Kitobni o'qish: «Эльф»

В такие моменты обычно нужно говорить что-то умное и важное. Или хотя бы думать о чём-то вечном и философском. Но в голове было пусто.

Светлана склонилась над телом и вытащила из него свой нож. Убивать кого-то сегодня в планы не входило. Это так… случайность. После обеда она хотела поговорить с сыном и как раз готовилась к разговору, когда это существо ворвалось к ней в дом. И теперь нужно было навести порядок, пока Степан не вернулся из школы.

Светлана взяла сотовый телефон:

– Ситуация 02. Мне нужно помочь с уборкой.

– Где? – после нескольких секунд молчания спросил мужской голос. – Ты же час назад уехала с работы отдыхать.

– Вот я и отдыхаю. Порядок навожу. Помогите мусор вынести. И быстрее, а то Степан скоро вернётся.

Светлана распахнула окна, чтобы проветрить комнаты, перешагнула через труп и, прихватив окровавленный нож, прошла в ванную. Она понимала, зачем приходила эта тварь, но решила подумать об этом позже. Сейчас хотелось лишь одного – смыть кровь с рук и избавиться от стягивающего ощущения на коже. Женщина сунула ладони под воду, тщательно вымыла, потом почистила пальцы щёткой, вытерла руки насухо и взглянула в зеркало.

– Ну, бывает и так, – кивнула она своему отражению. – Май на улице.

Светлана ещё раз проверила руки на наличие пятен и взяла нож. Тонкие пальцы тщательно протёрли ватным диском блестящее лезвие, аккуратно и трепетно погладили узоры на старой витой ручке и завернули его в бархатную бордовую салфетку. Она опять посмотрела в зеркало. Светлые волнистые волосы растрепались во время схватки и непослушно выбивались из хвоста. В уголках глаз уже виднелись первые морщины, хотя ей и удавалось прятать их под косметикой.

– Май, – задумчиво проговорила она, – ты стала старше ещё на один май.

У Светланы были выразительные голубые глаза, и в юности ей часто говорили, что из-за них она походила на ангела. Но годы и специфика работы взяли своё: юношеская миловидность ушла, ангельская наивность в глазах пропала, а губы стали тоньше и всё чаще напряжённо сжимались, делая её похожей на суровую учительницу. Вот как сейчас…

Светлана оскалила зубы, осмотрела их и спросила у своего отражения:

– Когда же руки дойдут брекеты поставить?

Затем сняла заляпанный кровью костюм.

– Чёрт, не успела переодеться. Хоть бы предупреждали, когда нападать собираются. Как я его в химчистку буду отдавать? – Она покрутила в руках жакет, попробовала потереть пятна холодной водой, но дорогая шёлковая ткань явно была испорчена. Светлана покачала головой, скомкала одежду, запаковала её в мусорный пакет, чтобы Степан не увидел, и пошла в комнату переодеваться.

Несколько крепких мужчин в костюмах грузчиков приехали очень быстро, тихо запаковали тело в плотную белую ткань, затем в картонную коробку из-под мебели и бесшумно исчезли из квартиры. Светлане оставалось только вымыть полы, поэтому через час дома было чисто, и сейчас она уже помешивала суп и смотрела в окно.

Весна разгулялась в полную силу. Май на Урале – это время, когда где-то на солнце уже настоящее лето, отцветают одуванчики, покрывается пылью подорожник. А в тени под кустами трава ещё свежая, молодая. Там даже снег лежит. Десять лет назад в такой же солнечный и свежий май она осталась одна. Отец Степана, Алексей, погиб на задании. Не вернулся с охоты. Точнее, он вернулся, до больницы его довезли. Перед смертью даже успел шепнуть Светлане, что очень сильно любит их со Стёпой. А потом ещё кое-что шепнул. Но из всего, что произошло в то ужасное утро, наиболее отчётливо она помнила свежий весенний ветер, который задувал в окно палаты и приносил запах не то молодой листвы, не то начинающейся грозы, не то смерти.

Из раздумий её вывел звук хлопнувшей двери.

– А-а-а, как вкусно пахнет, – Степан появился на пороге кухни. – Мам, как классно, когда ты дома. Что на обед?

