Kitobni o'qish: «Ждать у моря погоды»
Посвящается:
Моей подруге Наде,
Ее сестре,
Их матери,
Моим родителям,
а также -
Персоналу пансионата "Фея-2" в Анапе, с благодарностью.
И светлой памяти Валерия Николаевича Барановского.
Действующие лица из предыдущих книг:
Наташа Навицкая – экс-капитан ВДВ; писательница, хозяйка "дома со шпилем";
Ефим Коган, адвокат, владелец юридического агентства КУНИ;
Игорь Никольский – адвокат "КУНИ"
Виктор Уланов – адвокат "КУНИ", муж Наташи;
Белла – бывшая учительница, ныне – адвокат, гражданская жена Ефима;
Геннадий Винтерштерн – родственник Наташи, владелец сети кофеен в Севастополе;
Алиса – сестра Геннадия, владелица сети бутиков и парфюмерных магазинов в Севастополе;
Лэтти – бывшая мачеха Геннадия и Алисы, невеста Геннадия, владелица книжного издательства;
Жанна – ее дочь, школьница;
Игнатий – дворецкий "дома со шпилем".
Новые лица:
Следователь Аверин – ведет дело о преступлении в Джамете;
Следователь Томский – занимается кражей артефакта в Севастополе;
Репин – полковник полиции из Керчи.
От автора.
Все персонажи, события и учреждения, показанные в романе, являются вымышленными. Все совпадения с реальностью случайны.
Автор допускает некоторые вольности в хронологии событий в интересах динамики сюжета. Так, например, шторм в Керченском проливе, парализовавший на 3 дня паромное сообщение, случился в сентябре 2016 года, а события книги происходят осенью 2019 года. Сведений о том, что мост закрывался на время прокладки рельсов, нет. Включив в повествование недобросовестного сотрудника, пропускающего "свояков" через закрытый мост, я никоим образом не хотела бросить тень на людей, работающих у моста. Это вымышленный персонаж, и я уверена, что на самом деле такие там не работают.
***
КРЫМ.
ПЕРЕВОЗЧИК.
Самое трудное оставалось позади. Теперь нужно было всего лишь добраться до порта, зарулить на паром, и через несколько часов он уже будет на месте.
На переправе можно ничего не опасаться – его груз уже никто не ищет, а металл среди металла не зазвенит даже в самой чувствительной рамке. Уже недалеко. Вон уже за холмами синеют портовые постройки и белеет огромный паром – может, на нем он и поедет. Еще немного – и ищи ветра в поле.
Немного беспокоила погода – на ярко-синем небе с утра ни облачка, зато ветер разгулялся не на шутку и только приоткроешь окно – так и хлещет по лицу, как оплеухи раздает. Как бы пролив не расштормился, а то сейчас все помешаны на безопасности, все боятся, "как бы чего не вышло" – чуть что, и сообщение закроют. Если он задержится, дело окажется на грани провала. Жаль, что сейчас у него не такой маневренный транспорт, чтобы половчее проскочить вперед и успеть шастнуть на ближайший паром, пока они еще ходят. Но на громоздком автобусе дальнего следования особо не порезвишься… Остается лишь надеяться на удачу, которая сопутствовала им все эти месяцы. Эх, вывози, кривая!
***
ПОЕЗД САНКТ-ПЕТЕРБУРГ – АДЛЕР
Наташа Навицкая раньше не очень любила дальние поездки по железной дороге. Тогда это было сопряжено со всеми неудобствами плацкартного вагона и невозможностью нормально поспать, помыться и просто хоть какое-то время побыть одной на протяжении двух-трех дней. Кого-то это нисколько не смущало, но Наташа даже в армии, рейдах и "горячих точках" старалась быть опрятной и чистоплотной, и опять же после "горячих точек" иногда испытывала острую потребность в уединении – чтобы никто не толкался, не галдел, не маячил и не дергал дверную ручку. А в старых поездах всего этого не было. "Хуже, чем в тюрьме – запихивали четверых на пять квадратных метров, а если кто-то вез ребенка без отдельного места – то вообще получалось пятеро. Как тут не вспомнить поэта – "Тишины прошу, тишины!"…"
То ли дело сейчас! – Наташа отложила книгу и прикрыла глаза, откинувшись на мягкую спинку своего диванчика в спальном вагоне скорого поезда Санкт-Петербург – Адлер. Конечно, не сравнить – 18 человек в вагоне или 54. И в этом поезде есть прекрасный душ, правда, только в штабном вагоне и нужно записываться в очередь часа за полтора-два, но главное – есть возможность нормально помыться и приехать домой чистой. "Не люблю чеддер" – вспомнила Наташа слова своей севастопольской родственницы Лэтти после знакомства с новым приятелем ее дочери Жанны – футболистом из школьной сборной. На свою беду, парень пришел в гости к Жанне сразу после тренировки, забыв зайти в душ. И, когда Жанна представляла ухажера матери, Лэтти наморщила свой аристократический носик, а после ухода парня сказала про чеддер. Жанна обиженно надулась, но уже минут через пять смеялась вместе с матерью: "Ну, умат! Чеддер! Нормально, зачот!".
