Kitobni o'qish: «Сердце Тьмы»

Shrift:

Посвящается каждой космической пылинке каждого из потерянных миров.

Благодарю каждое дышащее существо, просто за то, что оно еще есть.

И снова здравствуй, дитя ночи, вскормленное светом. Знаешь, почему мы встретились вновь? Во-первых, потому, что история Ребекки не оставила тебя равнодушным. Во-вторых, тебя, конечно, мучает любопытство. Я понимаю, понимаю и не смею больше задерживать.

Только вот теперь мы взглянем на историю под другим углом: глазами ребенка, а именно – Эвелин. Той самой, которой Ребекка пожертвовала душу, свое бесценное дитя.

Ребекка сейчас в бесконечных просторах космоса в поисках Антихриста, который, к слову, тоже ищет ее. Найдет ли он ее раньше, чем сделает это кто-то другой, куда более могущественный?

Но важнее всего то, что теперь происходит на Земле, потому что именно от этого будет зависеть исход.

Потерян в вечности,
Забыт, любви бесценный миг.
Конец всему, конец беспечности,
И гаснет в темноте последний блик.

Мир изменился, все теперь не так.
Сердца и души сгинули в пороке,
Погас последний тот маяк,
Чьи жизнь вдыхали раньше токи.

И слезы о душе – последнее занятие.
И плач твой тихий не услышит Бог.
Теперь смирение и молчаливое принятие,
Быть может и оттянут эпилог.

Найди меня, услышь мой зов отчаянный
Сквозь бесконечность, мрак и пустоту.
Ты дай покой душе той неприкаянной,
Чей свет все в поисках, все ищет темноту.

Вспомним истоки

– Эвви, есть разговор, – позвал отец с кухни.

Девочка съежилась. Что-то в тоне папы было такое, чего слышать совсем не хотелось.

Она догадывалась, по какой причине отец зовет ее.

Эвелин аккуратно отложила раскрытую книгу на столик возле дивана, погладила пальцем глянцевые страницы с яркими картинками и поплелась в кухню.

– Ты что-то хотел, папочка? – девочка хлопала ресницами, стараясь округлить глаза и сделать их печальными.

Она знала, как нужно себя вести, чтобы папа растаял и не ругался. Да и как вообще можно ругать такую дочь?

Так случилось и теперь.

– Почему ты не поела? Ты должна это делать, сколько раз тебе объяснять? – глубоко вздохнув, спросил Дэн. – Медвежонок, это все только ради твоего блага.

– Но я ведь и без этого отлично справляюсь, ты и сам это знаешь… – возразила малышка.

– Эвелин, если ты не будешь пить кровь, ты можешь стать опасной для окружающих.

– Мне хватает и обычной пищи. Может, я особенная? – в голосе слышались нотки упрямства.

О, да, Эвелин была особенной, но сама об этом не знала. Она была вампиром, рожденным естественным путем, а не от укуса. Только вот родители держали ее под колпаком с самого рождения, боясь, что реальный мир слишком жесток для их крошки. Для того чтобы держать ее в безопасности, они лгали ей, как делают это и все другие родители.

В принципе, все так, как и должно быть.

Но дети запоминают ложь. Особенно, если эта ложь впоследствии оказалась губительной. Не лгите своим детям, в этом нет нужды. Поверьте, лучше им вынести правду в более раннем возрасте, чем узнать о ней в более неприятных обстоятельствах и от других людей. Так и доверия будет больше.

Что касательно Эвви, то ей лгали о следующих вещах.

Нельзя выходить на солнце – оно тебя убьет (на самом деле они лишь боялись этого, наверняка никто не знал).

Кровь пьют все. Она полезная.

Выходить на улицу можно только ночью, иначе злые люди могут сделать с тобой что-нибудь нехорошее (это было правдой отчасти, потому что сейчас велась ожесточенная охота на вампиров).

Однако, даже несмотря на это, на улицу она не выходила. Нельзя, чтобы ее кто-нибудь увидел.

И еще много лжи по мелочам. Но даже маленькая ложь обязательно влечет за собой нечто большее, как снежный ком, она лишь накапливается.