– Грибной суп, как ты любишь, – Светлана обняла сына. Он очень похож на неё, только волосы темнее и фигурой весь в отца. Вырастет, будет высоким и крепким охотником. – Как дела в школе?

– Нормально, чтоб её черти съели. Ненавижу эту школу. Историк вообще неадекватный. Представляешь, у меня там одни пятёрки стоят, а он заявляет, что в году пятёрку не поставит, потому что я на отлично не знаю его предмет. Блин, ты уже убраться успела? Чисто так! Только химией какой-то пахнет. – Степан помыл руки и схватил со стола кусок хлеба. Он жевал и говорил одновременно о том, как его раздражает школа. Светлана терпеливо слушала, хотя из-за чавканья и половины не разобрала.

– Тогда меняем школу с сентября. Переходишь ко мне.

Степан замолчал. Прожевал и проглотил всё, что было за щекой. Выражение лица сразу стало взрослее и серьёзнее. Он сел за стол и стал молча есть суп, отламывал хлеб маленькими кусочками и отправлял его в рот.

– А жить где? У тебя закрытая школа, дети там же и живут. А мы ездить будем? Так далеко каждый день.

– Нет. Там и будем жить. Я в корпусе для преподавателей, ты – в мужском студенческом. Квартиру закроем или сдадим. Можем продать и купить поближе к школе.

– Ну, у вас школа там какая-то странная. Когда ездили с тобой, на меня все ученики смотрели, как на загадку природы.

– Да, действительно, школа необычная. И дети там учатся не обычные, а одарённые. Им специфическое воспитание нужно.

– Ну-ну, по четыре часа физподготовки в день, как у спецназа. – Мальчик доел суп и пошёл мыть тарелку.

– Степан, ты же понимаешь, что это вопрос решённый. Мы несколько раз с тобой об этом говорили. Ты подходишь по всем параметрам. А в этой школе у тебя нет друзей, учителя тебя ненавидят за твой острый язык. Что тебя сдерживает?

– А моя аллергия?

– Ой, проблема! Один укол в месяц, и тот не по расписанию – вот и вся аллергия. Это же не диабет! С сентября как раз набор твоего возраста. На Новый год съездим в Румынию на каникулы вместе, докупим лекарство.

Крыть было нечем. Степан замолчал, обдумывая услышанное.

– Хочешь, ты в эту старую школу вообще больше не пойдёшь? Поедешь со мной, осмотришься. Посидишь на уроках, с учителями познакомишься.

– Мне ещё учиться две недели.

– Я позвоню твоей классной, по оценкам у тебя там всё нормально, пусть закрывают табель и готовят документы.

Степан не ответил.

– Ты помнишь, какой завтра день? – спросила Светлана.

– Помню. Десять лет, как отец погиб на охоте.

– На работе!

– Погоди, все всегда говорили – на охоте.

– Ну работа у него была такая – охотиться.

– В смысле, охотиться? На кого?

– На эльфов, на мардогов.

– Мам, ты здорова? Ничего не курила? Ну, эльфы ещё ладно, слово знакомое, на картинках видели. А мардоги – это кто?

Светлана взглянула на сына. По-юношески долговязый и нескладный, с длинными руками, Степан смотрел на неё раскосыми глазами. Всё-таки он больше похож на отца: высокие скулы, густые тёмно-русые волосы, которые очень быстро отрастали. Даже глаза, как у него, серо-зелёные.

– Мам, ты где?

– Я здесь, и я здорова. Я ничего не курила. И не смей так разговаривать с матерью, я не твоя ровесница. Завтра едем в новую школу. Летом – на море. А в сентябре с новыми силами к новым друзьям. – Светлана украдкой оглядела пол – удостовериться, что пятен на нём больше не было, – а потом будто невзначай добавила. – Мардоги, кстати, приходят, чтобы убить эльфов.

