Kitobni o'qish: «Слово о Вере Алексеевне Зашихиной. О великой народной целительнице Русского Севера»

Великой народной целительнице Архангельской земли – Вере Алексеевне Зашихиной – посвящается эта книга… Низкий ей поклон и вечная память благодарных людей

© Полярная А. Ю., 2016

© Издательский дом «Сказочная дорога», оформление, 2016

* * *

От автора

Об уроженке Русского Севера – Вере Алексеевне Зашихиной, жившей в глухой архангельской деревне, знали многие, встретившиеся с бедой, по всей России. Вера Алексеевна была человеком, отмеченным Божьим даром. Долгие годы она безвозмездно помогала людям: недугующим, страждущим, отчаявшимся… Болящие получали исцеление, усомнившиеся укреплялись в вере, опечаленные находили утешение, мятущиеся душою обретали покой, а обречённые – лёгкую и безболезненную кончину. Своей духовной работой, силой молитвы она исцеляла людские недуги, а если была не в силах помочь, сразу говорила об этом.

От своего имени и от имени людей, получивших от Веры Алексеевны помощь, выражаю глубокую благодарность всем, кто помог в создании книги: прежде всего Анатолию и Валентине из Москвы, которые откликнулись одними из первых и взяли на себя основную финансовую нагрузку при первом издании рукописи и оказывали содействие в её подготовке; Василию С. из Сыктывкара; Валентину Александровичу Колодкину и Георгию Джиджоеву из Красноборска.

Выражаю благодарность родственникам Веры Алексеевны, поделившимся своими воспоминаниями о ней, предоставившим материалы и фотографии, а также очень тепло принимавшим меня: сыновьям Александру, Анатолию и Владимиру Зашихиным и их жёнам: Юлии, Марине, Людмиле Зашихиным и Валентине Сметаниной; внучкам Светлане и Вере Зашихиным, Екатерине Зажигиной, Ольге Вилковой (в девичестве Зашихиной); внукам Ивану и Алексею Зашихиным.

Благодарю жителей Белой Слуды и Красноборска: Валентину Павловну Зашихину, Татьяну Петровну Комову, Людмилу Николаевну Борисову за гостеприимство, понимание и помощь; таксиста Александра Жальского за транспортные услуги; архангелогородку Лидию Викторовну Любимову; москвичку Валентину Петрову за компьютерную помощь при подготовке рукописи, а также всех откликнувшихся, нашедших время поделиться в устном или письменном виде своими историями, связанными с Верой Алексеевной.

Спасибо за понимание важности этой книги всем, кто принял участие в её создании.

С уважением, Анастасия Полярная (Полторацкая)

С верой в чудо
Нам не дано предугадать… а она ведала

АНАСТАСИЯ ПОЛЯРНАЯ, КАНДИДАТ ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК, МОСКВА

10 сентября 2010 года не стало Веры Алексеевны Зашихиной. Имя этой удивительной женщины широко известно по всей Архангельской земле и далеко за её пределами.

Эта простая русская бабушка обладала уникальным даром. Она видела недуг и его причину; лечила людей молитвой и исцеляла. Молва о ней шла не один десяток лет как о самой сильной северной народной целительнице нашего времени. Из разных уголков страны (Архангельска, Северодвинска, Котласа, Вельска, Онеги, Сыктывкара, Усинска, Ухты, Нарьян-Мара, Кирова, Санкт-Петербурга, Москвы и других городов) и даже из-за границы, невзирая на расстояние, люди ехали к ней за помощью с надеждой и верой в чудо. Ехали тогда, когда охватывала безнадёжность: одолевал тяжёлый недуг или душевная боль. «Врачи не всегда знают, что с человеком происходит, а она ведает», – в один голос говорили о ней люди. Как известно, народная молва пустой не бывает.

Более двадцати лет почти каждый день, кроме церковных постов, Вера Алексеевна Зашихина безвозмездно принимала людей.