В этом Наташа была согласна с Лэтти: нужно всегда быть чистоплотной и не пренебрегать этим.
Именно к своим родственникам в "дом со шпилем" и ехала Наташа. Ее муж Виктор и лучшая подруга Белла с компаньоном Игорем Никольским вели в Севастополе сложный судебный процесс, а другая Наташина родственница, Алиса, готовила к открытию свое новое приобретение – салон красоты, и настоятельно приглашала Наташу на торжественную презентацию. На подмогу Игорю, Виктору и Белле с Наташей в Севастополь ехал Ефим Коган, глава адвокатской конторы "КУНИ", которая в свое время очень выручила Наташу. А Виктор, ради победы на процессе, даже нырял в реку Оккервиль за фигурантом, способным снять с Наташи несправедливое обвинение. "Настоящий адвокат – хоть в омут головой готов, если это поможет ему выиграть дело! – веселился потом Ефим. – Молодец, Витяха, хвалю!".
Спасли ее тогда Фима, Витя и Игорь, спасли. А Белла, подруга по переписке через ФСИН-письмо в те жуткие полтора года, стала лучшей подругой…
– Хорошо, что наши вторые половинки не ревнивы, – сказала Наташа. – А то такого бы себе навоображали насчет того, что мы двое суток едем в одном купе!
– Кто не ревнивый? – Коган, листавший у стола бумаги, опустил папку. – Белка, что ли?! Да у нас с ней вечно такие африканские страсти! То она глазами стреляет, то ей мерещится, что я на кого-то заглядываюсь! Просто на твой счет она спокойна: знает, что тебе все эти гривуазные удовольствия до фонаря, и доверяет!
– Ха, – Наташа села, спустив ноги на пушистое ковровое покрытие, – как Белла, так глазами стреляет, а как ты – то ей мерещится, будто ты засмотрелся! Как ты ловко акценты расставил!
– Профессионализм, – ухмыльнулся адвокат.
Даже в поезде Ефим выглядел так, будто собирался на какую-нибудь пати в стиле "кэжуал опен-эйр" – черные джинсы "Левис", серая рубашка с короткими рукавами – никаких принятых в поезде маек, тонировочных штанов или цветастой ситцевой жути под названием "гавайские шорты", столь обожаемой многими мужчинами разных возрастов. Правда, на ногах все же – не излюбленные остроносые штиблеты, всегда начищенные до зеркального блеска, а мягкие, удобные домашние туфли. "Но все же это совсем не то, что пластиковые шлепанцы на носки!".
– Как твоя книга? – спросил Коган, отложив папку и скучливо поглядывая в окно.
– Сделала тайм-аут. Надо лучше продумать одну из сюжетных линий, что-то она провисает.
Немного помолчали. Навстречу с ревом и свистом пролетел двухэтажный поезд. Замелькали домики, фруктовые сады и поля.
– Вот моя деревня, вот мой дом родной, – пропел Ефим. – И как тут только люди живут? Полустанок "Мняняняцатый километр", возле которого даже не каждая электричка останавливается. Леса да луга да запах коровьего навоза! Можешь закидать меня тапками, но я – закоренелый урбанист, и эту пейзанскую романтику не приемлю!
