Kitobni o'qish: «Моя родина – провинция»

От автора

Я держу в руках раскрытый фотоальбом, который много лет пролежал в шкафу у родителей. На фотографии совсем юная девочка счастливо улыбается, положив голову на плечо юноше в ярком спортивном костюме. Нечеткое фото было снято на старый пленочный фотоаппарат в далеком 2002 году. К тому же ночью. Хорошо, что не забыли открыть вспышку – иначе совсем ничего было бы не разобрать.

Эта девочка – я. Где сейчас тот парень, нет смысла даже гадать. Я жадно выхватываю взглядом все новые детали этого снимка: танцующие люди на заднем плане, маленькая черная сумочка на длинном черном ремешке, перекинутом через мое плечо, над танцплощадкой светит ультрафиолет, от которого белый становится каким-то фантастическим. Этого оттенка фото, конечно, не передает. Я просто помню, каким он был и как мы ждали включения ламп. Оказывается, я помню все. Какие песни играли тем летом на дискотеках, с кем мы регулярно пересекались, а кто предпочитал встречаться с друзьями в более уединенных местах, даже сколько стоил входной билет или бутылка портвейна в ближайшем магазине.

Я много лет не хожу на танцы и не употребляю алкоголь. И, кажется, вся эта информация сегодня не имеет никакого значения. И надо бы перелистнуть фото, а лучше убрать альбом обратно в ящик и заняться делами, которых, как всегда, невпроворот. Но почему-то не получается. Дело ведь не в ценах и не в музыке. Дело в том, какими были в то время мы. В тех чувствах, которые можно испытывать только в 14 лет. И в той особой атмосфере, которой были пропитаны наши 2000-е.

Я все еще смотрю на фотографию и слышу, как за стеной соседка отчитывает 15-летнюю дочь. Ничего сверхъестественного: не думаешь о школе, не помогаешь по дому, а на уме одни гулянки и мальчики. Опять перевожу взгляд на фотографию. «Что у тебя на уме, дорогая? Есть ли там что-то, кроме этого симпатичного юноши, который сегодня так ласково тебя обнял, а завтра пройдет мимо, даже не заметив?»

Я стряхиваю с себя это оцепенение, закрываю альбом, глубоко вздыхаю и понимаю, что подростки не меняются. Сегодня они такие же, как и 20 лет назад. Меняемся только мы сами. И забываем, кем мы были, как жили и о чем думали. Что было для нас действительно важно, а на что мы совсем не обращали внимания. Забываем все это – и не понимаем своих детей, разрывая связь поколений и становясь для них чужими. Как не понимали в свое время и нас. Глядя на старую фотографию, я вдруг вспомнила обо всем этом. Вспомнила целую жизнь, которая осталась позади. И решила рассказать о ней другим. Тем, кто, как и я, рос в небольшом городе на стыке тысячелетий. Чтобы вспомнить, какими мы были. Нашим ровесникам из больших городов. Чтобы нам было легче понимать друг друга. Нашим детям, которые, может быть, перестанут считать нас занудами. И нашим родителям, которые никак не поймут – почему же мы не такие, как они.

Школьная пора

В своей школе я училась 7 лет. Нет, это была не семилетка в старых советских традициях. Когда я была маленькой, почти в каждой деревне еще была школа, хотя бы начальная. И первые три класса я тоже училась рядом с домом. А потом, в солидном возрасте 10 лет, вышла в большой мир: стала каждый день ездить на автобусе в город.

Репутация у нашей школы была не самая лучшая. Три другие школы были новее, находились ближе к центру города, занимали более новые здания. Наша школа частично располагалась в старом дворянском доме, к которому в советские годы был сделан кирпичный пристрой. Часть «корпусов» и вовсе ютились в старых деревянных домушках, разбросанных по довольно большой территории. К примеру, на музыку и физкультуру нужно было добираться в здание, отстоящее от основной школы на целый километр. И за 15-минутную перемену мы должны были взять в раздевалке вещи, добежать до места и переодеться. Если бы мне пришлось повторить этот квест сегодня, я бы ни за что не справилась. Хотя мои ноги уже значительно длиннее, чем были в 10 лет. Опоздавших просто не пускали на урок и ставили двойку.

