Кот с пронзительным воплем сиганул сверху в высокий сугроб. Тут его и подхватил за шкирку тщедушный мужичонка, состоящий в стремянных у царского сына. Животина и мяукнуть не успела, как оказалась в мешке.

– Это… что… с ним делать-то? – спросил стремянной. – Того? – он мешком указал на полыхающую избушку.

– Не смей! – закричала, чуть не плача, баба, в очередной раз попытавшись вырваться из рук царевича.

Тот резко оттолкнул её от себя. Она упала в рыхлый, чуть подтаявший от жара горящей избы снег и заплакала. Добрый молодец повернул к ней розовощекое лицо. Стало заметно, что под глазом его расплылся огромный, красно-лиловый синяк. Он был точно такого же цвета, как стеганный, подбитый мехом кафтан царевича.

– Что, Яга, по-хорошему говорить будем или нам кошака жариться к твоей бешеной Метле отправить? – он кивнул на объятую пламенем избушку.

Василиса умоляюще протянула к нему руки. Времени объяснять, что она совсем не баба Яга, у неё не было.

Молодец соколиным взглядом обвел поляну. Вокруг валялись выброшенные вещи, которые хозяйка пыталась спасти из горящей избы, пока не стало ясно, что дело это безнадежно.

– Кузьма, дай-ка мне хвостатого… И шапку принеси.

Стремянной подал ему мяукающий мешок и побежал к ближайшей сосне. К ней стрелой пришпилило головной убор царевича. Еще несколько стрел торчали в коре рядом.

Взгляд молодца остановился на Бабе Яге. Вопреки его ожиданиям, она оказалась еще крепкая, не старая. Выбившиеся из-под вышитого платка русые, слегка подпаленные волосы уже имели заметную седину. Ей можно было бы дать лет пятьдесят пять или немногим больше. Точно не определить из-за копоти на лице, резко обозначившей все морщины.

Царевич огляделся, заметил торчащие из снега широкие, охотничьи лыжи. Вышитым валенком он пнул ближайшую лыжу в сторону побеждённой и покладисто сказал:

– Сразу надо было со мной, добрым молодцем, по-хорошему. Надевай-ка это. С нами пойдешь.

Не обращая больше на неё внимания, царский сын обернулся в сторону Кузьмы, который пыхтел у дерева, пытаясь выдернуть наконечник из ствола. Тот вонзился глубоко, поэтому у стремянного никак не получалось справиться.

Царевич вздохнул, дошел до него и, приложив некоторое усилие, вынул стрелу из коры. Шапка упала. Молодец покачал головой, поднял её, стряхнул снег о колено и, нахлобучив головной убор на соломенные кудри, обернулся к Яге.

– Плохо стреляешь из лука, – ухмыльнулся он. – Шапку только испортила!

Василиса на мгновение оторвалась от лыж, вскинула на непрошенного гостя мокрые не то от дыма, не то от слёз глаза, усмехнулась с горькой иронией, но промолчала.

…В это самое время в избушке, за подпертой сундуком дверью чулана, прижималась к стене Волшебная Метла. Она тщательно поджимала свои прутики, чтобы ни одна искра горящих досок не долетела до неё. Метла выжидала, когда охваченная огнем дверца прогорит настолько, чтобы ударить в нее с размаху черенком и выбраться на свободу.

В пути

Тихо в заснеженном лесу. Только слышно, как иногда всхрапывают кони, да скрипит под лыжами снежок.

Василиса двигалась первой. Чуть позади неё, верхом, ехали царский сын и его стремянной.

Иногда под снегом обнаруживались ветки, коряги, поваленные деревья. Тогда пленница спотыкалась и падала, долго барахтаясь в сугробах.