В райцентре, селе Красноборске, о Вере Алексеевне знал каждый; почти каждый второй житель хотя бы раз бывал у неё за рекой. Паромщики, перевозившие страждущих на другой берег Северной Двины, где жила целительница, считали своей обязанностью объяснять им, как найти её деревню Середовину. Это название было известно далеко не всем, добиравшимся к Вере Алексеевне; ориентиром служило село Белая Слуда.

Дорога на Белую Слуду была знакома и журналистам. Несмотря на то, что Вера Алексеевна избегала широкой огласки, о ней иногда выходили статьи и телепередачи. Но никому не удалось разгадать феномен её дара. Не удаётся это и науке. Знала ли она его сама?

Возможно, этой женщине были доступны древние сакральные знания наших предков, благодаря чему она улавливала в природе тонкие энергии и пропускала через себя. Современным людям трудно судить о том, как это происходит, но некоторые обладатели тонкой душевной организации чувствуют их на уровне интуиции.

Издревле Русский Север – край загадочный, край, который открывается не каждому, с его необъятными просторами, дремучей тайгой, светлыми сосновыми борами, непроходимыми болотами и могучими реками, – хранил накопленное веками наследие. По сию пору здесь живы былинные традиции Древней Руси. Ещё остались в северной заповедной глуши люди, которые чувствуют силу Природы и обладают особым даром целительства, – это и травники, и знахари, и ясновидящие…

О Вере Алексеевне Зашихиной следует говорить особо: эта женщина была глубоко верующим человеком и человеком избранным, которому открыто неподвластное простому смертному.

Она не только исцеляла и облегчала боль силою вверенного ей дара, – ей было дано большее: видеть Истину и вести за собой людей к вере христианской. Вера Алексеевна знала нечто такое, благодаря чему, даруя свет другим, она сама оставалась Светом.

Не случайно так о ней вспоминают люди: «Когда я с ней разговаривала, я ощущала, что со мной что-то происходит: то ли раскрываются глаза, то ли появляется какой-то свет… Мои ощущения были: свет перед глазами, светлая аура. И непередаваемое облегчение…» (из рассказа Светланы Николаевны Неумоевой, село Белая Слуда).

Встреча с Верой Алексеевной стала для меня знаковой: я соприкоснулась в жизни с тем, о чём лишь читала в книгах, преимущественно в литературе житийной, и была поражена, увидев воочию проявление божественной силы.

Перед моими глазами – вереница людей, чудесным образом получивших помощь от Веры Алексеевны. Говорят, что она помогала тем, кто шёл к ней с верой. Но можно ли не уверовать, когда на глазах происходит чудо? И надо ли пытаться его объяснять, искать разгадку целительского дара Веры Алексеевны?

Эти вопросы останутся за пределами моей книги.

Душевное потрясение, укрепившее мою веру в Божественное, Высшее начало в мире и в этой северной бабушке, сподвигло меня рассказать о ней…

* * *

Мне посчастливилось не раз побывать у Веры Алексеевны. Впервые я услышала о ней летом 2004 года на родине художника А. А. Борисова, в селе Красноборске.

«А у нас за рекой, за широкой Двиной, живёт бабушка-знахарка, славная по всей области: к ней едут не только наши архангельские, но из всех уголков страны», – шепнул мне местный рыбак.

Мы смотрели на серую воду, на качающиеся бакены, на далёкие боры за рекой, и разлитое в вечерней природе умиротворение наполняло душу; в ней воцарялись покой и благодать…

Этим тихим прозрачным вечером я почувствовала непреодолимое желание посетить таинственную бабушку.

Паром отчаливал в семь утра.

Дул сильный порывистый ветер.

Мы медленно огибали многочисленные песчаные отмели на Северной Двине, а красноборская пристань оставалась позади.

Где-то через час наш паром причалил в Дябринском полое¹. Меня подобрал уазик, едущий в сторону Белой Слуды, прозванной современным царством белого гриба.

Не доезжая до села, водитель затормозил.

Мне оставалось пройти приблизительно шесть километров до деревни Середовины.