– Лень чемодан потрошить в поисках тапок, – вяло отшутилась Наташа. – А знаешь, и в провинции есть свои прелести. Разве тебе не понравилось у мамы в Черноречье весной? Во всяком случае, – поддела она, – варенье тебе очень даже понравилось, и пироги хорошо пошли! Да и шашлычок под коньячок на берегу речки тебя воодушевил!
– Зато сигнал там на букву "х", только не хороший, – парировал Коган, – хуже, чем в поезде. Я себя чувствовал янки при дворе короля Артура! А бегать каждый раз на остановку, когда нужно позвонить или принять почту, задолбало. Только ради вас с Белкой и терпел.
Дома за окнами стали выше, проселочные дороги сменились асфальтовыми, замелькали рейсовые автобусы и троллейбусы.
– Длительная стоянка, – посмотрел в расписание Ефим, – полчаса. Как там у вас в армии говорили? Покурить-оправиться? И почему ты не ходишь в тамбур между стоянками? Я парень простой: дал кому надо Хабаровск и курю между вагонами, и кто бы мне что сказал, а ты маешься, ждешь станцию!
Наташа пожала плечами:
– Ничего я не маюсь, нормально могу подождать. А ты, Фима, больно легко Хабаровсками швыряешься.
– Могу себе позволить, – гордо ответил адвокат.
Наташа тоже заглянула в расписание:
– В Россошь уже вечером заедем. Надеюсь, там будет открыт хоть один магазинчик меда на платформе – хочу привезти маме баночку в гостинец.
– И я прихвачу для Белки.
Навстречу поезду промчалась, кувыркаясь, крупная, но, очевидно, легкая рекламная фигура важного карапуза в подгузниках с табличкой "Магазин Счастливый Малыш" в пухлых руках.
– Фигасе ветер, – изумилась Наташа, вспомнив любимое восклицание Жанны, выражающее любые сильные эмоции. – Ты это видел, Фима?
– Видел. Крепления с мясом вырвало, – покачал головой Коган. – Нас хоть с платформы не сдует?
– Тебя – уж точно нет.
– Да и ты не Дама В Голубом.
Поезд постепенно снижал скорость, степенно постукивая колесами. За окнами потянулись вокзальные строения.
Увидев вывернутый наизнанку зонтик уличного кафе и официанток, бегущих за "раскладушкой" с меню и прейскурантом, Наташа и Ефим тревожно переглянулись. Похоже, ветер в Липецке разобрался не на шутку. А что будет дальше, ближе к морю?
***
– Ох, не нравится мне этот ветер! – заорал Ефим, подходя к Наташе с пачкой газет, двумя бутылками "Липецкого бювета" и пачкой печенья. – Если и на Кубани так же задувает, как бы не закрыли переправу! Мост-то, я слышал, пока еще не фурычит! Вот, блин, "штроили мы, штроили…"…
– С мостом все нормально, а прикрыли его временно из-за прокладки железнодорожного полотна, – уточнила Наташа.
– Да мне пофиг, – Коган закурил, заслоняя огонек зажигалки от ветра. – Важно то, что опять придется тащиться на пароме, а если пролив заштормит из-за этого ветра, переправу тоже могут закрыть!
– Типун тебе на язык!
– Лучше типун, чем опоздать на процесс!
– А как же ты с типуном будешь участвовать в прениях?
– Тут уж мне и десять типунов не помешают.
– Нет, ну вот что это такое?! – раздался у них за спиной резкий, немного визгливый голос. Наташа с Ефимом синхронно вздохнули: "О-о-о, Господи, опять этот придурок из пятого вагона! И не надоело ему?".
– Выхожу из вагона прогуляться на свежем воздухе, а должен вместо этого ваш дым глотать! – не унимался лысеющий сутуловатый мужчина лет сорока.
– На платформе курить разрешается, – спокойно сказала Наташа, наступив на ногу уже наливающемуся злостью Ефиму, – вот разрешающий знак.
– Зна-ак! – передразнил пассажир. – Знак вы мне показываете! А что дети выходят побегать и тоже должны вашей вонью дышать – это вас не колышет? Знак стоит, значит, можно совесть терять? Сами травитесь и других заставляете!
В пятом вагоне ехала большая группа детей лет семи-восьми с воспитателями.
