начался смутный период череды генсеков, хохол вдруг исчез.
Вновь они встретились лишь три года назад.
Андрей часто вспоминал потом эту встречу и этот удивительный по лаконичности и влиянию на всю его жизнь диалог:
– Как дела, Дрюсь?
– Нормально.
– Сидел?
– Да.
– Долго?
– Три года.
– За что?
– Да не тот сейф вскрыли.
– Стрелять не разучился?
– Не должен бы… Я шесть лет назад мастера спорта получил.
– Слышал! Поэтому и спрашиваю… Знаешь что, Дрюсь, есть у меня к тебе дело на десять зелененьких.
Сразу после этого Хохол показал Андрею свое удостоверение.
Теперь господин Грошавень был помощником депутата. Правда, это был не самый известный политический деятель, но зато проходил по спискам самой скандальной партии.
Уже через месяц Андрей выполнил первое боевое задание.
Он до сих пор не понял, была ли это просто проверка или кому-то так необходимо было убрать этого старика из коммуналки на Мясницкой…
Скорее всего, кто-то из богатеньких положил глаз на эту шестикомнатную квартиру с видом на Кремль и на Лубянку… А старик, вероятно, мешал… Есть еще такие несговорчивые старики.
Андрей старался никогда не думать о своих «клиентах», как о живых людях… Когда-то он работал, как в тире. Там тоже есть мишени. Если стрелок их продырявил, то приходит смотритель, срывает со стендов пришедшие в негодность листы, комкает их и бросает в большой деревянный ящик.
А уже через минуту на их месте красуются новенькие мишени, не подозревающие о том, что их ждет.
Вот они мы, попробуй-ка, попади в нас!
Правда, тот тир, в котором он проторчал почти год, упорно пробиваясь к званию мастера спорта, – тот тир и сейчас всегда открыт для него.
Можно заскочить на часок, пострелять, потрепаться, попить кофейку… И линия огня всегда на месте! Нет ветра и тумана. Светло, и мишени никуда не бегают! Не орут от страха и не прячутся от тебя после первого неудачного выстрела.
…Андрей посмотрел на часы и стал перестраиваться в первый ряд.
Он решил выбрать удобное место и постоять на обочине пять-шесть минут.
Нельзя было опаздывать, но и раньше появляться даже на минуту – совершенно незачем. В любой игре есть свои правила. В его деле одно из обязательных условий – точность.
И все-таки, почему на этот раз Хохол употребил фразу: «Обязательно жду»?
Странно это!
Семь клиентов ушли в мир иной просто так, а восьмой должен уйти обязательно.
Андрей не мог допустить, что Хохол вставил это слово случайно. По недомыслию или от волнения… Не тот это человек!
Хохол ничего просто так не делает.
Ровно в девять пятьдесят восемь Андрей остановил машину перед воротами неказистого заведения с надписью «Ремонтная база».
Это было небольшое частное предприятие, расположившееся на краю оврага, вдоль которого тянулся двухкилометровый ряд гаражей.
Основная хитрость была в том, что хозяин ремонтной конторы соорудил переезд через овраг, за которым проходила не очень бойкая дорога, терявшаяся в лесном массиве.
Андрей был уверен, что три минуты назад Хохол на своем джипе въехал с той стороны оврага во внутренний дворик конторы и сразу же пересел на неприметную светлую «семерку»… Андрей выдал три коротких гудка.
Ворота мгновенно открылись и еще быстрее закрылись, проглотив темно-синюю «Ниву» Андрея.
На площадке не было ничего настораживающего.
Все как всегда… Как надо!
Джип стоит под навесом, «семерка» с включенным двигателем готовится к броску, хозяин бежит открывать противоположные ворота.
Андрей молча сел в машину рядом с Хохлом… Они лишь обменялись взглядами. Разговаривать они будут потом, вне машины, на опушке леса, где на сотни метров просматриваются возможные подходы…
Когда они вышли из машины, Андрей продолжал молчать… Хохол для него – почти хозяин, пусть он и начинает беседу.
Грошавень тоже не торопился.
Важнее сейчас осмотреться, почувствовать, не изменилось ли настроение у Андрея, не запаниковал ли он, не скурвился ли.
Впрочем, с таким послужным списком у него уже нет другой дороги… Его поезд набрал такую скорость, что не повернуть, не соскочить.