Я шла через поля с душистыми злаками и прозрачные сосновые боры, выстланные ковром из лазоревого беломошника, и мною овладевало ощущение, что эта дорога ведёт в далёкое прошлое, к временам первозданного единения человека с Природой: столь непривычные гармония и покой царили повсюду! Невольно вспомнились строки Дмитрия Ушакова:

 
Я забираюсь в бурелом
И замираю вдруг, опешив, —
Такое таинство кругом.
 
 
Я поклоняюсь вновь и вновь
Реке и лесу – двум былинам,
Творящим к родине любовь².
 

«Сколько же здесь белых грибов! – подумала я. – Неслучайно эти места объявили их царством». Но что же будет здесь лет через двадцать? Не вытопчут ли, не вывезут ли всё? Ведь равновесие в Природе трагически нарушено современным человеком-варваром, устроителем и рабом прогресса…».

А вот и сама Белая Слуда³ – красивое село, расположенное на высоком обрывистом берегу Двины. А внизу – насколько хватает взгляда – раскинулись заливные луга с многочисленными озёрами; вдалеке, за пятнадцать километров, виднеется Красноборск, и даже можно разглядеть дальнее село Телегово, в котором некогда находился древний монастырь, а сейчас остались лишь развалины приходского храма.

Иду дальше. Вот и старое сельское кладбище по левую руку. За ним чуть поодаль белеет церковь с разрушающейся кровлей и проржавевшими куполами. От ограды уцелели лишь красивые полуразрушенные столбы старинных ворот.

Церковь в Белой Слуде, построенная в честь Владимирской иконы Божьей Матери

Подхожу к церкви.

Двери оказались незапертыми.

Внутри сохранилось несколько фресок; на сколоченных из досок столах лежали иконы, очевидно принесённые местными жителями. В основном это были иконы святых-целителей, возле них стояли восковые свечи и лежали переписанные от руки тексты молитв. Здесь в основном молились о здравии.

«Может, по пути к Вере Алексеевне люди приворачивают в этот храм», – подумала я.

Вспомнилась связанная с этой церковью трагическая история, которую мне однажды поведала Надежда Ивановна Долгодворова, искусствовед из Сольвычегодска.

* * *

В годы Гражданской смуты в белослудской церкви, воздвигнутой в честь Владимирской иконы Божьей Матери, служил один молодой священник, очень светлый и праведный.

Однажды в эту местность нагрянул отряд Хаджи-Мурата⁴. Красноармейцы расположились в окрестных деревнях, дабы решать продовольственную задачу, изымая у крестьян хлеб в фонд помощи голодающего пролетариата Центральной России.

Одному из бойцов приглянулась совсем ещё юная девочка – жительница близлежащей деревушки. Неизвестно, хотел ли солдат посвятотатствовать или узаконить церковным браком союз, когда с оравой пьяных сослуживцев силой поволок её в церковь. Хаджи-Мурат тоже принимал участие в этом отвратительном действе. Красноармеец притащил к алтарю рыдающую девчушку под гоготание сотоварищей, но священник, возмутившись святотатством, отказался исполнить обряд и велел толпе не снявших шапки молодчиков немедленно покинуть храм.

Тогда Хаджи-Мурат бесцеремонно вломился в алтарь, выхватил нагайку и несколько раз ударил батюшку по лицу…

Венчание не состоялось. А молодой, полный сил священник стал на глазах угасать и спустя короткое время умер: не перенёс унижения и обиды за грехи детей православных.

Его приходская церковь, святая святых, была осквернена! Что-то происходило, рушилось в мире… Тот священник был последним, кто служил в этой церкви.

Сейчас люди приходят, приносят иконы, молятся, пытаются своими силами восстанавливать храм. Хотят, чтобы он был отреставрирован. И среди них, вероятно, есть внуки и правнуки тех красноармейцев; теперь в этом же храме они, возможно, вымаливают прощение за содеянное их дедами и прадедами, не ведавшими тогда, что творили…