Эвелин, когда-то попробовавшая кровь своей суррогатной матери, Ребекки, теперь относилась к крови других людей как к мутной воде. Пока она росла, кровь ей не требовалась. Однако время от времени она ее жаждала.

Вампиры пьют кровь, чтобы с помощью жизненной силы других продлить свою собственную жизнь.

Эвви попробовала свет на вкус, испила крови, которая защищала ее от неконтролируемой жажды. Теперь ей даже казалось, что это будет неправильно. Она, конечно, не называла вещи своими именами чисто по незнанию, но чувств ей было достаточно.

– Уже семь лет живешь и все время противишься тому, что естественно. Ты противишься сама себе. Это плохо.

– Но мне и так хорошо. Никому ведь не будет плохо от того, что я не пью кровь. Лично я бы не хотела, чтобы кто-то пил мою кровь.

– Ну, я уже говорил тебе, что существуют специальные доноры…

– Да. Я могу идти? – Эвви не терпелось вернуться к книге.

– Вообще-то, это не все, – Даниэль строго посмотрел на дочь. – Зачем ты вылила кровь в раковину?

– Чтобы вы подумали, что я, наконец, поела. Я хотела вас порадовать, но оно, видимо, плохо смылось.

– Люди жертвуют своей кровью, а ты так расточительствуешь, – Даниэль с негодованием покачал головой.

Кровь нынче было очень сложно достать. Только через черный рынок, иначе можно было вызвать подозрения.

А вообще, Дэну нравилось, что его малышка такая. Он надеялся, что монстр в ней никогда не проснется, что она вырастет человеком.

– Ладно, медвежонок. Все в порядке. Просто больше так не делай. Ты сама по себе повод для радости, и мы с мамочкой очень рады, что ты у нас есть. Я позвал тебя еще и потому, что на следующей неделе мы с мамой должны будем уехать на сутки. Ты должна пообещать мне, что будешь хорошей девочкой.

– Конечно. Просто буду делать все, что и обычно, – заверила малышка.

– Вот и отлично, – Дэн подхватил дочь на руки и чмокнул в носик. – А теперь медвежатам пора спать.

Прозвище привязалось само собой, потому что, несмотря на то, кем она являлась, у девочки временами наблюдалась человеческая неуклюжесть.

А еще Дэн знал, что она только сейчас такая милая и очаровательная. В будущем природа возьмет свое, и она станет опасным хищником.

– Что будем читать? – укладывая дочь в постель, спросил Дэн.

– Давай «Хроники Нарнии», мне понравилось.

Во сне Эвелин не нуждалась, это больше было похоже на дрему, и вошло в привычку. Уже было семь утра, начинался очередной день, поэтому его лучше было провести в постели, подальше от губительных солнечных лучей. Так безопаснее.

Но в этот раз Эвви лишь притворилась, что спит. Родители говорили ей, что все книги – это выдумка. Но в этих книгах так красиво описывали солнечное тепло…

Даниэль и его супруга, Амелия, днем должны были появляться в свете, чтобы общество ничего не заподозрило. Оба могли находиться под прямыми солнечными лучами чуть больше часа, так что передвижение в тонированной машине не составляло труда.

Но часов в шесть-семь они всегда возвращались, потому что Эвви к этому времени уже просыпалась. Где-то в восемь они уходили снова, но девочку можно было смело оставлять одну. Главное, чтобы никто не знал о том, что у них есть ребенок, ведь ребенок этот не значился ни в одной из баз.

Дэн поцеловал мирно сопящую дочь в лоб и тихо вышел из комнаты.

Амелия уже ждала его внизу.

– Спит? – с улыбкой спросила она.

– Спит, – вампир поцеловал супругу. – Так, что там у нас сегодня по списку?

– Я еду на утреннюю йогу к Питерсон, у тебя завтрак с мэром. Да поможет тебе сверхъестественная скорость сделать вид, будто бы ты ешь. Когда я еще была человеком, и пыталась напоить тебя чаем, ты же как-то справился.

– Мне помогла Ребекка.

От этого имени, произнесенного вслух, надолго стало тихо.