Но это же препятствие давало и неожиданную выгоду: в отличие от остальных школ, все наши перемены длились 15 минут вместо обычных 10. А физкультура была далеко не каждый день. И мы слонялись по территории школы, одни успевали покурить, другие – поесть, а в старших классах мальчишки, живущие рядом, даже могли сбегать домой и посмотреть, какой сейчас счет в футбольном матче.

У нас еще не было мобильных телефонов, и если я опаздывала на автобус, родители не знали, где меня искать. Нередко мне за это серьезно влетало. Но от форс-мажоров не застрахован никто. Вряд ли я когда-нибудь специально задерживалась настолько, чтобы опоздать на автобус: следующего нужно было ждать целый час. Однако внезапно заданный доклад к завтрашнему дню мог существенно сместить планы. Ведь интернета у нас тоже не было, и мы подолгу сидели в библиотеке, отыскивая и тщательно выписывая необходимый материал. А потом еще дольше сидели дома, переписывая все от руки на листы бумаги формата А4, под которые подкладывался один разлинованный листочек – чтобы строчки никуда не уползали.

В школе было скучно. Я почти не помню ребят, всерьез заинтересованных учебой. Хотя допускаю, что таким человеком кто-то мог считать меня. Мои оценки были представлены ровными рядами пятерок по всем предметам, кое-где разбавленных одинокими четверками. Учителя считали трудолюбивой. На самом же деле мне во многом повезло: почти все предметы давались легко. Правила русского языка я не учила. Выручала интуитивная грамотность: с самого раннего детства я много читала. Поэтому и запятые всегда расставляла правильно, и орфографических ошибок не делала. Если не задумывалась при письме. Мне можно было писать только спонтанно. Если же я впадала в размышления, поставить ли в слове одну букву С или две, как риск совершить ошибку становился угрожающим. Крепкой базы у меня все-таки не было. И даже сейчас, после окончания филологического факультета, я чаще пишу интуитивно. И при этом грамотно.

Математика. Это моя боль. В начальной школе математика была одним из любимых предметов. В третьем классе я заняла первое место в районной олимпиаде по математике и получила в подарок красивую куклу. В пятом классе что-то изменилось. Потерялся интерес. Может быть, дело было в препо-давании, а может, что-то изменилось во мне самой. Милая и доброжелательная учительница ставила мне пятерки, можно сказать, с закрытыми глазами. Из начальной школы я пришла к ней хорошо подго-товленной и быстро соображающей. К тому же всегда исправно учила уроки, решала классную работу и без особых проблем отвечала у доски. Разве что с олимпиадными задачками уже не справлялась. Но нагрузка росла, задания становились все сложнее, и к девятому классу пробелы в знаниях стали более чем заметными. Кажется, в первую очередь для меня самой. При этом сидеть и корпеть над предметом, который дается трудно, было выше моих сил. И я не знала, что делать с экзаменом. Но на оценку ниже пятерки согласиться никак не могла.

Выручило то, что все экзаменационные задачи тогда печатались в одном сборнике. Когда передо мной стояла твердая цель в виде выпускной пятерки, я могла работать, не покладая рук. Я прорешала абсолютно все задачи. Подходила к учителю, задавала вопросы, обсуждала свои решения с одноклассниками и старшими друзьями. Конечно, сдала на отлично.

Все еще раз перевернулось с ног на голову в десятом классе. Нам сменили учителя. На смену мягкой и податливой Валентине Ивановне пришла уверенная и требовательная Анна Васильевна. Не заметить моих пробелов она не могла. У нас начались конфликты. Нужно было догонять то, что было упущено. Можно даже сказать, запущено. Признать, что я мало знаю, было выше моих сил, ведь меня всегда считали отличницей и очень прилежной ученицей. Я занималась сама, как могла, как получалось, и за два месяца нагнала все, что так легкомысленно упустила прежде. Однако признания своих заслуг так и не добилась. Отношения с учителем были безнадежно испорчены и не восстановились уже до самого выпуска. Два последних учебных года я ненавидела математику и шла на нее, как на каторгу.