– Трогательная забота о детях, – не утерпел Коган, – а не вы ли утром в Ельце ругались с их воспитательницей и грозились написать жалобу начальнику поезда из-за того, что эти самые дети носятся и лазают по полкам, не давая вам спать, и всю постель вам истоптали грязными пятками, дергают двери и развели в вагоне помойку? Напомнить, как вы сцепились с воспитателями? Вы еще сказали, что такое стадо нужно в клетке перевозить, как мартышек, и грозились сбросить с поезда на ходу того, кто еще раз полезет через вас на верхнюю полку! А теперь вдруг с чего-то вы стали защитником детей!
Скандалист угрожающе запыхтел, но тут Наташа потянула Ефима за руку:
– Фима, пошли! Или ты хочешь задержаться в Липецке?
– Фима, – передразнил скандалист, – ох, много воли вам нынче дали!
– Чего?! – рявкнул Коган, сжимая кулаки.
– Не всех вас в войну перешлепали, а жаль! – скороговоркой выпалил скандалист и спешно протолкнулся в свой вагон, ввинтившись в толпу гомонящих детей.
Коган рванулся следом, но проводница остановила его:
– Пройдите в вагон, граждане, поезд отходит через три минуты!
– Ну, подстерегу я этого г…ка, – в купе Ефим никак не мог успокоиться, – пойдет в сортир, а я его мордой в унитаз насую, как кота! Эх, жаль, туалеты сейчас био, чистые, не то, что раньше, вот в старый бы его…
– Сломаешь технику, – предупредила Наташа, – в био посторонние предметы совать нельзя, он даже от салфетки испортиться может.
– Штраф заплачу, компенсирую стоимость ремонта, но этого ушлепка проучу за его язык поганый, помяни мое слово! – ярился адвокат.
Наташа понимала, что сейчас успокаивать и отговаривать Когана бесполезно, да и сама готова была наподдать скандалисту за его слова.
– Расовая дискриминация, – негодовал Коган, шумно хлебая воду из бутылки, – и ведь не докажешь, никто не слышал в вокзальном шуме! Хитрый, гад, знает, как нахамить и безнаказанным остаться! И сейчас, небось, сидит в своем плацкартнике и радуется, что так легко ушел! Ладно, повстречаю я его наедине, – зловеще посулил адвокат.
– Фима, охлади мотор, – попросила Наташа, – а то вместо процесса окажешься в отделении.
– Да я его только слегка жизни поучу, чтобы язык свой скользкий на привязи держал, – заверил ее Коган.
На технической стоянке поезд простоял больше часа. Устав слушать колкости Ефима по поводу вида за окном – заросший, дичающий фруктовый сад, раритетная водонапорная башня, разбитая проселка и стадо коров, флегматично разбредшихся у насыпи в поисках еды – Наташа достала смартфон и вышла в коридор – "Ну хоть сигнал тут есть!".
– Слушай, тут та-акой ветер! – воскликнула в трубку Белла, и Наташа живо представила, как подруга эмоционально округляет черные глаза. – А вид из внутреннего дворика – пусти-вырвусь! Море – хоть картину пиши. Жанна и Лэтти так и делают. Спрятались под навесом от ветра, поставили мольберты и изображают штормовое море. Лэтти говорит: жаль упускать такой вид! Вот же малахольные! А ну как сдует!
Наташа улыбнулась. 35-летняя вдова дяди Вилибалда Виолетта (в семье – Лэтти) и ее 16-летняя дочь Жанна были лучшими подругами, и с трудом верилось, что еще три года назад Жанна была ожесточенным задерганным подростком, а Лэтти мечтала сдать "это чудовище" в интернат для трудновоспитуемых детей.
– У Алисы беда, – продолжала Белла, – представляешь, она решила украсить арку своего нового салона шариками перед открытием, так гирлянду сорвало ветром и унесло!
– Куда? – спросила Наташа.
– Знали бы, куда, уже достали бы. Алиса ломает голову, чем лучше украсить вход, чтобы опять не сдуло.
– А что, ветер очень сильный?
– О, дааааа, – протянула Белла. – С утра сделали штормовое предупреждение. МЧС запретило в прибрежных районах даже на улицу выходить. У Гены пять кофеен обесточило: ветер повалил дерево, оно упало на провода и оборвало их, да еще загорелось от искры. Еле пожар погасили, хорошо, что на здания не перекинулся! Мы с Витькой сидим в кабинете, готовимся к прениям, если судья не захочет их перенести из-за погодных условий. Благо Интернет в твоем доме качественный – и скайп, и соцсети работают прекрасно!