Эта девушка была дорога обоим, но в особенности Дэну. Она дважды спасла мир, а теперь пыталась сделать это снова где-то в бесконечности вселенной. Она искала Тьму, оставив свой дом, Землю, и все, что было ей дорого. А еще она показала обоим вампирам, что такое Свет.

И, конечно, благодаря ей у них теперь есть дочь.

– Ладно, пойдем.

Входная дверь была заперта на замок. У Эвви был великолепнейший слух, поэтому она это услышала.

Она вся дрожала от предвкушения. Но не только. Эвви никогда до этого не нарушала заповеди дома, в котором жила. Солнце можно было назвать одним из смертных грехов.

А ведь запрет так хочется нарушить!

Но ей было страшно. Ей казалось, что родители могут вернуться в любой момент и обнаружить, что она ослушалась. Нет, не так. Она ведь сейчас нарушала клятву.

Просто… книга, которую совсем недавно каким-то чудом достал отец (а почти все книги были запрещены) содержала яркие картинки и описания солнечного света и тепла.

А душа маленькой Эвви так жаждала солнца! Солнце было светом, к которому тянулась мрачная половинка ее души. Но этого она пока что не знала, только чувствовала, что свет ей жизненно необходим.

Маленькое сердечко быстро колотилось, и Эвелин слышала его.

Именно сердцебиение ее постоянно сбивало. Она могла заслушаться и оступиться или упасть, что вовсе не свойственно вампирам.

Эвви села в постели, опустив пальчики в мягкий ворс ковра. Он был холодным, но толика тепла, что давало ее тело, очень скоро начала его нагревать.

Она поднялась на ноги и направилась к двери, из-под которой просачивался утренний свет (окон в ее комнате не было). Хоть свет и был слабым, и такое она уже видела раньше, он ее волновал.

Все окна, имевшиеся в доме, были закрыты плотными шторами, что было под запретом, ведь мешало слежке.

Но так как хозяева целый день были на виду и дома практически не появлялись, окна можно было занавесить якобы для того, чтобы в помещении не было жарко, когда владельцы вернутся.

Поэтому в комнате Эвелин и не было окон. О ней не должны были знать. Каждый ребенок находился на специальном учете, посещал специальные школы и каждую неделю осматривался врачом. А Эвви не была человеком, и это было рискованно.

Взрослые тоже проходили комиссию, но не чаще, чем раз в полгода. Дэн и Лея ездили в одну и ту же клинику, к одному и тому же врачу. К доктору Эвансу. Он-то и подделывал результаты.

Эвви открыла дверь своей комнаты. Будь она человеком, ее уже точно стошнило бы от перевозбуждения.

Маленькие пальчики нервно вздрагивали, крылышки носа трепетали, стараясь уловить даже малейшие изменения вокруг.

Ей хотелось сбежать по лестнице, сделать все как можно скорее, ведь она боялась, что кто-нибудь увидит, как она бессовестно нарушает законы собственного дома, но… иначе она не могла.

Она продолжала соблюдать осторожность и медленно спустилась по лестнице, зная, что теперь сердце точно может ее запутать, и она рискует свалиться.

Последнюю ступеньку она все-таки пропустила, страшно испугавшись. В какой-то момент ей показалось, что она будет проваливаться в пустоту вечно.

Облегченно вздохнув (пропущенную ступеньку можно было считать чуть ли не самым страшным событием ее жизни), она устремилась к входной двери. Эвви прислонилась к холодной металлической поверхности и прислушалась. Там было тихо. Только эхо сердцебиения.

Она вдыхала сладковатый воздух, что с трудом просачивался сквозь плотно закрытую дверь.

– Прости, папочка, – прошептала Эвелин и повернула замок.

Дверь оставалась закрытой, и сомнения внутри ребенка росли.

Ведь родителям нужно доверять больше, чем своему сердцу, верно?

– Мамочка, если ты не солгала, я больше никогда не буду сомневаться в том, что ты говоришь! – горячо пообещала девочка и толкнула дверь.

Утро только родилось, солнце только показалось над крышами далеких соседних домов (дом, где жили вампиры, был огорожен высоким забором, до которого от крыльца было не меньше ста метров).

Свежий живой воздух ударил Эвви в лицо, и чуть не сшиб с ног.