Помню одно домашнее задание: нужно было сделать из любого материала объемную фигуру и принести ее в школу. В учебнике были даны чертежи. Выбрав одну из фигур, я сделала ее из бумаги и принесла в школу. Однако учительница подвергла меня жесткой критике. Рассматривая мою работу со всех сторон, она подмечала все сомнительные нюансы: плохо подогнаны края, неровно прочерчена боковая линия и что-то еще. В 15 лет нелегко держать под контролем свои чувства. Задыхаясь от возмущения, я встала с места, взяла свою фигурку, смяла ее и выбросила в урну. Звонок с урока уже прозвенел, и я вышла в коридор. Руки дрожали, в глазах стояли слезы. Только закончился первый урок. Впереди был целый учебный день, а последним уроком снова стояла математика. Не помню, как я вышла из школы. Напряжение было таким сильным, что ноги сами понесли меня на автобус – ехать домой. Раньше я уроков не прогуливала. Но сейчас не было ни страха, ни сомнений, только какая-то пустота. Я чувствовала, что со мной обошлись несправедливо. И была уверена, что мой аттестат обязательно будет испорчен оценкой по математике…

Дома меня знобило, я никак не могла сконцентрироваться на том, где я и что делаю. Было плохо и хотелось, чтобы кто-то поддержал. Но вместе с тем я радовалась, что дома никого нет. Нужно было собраться и решить, что делать дальше. Не получалось. Кажется, я приняла успокоительное. Нет, травить себя пачкой снотворного из-за математички было бы слишком. В конце концов, моя жизнь не ограничивалась стенами школы и учебниками. У меня был парень, мои любимые друзья, планы на лето, которое вот-вот наступит.

Мысли постепенно прояснялись. Нужно было что-то делать. Да и еще не поздно было исправить ситуацию. Прошло совсем немного времени. Я сидела за своим письменным столом, негромко включив радио, и чертила на бумаге новую схему. Я сделаю новую фигурку! И если ее снова забракуют, то еще одну. И еще одну. И пусть ко мне придираются хоть бесконечно – я добьюсь того, что мне нужно. Может быть, мне не хватает таланта. Тогда я возьму свое упорством и настойчивостью. Когда-нибудь ей надоест отыскивать несуществующие недостатки в моей работе – и она сдастся. А моя задача – не сдаться раньше.

К пятому уроку я была в школе с новой фигуркой. Я бережно уложила ее в отдельный пакет, чтобы не помять учебниками и тетрадями. И после очередного урока математики вновь подошла к учительнице, держа на вытянутой руке свою новую работу. Краем глаза заглянула в журнал – моя утренняя вспышка прошла без последствий, никаких лишних оценок в журнале не стояло. «Ну вот, другое дело», – только и сказала Анна Васильевна. Почти не глядя, она черкнула в нужной клеточке пятерку, а я поняла, что эта битва осталась за мной.

***

Литература. Как ни странно, все школьные годы с трудом переносила этот предмет. Хотя читала все, что попадалось под руку. Список чтения на каникулы каждый год становился для меня настоящим подарком. Столько книг, которые я еще не читала! Я с упоением бросалась в библиотеку и не забывала раз в две недели обменивать книги на новые. Даже если летом гостила в деревне. Даже если приходилось дочитывать в экстренном порядке, засиживаясь допоздна. Я «глотала» книги с бешеной скоростью, выкраивая время, когда мои друзья гуляли, купались, ходили за грибами. В моей сумке до сих пор всегда лежит книга, куда бы ни пошла и как бы занята ни была. Выйти из дома без книги ля меня равно потратить время впустую. Даже если почитать иногда так и не удается.