Когда она в очередной раз свалилась, царевич произнес, стараясь скрыть раздражение:

– Я тебе так скажу, Яга… Вас, погань басурманскую, давно надо бы прищучить, чтобы всякий хороший человек мог спокойно по лесу проехать… Чего ты копаешься? Эй, Кузьма, помоги-ка ей, а то мы так до ночи никуда не доберемся…

Пока стремянной слезал с коня, царский сын продолжал разглагольствовать:

– Мне, бабка, всё недосуг было навести на Руси порядок. А тут проснулся давеча и думаю: пора мне, добру молодцу, всю нечисть извести…

Мешок, привязанный к седлу сзади, зашевелился и издал жалобное мяуканье. Царевич хлопнул по нему вышитой рукавицей и сказал сурово:

– Заткнись, блохастый, а то шею сверну!

Василиса уже встала на ноги, обернулась и произнесла с горькой иронией:

– Смотрю, сердце у тебя, царевич, жалостливое, к чужой беде отзывчивое.

– А тож… Да ты, баба Яга, меня не боись. Я тебе слово молодецкое дал: ты мне поможешь, а я тебе… жизнь оставлю, – он сделал нетерпеливое движение рукой, приказывая ей двигаться. – Что избушку твою спалил, ты за то не обессудь, сама виновата. Я ж тебя просил: давай, бабуля, по-хорошему.

– Это ты по-хорошему, Прохор Васильевич, мне входную дверь выбил? – недобро глянула в его сторону Василиса.

– Я что тебе, сморчку-переростку, кланяться должен? – царевич захватил рукавицей с еловой ветки снежок и приложил его к синяку на скуле. – Мне можно с пинка двери открывать. Я – царский сын… Чай, не каждый день к тебе в избушку такой сокол, как я, залетает. Так что сама виновата… Смотри, как твоя Метла нам рожи разрисовала. Глаз совсем заплыл! Кузьме-то можно, он – холоп. А мне с таким синячищем как людям добрым показаться?

– Ага… это… – встрял Кузьма потирая разбитую переносицу.

– Хорошо, что я твою очумелую Метёлку горящим поленом в чулан загнал, да дверцу подпер.

Баба через плечо бросила на него взгляд, полный невыносимой, тоскливой муки.

– Что зыркаешь? Была бы ты с уважением к гостям, все было бы иначе… Так что радуйся, что сама – жива, да и котейку твоего мы спасли!

Из седельного мешка снова донеслись жалобные звуки.

– Эй, кто там мявкает? – нахмурился царевич. – Заткни пасть, хвостатый. Я, богатырь русский, на одну ладошку тебя положу, другой – прихлопну… Живи потом с рёбрами переломанными.

Кузьма, который на своей кобылке ехал позади всех, внезапно вздрогнул. Ему почудилось, будто бы что-то быстрое и юркое мелькнуло за деревьями в стороне. Стремянной насторожился. Места тут дикие, того и гляди на волков наткнёшься. Но лес был всё так же неподвижен и спокоен.

Проехав немного, Кузьма резко обернулся. Он мог бы поклясться, что видел какое-то мельтешение в стороне.

– Дык это… Там… За нами кто-то… Того… – сказал он, прибегнув ко всему тому скудному запасу красноречия, который у него имелся.

Царевич, увидев испуганное лицо своего слуги, обернулся, внимательно оглядывая лес. Рука его легла на рукоять меча.

Тихо кругом. Никаких посторонних следов. Только за ними троими дорожка по нехоженому снегу тянется.

– Чего пугаешь?

– Дык я… это… видел…

– Нет там никого. Птица, наверное, вспорхнула. Тебе, дурню, мерещится.

– Дык я… чего? Царевич-батюшка… – Кузьма покосился на бабку. – Ведьма нас… того… на гибель… к Студенцу… Боязно…

Молодец усмехнулся, недобро прищурился:

– Это мы посмотрим. Заведет на погибель, мой меч – её голова с плеч. Земле русской от этого только польза!

Мешок снова мяукнул. Царевич припечатал по нему рукавицей и прикрикнул:

– Эй, коврига черствая, чего встала? Ты лыжами-то пошустрее ворочай… Плетёмся еле-еле. У меня ноги в валенках, и то закоченели уже!