– О, звезды… – вымолвила девочка, задыхаясь. – До чего волшебный запах.

Но дальше было больше. Свет. Свет, который не останавливали плотные шторы, свет, не созданный бездушной лампой.

СВЕТ.

Ей нужно только шагнуть вперед, и он ее коснется.

– Почему же так страшно?…

По лицу малышки потекли слезы: она никогда не видела ничего прекраснее рассвета, дня, который родился, чтобы принести с собой что-то прекрасное.

Потому что такое утро не может притянуть за собой плохой день.

Эвви перестала дышать, она даже не стала смахивать с лица слезы, которые загораживали все вокруг и делали недостаточно четким.

Зрение у маленькой вампирши было в несколько раз лучше человеческого, поэтому она имела привилегию видеть все без ограничений.

И если человеку может стать плохо от красоты, что находится вокруг него, то такому существу, как Эвви, да еще и с непривычки, и вовсе можно лишиться чувств.

Эвелин вытянула крохотную ручку вперед ладонью вверх.

Солнце ласково коснулось маленьких пальчиков, поцеловав их. Нежнее было только прикосновение матери.

Что-то невнятное сорвалось с детских губ, и Эвви осмелилась вступить в свет.

Ей понравилась краснота, с которой он проникал под ее веки, как он припекал ее волосы, цвета пшеницы, как окутывал ее, словно легчайшее шелковое одеяло.

– Свет… – в горле стоял ком.

Отчего-то стало очень больно. Но виновато было не солнце. Оно не могло навредить совершенному существу, которое находилось под защитой отца и матери. Тех, что создали не ее тело, а ее душу.

Ей было больно, потому что теперь она явно ощутила невыносимую тоску. Ей захотелось домой, но не туда, откуда она только что вышла. Она даже не знала, где находится этот самый «дом», и почему ей вдруг необходимо снова там оказаться.

Солнечный свет и солнечное тепло были схожи со Светом, что когда-то скрывала Тьма. Свет был похож на Ребекку. Девушку, которой она даже не знала, хоть благодаря ей и появилась на свет.

Эвелин захотелось спуститься с крыльца и коснуться травы. Она выглядела такой свежей, сочной и зеленой, что казалось, будто она скрывает секрет жизни. Великую тайну, которую нам никогда не узнать.

Послышался шорох, и Эвви резко распахнула глаза, повернув голову на звук.

За воротами стоял мальчик. Вампирша даже не поняла, что это за существо. Других детей она никогда не видела. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, потом мальчик медленно улыбнулся и помахал ей рукой.

Животный ужас окутал девочку, и она в мгновение ока вернулась домой, захлопнула дверь и через несколько секунд уже лежала в своей постели, тяжело дыша.

Мальчик же ничего не понял. Вот перед ним стоит маленькая девочка и смотрит на него так, будто бы увидела чудовище. Он пытается разрядить обстановку, улыбается, а она исчезает. Будто бы ее и не было.

Каждый день он проходил мимо этого дома по дороге в школу, но даже не догадывался, что в нем есть дети.

На вид ей было лет пять-шесть (только на вид, ей через три месяца должно было исполниться восемь).

Но что ребенок будет делать в такое время один дома? Он всегда думал, что семья Мортем бесплодна. Так говорила его мать. Почему-то, с каким-то презрением.

Он еще немного постоял, всматриваясь в черноту окон. Где-то вдалеке послышалось жужжание квадрокоптера. Обычная утренняя процедура. Он смотрел во все триста шестьдесят градусов и обычно ничего не выпускал из виду. Если он заметит, что какой-то ребенок стоит без дела у ворот чужого дома, – беды не миновать.

Мальчик торопливо ушел.

* * *

Когда родители вернулись, Эвелин сидела в кресле, сложив руки на коленях. Казалось, она их даже не заметила.

– Эй, Эвви, – тихонько позвала мать, зная, что дочь услышит.

Девочка не шевелилась.

Вампиры обеспокоенно переглянулись.

– Детка, что-то случилось?

Эвви медленно подняла голову и посмотрела на родителей так, будто бы только что увидела, что они тут.