Дорога резко спускалась под гору, затем поднималась в угор⁵. Вдали показалась берёзовая аллея: стройные ряды деревьев обрамляли грунтовку⁶ с обеих сторон, а их вершины образовывали симметричный парусный свод, словно вырезанный рукою ландшафтного художника. Эта необычная аллея напоминала природные врата к благословенному месту… Позже мне рассказали жители, что березы там никто не сажал; они появились и выросли сами, создав естественным образом на удивление красивую аллею на подъезде к деревне Веры Алексеевны. Почти в самом конце аллеи, рядом с дорогой, стоял самодельный указатель с названием деревни. Свернув на просёлочную дорогу, я увидела фанерный щит, на котором было написано обращение Веры Алексеевны к «добрым людям» с обозначением дней и времени приёма посетителей; в последние годы она принимала несколько дней в неделю: сказывался почтенный возраст – бабушка уставала, расходуя много сил. Временами она болела и не успевала восстанавливаться.

Метрах в пятистах виднелась и сама деревня Середовина. Чуть поодаль от дороги, среди пустыря, была самоорганизована стоянка для машин, заполненная различными средствами передвижения: от новомодных джипов до уазиков, старой разбитой «копейки» и мотоцикла с коляской.

Величественный кедр-исполин и рядом с ним молодая лиственница росли возле крайнего дома. К нему вела тропа, проложенная среди высокой, по пояс, травы.

Подходя к старому бревенчатому дому в три окна, я увидела много людей, ожидавших приёма Веры Алексеевны.

Жилой дом Веры Алексеевны и на дальнем плане – дом, в котором она принимала посетителей

Жилой дом Веры Алексеевны (справа) и дом, в котором она принимала. Вид сзади.

Люди были разные: молодые, зрелые, пожилые, с детьми… На двери белел приколотый листок со списком очерёдности. Здесь было принято записываться и ждать, как оказалось, не менее трёх часов; иные же приезжали заранее и ночевали в деревне.

Записавшись, я решила познакомиться с окрестностями.

Деревня, где жила Вера Алексеевна, старая. Жителей в ней осталось немного: старики поумирали, молодые разъехались. Оставшиеся без хозяев дома тоже стали медленно умирать. Ещё целые и добротные, они расползались и приседали, медленно уходили в землю, стремясь стать с ней единым целым, – с той землёй, на которой простояли не по одной сотне лет…

Палисадники возле домов превратились в своеобразные заросли, скрывающие медленный уход никому не нужных брошенных строений.

Медленно-медленно умирают эти дома, рассчитанные не на одно поколение при постройке; их старые стены ещё помнят бившую в них ключом жизнь…

В этой необычной деревне – древний дух уходящей старины…

Казалось, старые дома чувствуют, что теряют связь с этим миром, которую опосредованно ощущали через своих жильцов; чувствуют, что в них уже никогда не будут звенеть детские голоса, не раздастся громкий молодой смех, что к их косяку не прикоснутся заботливые руки хозяина, а хозяйка не вымоет по весне их глаза-окна.

От созерцания этой картины печаль стала проникать в мою душу, и я решила посидеть среди людей, ожидающих приёма целительницы.

Очередь продвигалась довольно медленно. Люди общались: пытались друг другу помочь, поддержать. Они питали надежду, что Вера Алексеевна поможет и им.

Жилой дом Веры Алексеевны

«Она всё насквозь видит, – говорил один мужчина другому, – мне сразу всё точно сказала. И увидела, что у меня желчный пузырь удалён, сказала: «У тебя, парень, нет одного органа!» И даже причину назвала. Десять лет назад здесь был – помогло. А теперь вновь здоровье пошатнулось…».

«А вы знаете, она в другом доме живёт, что напротив, а в этом только принимает», – рассказывала какая-то женщина.

«Денег она не берёт, предлагать ей не вздумайте, – напутствовала одна из женщин другую, – только кто что из продуктов принесёт от души: чёрный хлеб, в основном, сахар, чай. Берёт не у всех: она видит, кто с чистым сердцем пришёл. А возьмёт у кого – так раздаст нуждающимся: конфеты и всякие вкусности детишкам отдаёт деревенским».