– Ты, Дрюсь, уши пошире раздвинь – я тебе приятное буду говорить.
– Всегда готов слушать.
– Я, было, думал тебя сегодня немножко воспитывать. Я же твой старший товарищ. Я должен тебя наставлять, учить, критиковать, дрючить периодически… Так вот – не смог я повода найти. Нет у тебя зацепки, к чему можно придраться … Чисто работаешь, Дрюсь!
– Стараюсь.
– Профессионалом ты стал высокого класса… Я сам удивляюсь! По последней твоей акции, по банкиру в Хамовниках, такой хай подняли… И тишина! Даже место выстрела определить не смогли… Охранники знаешь, какие показания дают? Как в песне: «Вдруг пуля пролетела, и хозяин наш упал»… Все!
– Ты, Тарасыч, не тяни резину… Все это мне очень приятно, но давай ближе к телу… Я так понимаю, что ты мне больно хитрое задание придумал. И теперь никак не можешь подступиться. Боишься, что я откажусь?.. Или мы первый день знакомы?
– Ну, убил, Андрюха! Наповал убил! И как ловко ты меня раскусил!.. Так меня прямо мордой по батарее провел. Туда-сюда… А ведь я о тебе пекусь! Хотел нервишки твои поберечь. Хотел с подходцем, осторожненько.
– Да говори ты уже.
– На этот раз ты не со мной будешь работать. В Крым поедешь, к теплому морю.
– Это в январе-то?
– Море там, может и не теплое, а так – нормально, градусов десять тепла. И воздух чистый, прозрачный – оптика сбиваться не будет.
– Это ты, Тарасыч, намекаешь, что издалека придется работать?
– Не знаю я, Андрюха! Это я сам дотумкал… Мне только намекнули, что им надо какую-то московскую шишку снять. А это значит, толпа народа будет вокруг… Здесь клиента в подъезде не подкараулишь.
Несколько минут они стояли молча.
Вначале их отвлек от разговора лыжник, приближавшийся к ним по едва заметной старой лыжне… Но в ста метрах он остановился, огляделся и, развернувшись на месте, стал на большой скорости удаляться, демонстрируя профессиональный размашистый шаг.
Затем их внимание привлекла стайка синиц, равномерно облепивших небольшой куст… Периодически птицы как по команде взмывали вверх и, сделав над поляной небольшой круг, также одновременно занимали прежние места…
Грошавень не мог снова начать разговор. Он чувствовал себя весьма неуютно.
Три года они работали в паре, и он был для Андрея единственным и очень надежным заказчиком.
Нет, конечно, Дрюсь выполнит любое поручение. Куда он денется!.. Но очень не хотелось вот так, из-под палки.
Да и для себя тут есть определенная опасность!
Кто знает, насколько там аккуратно будет работать Зубр… Но и отказать ему он не мог… Не по понятиям это! Они же не просто кореша. У них старая дружба, политая кровью!
С Зубром, или Ильей Коровенко, Хохол познакомился еще во время первой отсидки… Тот сидел за простенький грабеж, но уверял всех, что он «политический» и что деньги ему были нужны исключительно для организации борьбы за свободную Украину.
А такое великое дело требует очень больших денег. «Да хиба ж бэз грошей такэ великэ дило зробишь?»
Сейчас Зубр боролся за свободу Украины в героическом Севастополе.
Хохла никогда не волновали политические идеи… Он интересовался политикой, но в меру, как одессит: «А что я с этого буду иметь?»
А с Зубра и его команды он мог поиметь кое-что… По украинским меркам это была огромная сумма, но и по российским – достаточно большие деньги.
– Ты, Андрей, не бери в голову!.. Все будет путем! Вот тебе билеты на завтрашний ночной поезд… Вещи и инструменты на месте получишь… Собирайся как в командировку. И легенду можешь себе такую взять: мол, ты – зеленый эколог-ихтиолог! Мол, борешься ты за чистоту Черного моря. Чтоб, значит, всех мидий не сожрали.
Хохол заразительно засмеялся собственной шутке, но, увидев смурное лицо Андрея, осекся и продолжал деловым тоном:
– На вокзале тебя встретит мой старый приятель Коровенко. А ты будешь звать его Зубром… Смешная кличка, правда?.. Вот он тебе и даст заказ.
– Значит ты, Хохол, меня этому Зубру в аренду сдал?