– Иду, иду… Кота только лупить перестань, защитник земли русской, – обернулась Василиса. – Он-то тебе ничего худого не сделал.

– А ты не учи меня, – огрызнулся Прохор. – Сама – ведьма, и кот тебе под стать. Знаю я вас, погань лесную!

В просвет между кучевыми облаками выглянуло склоняющееся к закату солнце. Оно заискрило, засверкало лучами по пушистым шапкам на сосновом лапнике. В лесу сразу стало светлее.

В этот момент между деревьев показался просвет, и открылась большая поляна с заснеженным теремом. Снега было так много, что потемневших от времени брёвен сруба почти не было видно.

– Стоять! – скомандовал молодец.

Баба остановилась, щурясь на солнце. От нестерпимой белизны слезились глаза.

Царевич, приложив руку козырьком, разглядывал выросшее перед ними строение. Видимо, хозяева давно не показывались, так как никакого намека дороги к крыльцу не наблюдалось.

Кузьма, подъехав ближе, шепотом произнес:

– Тута… это… Замело…

– Сам вижу… – царский сын повернулся к пленнице: – Эй ты, шишка сморщенная… Говоришь, Дед Студенец в свой терем давно не захаживает?

– Утверждать не возьмусь. Он в гости не звал, да и я не хотела.

– Чего так? Вы же соседи.

– Да кто же его на Руси не боится? Заморозит, разбирать не будет, соседи али нет.

– Так почём знаешь, что терем пуст?

– Редко он тут бывает. В нашем лесу мало кто помнит, как он выглядит. Сама давно видела… И то совсем уж издали…

– Где же он живёт, если не в тереме своем?

– Кто же знает. Зима – его время. Ходит по земле, избы да овины выстуживает. На то и Студенец…

Прохор призадумался, промокнул рукавицей слезящиеся от белизны глаза и решительно произнёс:

– Нашим легче! Кузьма, давай-ка ты первый… – он обернулся к Василисе и добавил: – И ты лыжами шевели, пенёк замшелый! Если этот древний божок вас первыми заморозит, не жаль. А мне еще Русь спасать!

Терем Деда Студенца

Массивное, но невысокое крыльцо было занесено снегом по самые двери. На них висел огромный, проржавевший замок. Судя по всему, хозяин давным-давно не наведывался.

– Скажи, Яга. Волшебное Зеркало точно у него? – спросил добрый молодец.

С коня он не спешил слезать. Что ни говори, а слава у владельца терема была настолько дурная, что оказавшись перед входом в чужие хоромы, царский сын слегка оробел.

– Все в лесу про это Зеркало знают. Но сама не видела, – Василиса топталась на ступеньках, пытаясь вытряхнуть из валенка забившийся в него снег.

– Неужто не любопытно? – допытывался Прохор.

– Кабы не боялась Деда Студенца, давно бы в его терем наведалась, чтобы задать вопрос Волшебному Зеркалу.

Она взглянула высоко в небо с какой-то тоскливой, глубоко затаенной печалью.

– Да ну? – царевич удивленно приподнял бровь над здоровым глазом. – Да что тебя, кроме поганок, интересовать может? Молчишь… Вот что, Яга… кончай отплясывать… Снег отгребай!

– Чем?

– Да хоть лыжей. Широкая она у тебя! – ухмыльнулся царевич, сверкнув белозубой улыбкой.

– Лыжа – не лопата. Не сподручно, – буркнула баба.

– Слушай, мышь облезлая. По мне, так хоть ногами… – он обернулся к своему спутнику. – Эй, Кузьма… Поищи лопату. Не может быть, чтобы её не было.

Стремянной соскочил с лошади, и утопая по колено в сугробах, отправился в обход терема.

Ему повезло. Почти сразу же, за углом, он увидел воткнутую метлу. Мужичок радостно ухватился за черенок. На то, что все кругом занесено, а на слегка обожженных прутьях нет ни снежинки, он не обратил внимания. Его просто обнадёжило, что нашелся подходящий инструмент.