Необычное чувство благоговения и страха, какое посещает в церкви, обуяло меня, когда я зашла в дом, где принимала Вера Алексеевна. Бросилось в глаза, что он срублен из могучего кондового леса огромного диаметра, из какого давно уже не строят. Изнутри чувствовалась сила этого леса. На скамейке, стоявшей для посетителей на мосту, лежали две юбки: для тех женщин, кто не надел. Зашихина принимала в традиционной христианской одежде.

Наступила очередь следующего посетителя, и к Вере Алексеевне повели под руки очень пожилую женщину, у которой, по-видимому, отказали ноги.

Подходил и мой черёд: следом за этой женщиной должна была идти я…

Массивная низенькая дверь в избу открылась, и старушка, которую вели под руки, вышла самостоятельно, прихрамывая и опираясь на костыль.

Подошла моя очередь.

С замирающим сердцем я открыла тяжёлую дверь в избу и робко переступила высокий порог.

В полумраке горело множество восковых свечей у образов православных святых, которыми был заставлен большой деревянный стол. Огромная икона Серафима Саровского, написанная чуть ли не в полный рост, стояла на полу. Воздух в избе был густой, насыщенный запахом горящих свечей.

В красном углу сидела статная, величественная женщина в платке и переднике; в ней чувствовалась уверенность и сила. Это была Вера Алексеевна.

«Проходи и садись на стул, – велела она мне. – Как твоё имя?»

Я села напротив её на указанный мне стул. Вера Алексеевна внимательно посмотрела на меня пронзительным, мудрым взглядом. Перекрестила, зажгла ещё несколько свечей и, долго глядя сквозь пламя, читала молитвы. В те мгновенья у меня было ощущение, что эта бабушка видит моё прошлое и даже читает мысли. Потом она закрыла глаза и, продолжая шептать молитвы, начала делать руками какие-то манипуляции в воздухе вблизи моего тела, как будто соединяя невидимые нити, скрепляла узелки, а иногда что-то «выцепляла» и выбрасывала прочь. Я чувствовала исходящую от неё силу. Затем Вера Алексеевна прочитала ещё какую-то молитву, перекрестила меня вновь и сказала:

«Ступай с Богом! Всё будет хорошо. А конфеты, что ты принесла мне, возьми себе – вместо таблеток. Я их благословила».

Она взяла только хлеб.

Я вышла, ощущая приятную расслабленность, похожую на лёгкое опьянение, и одновременно прилив сил, ликование души и сердца!

На обратном пути до Красноборска меня подвезли посетители Веры Алексеевны. Дорогой мы рассуждали о её удивительном даре, не оставляющем для нас сомнения в том, что он послан ей свыше, и о силе истинной веры. Необычное состояние не покидало меня весь день.

Аллея на выезде из д. Середовины

Эта первая встреча с Верой Алексеевной, как и все последующие, произвела на меня очень сильное впечатление. Впервые в жизни я встретилась с таким человеком. Окунулась в Середовине в атмосферу священной первозданной чистоты и жертвенности. Само время здесь, казалось, замерло, словно столетия не разделяли нас с далёкой былинной Русью…

Я чувствовала, что не раз вернусь в эти места, к удивительной бабушке Вере…

* * *

Так и случилось. Раз в год, летом, я старалась посещать Веру Алексеевну. Испытывала необъяснимую внутреннюю потребность ехать в Середовину… Но попасть на приём удавалось не всегда: случалось, целительница болела. Однажды я стала свидетельницей того, как она расстраивалась и даже плакала оттого, что не могла принять посетителей.

Молодая семейная пара приехала издалека. Узнав, что бабушка не принимает, супруги начали ходить вокруг дома, стучать в окна, проявляя настойчивость… Вера Алексеевна вышла на верандочку, приоткрыла дверь. Они стали умолять её принять их. Вера Алексеевна заплакала. Она болела, у неё не было сил. Со слезами на глазах она повторяла этим людям, что не может помочь в таком состоянии…

Для меня каждая встреча с нею была наделена неким высшим, духовным смыслом, являлась откровением. После посещения я чувствовала озарение, подъём. Позже я осознала эти состояния как движения души к прозрению, к просветлению…

Вера Алексеевна приводила в порядок моё тело и душу: очищала её от «копоти», наполняя светом, а тело напитывала жизненной энергией.