– Тьфу, дурак!.. Обиделся?.. Какая к черту аренда? Ты на работу едешь… И не за просто так! Ты знаешь, сколько я тебе дам?.. Помнишь последнего своего банкира, ноябрьского? Мало я тебе за него отвалил?.. Так ты считай, что сейчас одним выстрелом трех банкиров уложишь.
11 января 1997 года. Москва
Голос Павленко звучал в телефонной трубке взволнованно и даже как-то испуганно.
Савенков хорошо знал характер своего старого школьного друга. Даже самые серьезные переговоры тот проводил с шутками-прибаутками.
Это был врожденный оптимист, и выбить его из этой колеи могло только что-то действительно важное и очень страшное.
Такой серьезный голос был у Сергея Павленко тогда, в мае прошлого года, когда он вытащил Савенкова к себе на Кипр и предложил срочно создать детективное агентство. Для чего? Надо было срочно защитить его, благородного предпринимателя, от гнусных козней жалких вымогателей и шантажистов.
Конечно, сейчас, когда вся эта история завершилась полным триумфом нового детективного агентства «Сова», сейчас обо всем этом можно вспоминать с той или иной долей иронии… Но тогда, прошлым летом, всем было не до смеха и шуток.
Молоденькая «Сова», решившая быстро распутать маленький криминальный клубочек, неожиданно увидела, как дело «жалких шантажистов» разрастается. Ситуация начинала выходить из-под контроля. Пришлось столкнуться с убийствами, похищениями, покушениями и исчезновениями… Одним словом – приключений было выше крыши!..
Да, все это было почти год назад.
Сейчас у «Совы» не было недостатка в клиентах. Но основным «объектом охраны» всегда был Сергей Сергеевич Павленко.
Кроме того, он был основным акционером агентства. И, значит, основным его хозяином.
А хозяин – барин!
Поэтому взволнованный Павленко даже не просил, а просто приказал Савенкову немедленно собрать всех сотрудников в офисе «Совы» в Беляеве.
Быстро по тревоге удалось найти только Олега Крылова и Варвару Галактионову.
Правда, в этой ситуации Миша Марфин как программист был не очень нужен… А вот нужный человек – Илья Ермолов – застрял в Рузском районе, распутывая дело о жулике, продавшем два дома на берегу Москвы-реки.
Павленко ввалился в офис с шумом и грохотом, таща за собой растерянного и спотыкающегося мужчину в больших роговых очках.
Спутнику Сергея Сергеевича было, на вид, лет сорок пять… На нем были дорогие фирменные вещи, но одевался он в спешке или в большом волнении. Один конец белоснежного шарфа чуть выглядывал около шеи, зато другой спускался ниже пояса.
На рубашке не были застегнуты три верхние пуговицы, но этот недостаток частично скрывал шикарный косо завязанный галстук.
Черная норковая шапка гостя была лихо сдвинута к левому уху.
– Знакомьтесь, друзья, – прогрохотал Павленко, завалившись на диван прямо в дубленке. – Считайте, что это мой брат – Шорин Юрий Петрович. Беда у него!.. А вы можете помочь. Я в вас не сомневаюсь ни на… эту, как ее – юту, ету… Ни на грамм не сомневаюсь!.. Говори, Шорин! Как можно подробнее. Тут, брат, знаешь – одна мелочь все может решить. У меня в «Сове» такие Мегрэ работают. Такие Агаты Кристи сидят…
– Вы бы разделись, – встрепенулась Варвара при упоминании Агаты Кристи. – Жарко тут у нас… А я быстро чай с коньяком приготовлю.
– Это можно, – добродушно согласился Павленко, – только не надо мешать. Либо то, либо другое!.. И в большом количестве. Но только не чай… Да начинай же, Шорин.
Юрий Петрович долго выбирал место.
Он хотел сесть лицом ко всем… Затем обнаружил непорядок в своей рубашке, вскочил и стал застегивать пуговицы, повернувшись лицом к стене… Потом он долго поправлял галстук, протирал очки…
Павленко молчал, стиснув зубы и нетерпеливо ерзая на диване.
В старых характеристиках обычно писали: «выдержан и морально устойчив»… И если Павленко даже мечтать не мог о второй части этой формулировки, то выдержку он демонстрировал сейчас с большим успехом.
Правда, его хватило на три-четыре минуты.