* * *

Отличить короля Миравица от его свиты в походе было невозможно. Высокий, плечистый, с широко распахнутыми глазами и спутанными волосами, он сидел около костра, положив рядом тяжёлый меч. Такие же мощные воины разместились по обе стороны от него и молча смотрели на разноцветные нити огня. Все ждали, что скажет король. Сегодня погибли их товарищи. В этом мире никогда не было войн, восстаний, стихийных бедствий. Он был создан изобильным и благостным. И до сих пор существование в нём ничем не омрачалось. Воины личного отряда короля были ему скорее друзьями и соратниками, нежели слугами. Много лет они объезжали владения с досмотром, чтобы улучшить жизнь их народа, услышать их просьбы и предложения. Но в этот раз отряд отправился в путь с иной целью.

Заведённый порядок вещей нарушился внезапным вторжением чужеродной силы. Пришлые существа выглядели почти как эльфы, жители Верхнего мира, но были очень худыми, даже костлявыми, намного ниже ростом. Но, несмотря на своё хлипкое телосложение, они обладали чудовищной физической силой, не боялись боли и смерти. Полчища этой напасти появились в разных точках мира одновременно. Они медленно сползались к замку эльфийского короля, уничтожая всё на своём пути.

Очень быстро в народе их нарекли мардогами, от эльфийского «ма́рдо» – опасность. Вести переговоры с такими противниками было очень сложно. Язык их был скуден, захватить в плен живых удавалось редко, из командирского состава мардогов ещё никто ни разу не встретился.

– Воины мои, – король отвлёкся от своих мыслей, – как бы мы ни хотели избежать кровопролития, но наши соратники погибают, и мы должны защитить наши земли от этой напасти. Пусть она и послана нам свыше, но Славный народ не заслужил таких испытаний. И пусть их много, но у нас есть тактика, сплочённость, дисциплина и магия. Собирайтесь с духом. Мы защитим наших детей и женщин.

Глава 1

Светлана была чистокровным охотником в пятом поколении. У Алексея, отца Степана, династия ещё больше. Поэтому их сын был обречён продолжить дело родителей.

Охотников не хватало. Они не были бессмертными и погибали в боях, а их наследники далеко не всегда рождались с «чистыми» генами. Поэтому в школу поступали и другие – сироты из детских домов, которым было всё равно, где учиться, лишь бы кормили хорошо. Вырванные из привычных условий, они оставались замкнутыми одиночками и не забывали о том, что такое дисциплина. Стоило найти к ним подход, и они легко поддавались коррекции, быстро загорались идеями, превращали охоту в цель своей жизни и очень уважали наставников за то, что те спасли их от жалкого существования в казённых учреждениях. То, что нужно для хорошего охотника. Но были и другие дети. Они оставались жёсткими и упрямыми, думали своей головой и плохо поддавались воздействию. Промыть мозги такому ребёнку было сложно. Единственный путь расположить его к себе – добиться доверия честностью и открытостью. Таких детей очень ценили, потому что именно из них вырастали талантливые охотники, а не глупые исполнители, которые только и умели, что выполнять чужие приказы.

Но в этом году Светлана привела в школу сына. Каждый раз, рассказывая детям структуру организации, в которую они попали, она никогда не задумывалась о том, что они при этом чувствуют. Светлана сама родилась, выросла и всю сознательную жизнь провела в этой системе. Для неё это было так же естественно, как чистить зубы по утрам, и она представить не могла, что где-то может быть по-другому. Но, поведав сыну о том, что его ждёт на самом деле, как погиб его отец и что делают охотники, Светлана увидела такой шок в глазах мальчика, что у неё, как у матери, сжалось сердце. И больше всего она испугалась, когда Степан спросил, почему же она ничего не рассказала раньше. Никакие доводы о том, что он был слишком мал, мог сболтнуть лишнего сверстникам или вовсе ей не поверить, а может, всё это делалось только ради его безопасности, не помогли. Сын не разговаривал с ней две недели. И когда перед первым сентября она стала собирать вещи и попросила Степана, чтобы он спокойно выслушал первую лекцию, на которой она будет рассказывать детям о работе, мальчик отреагировал слишком спокойно и просто ушёл гулять до ночи. Больше всего в жизни женщина боялась испортить отношения с сыном, и первого сентября они ехали в школу молча, что очень Светлану тревожило.