Всякий раз она благословляла меня, и я возвращалась от неё с лёгким сердцем и чистыми помыслами. И даже тогда, когда мне не удавалось попасть на приём, я покидала Середовину с таким светлым чувством, словно бабушка Вера незримо благословила, очистила, помогла, успокоила душу… Было такое ощущение, что само место, на котором стоит её дом, и вся ближайшая округа – благословенны, напитаны молитвой и добрым словом и святой исцеляющей силой, дарующей свет и благодать.

Однажды, глядя на меня сквозь пламя свечи, Вера Алексеевна сказала о каком-то ударе, который я перенесла. В тот момент я не вспомнила о такой ситуации, а после, выйдя от бабушки, долго думала, что же она имела в виду…

Вдруг меня неожиданно осенило: год назад, путешествуя по Пинеге, я угодила в аварию, перевернувшись на лесовозе, и получила многочисленные ушибы, травмы и сотрясение мозга. Потом, лежа в гипсе дома, я вспоминала Веру Алексеевну и думала о том, что она мне поможет.

Когда мама хлопотала в поисках врачей для меня и настаивала на разных обследованиях, я сказала ей: «Летом я поеду на Север, к доброй бабушке-знахарке. Она мне поможет».

Мама спросила: «А где она живет?»

«Она – далеко, в лесах, в чудесном сказочном краю – в Архангельской области».

Вспомнив это, я поняла, о чём говорила мне красноборская бабушка, и поразилась: откуда она могла знать об этом перенесённом мною ударе?!

Приезжая к Вере Алексеевне, я всегда хотела поговорить с ней, но её суровый вид меня останавливал, и я не решалась задерживать целительницу, зная, что за мной ещё столько людей ожидают её помощи…

* * *

Моя последняя встреча с Верой Алексеевной состоялась в июне 2010 года, за два месяца до её смерти.

Обычно она была немногословной; ей тоже не задавали лишних вопросов: слишком строгой и даже суровой казалась Вера Алексеевна. Но в последнюю нашу встречу она вдруг сама захотела поделиться со мной сокровенным и начала разговор, который продлился больше часа. Это был мой последний разговор с Верой Алексеевной. В нём эта удивительная женщина открыла мне свою душу, поведала то, что, возможно, не говорила никому, даже предсказала собственную смерть и дала мне поручение, которое я пообещала ей выполнить.

И только спустя годы, когда стало явью то, о чём она говорила, ко мне пришло осознание того, кем была эта простая, дивная душой русская северная женщина.

…В тот день я попала к Зашихиной «случайно»: она не принимала, но не смогла отказать родственникам с детьми и приехавшей издалека женщине. Она приняла их в своём зелёном жилом доме.

Я решила подождать на улице. Сидя на лавочке, я любовалась отделкой дома Веры Алексеевны: красивыми витыми колоннами у входа, резными наличниками на окнах и чувствовала разливавшуюся в душе гармонию… Со мной была знакомая из Архангельска, молодая учительница рисования, Ирина Ш., страдавшая несколько лет гинекологическим заболеванием.

«Заходите. Вера Алексеевна сказала, что вас примет», – обратилась вышедшая от нее последняя посетительница.

«Откуда она обо мне узнала?» – подумала я удивлённо: ни меня, ни мою знакомую целительница не могла увидеть из окна.

«Не удивляйтесь: она же всё видит, даже болезнь видит на расстоянии. Она так своего сына спасала. Долго не принимала тогда: все силы у неё уходили на его лечение. На расстоянии лечить труднее», – словно прочитав мои мысли, сказала женщина.

Первой отправилась к Вере Алексеевне Ирина. Она пробыла недолго и вышла задумчивая и отрешённая. На её лице я заметила спокойствие и тихую радость. Позже я узнала от Ирины, что после поездки к Вере Алексеевне застарелый недуг перестал её беспокоить.

Я зашла в дом. В этом доме я оказалась впервые; прежде только любовалась им снаружи. В горнице было светло и чисто, висели иконы, белела русская печь; в красном углу стояло старинное потемневшее зеркало, испещрённое множеством царапин и больше напоминавшее лист металла.