– Во! Я это… царевич-батюшка… Того! – завопил Кузьма радостно, показавшись из-за угла со своей добычей.

Он вернулся к крыльцу и бодро стал сметать с него снег.

– Ты главное, Яге не давай… Хорошо, что мы сожгли ту драчливую дрянь… Я про Метлу бабкину. Вдруг эта ведьма на любой палке летать может? – буркнул царевич.

Он скатал очередной снежок и приложил его к своему синяку.

Василиса, приглядевшись к стремянному, с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости. Она узнала бы этот черенок, и эту пеньковую нить, которой перемотаны были березовые веточки, из тысячи других.

Метла, заметив её взгляд, чуть шевельнула прутиками.

Баба едва-едва отрицательно качнула головой. Она отлично знала характер своей волшебной подруги, которая в любой момент могла ринуться в бой. В этих сугробах у царевича и его слуги не было ни единого шанса выстоять против неё. Прохор в избушке одолел лишь потому, что размахивал горящим поленом. Метла, как никак, была из сухого дерева, потому и загнали её в чулан.

Василисе пришлось отвернуться, так как улыбка и блеск в глазах выдавали её радость. Что ни говори, а когда долго живёшь в лесу, и твои единственные близкие друзья – бессловесный предмет с характером и говорящий кот, принимаешь их, как родных. Василисе было до слез жаль избушку, но одна мысль, что верная подруга сгорела, повергла её в мрачную печаль. Больно на душе было всю дорогу до терема.

Теперь, когда Метла оказалась рядом, у бабы и настроение улучшилось.

– Прохор Васильевич, а тебе зачем Волшебное Зеркало? – спросила Василиса, скидывая ногами снег с крыльца.

Царевич подкрутил пшеничный ус, подбоченился и сказал:

– Хочу узнать, как стать главным героем на Руси. Чтобы вас, погань нечистую, истребить.

– Кого это – нас? – спросила его баба.

– Тебя… Кощея Бессмертного … Змея Горыныча…

От неожиданности Василиса остановилась.

– Опоздал ты, царский сын, с подвигами. Змея Горыныча лет сорок назад извёл Иван-богатырь. О Кощее Бессмертном уже тридцать восемь лет в наших краях никто и слыхом не слыхал, – она снова улыбнулась своей невесёлой, горькой улыбкой. – Не с кем тебе, добру молодцу, сразиться. Вот и воюешь с бабой, вроде меня, да с котом.

Царевич, который к тому времени уже совсем продрог, поёжился и спросил неприязненно:

– А ты никак врагов земли русской покрываешь? Откуда такая точность? С чего взяла, что нет ни Кощея, ни Горыныча?

– Да не покрываю я никого, – баба принялась снова отгребать снег. – У самой к Кощею давние счеты. Да только нет его. Некого мне, горемычной, к ответу призвать.

Молодец закрыл рукавицей замерзший нос и высказался:

– Разобраться с вашей поганью только мне можно! Потому как я – богатырь. Мечом, копьем, стрелой каленой врага поразить сумею. Мне и положено подвиги совершать. А твоё дело – снег разгребать. Ясно?

Василиса не ответила, занялась работой. Прохор оглядел ещё раз поляну и произнес задумчиво:

– Ничего. Волшебное Зеркало даст ответ, где вся ваша сила нечистая прячется. Никто не уйдёт от моего меча богатырского, – он посмотрел на крыльцо, подумал и достал из седельной сумки маленький топорик.

– Кузьма! Бабка пусть гребёт снег, а ты замок сбей! – С этими словами он метнул топор в столб на крыльце.

Остриё глубоко вошло в сруб недалеко от стремянного. Тот испуганно покосился на него и взялся за топорище. Но не тут-то было. Как ни тужился мужичонка, у него силёнок не хватало справиться с задачей. Если царевич считал себя богатырём, так было за что. Силушкой природа-матушка его не обделила. А вот Кузьме недодала.

Баба посторонилась, пропуская царского сына перед.