Закрытая школа пряталась на восточном склоне Уральских гор, недалеко от маленького районного городка. И была она закрытой в полном смысле этого слова. Кирпичные здания, выстроенные на краю отвесной скалы, окружал высокий забор, по цвету сливавшийся с горной местностью. Из школы вела только одна дорога, находившаяся под наблюдением видеокамер и бригады вооружённых охранников, которые открывали ворота только после предъявления специального пропуска. И если кому-то приспичит сбежать, придётся проявить недюжинную фантазию.

Курсом, на который зачислили Степана, Светлана вызвалась руководить сама. Этот курс должен стать последним в её преподавательской деятельности. Изучив личные дела новеньких, Светлана поняла, что видит будущую учёбу сына немного не так, как было прописано в плане.

Первого сентября в учительской стоял гул. Одни коллеги искренне радовались началу года. Другие, как и Светлана, только изображали радость, чтобы поддержать приветливую атмосферу после отпуска. Нет, она очень любила свою работу, а вот общение с коллегами-теоретиками не приносило никакого удовольствия. Погружённые в научные труды, женщины без семьи и личной жизни с занудным упрямством интересовались чужой жизнью. И возвращение на работу после скучного лета было для них праздником.

К Светлане подошла Виктория Олеговна, самая высокомерная и истеричная преподавательница школы.

– Светлана, у тебя сегодня новобранцы? – спросила она и, не дожидаясь ответа, тут же продолжила. – Ты, наверное, всю ночь планы писала. Терпеть не могу учебную работу. Особенно этих мелких на первых курсах. Много сегодня чужих?

– Я не знаю, их, наверное, ещё не привезли, – Светлана натянула вежливую улыбку и поспешила выйти из учительской.

Ничего она не писала. Светлана вообще никогда ничего не писала. Просто делала. С тех пор как родился Стёпа, женщина занималась только бумажной и учебной работой, а когда муж погиб, и речи не было о том, чтобы вернуться к прежним делам, потому что она никому не могла доверить сына.

Дверь в лабораторию была открыта – значит, кто-то уже пришёл. Внутри пахло химическими реактивами и медицинской стерильностью.

– Утро доброе! – громко поздоровалась Светлана. Из-за шкафов показался лаборант Славик: волосы растрёпанные, в руке – надкусанный бутерброд.

– Ой, Светлана Сергеевна, доброе утро. А я тут по чайку решил, пока не набежали.

– Приятного аппетита. Жуй тогда свои бутерброды, а мне покажи анализы новобранцев. Привезли уже?

– Да. В папочке на столе лежат. Ещё вчера привезли. Я уже все личные дела оформил и в отдел кадров передал.

– Подозрительные есть?

– Анализы у них не брал ещё. Только результаты и выписки с медосмотра посмотрел. Так всё чисто.

– Наших много?

– Трое только. Остальные детдомовские после серьёзных травм. Трёх девочек из больниц забрали.

– Работы много будет. Анализы сам возьми побыстрее.

– Конечно, Светлана Сергеевна, – кивнул Славик, дожёвывая бутерброд.

Парень только этой весной окончил обучение. Сам он был тоже детдомовский. По распределению в силу низкой агрессивности в оперативную группу не попал. Да он и сам не рвался. Зато парнишка просто обожал химию и биологию. Все восемь лет пропадал в лабораториях и уже написал две диссертации. Теперь выжидал время, чтобы их по очереди защитить. По достижении совершеннолетия государство выделило ему однокомнатную квартиру. Благо экономическую и финансовую грамотность в школе хорошо преподавали, поэтому, пока Славик жил в общежитии, недвижимость свою он сдавал. За пять лет поднакопил значительную сумму, продал государственную однушку и купил приличную жилплощадь поближе к школе. Теперь дело только за невестой оставалось, и жизнь налажена. Светлана вспомнила, как она в первый раз увидела этого худощавого перепуганного мальчика. За него она тогда больше всех боялась. Было видно, что остальные – боевые бестолковые лбы – пробьют себе дорогу. А у Славика за круглыми очками – только страх и любознательность. Вообще никогда бы она не подумала, что детдомовские дети могут быть такими: умными, светлыми и слабыми.