Вера Алексеевна сидела у окна на деревянной скамейке, как обычно, в платке и переднике. Перед ней на столе стояли иконы и свечи. У окна – палочка. Целительница указала мне на стул напротив, зажгла свечу и, как и прежде, пронзила меня взглядом, словно сканировала. В такие моменты я всегда ощущала себя как под рентгеновским лучом; наступало оцепенение, пропадал дар речи; я знала, что Вера Алексеевна видит меня насквозь, все мои недуги и помыслы… Потом она смотрела сквозь пламя свечей и молилась, крестила меня, крестилась сама, что-то творила руками в воздухе в нескольких сантиметрах от моего тела: как будто подкручивала невидимые «винтики», проверяла «на прочность» узелки, а появившийся сор «отсоединяла», выбрасывала прочь и снова молилась.

Подлечив меня, Вера Алексеевна не торопилась прощаться. Мне тоже не хотелось уходить от неё. Неожиданно она со мной заговорила. Поймав мой взгляд, обращённый к старинному зеркалу, Вера Алексеевна принялась рассказывать мне его историю.

«Однажды во время сильной грозы в наше окно влетела шаровая молния. Синий светящийся шарик на моих глазах мгновенно пробежал по полу избы и ушёл в землю. Муж мой покойный так и застыл на месте: слова сказать не мог от неожиданности. Зеркало то, что ты видишь, стояло на этом же самом месте. В него ударила молния; остались следы. С тех пор для меня оно стало святым, как икона: сам Илья Громовержец его зарядил! Я подхожу к нему и молюсь, а когда слаба или болею, прикасаюсь к зеркалу – и силы начинают приходить ко мне. Это Илья Пророк помогает: в этом зеркале осталась его святая сила. И, пока я жива, оно будет стоять здесь».

«Вера Алексеевна, а как к вам пришёл дар врачевания?» – осмелившись, спросила я.

«Меня к этому готовили. Мне было лет пять, когда меня посетило первое видение. Было летнее солнечное утро. Я гуляла в поле, любуясь его красотой. И мне было явление Пресвятой Богородицы. И так хорошо на душе мне тогда сделалось: непередаваемое чувство какое-то. Я спросила Её: «Сколько детей у меня будет?» – «Видишь, сколько в этом поле головок льна? Столько и детей у тебя будет», – был мне ответ. Так и получилось: все люди, что ко мне приходят за помощью, – мои дети. Ведь, помогая им, я в ответе за них перед Богом. Вот так, – закончила эта строгая и одновременно очень милая бабушка и, немного помолчав, продолжила: – Меня знакомили со святыми, с травами, учили на скотине: изнутри показывали болезнь. Ведь я сначала работала в колхозе зоотехником, потом в совхозе техником-осеменителем коров. И мне на органах забитого скота было показано, какая бывает боль, отчего. И про болезни рассказывали.

«Я поставил тебя в ту школу, где изучается этот урок», – было мне сказано самим Иисусом Христом.

А в 1989 году, в перестройку, мне было видение почтальона. Почтальон тот принёс мне бумагу, на которой по-старинному, с ятями было написано так: «Мысль ту веди, глаголь добро слово, изживёшь зло. Людям будет покой. Я». С этим я и иду всю дорогу».

Долго мы проговорили в тот день. Вера Алексеевна не спешила. Наряду с силой её духа, я ощущала в ней необыкновенную душевную мягкость, чуткость и доброту. Я сидела потрясённая и слушала её, боясь пропустить даже слово. Мне открывалась внутренняя красота этой женщины.

«Дивен Бог во святых своих», – вспомнились слова. Я читала и знала из рассказов своей крёстной о божественных людях: об Алексие, человеке Божием, о матушке Матроне, Валентине Амфитеатрове и других, но впервые в жизни я общалась с таким человеком, вера которого творила чудеса.

Сама эта бабушка была для меня воплощением чуда!