– Зачем тебе главным героем на Руси быть? – спросила Василиса ему в спину. – Кота моего обижать?

Царевич выдернул топор из столба, и, поигрывая им, приблизился к дубовой двери.

– Зачем подвиги? – он ударил по скобе пару раз.

Заржавевший металл сопротивлялся недолго.

– Эх, лягушка ты тёмная! – Прохор зашвырнул замок в сугроб и обернулся к бабе. – Подвиги молодцу нужны для славы доброй! А ещё затем, чтобы… жениться!

– Без подвигов невесты перед тобой что… совсем… никак? – иронично спросила Василиса.

– А мне не любая невеста нужна, – царевич потянул дверь на себя. Та не шелохнулась.

– А какая?

– Мне бы такую, чтобы во всех окрестных царствах-государствах царевичи-королевичи от зависти полопались! – Прохор упёрся валенком в стену, пытаясь отворить дверь.

Результатов его потуги не дали.

– Есть кто из красавиц на примете? – спросила Василиса, глядя, как царский сын пыжится.

– Да нет никого, – Прохор ещё сильнее поднатужился, став таким же красным, как грудки снегирей на его вышитых, белых валенках. – Что ни царевна или боярышня, то – квашня… Эй, Кузьма, ну-ка, сбей наледь под дверью. Примерзло всё по низу…

Пока стремянной ползал по крыльцу, оббивая топориком лед у порога, царский сын пояснил:

– Мне, Яга, нужна такая… такая… чтобы как… Василиса Прекрасная была. Слыхала небось? Или ты, бабка, настолько дремучая, что не знаешь той, о ком песни да сказки в народе сказывают?

От неожиданности баба оступилась на ступеньке и чуть не упала. Она выровнялась, откинула со лба поседевшую прядь, выбившуюся из-под вышитого платка, метнула на царевича взгляд васильково-синих глаз и произнесла дрогнувшим голосом:

– Может и слышала. Не такая я… дремучая.

Василиса отвернулась. Как же давно это было… А в народе, оказывается, помнят то время, когда называли ее Прекрасной.

– Это… Василиса-то… Давным-давно… того… Еще когда… ну… это… батя мой… молодым… в общем… был, – сказал стремянной, заканчивая работу.

– Знаю я, – вздохнул царевич.

– Дык того… Сгинула она… Василиса-то… – Кузьма распрямился, пропуская Прохора к двери. – Кощей извёл… вот…

– Мне такую же надо. А может быть и еще краше. – молодец поднатужился и открыл, наконец, дверь. – Эй, что встала, заплесневелая? Первой иди…

– А то это… Вдруг кто… того… в засаде, – поддакнул стремянной.

Волшебное Зеркало

Баба, осторожно озираясь, переступила порог терема Деда Студенца.

Из-за того, что ближе к вечеру выглянуло солнышко, внутри дома было достаточно светло. Лучи проникали через заиндевевшие окна с цветными витражами, и раскрашивали ледяной, блестящий пол яркими бликами.

Иней покрывал всё – стены, лавки, потолок и даже большую русскую печь. Из-за этого белого, кристаллического налета казалось, что горница светлая и чересчур просторная.

Яга, стараясь не поскользнуться, аккуратно ступила внутрь и огляделась.

– Нет тут никого, – произнесла она. – И давненько не было.

Царский сын, держа одной рукой мешок с котом, а другую положив на рукоять меча, шагнул за ней. Он вертел головой, пытаясь определить, не опасно ли внутри. Под ноги он зря не посмотрел, так как запнулся о порожек, и со всего размаху пузом рухнул на скользкий пол, проехав на животе почти до самой печи.

Прохор шумно выдохнул, встал на четвереньки и поправил рукой растрепавшиеся кудри.

– Почему меня не предупреди…

В этот момент печной ухват, который он нечаянно задел ногой, свалился прямо на его соболью шапку. Царевич громко ойкнул, и потер лоб.

Кузьма, который вошел следом, бросился его спасать, но так же поскользнулся и рухнул на пол.