– А? – девочка поморгала, потрясла головкой и поднялась на ноги.

Обычно она обнимала родителей, но в этот раз ей этого почему-то не хотелось.

– Медвежонок, что-то не так? – обеспокоенно спросил Дэн.

– Я могу попросить вас ответить мне на некоторые вопросы? Только честно.

Эвви настороженно и с недоверием смотрела на родителей. Ей казалось, что они вообще не способны говорить правду.

Она дождалась, когда ей кивнут.

– Почему вам можно выходить на улицу, а мне нельзя?

– Ох, мы сто раз говорили об этом, – Лея присела на краешек дивана и похлопала по пустому месту рядом с собой, приглашая Эвелин сесть.

Та лишь отрицательно покачала головой.

Даниэль прислонился к стене, почти слившись с нею.

– Ты выходила, не так ли? – спросил он.

На мгновение сердце Эвви упало, но она смогла совладать с собой. Теперь это было важно.

– Нет. А может, и да. Но ведь если бы я действительно выходила, я бы уже была мертва, не так ли? – передразнила она тон отца.

Если родители ей врут, почему она тоже не может им врать?

– Да, все верно.

– Тогда почему вы выходите?

– Потому что мы достаточно взрослые, и у нас выработался иммунитет. Мы тоже не можем находиться на солнце больше часа за раз. Тебе просто нужно подрасти, – мама улыбнулась, довольная тем, что и в этот раз ей удалось выкрутиться.

– Но как же жестокий мир? Вы его, почему-то, не боитесь, – казалось бы, ребенок, но умеет вести себя в подобных ситуациях не хуже взрослого.

– Опять же, – сказала Лея, – ты просто еще слишком маленькая.

– А когда я стану достаточно взрослой?

– Вот будешь слушаться, хорошо себя вести и пить кровь – и это случится очень скоро.

При словах о крови малышка скривилась.

– Но неужели мир жесток только ко мне? Неужели все люди прогнившие и злые? А как же тогда вы? Я? Я тоже зло?

Даниэль вздрогнул.

– Ты выходила, – теперь он не спрашивал.

Теперь Эвви не испугалась его проницательности.

– Да! – громко заявила она, а ее и без того бледная мать, казалось, еще больше побледнела. – Да! Я выходила. Я цела и невредима, а мир прекрасен.

Будь ее мать человеком, она бы уже точно лишилась чувств.

– Ты ослушалась, – продолжал Дэн. – Рановато ты начала бунтовать.

– А разве я не заслуживаю правды?

Вампир промолчал. Ему нечего было ответить, ведь его дочь была права.

– Какой бы ни была эта правда – ее заслуживают все. Разве я не права? Почему вы лгали мне? Как я теперь могу вам доверять?

Только представьте, насколько страшно слышать такое от ребенка.

– Кажется, ты выросла быстрее, чем нам с мамой казалось, – вздохнул Дэн. – Может, с первого взгляда все кажется прекрасным и чудесным, потому что ты смотришь на мир впервые, и в этот самый момент ты, как никогда, слепа. Я расскажу тебе все.

– Дэнни, может, не нужно? – попыталась остановить его Амелия, но без особого рвения.

Она лишь с болью посмотрела на дочь и… вышла из комнаты.

– Когда-то мир был совсем не таким, – начал Дэн. – Жестокость была, да. Теперь ее скрывают. Теперь все живут в иллюзии счастья и под бесконечным контролем.

Твоя история начинается куда раньше, чем могло бы показаться, Эвви. Задолго до твоего появления на свет.

– Расскажи ей о Ребекке, – попросила Амелия, вернувшаяся в гостиную с двумя книгами. – Бекки заслуживает того, чтобы она о ней знала.

Лея села в кресло и перелистывала хрупкие страницы какой-то очень старой книги. Эвви поняла это по запаху и по самим страничкам, которые казались прозрачными и очень хрупкими. Тем не менее, своим видом они внушали какую-то древнюю, неведомую силу.

– Кто такая Ребекка? – спросила Эвви, потому что все молчали, погрузившись в воспоминания.

– Самый лучший человек, которого я когда-либо знал, – Дэн вздохнул.