– А как Игнат? – спросила Наташа о дворецком Винтерштернов. Немногословный Игнатий умел появляться словно из пустоты именно когда был нужен, и предугадывал желания хозяев, ведя управление домом со шпилем твердой рукой.
– Все такой же. Ты бы видела, Ната: тут вся дорога, до самого Пятого километра, усыпана ветками, цветами и обрывками венков, а во дворе дома и вокруг него – ни листочка, ни ленточки! Игнатий точно волшебник: как только он это делает?..
– Спроси у него.
– Ага, так он и ответил. Ну как вы едете?
– Стоим, – ответила Наташа, – техническая стоянка.
– Фима там нормально себя ведет – обостренная интуиция цыганки почти никогда не подводила Беллу. – Ни с кем не воюет?
– Нормально, – Наташа оглянулась в сторону купе. Дверь была открыта. Купе пустовало. "Может, пошел на площадку, сделать селфи? А я увлеклась разговором и не заметила…". Навицкая прислушалась, надеясь услышать баритон Ефима из купе проводников или с площадки, но в вагоне стояла сонная послеобеденная тишина. Оба "уголка задумчивости" оказались свободны.
– Будет шалить – ты ему сразу по рукам, – посоветовала Белла, хихикнув. – А я уж ему на месте добавлю!
– Непременно, – пообещала Наташа, попрощалась и вышла на площадку, где скучала молоденькая проводница.
– А он ушел, – ответила девушка на ее вопрос о Ефиме.
– В ресторан?
– Нет, вон туда, – проводница указала в другую сторону. Туда, где находился пятый вагон.
"Фима, ты сам не лучше этого горлопана! Только бы успеть, пока он полвагона не разнес в пылу гнева!".
Наташа спешно заперла купе, пересекла СВ, два купейных вагона и наконец очутилась в пятом, плацкартном. В межвагонном пространстве мрачно курили две дородные девицы в коротких, на грани приличия, шортиках и долговязый парень, щеголяющий в тех самых "гавайских бриджах", больше всего похожих на мятые ситцевые семейные трусы до колена.
– Вы не видели тут мужчину в джинсах и серой рубашке? – спросила Наташа.
– Минут пять назад прошел здесь, нам навстречу, – ответила одна из кустодиевских нимф, благоухая смесью запахов пота, сигарет, семечек и перченого "Доширака". Похоже, в пути эти дамы не обременяли себя мытьем и чисткой зубов, предпочитая потратить это время на еду.
В вагоне было очень тесно, душно и шумно. Наташе показалось, что в проходах и отсеках резвится не три десятка детей, а несметное множество. Они бегали, лазили по полкам, гомонили, ссорились из-за игрушек, эмоционально обзывая друг друга "туалетными" эпитетами и налетали на взрослых. Под ногами валялись игрушки. Судя по запаху, кто-то уже давно забыл вынести детский горшок. Пышнотелая молодуха кормила грудью младенца на боковом месте, не удосуживаясь даже отвернуться или прикрыться и совершенно не смущаясь скоплением людей вокруг. Другая молодая мать с басовито кричащим годовалым карапузом на руках сварливо ругалась с воспитательницами, требуя унять их воспитанников, чтобы она могла уложить поспать ребенка. Две воспитательницы так же раздраженно отвечали ей, что у них дети не хуже, "и вообще, когда ваш пол-ночи всему вагону уснуть не давал, никто не возмущался, мы же с пониманием, а вы вон как!".
Оба туалета были заняты, но из-за одной двери доносились капризное хныканье ребенка и ласковая воркотня бабушки; за второй дверью кто-то, сопя и фыркая, умывался.
Наташа толкнула тамбурную дверь. И сразу увидела широкую спину Когана, а из-за его плеча виднелась бледная до синевы, мокрая от испуганного пота физиономия скандалиста. Ефим крепко пришпилил его за футболку и прижал спиной к стене, а перед его носом держал крепкий кулак.