Светлана рывком распахнула дверь в аудиторию и с грохотом захлопнула её за собой. Ребята притихли. Быстрым шагом она прошла к учительскому столу и нарочито медленно оглядела курс. Пятнадцать человек, и все отводили взгляд. За первыми партами сидели трое парней. Это были дети охотников. Их напряжённые лица с трудом скрывали раздражение, наверняка вызванное шквалом вопросов, который обрушили на них детдомовские до прихода преподавателя. Светлана посмотрела на сына. Высокий, статный, симпатичный, с русыми волосами и глубокими серо-зелёными глазами – все девчонки в старой школе сходили с ума по нему.

– Добрый день, здравствуйте, приветствую и так далее, хотя я не желаю вам здоровья, не желаю вам доброго дня, потому что ни одного доброго дня у вас теперь не будет. Я рада видеть тех, кого рада, и не рада тем, кому не рада, – женщина сделала паузу. На лицах детей отразилось недоумение. – Меня зовут Светлана Сергеевна. Я буду вести у вас психологию. А также я куратор вашего курса на всё время обучения. Любые вопросы – ко мне. Кто знает, где вы находитесь?

Дети переглянулись, тишина повисла в воздухе.

– Ты, – Светлана указала рукой на полноватого мальчика с очень короткой стрижкой, сидевшего сразу за Степаном, – отвечай.

– Нам сказали, что это школа с усиленным изучением чего-то там, – несмело промямлил он.

– И ты поверил?

«Молодец, – подумала Светлана, – не испугался».

– Никому верить нельзя. Не верь. Так зачем вы здесь? – Она снова оглядела класс, выискивая жертву. На этот раз уже трое детей не отвели взгляд.

«Отлично, просыпаются потихоньку».

– Опыты на нас ставить будут! – выкрикнул кто-то.

– Встать!

Парень поднялся и нагло вытянул ногу в сторону. Взъерошенные волосы и потрёпанный вид выдавали в нём хулигана. Видно было, что бояться он не привык.

– Вот на тебе и будем опыты ставить, – для убедительности Светлана выдержала паузу. – Садись.

«С этим придётся помучиться, но боец получится хороший».

– И чё? Больно будет сильно? – не унимался тот.

– А ты боли боишься?

– А я ничего не боюсь! – парень откинулся на спинку стула.

– Даже если я тебя сейчас здесь загрызу насмерть? – Светлана неспешно направилась к нему. – И буду делать это долго и медленно? Тебя кто-то защитит или спасет? Кто-нибудь заступится за тебя?

– Я заступлюсь, – спокойно сказал Степан.

– И я! И я! – Сыновья охотников улыбались глазами. Светлана отвернулась и тоже улыбнулась. Стандартная фраза, чтобы поднять их авторитет и сплотить группу. Каждый год ведутся.

– Это действительно школа с углублённым изучением человека. Вы её закончите через три года и автоматически будете зачислены в институт. Обучаться будете здесь же. То есть мы будем вас учить, любить и баловать целых восемь лет. Почему именно вы? А вы те редкие обладатели стопроцентного чистого гена человечества. То есть вы – чистокровные люди!

– А почему редкого? Все же люди. – опять подал голос «боец».

– Все, да не все. Но об этом позже. Сейчас знакомимся. Потом идём обедать, дальше – в спальное крыло заселяться, а затем в рабочую аудиторию.

– О-о-о, – заёрзал на стуле «боец», – пожрать дадут.

Светлана пропустила реплику мимо ушей и стала по одному поднимать детей, чтобы они рассказали о себе.

– Я Степан. Мне пятнадцать. Моя мама работает здесь. Я учился в англоязычной школе до восьмого класса. И теперь перешёл сюда. Занимаюсь боевыми искусствами и учу языки.

– Садись, – кивнула Светлана, потом посмотрела на детей. – А мама его – я. Следующий.

– Я Никита, – начал по образцу «боец». – Мои предки давно спились, и я не знаю, что с ними теперь. Жил-поживал в детском доме № 7. Благополучно смывался оттуда несколько раз. Недавно отловили и привезли сюда. Отсюда тоже свинчу скоро – не удержите.