– Она умерла?

– Нет! – в один голос заявили взрослые вампиры. – Нет…

– Она обещала вернуться, – сказал Даниэль. – Понимаешь, мир не так прост. Он полон страха и ужаса. Мир жесток, медвежонок. Вот скажи, почему тебе так хотелось к солнечному свету?

– Не знаю. Мне просто было грустно. Мне казалось, что мы с ним уже знакомы, но… он все равно какой-то чужой, – призналась девочка. – Я никак не могу найти слово. Это чувство все время со мной, но я не знаю, как это назвать. Оно колется и тянет где-то под ребрами или прямо внутри них…

– Тоска, – понимающе сказала Лея.

– Ты грустила по Свету, что почти восемь лет назад покинул эти места.

На лице ребенка отразилось непонимание: как свет мог покинуть этот мир, если она его видела?

– Эта девушка, Ребекка, и есть Свет, милая. Она направилась на поиски Тьмы. Ты боишься темноты?

– Нет. Мне нравится темнота. Когда темно, мне больше всего хочется к свету. Вроде, это больно, но боль какая-то приятная, – девочка ненадолго замолчала. – Я люблю Тьму. Папочка, Свет отправился на поиски Тьмы, чтобы ее уничтожить?

Малышку сковал ужас. Она не понимала, что с ней такое, она лишь знала, что не хочет, чтобы Тьма, равно как и Свет, погибла.

– Нет. Свет ищет Тьму, чтобы ее спасти. Позволь рассказать тебе сказку, – Даниэлю хотелось улыбнуться, но он не мог.

– Сказку? Одну из тех, что ты читаешь перед сном?

– Почти. Эта сказка – правда. И у нее не будет хорошего конца.

– Дэнни, ты уверен? – Лея забеспокоилась.

– Да. Ребекка когда-то мне все рассказала. Она и сама не верила в счастливый конец. Дорогая, мы ведь не можем знать наверняка. Мы лишь внушаем себе, что она в порядке, но… что-то мне подсказывает, что нам не встретиться вновь. Может, она уже отыскала Антихриста. Может, все хорошо, и я буду бесконечно рад за них обоих. Но что, если, как она говорила, он утратил контроль и погубил ее? Я уже даже не уверен в том, что ей вообще следовало его искать…

– Наверное, мы бы почувствовали, если бы две начальные, родительные силы, вдруг исчезли, – неуверенно возразила Амелия.

Эвелин почувствовала, что ее крохотное сердечко вот-вот вырвется из груди. Она ведь не знает этих людей. Почему же ей так за них страшно?

– Слушай сказку, Эвви.

Очень много лет назад, так много, что это невозможно вообразить, не было ничего. И это нормально. Не было мира, даже пустоты не было, была только никому неведомая сила. Я не знаю, была ли эта сила создателем или просто определенной константой, без которой ничего бы не существовало… И в пустоте появилась Вселенная. Когда она родилась, появились Тьма и Свет. Они любили друг друга. Свет был сердцем Тьмы. Но Тьма была жестока, не умела себя контролировать и губила единственное, что было ей дорого. Тьма хотела спасти Свет от неминуемой гибели, потому что знала, что без Света, без своего сердца, ей не выжить.

Но не все, что Тьма забирала у Света, неминуемо гибло. Благодаря им рождалась Вселенная, брызгала красками и, в свою очередь, рождала жизнь.

И среди этой жизни было что-то разумное, прозвавшее себя Богом. Существо это было одиноко, поэтому Тьма решила воспользоваться Его слабостью, чтобы спасти свое сердце.

Богу было одиноко, поэтому к тому времени он уже создал подобных себе разумных существ, не имевших ничего, кроме еле осязаемой звездной материи. То были ангелы.

– Как на картинках в книгах? С пернатыми крылышками, нимбами и арфами? – поинтересовалась Эвви.

– Нет.

– И не живут в облаках?

– Нет. Их больше нет. Ни одного. Может, это одна из причин, по которой люди начали сходить с ума. Но позволь мне продолжить. Тьма как-то сумела подговорить Бога разлучить ее и Свет.