– Вот жаль, что таких, как ты, ушлепок, в 45-м не всех размазали, – тихо, но угрожающе рокотал адвокат. – И если ты еще раз раскроешь свой поганый рот насчет моей национальности, или рожу скроишь по поводу курения… Ты меня понял? – кулак угрожающе задвигался перед носом скандалиста, багровея ладонью и белея костяшками. – Не слышу: ты все понял?
– Я в полицию… Вас с поезда снимут, – сипел скандалист.
– Давай, беги, только нос я тебе все равно расквашу. Тебе мой нос не нравится, а меня твой бесит. Ничего меня не снимут, я все подходы знаю! Штраф уплачу, а тебе мозги вправлю!
– Фима, прекрати, – Наташа потянула Когана за рукав. – Пошли. Не заводись!
– Я тебя предупредил, – Ефим нехотя выпустил скандалиста.
– А в полиции учтут то, что вы его сами спровоцировали, – обернулась Наташа к присмиревшему пассажиру пятого вагона. – Я, как свидетель, подтвержу!
– Ишь, на СВ катаетесь, ворюги, "новые русские", – донеслось им вслед из-за закрывающейся двери тамбура. Крикун явно хотел оставить последнее слово за собой.
– Завидуй молча! – тренированный долгими годами службы в ВДВ голос Наташи скандалист должен был услышать даже через закрытую дверь.
– Белла звонила, – сообщила Навицкая по дороге в их вагон, – в Севастополе штормовое предупреждение, – она пересказала новости, услышанные от подруги. Над сорванными шариками Ефим от души посмеялся, узнав о рисовании, пригладил холеную шевелюру: "Надо будет посмотреть, что у них получится! Может, не хуже "Девятого вала"!"; об Игнатии сказал: "Респект, наш человек, сразу видно!". Узнав об упавшем дереве, адвокат помрачнел:
– Эх, чует моя чуйка, не избежать нам проблем с этой стихией!
В купе им принесли чай из ресторана, поезд наконец-то отправился дальше, и Ефим указал рукой с бутербродом в окно:
– Ты посмотри, и тут все ходуном ходит! Как бы нам на переправе не зависнуть!
– Может, откроют мост, если пролив сильно заштормит.
– Ага, щас. Работы-то еще не закончены, пока они идут – едва ли по мосту будут пускать транспорт, да и, наверное, из-за погодных условий их притормозят – они же не хотят, чтобы им всех рабочих в пролив сдуло! – Коган поймал падающую с хлеба красную икринку. – Да, похоже, не миновать нам проблем!
***
В Россоши поезд остановился уже вечером, но на ярко освещенной платформе царило оживление. Зазывно выстроились разнообразные посудины с золотящимся при свете фонарей медом в витринах магазинчиков, расставленных так, чтобы двери вагонов открывались как раз напротив них. Толпились коробейники с объемистыми сумками, переносными холодильниками и коробами; сверкали цветные лампочки над палатками с мороженым, водой и прочими товарами, которые могут понадобиться в дороге.
На вышедших из вагонов пассажиров тут же налетели со всех сторон:
– Пирожочки домашние, свеженькие, горячие!
– Фрукты, ягоды! Подходим, пробуем, выбираем!
– Рыба вяленая, копченая!
– Пиво, вода, сигареты! Кому?
– Шали, носочки теплые, шапочки, наколенники!
Торговля шла очень бойко, пассажиры охотно расхватывали горячую еду и местные сувениры; у магазинчиков с медом моментально выстроились очереди. Ефим оказался у окошечка первым и через пару минут уже подошел к Наташе, торжествующе держа две внушительных банки в виде медвежат, одну протянул ей, и тут же протянул коробейнице деньги за пирожки:
– Знай наших, Наташа, со мной не пропадешь!
– Это верно, – пока Ефим покупал мед, Навицкая успела приобрести шаль для мамы, симпатичные шапочки для сестер и носки с уморительными кошачьими мордочками на щиколотках себе и пачку сигарет.
От пятого вагона донеслось знакомое ворчание; Наташа и Ефим обернулись в ту сторону – и прыснули. Скандалист наскакивал на продавщицу пирожков, маленькую круглолицую старушку в белом платочке, и грозился написать жалобу в Роспотребнадзор о незаконной торговле.