Литературу и русский язык вела Римма Викторовна. Мастер своего дела во всех смыслах этого слова. Даже не имея желания отвечать на вопросы, о чем же хотел сказать автор, я не могла не заразиться ее любовью к предмету, ее энтузиазмом и стремлением дать нам намного больше, чем мы готовы были взять в тот момент. Мне было по-настоящему обидно, что большинство моих одноклассников этого не понимали и не воспринимали. Обидно за нее, за учительницу. И я всегда приходила подготовленной, несмотря на периодически накатывавшее желание послать эти дурацкие вопросы куда подальше. А после школы я поступила на филфак. Несмотря ни на что. Вопреки логике и здравому смыслу.

Были еще устные предметы, были естественно-науч-ные. На всех них я отчаянно скучала. Часами сидеть дома и читать учебники не вызывало энтузиазма. Любопытство будила разве что химия. С ее форму-лами, понятными алгоритмами действий и нагляд-ными примерами. Только вот химикатов в нашей школе почти не было. И те лабораторные работы, о которых другие вспоминают и спустя много лет после окончания школы, мы часто выполняли лишь на бумаге. Зато если необходимые реактивы все-таки находились, это был настоящий праздник! Тогда увлеченно химичали все: как отличники, так и двоечники. И у нас что-то получалось!

Физика… Отдельная история. Физику преподавал мо-лодой мужчина, и все девчонки возраста 13–17 лет, как умели, кокетничали с ним. Стеснялись, пытались строить глазки, находили очень убедительные доводы, почему не сделано домашнее задание. На мой взгляд, работало не очень. Сейчас уже сложно оценить, кокетничала ли я тоже или вела себя как-то иначе. Знаю только одно: учитель относился ко мне снисходительно. Физика была для меня исключе-нием. Если большинство предметов я понимала на уровне интуиции и справлялась с ними на раз-два, то с физикой не помогало даже многочасовое сидение над учебником. Я читала параграф, а слова никак не обретали смысла. Я читала условие задачи – и не могла понять, о чем речь. Я до сих пор с трудом представляю, как закипает вода в чайнике, и, выбирая автошколу, остановилась на той, где совсем не было занятий по устройству автомобиля. В моем случае они абсолютно бесполезны – так зачем же терять время?

Однако оценки по физике у меня почти всегда были хорошими. Я упорно пыталась что-то решать, даже когда совсем ничего не получалось. Хотя нередко, обессилев, забрасывала ненавистный учебник в самый дальний угол ящика, чтобы не попадался на глаза. Иногда подходила за разъяснениями к учителю, однако ни со второго, ни с третьего, ни с четвертого раза ухватить суть так и не удавалось. Но, видимо, учитель каким-то чутьем уловил, что в этом предмете я безнадежна. И не стал портить нервы ни мне, ни себе, без долгих разговоров ставя ту оценку, которую я пыталась заработать. Честно говоря, я до сих пор не знаю, зачем он это делал, но предполагаю, что все обстояло именно так. Однажды, незадолго до моего выпуска из школы, у нас состоялся знаменательный разговор: преподаватель поинтересовался, не планирую ли я связывать свою жизнь с техникой, механизмами или чем-нибудь подобным. Мой красноречивый взгляд избавил меня от необходимости что-то отвечать, и он, с облегчением выдохнув, поставил мне итоговую пятерку. И действительно, техника меня никогда не привлекала. Чего нельзя сказать о техниках. Впоследствии я вышла замуж за выпускника технического университета, многократного победителя различных олимпиад по физике и информатике. Неслучайно же говорят, что противоположности притягиваются.