Понимаешь ли, Тьма так сильно любила Свет, что желала ему только добра, ей достаточно было знать, что он, хоть и не рядом, но где-то существует и в полном порядке.

Бог пришел к Тьме с одним из ангелов. С Люцифером, любимым своим сыном. В одиночку он бы не справился. Родители обычно отдают детям все самое лучшее, но Бог собрал всю Тьму и отдал ее сыну. Она тут же начала пожирать его сущность. Правда, совсем немного мрака Бог приберег для черных дыр, например. Ну, мне так говорили, наверное, это и не совсем так. Не знаю, как еще он им воспользовался, но тебе совершенно ни к чему это знать, да и… космос нынче закрыт…

После того, как Мрак пробрался и в Бога, коснувшись его, Бог передумал отправлять Свет на край Вселенной. Вместо этого он решил воспользоваться его безграничной силой.

Тьма вскоре поняла обман. И начала с такой яростью пожирать Люцифера, что тот предал своего Отца.

Всем известная история.

Тем временем Свет не находил себе места и умирал от боли. Он искал свою Тьму, чувствовал ее, но не мог до нее добраться. Поэтому создал себе тело.

– Но как?

– Я не знаю. Просто прими это. Это было необходимо. Так появилась Ребекка. К тому времени Бог запер Люцифера, чтобы тот не смог причинять вред людям. Но вместе с Люцифером он запер и Тьму.

Ребекка выпустила обоих, за что ей после пришлось нести ответственность. Люцифер жестоко убивал людей, поэтому Ребекке пришлось прийти в этот мир, чтобы положить конец этому. Но до того, как это случилось, Люцифер стал отцом. И Тьма смогла освободиться, поселившись в младенческом теле.

Так сначала родилась Тьма, а потом и Свет.

Когда они встретились, они не знали, кто они такие, но их непреодолимо тянуло друг к другу. Так сначала завязалась прекраснейшая дружба, а после и любовь. Хотя, наверное, правильнее будет сказать, что они просто вспомнили былые чувства.

– Теперь это звучит, как очень добрая сказка, – призналась Эвви, а ее родители обменялись долгими печальными взглядами.

– Ребекка ничего не помнила о прошлой жизни. Она не знала, зачем она здесь. И Люцифер не знал, что она и есть тот первозданный Свет. Он просто чувствовал угрозу, исходившую от нее, и однажды пришел, чтобы ее убить. К тому времени она уже частично забыла Антихриста (так звали Тьму), потому что их снова разлучили в детстве.

Но Люциферу не удалось ее уничтожить. Даже ничего не зная о своей силе, она была куда сильнее его. Ребекка никогда не рассказывала мне, что происходило между ней и Дьяволом, но Дьявол одновременно и любил ее, и хотел убить.

– Разве так бывает?

– Да. Эти чувства наверняка разрывали его. Но это уже неважно. После того, как Ребекке удалось сбежать от Люцифера, она попала в специальное место для необычных людей. Их нынче мало осталось. Это были люди, владевшие магией. Я тоже там был. Там же я и познакомился с Беккой.

– Ты владеешь магией, папочка? – удивилась малышка.

– Нет. Я позже расскажу тебе. Сейчас ты не готова знать это. И не возражай, – Даниэль серьезно посмотрел на дочь. – Ребекка была совершенно необыкновенна, но сама она этого не замечала. Умна не по годам – что понятно, ведь она была старше, чем этот мир. Там, в школе, она и вспомнила все свои чувства к Антихристу. Многое тогда произошло, всего и не расскажешь…

Вампир замолчал. Одно очень болезненное воспоминание раскаленным железом проткнуло его мертвое сердце. Он вспомнил Эйрин, что была ему совсем как дочь.

Малышка, навеки застрявшая в четырехлетнем возрасте.

Малышка, благодаря которой он вновь почувствовал себя живым и смог любить.

Теперь ему было больно, потому что Эйри погибла во время финальной битвы. По крайней мере, тогда казалось, что это финал.

Как много всего произошло с тех пор.

Кровавая слеза скатилась по гладко-мраморной щеке, поразив жену и дочь.

– Милый, что ты такое вспомнил?

– Папочка? – в один голос с матерью спросила Эвви.