– Слышь, мужик! – раздался могучий бас еще кого-то из пассажиров. – Достал, блин, трещишь, как сорока! Нужны пирожки – покупай, нет – так отвали, дай другим купить!
Скандалист опасливо попятился, пропуская двух крепких парней, соседей по вагону, желающих приобрести пирожки.
– Отдохни уже, – посоветовал ему второй крепыш, забирая пакет с пирожками и сдачу, – помолчи хоть малехо, будь другом!
Скандалист зло зыркнул на них и отошел, бубня, что это безобразие – вышел на платформу размяться и подышать воздухом, а тут какой-то базар.
– Он меня уже смешит, – сказала Наташа.
– А меня уже задрал, – ответил Коган.
– Видали? Каково? – видно, уже забыв о стычке в Липецке и инциденте на технической стоянке, подошел к ним скандалист, – только вышел, как налетели со всех сторон, трясут перед носом своим кустарным товаром! А все потому, что находятся лохи, которые у них покупают! Потворствуют незаконной торговле! Вот если бы бойкотировать эту торгашню, да пару раз написать куда следует…
– Я думаю, разрешение на торговлю здесь есть у всех, – неспешно ответил Коган, краем глаза увидев, как двое вокзальных полицейских покупают у мужчины с переносным холодильником по бутылочке минеральной воды и половчее перехватил тяжелую банку меда, – а если кое-у-кого деньги на полпути закончились, пенять надо только на себя, а не срывать злобу на окружающих.
Скандалист присмотрелся, узнал Когана и с обескураженно вытянувшимся лицом ретировался.
Зазвонил Наташин телефон.
– Ну, как ты едешь? – спросила мама. – Все нормально? Где вы сейчас стоите?
– В Россоши. Купила тебе меда. А как ваши дела?
– Очень сильный ветер, прямо шквальный, – вздохнула мама. – У нас в низине потише – горы защищают, а у моря, говорят, просто стихийное бедствие.
Наташа посмотрела на вечереющее небо. Сейчас было относительно тихо. Но в трубке в отдалении действительно доносилось свирепое завывание ветра.
– Поэтому я на всякий случай хочу тебя предупредить, – продолжала мама, – только что по телевизору в новостях прозвучало, что завтра могут закрыть переправу, пока шторм не утихнет.
"Так… Верно чуяла Ефимова чуйка: вот и начались проблемы!".
– Блин! – сказала она.
– Что тут поделаешь, это стихия, – назидательно сказала мама, – с ней лучше не шутить.
– Воображаю, что скажет Ефим, узнав, что все же опоздает на прения!
– Прения можно и перенести, – возразила мама, – а в море в сильный шторм выходить нельзя ни в коем случае. Не вздумайте искать какого-нибудь лихача на катамаране, если паромы перестанут ходить!
– У каждого своя правда, – подумав, сказала Наташа, – конечно, с "девятым валом" шутки плохи, и только сумасшедший рискнет переплывать пролив, когда волны высотой с трехэтажный дом. Но человек, которого уже полгода из СИЗО по судам мотают, дни считает, ожидая, когда закончится этот фаршированный цирк, и ему каждая задержка втрое дольше кажется…
Мать и дочь помолчали. Эта тема была им знакома не понаслышке и до сих пор вспоминалась болезненно. Да, Наташа хорошо знала, как долги дни неволи, как тяжело переносить бесконечные отсрочки, задержки и переносы и видеть, что дело или еле движется, или вообще замерло. А мама хорошо помнила волокиту с передачами и свиданиями, отписки и отговорки чиновников и их равнодушные лица: "У нас все нормально, а на остальных – наплевать!".
– Не думаю, что Ефим очень поможет своему подзащитному, если утонет в шторм, – наконец сказала мама.
– Да, где он еще найдет такого самоотверженного адвоката, – полушутя откликнулась Наташа.
Коган отреагировал именно так, как она и предполагала.
– Если бы это было не из области фантастики, я бы предположил, что этот шторм вызвали судья и прокурор, – досадливо сказал он, – все полгода они ставят нам палки в колеса, под любым предлогом норовят лишить нас слова или отклонить наши доказательства защиты… Но я-то подводные камни хорошо знаю и умею обходить, и на прениях этих засранцев без штанов на улице пустил бы. Может, они духом воспряли, узнав, что я могу застрять в дороге!