– Отсюда свинчивают один раз. Потом мы отлавливаем и сразу отстреливаем. Ни в какой детдом вас не возвращают.

– Шуточки тут какие-то плоские. То «загрызу», то «отстреливаем». Мы в армию, что ли, попали? Я, вообще-то, пацифист, – Никита стал переминаться с ноги на ногу.

– Ещё можем и закопать заживо. Никита, то, что ты здесь узнаешь, то, чему тебя здесь научат, никогда не выйдет за стены школы. Если ты решишь кому-то что-то рассказать, психушка станет твоим домом до конца жизни. А от слова «пацифист» тебя уже завтра передёргивать начнёт.

– Вы тут что, инопланетян ловите?

– Ну почти. И уже не «вы», а «мы». У тебя пути назад нет. Следующий, – Светлана жестом подняла девочку, которая сидела за Никитой.

– Меня зовут Леночка. Ой, Лена, Елена. – Подростки захихикали, а девочка смутилась и покраснела. – Я из детского дома, родителей своих не помню, училась, вроде, хорошо.

– Почему, вроде?

– Ну я не очень помню. Я отравилась чем-то и долго в больнице лежала. А когда моё состояние улучшилось, меня сразу сюда привезли. Врачи сказали, что потом всё потихоньку вспомню.

Светлана с любопытством рассматривала Леночку. Столько противоречий было в её внешнем виде. Слишком скромная для яркой рыжей стрижки. Одета в шорты и майку – ей было явно неуютно в этих вещах судя по тому, как она то и дело оттягивала их вниз. Так обычно делали приличные девочки, когда на них было надето что-то неприличное. И эти круглые детские очки – очки отличницы. Действительно, Леночка. Для детдомовской слишком хорошо воспитана. В личном деле девочки упоминалось несколько попыток суицида на фоне отторжения коллективом. Это могло объяснить её скромность, а ещё странный жест, похожий на нервный тик, – когда она в разговоре вскидывала руку к уху. Последний раз Лена наглоталась таблеток, и её поздно нашли. Поэтому пострадал не только желудок, но и память. Интересно, а где в детском доме она нашла таблетки?

– Я Михаил, можно просто Михась или Миха, – представился полный мальчик, которого Светлана первым призвала к ответу в начале урока. Поднявшись, он переминался с ноги на ногу и пытался найти рукам удобное положение. – Ну, что сказать? Детдомовский. Родители погибли. Поесть люблю. Учиться не люблю. На гитаре играю немного, спорт люблю.

Дети засмеялись.

– А что смешного? Я бегаю хорошо, в футбол играю. В качалку хожу.

После этих слов Светлана отметила для себя, что Михаил не страдал от избыточного веса, а был действительно крупным мальчиком.

До конца занятия дети рассказывали о себе. Каждый год Светлана слышала одно и то же: о погибших родителях, ненавистных воспитателях, о мечтах и требованиях, обидах и планах мести. Два психологических образования хорошо подготовили её к работе с детдомовскими детьми. Но вот с этими сиротами явно было что-то не так, потому что из пятнадцати человек только трое, включая Никиту, действительно походили на детдомовских. Их выдавала манера сидеть, вальяжно развалившись на партах, неумение выстраивать связные предложения и обилие жаргонных слов в речи. Зачастую детдомовцы обращались к учителю на «ты», были невнимательны. Считали нормой жестокость в свою сторону. В учебной практике Светланы были случаи, когда дети на первом занятии даже ноги на парты закидывали, чтобы показать, что им плевать на правила. А те, кто сидел перед ней сейчас, смотрели со спокойным любопытством, общались интеллигентно, были вежливы. Некоторые даже держали осанку, и было видно, что это не стоило им каких-то трудов. Все эти навыки не могли возникнуть внезапно, да и так реалистично сыграть их тяжело. Такое поведение закладывалось с самого детства и становилось для ребёнка естественным.