Пока оба они поднимались, Метла влетела в терем, и, как ни в чем не бывало, встала у стенки рядом с порогом.

Царский сын попытался подняться, но его новенькие валенки были слишком скользкими для этого гладкого пола. Не обучен был царский сын крестьянским забавам катания на льду.

– Кузьма! Руку дай! – позвал раздосадованный молодец.

Стремянной, не рискуя подниматься, на четвереньках пополз к печи.

– Слушай, погань лесная… Яга! Ищи Волшебное Зеркало, – обратился царевич к спутнице. – Ты знаешь, как оно выглядит?

– Самой любопытно.

Баба заскользила валенками вдоль белых стен, стараясь не потерять равновесия. Она заметила, что Метла чуть дернулась ей навстречу. Василиса сделала предостерегающий знак рукой, показывая, что ещё не время вмешиваться.

В одном месте ей показалось, что за иголочками инея находится большая, в половину её роста, рама. Так как рукавиц не было, Василиса рукавом потерла ровную поверхность. Под инеем проблеснула зеркальная гладь.

– Кажись, оно. Только замёрзло.

– Кузьма, возьми метлу! – приказал царевич.

Он уже поднялся и стоял, держась за край печи.

Стремянной, подражая скольжению бабы, двинулся к двери. Выходило у него не так ловко, но больше он не падал.

– Ты говорила, Яга, что у самой к Волшебному Зеркалу вопрос есть, – внезапно вспомнил Прохор. – Какой? Тебе что интересно узнать? Как из лягушек зелье варить?

– Нет, – ответила Василиса, продолжая рукавом смахивать иней.

Подъехал Кузьма с Метлой.

– Ты это… в сторону! – сказал он, начав елозить прутьями по поверхности Волшебного Зеркала.

Во все стороны посыпались искристые снежинки. Баба отъехала чуть подальше, чтобы те не падали ей на лицо.

– Открой мне, добру молодцу, свою тайну, – допытывался Прохор, – что тебе от Волшебного Зеркала надо?

Василиса не ответила, безучастно рассматривая отражение витражных стекол в голубой глади ледяного пола.

– Слово даю тебе молодецкое – смеяться не буду, – не унимался царский сын, ставя ухват обратно к печи. – Скажи, что спросила бы? Чего молчишь? Секрет такой большой?

– Не секрет, – она чуть пожала плечами и произнесла с затаенной, давней болью: – Спросила бы, как счастье своё отыскать.

Царский сын недоуменно замер.

– Чего? Ты на полном сурьёзе, Баба Яга?

Кузьма, тем временем, очистил поверхность Зеркала, насколько смог, и довольный, откатился в сторону.

– Да, гость нежеланный, незваный… Серьёзно, – всё с той же тоскливой горечью сказала Василиса, подъехав на валенках чуть ближе к деревянной раме: – Встала бы вот так у Волшебного Зеркала, как сейчас стою, и спросила: где моё счастье заплутало? Покажи дорогу, коль знаешь!

Прохор все-таки не выдержал и заржал во весь голос:

– Тебе? Счастье? Да посмотри на себя. Кто ты такая? Ты – погань лесная! Сила нечистая! Баба Яга из погорелой избушки! Истреблять вас таких надо, чтобы на Руси людям добрым жилось хорошо.

В этот миг внутри зеркальной поверхности что-то заискрило, засияло. Осветилась ярким светом рамка, а откуда-то из глубины полился лучистый, переливчатый свет.

– Поиск дороги к счастью… Вопрос принят к рассмотрению, – произнес монотонный голос откуда-то из самой глубины сияния.

Царевич бросился к зеркалу, пытаясь проехаться на валенках и не упасть.

– Э-э-э! Ты мне это брось, Зеркало! Запрещаю отвечать нечистой силе. Тут я к тебе пришел, добрый молодец, царский сын. Со мной говори! Скажи… как стать главным богатырём на Руси?