***

В школе было скучно. Лишь редкие преподаватели умели заинтересовать, вызвать живой отклик, сопереживание. А сухие факты не давали никакой информации. По контрасту вспоминается институт. Лекции по истории, живые и драматичные. Девяносто юных созданий во все глаза смотрят на профессора. И он знал, чем нас заинтересовать: в красочных деталях описывал будуара и украшения Екатерины Великой, не забывал и о пикантных подробностях ее отношений с Григорием Орловым и прочими фаворитами. Нам было так интересно, что мы не отвлекались ни на секунду и ловили каждое слово. А между всеми этими второстепенными моментами профессор ловко вставлял положения законов и результаты военных действий, так что они гармонично вписывались в общую канву. Поэтому мы с удовольствием отвечали на вопросы тестов, причем отвечали вполне хорошо. Хотя про серьги и шкатулки в них уже ничего не было, для проверки предлагались те самые сухие исторические факты.

А вот школьные уроки мы еле высиживали. Зато как могли развлекались на 15-минутных переменах. Наши основные развлечения сводились к флирту со старшеклассниками, прогулкам небольшими стайками по школьным коридорам и обсуждению того, что будем делать на ближайшей дискотеке. Иногда мне кажется, что только ради этого мы и шли каждый день в школу: походить по коридорам, покрасоваться и пококетничать с кем-нибудь постарше.

Подруги

Лет до 10 мы дружили «все вместе». Если одна девочка не могла пойти гулять, можно было зайти за другой. Чаще всего компании были смешанными: девчонки и мальчишки играли вместе. К тому же, на нашем поселке компания была не только разнополой, но и разновозрастной: третьеклассники местной начальной школы играли в прятки и догонялки наравне с учениками 7-го класса. Никто не пытался никого прогнать, не обзывался «мелюзгой», и наши родители тоже не были против, чтобы маленькие дети водились с подростками. Так же было и в школе: несмотря на то, что с кем-то мы общались больше, с кем-то меньше, в целом все же царила атмосфера общего дружелюбия.

Все изменилось к 5-му классу. В средней школе уже нельзя было без лучшей подружки. Весь наш класс пошел в одну и ту же школу, но теперь мы учились под разными буквами. Лишь четыре девочки с нашего поселка попали в класс «Б», вся остальные наши прежние одноклассники – в «В». Теперь с нами учились ребята из города и других деревень. И оказавшись в новом коллективе, каждый из нас столкнулся с тем, что теперь он знает лишь нескольких человек, а с остальными не знаком.

Так и получилось, что мы разбились на небольшие кучки. Нет, конечно, постепенно мы знакомились друг с другом, начинали общаться, но кто-то всегда был ближе, чем остальные. Из трех девочек, попавших в один класс со мной, ближе всех мне была Надя. Конечно, в 5-м и 6-м классах нас еще рассаживали учителя по стандартному принципу «мальчик-девочка». И мы с подругой не могли сидеть за одной партой. Но сидели рядом, прямо друг за другом. На уроках улучали момент переглянуться, переброситься парой фраз и посмеяться, а на переменах и вовсе не расставались.

Надюха жила на соседней улице. Если наш поселок существовал достаточно изолированно, то их улица и вовсе располагалась на отшибе. Пройти к ним можно было только через гаражи или сады. По вечерам ходить было страшно. Поэтому мы редко могли гулять вместе по вечерам. К тому же я училась в музыкальной школе и часто возвращалась домой гораздо позже подружки. Зимой в 5-6 часов вечера было уже совсем темно, и ходить мимо гаражей, где всего пару лет назад жестоко убили подростка, родители нам не разрешали. Тем не менее, если выпадала возможность увидеться, мы обязательно ее использовали. Катались вместе с горки по выходным или заходили друг к другу в гости, а потом провожали друг друга, позвав с собой маму или папу. Родители, как могли, поощряли нашу дружбу и всегда с радостью пускали домой.