– Да начнешь же ты, наконец?.. Ну, ты и Тортилла!.. Это черепаха такая… Кончай, Шорин, кота тянуть… за всякие разные места. Береги народное время! Минуты-то бегут… А для тебя сейчас время – деньги… И не только деньги. Жизнь твоей жены – это тоже немаловажно.
– Да-да, жена, – встрепенулся, наконец, Шорин. – Моя жена исчезла!
Он сделал многозначительную паузу и начал опять поправлять галстук. Но, увидев грозно поднимающегося с дивана Павленко, торопливо продолжил:
– Она у меня единственная… То есть, первая жена. Мы не так давно поженились. Всего пять лет… Она очень красивая. Она блондинка, такая вся золотистая, рыжеватая…
– Вы не волнуйтесь, Юрий Петрович, – теперь уже не выдержал Савенков. – До ее внешности мы дойдем, но в свое время. А пока с самого начала. Когда она исчезла?
– Три дня назад…
– И вы только сейчас к нам пришли?
– Нет, все не так.
Шорин сделал паузу, сняв очки и взглянув на визитную карточку Савенкова.
– Все вовсе не так, Игорь Михайлович. Зоя Александровна уехала в Севастополь десять дней назад. Поездом… Она очень самолеты не любит! Так я ей билеты в люксе взял, в СВ. Я оба места в купе выкупил, чтоб даже рядом никто… И вот она уехала. А я провожал…
– Значит, ваша жена поехала в Севастополь? Да еще первого января?
– Второго! Первого мы еще отмечали, то есть встречали… Очень большая компания была. Все руководство нашего банка… На природе встречали. Елка настоящая, шампанское в сугробах, салют… Вы знаете, поросенка пытались на углях приготовить – не прожарился.
– А она вам звонила из Севастополя?
– Сразу же!.. Утром четвертого января… Она очень в этом смысле обязательная. Она каждый день потом звонила. И я ей звонил.
– Где, простите, остановилась Зоя Александровна?
– В гостинице… В лучшей гостинице. Она так и называется «Севастополь». Это в самом центре, около Приморского бульвара.
– Знаю, Юрий Петрович, – чуть заметно улыбнулся Савенков. – Только там нет Приморского бульвара. Эта гостиница на проспекте Нахимова, а с другой стороны, снизу – набережная Корнилова.
– Верно, набережная. Она обо всем мне рассказала… У нее две комнаты было. Люкс, естественно!.. Из окон – море, пароходы, лебеди… Нет, точно – лебеди! Они там зимуют. А я и не знал.
– В каком номере она жила?
– В люксе! Я на жене не экономил… В триста двадцатом. Вот и телефон ее… Вы представляете, только у нее во всей гостинице горячая вода была. Нагреватель такой на стенке… Израильский.
– Так все-таки, Юрий Петрович, зачем она поехала в Севастополь?
– Правильно вопросы ставишь, Савенков, – вступил в разговор Павленко, который уже несколько успокоился и уютно расположился на обширном офисном диване. – А ты, Шорин, не юли, не уходи в сторону лебедей и еврейских нагревателей. Они и в Москве всех нагревают… Ты, Шорин, фактуру давай. Факты!.. А уж аргументы пусть наши Сократы сочиняют. На то они и сыщики… Варвара, ты ведь много коньяка принести грозилась. Не вынуждай меня самого в магазин бежать.
– Уже несу, Сергей Сергеевич.
– И не рюмку, а фужер. Поняла? Фужер!.. А вы, господа, продолжайте работать. Я вас свёл, я свое дело сделал… Мавр сделал свое дело – мавр может пить коньяк.
Шорин смущенно посмотрел на Савенкова, но, вдруг вспомнив его последний вопрос, начал торопливо отвечать:
– Вы спросили, зачем она поехала? Отвечаю – дом покупать!.. Она очень море любила… Она дом хочет купить на самом берегу, чтобы закат, чайки, ночные купания… Глупость, конечно. Какой сейчас дом на Украине? У них же там полный развал и разруха… Хуже, чем у нас.
– Не на Украине, а в Украине, – добродушно проворчал Павленко, наливая себе второй бокал. – А ты, москаль, не трожь нашу нэньку Украину… Хочет она разваливаться – пусть себе разваливается. Но самостоятельно. Самостийно!.. Мы не холопы, а вы не баре…
– Юрий Петрович, – продолжал Савенков, – вы сказали, что она звонила оттуда… Сколько раз?