– Все в порядке. Эйри… забудьте. Я тоже должен забыть, – Дэн снова замолчал и тряхнул головой, в попытке освободиться. – Так, о чем это я? Люцифер все же настиг Ребекку. Через день после ее шестнадцатилетия. Дьявол состоял из ложной Тьмы, поэтому Бекки была уверена, что сможет его победить. А еще она была уверена, что умрет.

– Постой, она знала, что умрет, и все равно пошла на это? – кажется, такое удивление отразилось на ее личике впервые.

– Да, она была готова отдать свою жизнь во благо всего человечества. Но это было не так страшно. Забвение казалось ей ничем по сравнению с той болью, что ей пришлось испытать взамен. Она сама мне об этом говорила.

– Но почему она осталась жива?

– Она не поддалась забвению и пустоте ради Антихриста. Без нее он бы погиб.

Да и Люцифер остался жив.

И Ребекка снова была готова пожертвовать собой ради Антихриста. Люцифер вселился в нее и мог ей управлять благодаря той боли, что не давала ей снова взять контроль. Когда Люцифер попытался убить своего сына, Антихриста, Ребекке удалось направить кинжал в сторону своего сердца.

И она снова победила смерть.

Точнее, любовь снова победила смерть. Ребекка смогла поцеловать Антихриста, потому что думала, что они оба обречены погибнуть.

– А раньше не могла? – конечно, Даниэль не полностью доносил всю информацию дочери, ведь ему и так все казалось предельно ясным.

– Да, они думали, что умрут, если позволят друг другу воссоединиться хотя бы с помощью поцелуя.

Но благодаря этому поцелую родилась душа. Твоя душа, Эвелин, – бархатно-тихо сказал Даниэль.

– Ч-что? – растерялась девочка.

Значит, ее душа – это наполовину Свет, наполовину Тьма? То есть она сама была чем-то средним, чем-то, что могло потерять баланс и склониться в одну из сторон?

А если она склонится не туда? И как понять, где это «не туда»?

– Когда ты родилась, души у тебя не было. Поэтому Ребекка отдала тебе самое дорогое, что у нее было.

– Но не значит ли это, что именно меня она и отдала?

– Да, именно так.

– А что случилось с Ребеккой? – теперь девочке стало по-настоящему тоскливо.

– Мрак оставил ее, боясь погубить, а она отправилась за ним следом. Для нее страшнее собственной смерти только его гибель. А без Света Тьма обречена умереть.

– Она вернется? – с надеждой в голосе спросила малышка.

– Надеюсь, что не одна, а с Антихристом, – но Дэн сам не верил в свои слова.

– Вот, – Лея протянула дочери книги, которые судорожно сжимала в руках на протяжении всего разговора. – Старая книга – это сборник пророчеств, а это – дневник Ребекки.

– Дневник? – Эвви впервые слышала это слово.

– Да, Бекки делала некоторые записи. О своей жизни. Дневники нельзя читать, но свой она оставила на видном месте с посланием для меня с папой. Его мы и прочли. А еще тут есть послание для тебя.

Девочка затряслась от нетерпения: что же оставил для нее Свет?

– И я могу прочитать? – она уже даже протянула руки.

– Если пообещаешь, что больше не ступишь и шага за порог без нашего ведома.

– Обещаю, – мимолетно ответила Эвви, даже не задумываясь.

На данный момент ее интересовало совершенно другое, и родители этим воспользовались.

Дрожащими руками она прижала книги к себе, и хотела было уйти, но отец остановил ее.

– Я ведь только рассказал тебе о девушке, благодаря которой ты появилась на свет, но я не сказал, почему тебе нельзя выходить на улицу.

– Оу… точно, – Эвелин села в кресло, но было видно, что она уже готова в любой момент сорваться с места.

– Видишь ли, Эвви. Мы с мамой очень долго пытались завести ребенка, ты – наша сто четвертая попытка.

– Так вот почему вы иногда называете меня сто четыре! – глазки малышки злобно сверкнули. – Мне это не нравится!

– Услышь меня, детка. Сто три человечка просто не увидели свет. Ты это понимаешь?

– Меня могло и не быть?