«Родилась я в деревне Ярокурье, Котласского района, близ села Приводино. У бабушки моей была старинная икона, которой она очень дорожила. Когда бабушка умерла, эту икону забрала Фёкла, чужая старушка. Отец не раз посылал меня к Фёкле за брусникой, когда мы жили на Волоке, и я бежала и всегда видела у неё эту икону в переднем углу. Прошли годы, Фёкла умерла, и я захотела узнать, цел ли тот дом, и найти эту икону.

Одинокий дом доживал свой век, постепенно разрушался. Нигде, даже на чердаке, я не могла найти иконы.

Уже собиралась уходить, как слышу слова: «Вера, возьми! Вера, возьми!» Передо мной – старинный сундук с дырой в крышке. Я его открыла и увидела эту икону».

Вера Алексеевна всегда ощущала связь с Богом, но священный дар открылся ей неожиданно, когда она была уже на пенсии. Она поведала, что в пятьдесят девять лет очень тяжело заболела и думала, что уже не поправится. Но однажды вышла из дома и увидела свою соседку насквозь… С этого началось выздоровление, и начались чудеса, пошла молва, и к ней поехали люди. Обнаружив своё предназначение, Вера Алексеевна начала ездить по церквам и лечить людей.

«В церкви на моей родине в тридцатом году не могли сшибить одного креста. Видно, само Всевидящее Око Господне этот Крест держало», – сказала она.

В тот день Вера Алексеевна поделилась со мной ещё одним удивительным откровением из своей жизни.

«В сорок третьем году в Великом Устюге я встретила Иисуса Христа, – неожиданно сказала она. – Там был организован военный госпиталь, и нас отправили ухаживать за ранеными, писать под диктовку письма и посылать их. Тогда, только на семнадцатом году, мне дали паспорт. Я не сразу поняла, какое мне было послано испытание, кто был тот раненый солдат, за которым я ухаживала. Он лежал. Писем писать не просил. А я думала: «Наверное, семья у этого солдата. Если б знать, что свободен, – уж я ни за что не бросила б раненого». Когда он пошёл на поправку, начал ходить и его стали готовить к выписке, я намеренно перестала ему на глаза попадаться… А однажды случайно увидела его в генеральской форме. Мы, пять девушек-зоотехников, бежали по деревянным мосткам, чтобы посмотреть на того солдата. Он остановился. На нём ремни скрипят новые, в руке – тросточка. А мне, деревенской девушке, стыдно глаза на него поднять. «Ой, наверное, семья у него. Побегу я», – думаю. Поздоровалась с ним и убежала.

А потом, когда стала по церквам ездить, пришла в Устюге на то же самое место.

«Ну, и чего ты стоишь? – слышу. – Это был Я. А ты заметила, какая тросточка у Меня была? – спрашивает. – Я – в тебе, а ты – во Мне. Проси, что хочешь, и Я тебе всё сделаю. Я всегда с тобой» – вот Его слова.

Я встала и пошла.

А теперь я вижу его таким, каким встретила его на том месте – генералом. Это знак того, что всю войну он был в каждом. И придёт такое время, когда наши будущие воины-маршалы будут как двенадцать апостолов», – сказала Вера Алексеевна.

Вспоминала она и о маршале Жукове и особо его выделила; говорила, что его очень чтут на небесах. Упоминала и о Пушкине, о неразгаданном смысле его стихотворений, в которых зашифрована важная информация, пришедшая к поэту от Бога.

Говорила и о политике, о том, что Россию ждут сильные потрясения. И о том, что скоро родится её заступник, наделённый великою Божьей силой. Божьим словом, молитвой он отстоит нашу богохранимую державу. Вера спасёт её и её людей.

Коснулась Вера Алексеевна и экологии: сказала, что будут проблемы с водой; Северная Двина поменяет русло, и нелегко придётся рыбам в загрязнённых реках…

В тот день в доме Веры Алексеевны я пережила истинное потрясение: она говорила иносказательным языком, картинами, образами, при этом оперируя масштабами Вселенной, духовно-философскими понятиями и категориями; речь шла о глобальных проблемах мироздания, о взаимоотношениях человека и Бога, о космосе и судьбах нашей страны…