«Меньше говоришь – дольше живёшь» – таков был девиз школы, поэтому свои мысли Светлана никому не озвучивала. До того как попасть сюда, эти подростки длительное время находились под наблюдением. Их тщательно изучали и долго проверяли. Сомневаться в компетентности сотрудников отдела набора учеников она не должна.

Светлана отвела группу в столовую немного раньше, чем начался обед, потому что хотела дать им время освоиться до прихода остальных обитателей школы. Пока она договаривалась с поваром начать трапезу пораньше, дети толпились у двери. Трое детдомовцев во главе с Никитой уже принюхивались к запахам и вытягивали головы, стараясь разглядеть еду.

Просторное светлое помещение, плотно уставленное белыми столами и чёрными стульями, встретило детей букетом аппетитных ароматов. Римские шторы на огромных панорамных окнах были подняты, и из столовой открывался обзор на пестревший осенними красками лес. Именно из-за этого вида школа была похожа на элитный альпийский отель. Когда на столы для раздачи повара выставили блюда, Светлана подошла к детям:

– Налетай!

Вся группа взяла подносы и встала в очередь. Только Никита и его банда сразу сели за стол.

– У нас самообслуживание, – сообщила Светлана.

– А что можно брать? – несмело спросил тот и, не дожидаясь ответа, взял поднос и встал в конец очереди.

– Слушаем внимательно все! Еды брать столько, сколько съедите. Это бесплатно. Ешьте всё, что хотите! Но, пожалуйста, не набирайте больше, чем сможете съесть. Лучше потом ещё раз подойдёте. Еды много, её хватит всем. Но мы ценим работу и время поваров. Они готовили, трудились. Постарайтесь ничего не выкидывать.

У Никиты забегали глаза. Он открывал подряд все стеклянные дверцы, хватал то один половник, то другой. У него на подносе было уже четыре салата. Так всегда поступали детдомовцы. Первые пару недель они много ели, а потом, когда понимали, что еды хватит на всех и её никто не отберёт, успокаивались.

Почему же остальные вели себя по-другому? Леночка спросила, есть ли капучино. Именно капучино, а не какао или кофе с молоком. В каком детдоме стояла кофемашина для воспитанников? Михаил положил себе три куриные грудки, авокадо и гору зелёного салата – настоящий обед профессионального спортсмена. Остальные дети ковырялись, выбирали, неспешно ели и беседовали. Только Никита с друзьями поглощал еду с огромной скоростью.

В наблюдения Светланы вклинился голос Леночки:

– Извините, Светлана Сергеевна, а мне можно другую одежду взять где-нибудь?

– Конечно. Как заселитесь в общежитие, в своей комнате ты найдёшь немного вещей. А потом съездим в торговый центр, купим.

– Купим? Но у меня нет денег!

– У меня есть. Ты уже наелась?

– Да. Спасибо большое.

«У неё нет денег!». Нет, и всё-таки странные детдомовцы пошли.

Светлана успела пересмотреть план заселения и поменяла местами некоторых мальчиков: Никиту и Михаила записала в комнату к Степану. Такой лидер, как Никита, ей был не нужен, а вот хороший друг и бесстрашный напарник для сына – это пожалуйста.

– Слышь ты, пухлик, – Никита толкнул Миху и развалился на одной из кроватей.

Миша поёжился, он хорошо знал детдомовские законы. Никита покрутил головой, оглядел комнату и хозяйским тоном заявил:

– Я, короче, тут буду спать, – хлопнул он рукой по кровати, на которой сидел. – Ну а раз мы тут на пару зависли, можешь любую шконку¹ занимать, я без предъяв, если чё. Мы ж с тобой свои, детдомовские.

Миша сел на соседнюю кровать. Общаться с грубым Никитой ему не хотелось. Он пробыл в детдоме не так долго и не успел ожесточиться.

В этот момент дверь открылась, и на пороге появился Степан с большой спортивной сумкой.

– О-о-о, элита пожаловала! Что ж тебя мамка к нам послала? Для королевских деток отдельных комнат не предусмотрено?

Степан тяжело вздохнул. Он так и не смог понять решения Светланы поселить его в комнату к детдомовским ребятам, хотя и с детьми охотников ему жить не очень хотелось. Со слов мамы, чистокровные всегда были высокомерными. Она сказала: «Большой мальчик, сам разберёшься». Значит, возможности выбирать у него не было.