Все изменилось к 7-му классу. На лето каждая из нас уезжала в деревню. Там были свои компании друзей и совсем другая жизнь. Возвращаясь осенью в город, нам всегда было о чем рассказать друг другу и мы весело смеялись, обсуждая летние приключения. Но в тот год все пошло по-другому. Мою подругу начали принимать в компанию ребят постарше. С поздними посиделками и выпивкой. В нашей деревне меня из такой компании еще выгоняли (больше всех старался мой старший брат). Видимо, Надюха стала считать себя очень взрослой. Вернувшись в город, она стала также подыскивать себе компании из девочек постарше и ходить с ними на дискотеки. Я все реже заставала ее дома по выходным или по вечерам. Я часто замечала, что она обращается ко мне свысока, пренебрежительно усмехается. И как-то раз одна из наших одноклассниц, подойдя ко мне на перемене, рассказала, что, когда меня нет рядом, моя лучшая подруга отзывается обо мне очень плохо.

Не став выяснять отношений, я прекратила общаться с Надей. Перестала даже здороваться. Но я не осталась в одиночестве, потому что к этому времени наша компания немного разрослась. Так сложилось, что в 7-м классе мы с Надькой обратили внимание на двух симпатичных парней из 11-го «Б». И заметили, что одна из наших одноклассниц – Таня – засматривается на другого мальчика из того же класса. Это стало почвой для нашего сближения. На переменах мы часто шушукались втроем, обсуждая, как бы подобраться поближе к кабинету, где сейчас занимаются объекты нашего внимания. Вместе находили причины, составляли планы и пытались их воплощать. В конце концов мы стали всегда и везде появляться втроем. И перестав общаться с Надькой, я стала чаще заговаривать с Таней. Но близко сходиться не получалось: у двух моих подружек было больше общих интересов. А однажды узнала, что Надя переезжает в свою деревню насовсем и переводится в одну из деревенских школ. В городе она с тех пор почти не появлялась. И на протяжении долгого времени мы не пересекались.

Учебный год подходил к концу. Приближался последний звонок. Скоро 11-е классы должны были покинуть стены школы. Мы же оставались здесь учиться дальше. И нам было грустно. В день, когда девятые и одиннадцатые выстроились на свою последнюю линейку, мы прогуляли какой-то урок. Мы не хотели ничего пропустить. Мы смотрели, как они прощаются со школой, и плакали. И не сразу заметили, что рядом с нами оказалась еще одна девочка из нашего класса. Сашка тоже сбежала с урока и вытирала слезы. Ей нравился мальчик из 9-го класса, который поступал в профильное учебное заведение.

Это стало почвой для нашего сближения. Оставшиеся дни в школе мы ходили грустные, часто вздыхали и снова объединялись втроем: теперь уже с Сашкой. Оказалось, что у нас много общих интересов и кроме мальчиков, нам нравилась одна и та же музыка (в то время я как раз увлеклась русским роком), Сашка жила в той же стороне, где была моя деревня, у нас было много общих знакомых вне школы. Мы неплохо общались и раньше, часто оставались дежурить вместе, но в эти последние дни мая сходились все ближе.

Потом были летние каникулы. А вернувшись в сентябре, мы узнали, что Танюха тоже перевелась в другую школу. Так мы и оказались за одной партой с Сашкой. Мы знали друг о друге не так много – и нам было что рассказать друг другу. Нам было интересно вместе, мы без умолку болтали на переменах, заезжали друг к другу в гости, гадали на полях тетради прямо на уроках. Был у этих отношений лишь один минус – Сашка жила в далекой деревне. По утрам она приезжала в школу на деревенском автобусе. Иногда за пару часов до занятий. Когда было время, могла даже заехать ко мне домой, и мы вместе учили уроки или просто общались. Но гулять вместе по вечерам при таких условиях было нереально. Поэтому я поддерживала связь со своими прежними подружками, жившими поблизости.

***

Ближе всех была Наташка. Хотя мы были ровесницами, она училась на год старше. В школе мы почти не пересекались, но по вечерам я часто забегала к ней в гости. У нас было много общих друзей, и мы регулярно оказывались в одной и той же компании. Наталья жила на соседней улице, там же, где и моя прежняя подруга Надя. Нередко я засиживалась у нее допоздна, и тогда уже поздним вечером нас пугал стук в окно – за мной приходил папа. Ходить по вечерам одной темными гаражами родители не разрешали.