– Как стать главным богатырем на Руси… Вопрос принят к рассмотрению, – сказал всё тот же далекий голос.

Они втроём – Прохор, его стремянной и Василиса стояли перед Зеркалом, заворожённо глядя на лучистое, льющееся сияние.

– Чудно это! – прошептала баба.

Царевич, словно очнувшись, нахмурился от её слов. Грубо пихнув бабу на Кузьму, он мотнул головой в сторону двери. Стремянной начал толкать Василису к выходу.

Метла, до этого момента тихо стоявшая у дверного косяка, не стерпела. Она без приказа Василисы сорвалась с места и резко, со всей мощи, врезала Кузьме под тощий зад. От толчка тот прокатился на валенках до самой двери, выбил её плечом и вылетел наружу.

Василиса резко закрыла за ним створку, а Волшебная Метла черенком задвинула щеколду.

Услышав позади себя шум, царевич отшвырнул заплечный мешок с котом и развернулся, вынимая из ножен меч. Метла, резко устремилась к нему и сделала подсечку. Она была очень зла за попытку её сжечь, поэтому лупила добра молодца со всей праведной яростью. Царский сын рухнул навзничь, крепко ударившись головой об пол. По инерции он снова отъехал на спине в сторону печи. Метла врезалась в ухват, и тот в очередной раз приземлился на голову Прохора Васильевича. Удар был так силён, что царевич лишился чувств.

Василиса бросилась к мешку, озябшими пальцами развязывая верёвку. Оттуда выбрался недовольный рыжий кот.

– Я думал, ты ме-няу уже не спасёшь.

Баба подхватила его на руки, крепко прижала к себе, целуя в рыжую морду с опаленными усами. Котейка недовольно отворачивался и ворчал с легкой укоризной:

– Как ты допустила, чтобы ме-няу так по-мяу-ли?

– Мурлыка ты родненький! – шептала ему Василиса.

Между тем Волшебное Зеркало сияло всё ярче, наполняя искрящимся, переливающимся светом горницу.

– Ответ на запросы найден, – сообщил таинственный голос. – Чтобы найти дорогу к счастью и стать первым богатырём на Руси, вам потребуется спасти царевну, сразиться с Кощеем и победить Горыныча.

– Где искать-то? – обернулась на голос Василиса.

– Вы найдете их, отправившись через время и пространство в Москву, – уточнило Волшебное Зеркало.

– В какую такую … Москву? Это… где? – опешила баба.

Она никогда даже слова такого чудного не слышала – «Москва».

Сияние внутри гладкой поверхности стало закручиваться спиралью.

– Портал открыт, – сообщил всё тот же бесстрастный голос. – Добро пожаловать в Москву!

Неожиданно Василиса почувствовала, что неведомая, мощная сила потянула её в самые глубины завихрения внутри Зеркала. Баба шарахнулась в сторону, но поскользнулась, растянулась на полу, чуть не придавив Найдёна. Ухватиться было не за что, поэтому она схватилась за кота. Теперь их обоих затягивало в центр сияния.

Заметив, что хозяйка в опасности, Метла подлетела к Василисе. Та крепко ухватилась за черенок свободной рукой. Второй она всё так же прижимала к себе кота. Изо всех сил Метла пыталась вытянуть обоих из воронки, но мощь открытого Портала между Мирами была сильнее её усилий. Их уже втроем тянуло в сияющую неизвестность.

Через несколько мгновений троица исчезла в мерцающей спирали.

…Царевич открыл глаза, перевернулся на живот, ловя отблески гаснущего сияния внутри Волшебного Зеркала. Ему показалось, что где-то в его глубине он увидел быстро удаляющихся, Бабу Ягу и её кота Найдёна и Метлу.

Свет погас. Теперь в поверхности Зеркала всё так же отражалась заиндевевшая от инея горница.

Прохор сел, почесывая лоб, на котором вскочила здоровая шишка. Он пригладил золотые кудри, нахлобучил на них шапку и недоуменно произнес:

– Не понял… Где Яга-то?