Kitobni o'qish: «Ангел за плечом»
1 глава
Меня зовут Лера. Мне тринадцать лет, я учусь в самой обыкновенной школе, в седьмом «Б» классе. Я обычная девчонка, ничем не выделяющаяся среди других девчонок. Талантов, на мой взгляд, у меня нет. Учусь я на «четыре» и «пять», ну иногда за четверть выскакивают и «тройки». Например, по физике. Вообще не люблю технические предметы. По душе мне ближе ИЗО, поскольку я очень люблю рисовать. Но не считаю это особым даром! Рисуют в моём возрасте многие. А как получается – вопрос уже другой! Всю свою комнату я обклеила рисунками, сейчас осваиваю на компьютере специальные программы по созданию картин, но художником быть не хочу. Почему, сама не знаю. Вообще я ещё не определилась с выбором профессии, хотя родители и родственники иногда уже ко мне пристают с надоедливым вопросом: «Кем ты хочешь быть?!» Я лишь недоумённо жму плечами в ответ. «Умная, но ленивая!» – охарактеризовала так меня мой классный руководитель – Татьяна Николаевна. Не знаю, может так и есть.
Что я точно не люблю делать – это гоняться за модой. В отличие от многих девчонок, которые любят наряжаться в платья, сарафаны, я предпочитаю носить джинсы, кроссовки, рубашки. У меня огромная коллекция рубашек: из хлопка, из шёлка, из льна. Я каждый день в школу надеваю новую рубашку. Надо мной порой смеются одноклассники, говорят, что я похожа на мальчика. А мне плевать! Я несильно дорожу чужим мнением. На голове я ношу шапки, кепки. Это моё амплуа.
Родители тоже пытаются меня переделать, говорят мне, что надо помнить о том, что «я – девочка». Я помню, но по-своему.
Подруг у меня почти нет, со многими я поссорилась по разным причинам, остались только две, надёжные и верные: Люда и Катя. Им я доверяю все-все свои тайны. Хотя тайн у меня почти нет… Я открытая книга. Простая и понятная. Это меня несколько раздражает, хочется быть больше загадкой.
Лучше всего я чувствую себя в своей комнате. Здесь я рисую, читаю, слушаю музыку. Комнату я называю по-разному: и пещерой, и берлогой. Мне здесь очень-очень хорошо. Хорошо, что я одна дочь у родителей. Кроме меня детей у мамы и папы нет. Три года назад родители очень хотели подарить мне братика, мы все готовились к этому событию, ходили по магазинам, покупали игрушки, пелёнки, коляски, а потом… мама вышла из кабинета врача-узиста заплаканной.
«Никогда бы не подумала, что это может случиться на тридцать седьмой неделе…» – сказала она нам.
Игрушки и ползунки мама раздала знакомым, и с тех пор мама с папой, по-моему, никого не хотели. Я же, сначала поплакав, погрустив, пришла к удивительной мысли о том, что мне очень хорошо быть единственным ребёнком. Представить себе не могу, чтобы сейчас по нашей квартире бегал трёхлетний малыш, разбрасывал, где надо и не надо свои игрушки, задавал всем глупые вопросы, капризничал. А так мне никто не мешает. Почти… Родители иногда пристают только: «Пропылесось полы, вымой посуду, уберись в своей комнате!»
Но это бывает не всегда. Так что свободы у меня достаточно! Хочу рисую, хочу валяюсь на кровати… только маме я никогда не скажу о своих мыслях, вдруг она расстроится?! Вдруг ей всё ещё дорог тот умерший малыш.
2 глава
Двадцать первого января я схлопотала «двойку» по русскому языку, получила я её по невнимательности: просто засмотрелась в окно. Когда Татьяна Николаевна попросила меня повторить последнюю сказанную ей фразу, я растерялась и ничего не ответила. Учительница расписалась красной пастой в моём дневнике. Снегири за окном, голые деревья, солнце – всё тут же стало меня раздражать. Захотелось задёрнуть шторки, чтоб только ничего не видеть. Паршиво было на душе!
Возвращаясь домой после шестого урока, я агрессивно пинала кусочек снега, лежащий на дороге у меня под ногами, и думала о том, как сообщить маме о «двойке». Наверняка, она будет недовольна таким сюрпризом. А самое обидное, что «двойка» получена по глупости, а не потому, что я что-то не выучила.
Пройдёт лет двадцать, и я, наверняка, буду с улыбкой вспоминать полученную мной «двойку», но сейчас, пока мне всего тринадцать, «двойка» кажется мне огромной неразрешимой проблемой.
Я решила маме не признаваться, пока она меня не спросит. Зачем самой себе создавать неприятности?!
Мама у меня человек очень строгих правил. Она юрист и любит, чтобы всё вокруг соответствовало закону. В том числе, и мои отметки в дневнике. Папу у меня обыкновенный шофёр, поэтому не всегда понимает строгость и логичность маминой натуры. Я же пока не решила, чья позиция из родителей мне ближе. Пока я живу больше собственными интересами. И это, наверное, хорошо.
– Надо быть личностью! – сказала мне однажды мама. И, по-моему, я уже ей становлюсь. Никогда никого не слушаю, живу так, как считаю нужным. Только маму немного побаиваюсь…
Обедали мы с мамой молча, медленно кушали рисовый суп, казалось, наслаждаясь приёмом пищи. Но по маминому несколько растерянному взгляду я понимала, что что-то идёт не так. «Неужели мама уже заглянула в электронный дневник?!» Сердце тревожно забилось.
Мои догадки не заставили себя долго ждать.
– Лера! – сказала мне мама. – Я хочу с тобой серьёзно поговорить!
После таких слов я чуть не выронила из своих рук ложку.
– Это случайно вышло! – вскрикнула я.
Мама нахмурила брови и недоумённо взглянула на меня.
– Ты о чём? – спросила она.
– А ты о чём?
На кухне несколько секунд воцарилось молчание. Мы с мамой не могли решить, кто из нас должен заговорить.
Наконец я робко пробормотала: «Сегодня по русскому я получила «двойку». Я не… не выучила я просто засмотрелась в окно, на снегирей… Татьяна Николаевна меня спросила про причастия, что она говорила, а я не сказала. Я исправлю, честное слово, исправлю!»
Мама улыбнулась в ответ и погладила меня по голове.
– Солнышко моё! – сказала мне мама. – Я в этом не сомневаюсь. Но я хотела поговорить о другом!
– О чём?
Я снова почувствовала напряжение.
– Понимаешь, Лерочка, у нас в деревне, в Никишино осталась бабушка одна, баба Саша – она троюродная тётя нашего папы. Никто из родственников не хочет забирать Александру Николаевну к себе. Ей семьдесят пять, и она уже немного не в себе. И мы с папой решили…