«Но почему, блин, Никита?! Ведь при первой встрече было понятно, что он задира и хулиган».

Степан кинул сумку с вещами на пол и поздоровался:

– Добрый вечер ещё раз. Да, я ваш сосед. Как устроились?

– Да вот устраиваемся потихонечку, – Никита вальяжно откинулся назад, уперевшись локтями в матрас. – Только вот реальные места реальные пацаны уже заняли. Карабкайся на второй этаж, элита.

Степан усмехнулся и вскинул бровь:

– Ты знаешь, реальный пацан, я с детства высоты боюсь.

– Могу свою уступить, – Миша подскочил с кровати и сделал шаг к окну.

– Сиди, Михаил, – спокойно ответил Степан. – На ту сторону солнечный свет с утра падает. Негоже элите ни свет ни заря до будильника просыпаться. Никита мне сейчас любезно свою уступит.

Никита подскочил на месте и ударился головой о второй ярус. Степан усмехнулся, и лицо соседа перекосилось от злости. Он соскочил с кровати и медленно пошёл на Степана:

– Значит, высоты он боится, солнышка тоже боится, а по роже получить не боится?

– Не боюсь, – Степан не стал ждать, пока начнётся драка: привычным жестом крутанул кольцо на пальце и врезал Никите первый.

Тот пошатнулся и схватился за щеку. Кольцо сработало как кастет.

– Урод! – Никита бросился на обидчика, но Степан поставил блок, перевернул нападающего вокруг своей оси и уложил на пол.

– Послушай меня, – он сидел на корточках и прижимал Никиту к полу одной рукой, скрывая удивление: думал, что детдомовский задира окажется сильнее. – Тебе здесь не детдом. Тут свои правила. И щемить я тебя не собираюсь. И он не собирается, – Степан кивком указал на замершего Мишу. – Нам жить в одной комнате. Поверь мне, нас не расселят. И лучше мы сразу подружимся и будем друг другу помогать.

Степан встал и подал Никите руку. Тот с удивлением посмотрел на него снизу вверх, схватился за ладонь и поднялся на ноги.

– Падать здесь не стыдно и не страшно, – продолжал Степан. – А вот за подлость реально убить могут.

Никита молча шевелил челюстью и исподлобья смотрел на соседа.

– Я думаю, Михаил умеет держать язык за зубами? – Степан повернулся к Мише.

– Конечно! – не раздумывая, ответил тот.

Никита взял подушку с нижней кровати, молча закинул её на второй ярус и, не застилая постельное бельё, вскарабкался наверх и повернулся к стенке.

– Никит, я сегодня высплюсь? – спросил Степан.

– Да, – буркнул тот.

– Отлично. Мужик сказал – мужик сделал. Спокойной ночи тогда, – Степан взял с тумбочки комплект постельного белья.

– Миш, ты первый в душ пойдёшь?

– Ну, могу и я, – Миша всё ещё стоял у окна.

– Ага, – кивнул Степан, пытаясь вдеть подушку в наволочку.

«Как хорошо, что мать не разрешила мне бросать борьбу, – думал он. – А вот заправлять постельное могла бы и научить за четырнадцать лет».

На всякий случай Степан решил ночью не спать.

* * *

Король ехал верхом во главе небольшого разведывательного отряда. Их путь пролегал среди холмов. Множество троп, параллельных и пересекающихся, растянулись в разные стороны и огромной сетью покрывали весь мир. Ни одна из них не обрывалась и не начиналась из ниоткуда. Они все были соединены и рано или поздно непременно приводили путников к городам и замкам.

В этой части королевства времена года мягко сменяли друг друга. Сейчас стояла зима, но снега здесь никогда не было. Он выпадал только в северной части королевства, где горизонт исчезал за макушками грозных туманных гор. Вечнозелёные леса и холмы занимали большую часть суши, но воды в мире было достаточно. Везде были рассыпаны пресные озёрца. Они не имели дна, но были густо заселены животными и растениями.