– Это кто у нас тут приехал? Мы по тебе соскучились! – громко возопила добродушная женщина, – Как вы еще не прибили его? – шепотом добавила она, скосив глаза в мою сторону.

Действительно. Как?

Я неопределенно повела плечом.

– А мы вот всем коллективом на «Эмоциозапирине» сидим. Классная штука. Перед сменой закидываешься одной таблеточкой, и ни одна кричащая личность не способна вывести тебя из равновесия. Даже заведующая, – заговорщицки подмигнула мне женщина.

Я закатила глаза, пытаясь запомнить название чудодейственного препарата.

– Ну все, помаши маме ручкой и пойдем в группу! – женщина потянула моего сына в сторону двери. Я безучастно помахала рукой и вышла на улицу.

Колкие снежинки, оседлав холодный ветер, обалдело носились между сугробами и облаками.

Еще один минус атак. Мне все время было холодно. Я не могла согреться ни в горячем душе, ни под тремя одеялами, ни сидя у печки в бабушкином доме. Обыденные минус десять казались мне ледяными минус пятьдесят. Скачками добежав до машины, я вбила в поисковик название успокоительного. Отзывы гласили, что это обычное плацебо. Препарат-пустышка. Действующее вещество не имеет никакого отношения к успокоительному.

Я задумалась. Будучи человеком внушаемым, я могла попробовать испытать эффект этих волшебных таблеток. Даже, если плацебо. Почему нет? Хуже уже точно не станет.

Помню, в старших классах подружки чуть что, сразу хватались за таблетки: контрольная, 1 сентября, родительское собрание. Я их до сих пор не могу понять. Смысл тревожиться о таких вещах? А перед собранием, на мой взгляд, вообще родителям нужнее.

Закинувшись первой порцией, я почувствовала, себя раздвоившимся шизофреником. Мои эмоции переселились в маленькую девочку, которая оказалась заперта где-то глубоко в моей голове. Девочка постоянно кричала, заламывала руки, билась в истерике, бегала по кругу, а я в это время сидела/стояла/шла и смотрела в одну точку.

Я прислушалась к ощущениям. Тревога осталась. Это минус. Но и не бесит. Это плюс.

Ночью атака снова пришла и издевательски хохоча выпустила девочку из клетки. Схема лечения провалилась.

Будни тревожника.

Легче от таблеток мне не стало. У меня была призрачная надежда, что активное вещество, входящее в состав лекарства, накопится в организме и волшебным образом вытеснит оттуда тревожность вместе со всеми приступами панических атак, навязчивых мыслей и поглощающих страхов.

Ага. Накапливалось во мне только состояние приближающейся депрессии на фоне затяжной тревожности.

Ко всем противным состояниям прибавилось чувство, что я пропустила прием таблетки. Я высчитывала часы между приемами и, если опаздывала, хоть на пять минут, впадала в паническую атаку.

Я бы записалась на прием к психиатру, но во всем мире бушевал коронавирус, закрывший все учреждения и разогнавший врачей не скорой помощи по домам.

Пришлось импровизировать. Мои впалые щеки, круги под глазами и бешеный взгляд убедили маму в необходимости перебраться жить к нам. Пока муж не вернется с вахты.

Вечером мы с детьми встречали мою маму и неспешно шли к нам домой. С ее собакой. Я готова была впустить в дом собаку, лишь бы иметь призрачное чувство защищенности.

Каждый вечер проходил по одному сценарию: сначала я практиковала йогу. Делала это долго, пытаясь сосредоточиться на дыхании и собственных чувствах. Выходило паршиво, ибо каждое движение начиналось с мысли: “Опять меня начинает трясти, опять участилось сердцебиение”.

За несколько месяцев таких тупых тренировок я начала попу на два размера больше привычного. Плюсом стали не всегда корректные комплименты от мужчин. Минусом они же и необходимость срочного обновления гардероба.

Потом я мыла посуду, наблюдая, как мама играет с моими детьми. Каждое мытье посуды из моих рук, сведенных тревожной судорогой, выскакивала посуда. Что-то разбивалось, ошметками разбрызгивая мыльную пену.

Иногда я включала музыку, чтобы отвлечься и потанцевать, но это скорее походило на танец робота с заклинившей улыбкой. Дети шарахались, когда я предлагала им поиграть в настолки.

Разговоры с родными не клеились. Мои глаза стекленели и просто смотрели сквозь собеседника. Я не могла понять, как можно интересоваться чем-то кроме СТРАХА.

В какой-то момент тревога разрослась и зацепила какую-то далекую травму, после чего к ежедневным атакам прибавились навязчивые мысли. Они были страшными. Окутывали меня, словно липкий туман.

Я полностью сбила свой режим. Регулярные оттягивания отходов ко сну привели к тому, что я стала засыпать под утро.

Просыпалась разбитая. Словно выныривала из одной пучины и тут же попадала в другую. В моей груди образовалась клетка.

В таком забытьи прошло несколько месяцев. У меня нет ни одной фотографии или переписки с того периода, потому что мне было решительно не до этого. Я вела домашнее хозяйство, кое-как общалась с детьми и постоянно боялась.