Я перешла в 8-й класс, когда я узнала, что Наташка начала встречаться с моим родным братом. Одна из лучших подружек – и родной брат! О таком можно было только мечтать. Я стала часто заставать подружку у себя дома, а брат все чаще брал меня с собой на прогулки – меня можно было попросить позвать подружку на улицу, не вызывая подозрений у ее родителей. Для меня же их роман был примером, что разница в возрасте 3-4 года ничего не значит. Мне всегда нравились мальчики немного постарше, но мне казалось, что они считают меня маленькой девочкой и ни за что не обратят на меня внимания. А на примере их отношений ощущала, что все возможно. Через полгода они расстались, и мы с Наташкой тоже на время разошлись. Мы с братом много времени проводили вместе, а им какое-то время было неприятно видеть друг друга. Подруга стала сторониться меня, да и я не очень хотела видеть ее у нас дома. Вскоре она завела другую компанию, а я стала больше общаться с одноклассницами: Сашкой и Леной. С Леной мы учились вместе с первого класса, но примкнула она к нам лишь ближе к старшим классам, когда мы все стали ходить на дискотеки и нам было удобно возвращаться домой вдвоем. К тому же Ленка тогда окончательно рассорилась со своей лучшей подругой и осталась совсем одна. И мы с радостью ее приняли.

Конечно, спустя некоторое время мы помирились и с Натальей. Для нас обеих этот опыт стал ценным уроком, что нужно беречь дружбу, несмотря ни на какие любовные передряги, а у меня снова стало больше подруг.

***

А еще была деревня. Туда я уезжала каждый год на все лето. И там тоже были друзья и подруги. Больше всех я общалась с двумя девочками, живущими по соседству – Валей и Юлей. Валя была на два года старше меня, Юля – на два года младше. Получалось, что я была между ними чем-то вроде связующего мостика. Мне было интересно и с той, и с другой, в то время как между ними было целых 4 года разницы. Когда мы были маленькими, случались и ссоры, и размолвки, и обиды. Бывало и так, что кто-то из моих подружек начинал подговаривать меня против другой. Иногда я соглашалась, иногда отказывалась. В любом случае, пройдя какой-то этап размолвок, мы снова сходились все втроем и как ни в чем не бывало играли вместе.

А по вечерам я часто оставалась одна. Моих подружек рано зазывали домой. Юлю – потому что еще маленькая, а Валю – потому что так было принято в их семье. Мне же разрешали гулять сколько душе угодно. И я не спешила домой, стремясь ухватить побольше золотых моментов лета. Больше гулять было не с кем: компания молодежи на 4-5 лет старше нас меня не принимала. Были в деревне и другие дети, но с ними как-то не задавались отношения. И я слонялась по деревне в одиночестве, надеясь, что встречу кого-нибудь знакомого или хотя бы издали увижу других гуляющих.

Мои бабушка и дедушка жили в деревне круглый год. Бабушки Вали и Юли на зиму уезжали в город. Зимой, когда я приезжала в гости к своим, иногда оставаясь на целые каникулы, я с удовольствием общалась с другими ребятами. Зимой на выходные приезжали максимум 2-3 человека, и нам становилось нечего делить. Летом же я возвращалась к своим подружкам, а те, с кем было весело и интересно зимой, тоже возвращались в свой привычный круг друзей. Мы только здоровались друг с другом, проходя мимо, но даже не задерживались, чтобы что-то вспомнить или обсудить.

К средним классам мы с девочками стали переписываться. Юля жила в Нижнем Новгороде. Валентина – в большой деревне километрах в 30 от меня. Поездки друг к другу в гости исключались: одних нас бы не отпустили, а ехать в такую даль родители бы тоже ни за что не согласились. И мы отправляли друг другу письма. Нечасто, небольшие. Только чтобы спросить, как дела, и рассказать немного о том, как проходит зима. И помечтать, что скоро будет лето и мы обязательно увидимся снова.