– Каждый день! И я звонил каждый день… Она – утром, а я – вечером… Последний раз она звонила в восемь утра восьмого. Это по московскому времени. А у них там семь утра было… Все не как у людей, вы уж простите меня, пан Павленко.
– Валяй, лей всё в одну кучу! Мешай нас, хохлов, с навозом, – добродушно разрешил Павленко, приступая к наполнению третьего бокала. – Имперское у тебя мышление, Шорин. Не даешь ты моей исторической родине свободно развиваться… Семь утра ему не нравится? Да пусть хоть час ночи делают! Так нет, вам надо, чтобы как в Москве.
– Вот именно, они там готовы любую глупость сделать – но только не как в Москве… Что-то ты, Павленко, не едешь на свою историческую родину. Взял бы да поехал!..
– Ну вот, начались гонения по пятому пункту… А в Украину я, Шорин, не могу поехать. В Америку – могу, в Англию – могу… Даже в Германию – могу!.. А вот в Полтаву – не могу… Языков я, Шорин, не знаю. С «ридной мовой» у меня плохо.
Савенков начал серьезно нервничать. Ему никак не удавалось удержать беседу в деловом русле.
Мало того, что от волнения Шорин не может сосредоточиться, так теперь еще изрядно охмелевший Павленко будет отвлекать.
Пока всю значимую информацию можно уложить в два-три предложения.
Впрочем, Савенков по опыту знал, что невозможно заранее определить, какая информация станет отправной точкой в поисках исчезнувшей рыжей Зои.
Важным может оказаться и эта разница во времени, и нагреватель на стене, и лебеди, зимующие в бухте. Обязательно надо все запомнить, записывать надо. Записывать!
Савенков мгновенно подскочил к шкафу, извлек оттуда и установил на столе магнитофон с огромным, величиной с кулак, микрофоном.
Как он мог забыть об этом?! Магнитофон – лучший способ заставить людей привести в порядок свои мысли и заставить замолчать праздных говорунов.
– Вы, я надеюсь, не против? – Савенков указал на магнитофон и быстро, не дожидаясь ответа, включил его. – Я очень боюсь важные детали пропустить… Продолжим. Юрий Петрович, вы звонили жене девятого?
– Неоднократно! И девятого, и десятого, и сегодня утром… Я и в администрацию гостиницы пытался звонить. Есть там у них такая Туркина Лидия Сергеевна. Очень, знаете, ехидная дамочка. Все проверила! За номер уплачено, вещи на месте, а Зои нет… И эта Туркина меня так спокойно спрашивает: «А может быть, ваша жена у друга ночует?»
– Извините, Юрий Петрович, но надо учитывать даже и такие невероятные версии…
– Я так и знал! И вы такое могли подумать?! Я один в ней не сомневался… И вот вам всем доказательство, что я был прав.
Шорин начал лихорадочно рыться во внутренних карманах пиджака и, найдя нужную бумажку, ударом ладони припечатал ее к столу, уронив микрофон.
– Здесь все ясно сказано… Она похищена!
Сотрудники «Совы» удивленно переглянулись. Такого поворота никто не ожидал.
Им сложно было понять, почему Шорин сразу не начал разговор с этого письма похитителей… Однако у каждого своя логика!.. Вернее – свой уровень ее наличия… Или отсутствия!
– Уважаемый Юрий Петрович, вы сегодня получили эту бумагу?
– Естественно!.. Сегодня днем я извлек ее из ящика и сразу бросился к Сергею… А он притащил меня к вам.
– Скажите, а вчера вы что-нибудь из своего ящика извлекали?
– Нет!.. И позавчера – нет. Я в этом году первый раз открыл. Вы правы – письмо могло быть подброшено в любой день не ранее восьмого января.
– И еще, Юрий Петрович. У вас глухой почтовый ящик или в нем есть отверстия?
– И здесь вы правы, Игорь Михайлович. Письмо было свернуто в трубочку и просунуто в одну из трех дырочек.
– Я прочту это письмо вслух?
– Обязательно!.. Я для этого к вам и пришел… Только я вас прошу: прочтите и найдите мою жену.
– Постараемся, Юрий Петрович. Но я думаю, что процесс будет несколько сложнее.
Bepul matn qismi tugad.