– Белла и Витя тоже хорошие адвокаты, – обиделась за мужа и подругу Наташа, – и на прениях смогут держать оборону до прибытия тяжелой артиллерии в твоем лице.
– Мдаааа, – промычал Ефим, – Белка-то молодая еще, необстрелянная…
– А ты вспомни, сколько дел вы уже вместе выиграли!
– А Витька твой только в телешоу такой умный.
– Однако это именно он придумал ловушку на Оккервиль для Вальтера!
– Ладно, сдаюсь. Твоя взяла. Это я от досады ворчу, – Коган был мрачнее тучи. – Ты же знаешь, я не выношу, когда работа тормозит!
– Знаю и понимаю, Фима.
– Главное, если бы только удалось найти того, кто на самом деле украл диадему из музея! – Коган растянулся на своей полке и закинул руки за голову. – Вот что сразу же сняло бы все обвинения с нашего клиента! А так, даже если и удастся вытащить его из изолятора, он будет под подозрением, под колпаком, под дамокловым мечом нового ареста!
– Ищи ветра в поле, – махнула рукой Наташа, – если до сих пор не нашли, то скорее всего диадема уже давно на материке, в чьей-то частной коллекции за семью замками.
– Руки бы повыламывать тем, кто государственное достояние и исторические ценности спионеривает и продает в частные коллекции, – злился Коган, – а покупателям – по башке этой диадемой! Ладно, мы еще повоюем, и я расшевелю идиота-следователя, который, упершись в одну версию, даже не искал других потенциальных похитителей артефакта!
– А он рассудил, как в свое время – Мальцев и Бойцов, – Наташа тоже прилегла на свою полку, – зачем мозг напрягать, прорабатывать еще какие-то версии, других воров искать, диадему все равно уже не вернешь, если она продана в частную коллекцию – к ней, скорее всего, уже никакими путями не подберешься. А Светлов – вот он, под рукой, уже под стражей сидит, ловить не надо, и мотив у него был, и возможность – сойдет на роль преступника, можно особо не париться, а побыстрее скинуть дело в суд и получить премию за хорошую работу!
– И новую звездочку на погоны, – мрачно добавил Ефим, – эх, привернул бы я ему эту звездочку на голую задницу!
Поезд громко стучал колесами по рельсам. За окнами была уже южная бархатная чернота и крупнели яркие звезды. Возвращаясь из душевой в штабном вагоне, Наташа задержалась в тамбуре, пропитанном ароматами из ресторанной кухни – полюбоваться звездным небом.
– Сигнал совсем плохой, – посетовал Ефим, идущий в штабной вагон с полотенцем через плечо и белым пижонским несессером, в котором носил все, что ему требовалось в душевой. – Стартовая страница минут пять грузилась. Да, в Крыму с погодой песец, притом очень полный. Это я еще успел прочитать до того, как Интернет вообще рухнул. В Керчи все дороги, ведущие к порту, запружены, очередь уже за город потянулась, и на мосту работы приостановлены. Прямо как нарочно.
– Может, до завтра погода уляжется, шторм стихнет, – попробовала обнадежить его Наташа.
– Будем посмотреть, как говорил мой дедушка…
*** КРАСНОДАР
В Краснодар они прибыли в полдень. Город встретил их ослепительно-чистым небом, ярким южным солнцем и завыванием ветра, уже холодного даже на юге – сентябрь неумолимо вступал в свои права.
– А в Ростове я чуть было не обрадовался, – Коган проводил взглядом спешащий в Адлер поезд. – Счастливых тебе километров, дружище!.. – адвокат поднял свой и Наташин чемоданы, ловко запулив сигарету в урну. – Как ни странно, но в пять часов утра там было почти тихо, и я подумал, что ты права и ураган успокоился или прошел дальше на север. Ага, как же!.. Тьфу! – Ефим скривился, попав в густое облако пыли. – Советую надеть очки! Как в пустыне, честное слово!
Наташа подумала об ушедшем поезде, вспомнила уютное, обжитое за двое суток купе и пожалела о нем. Прилечь бы сейчас на мягкий диванчик с книжкой, пить кофе и дремать под стук колес, а не увертываться от клубов пыли на платформе, которые атаковали их по пути к подземному переходу, ведущему к автостанции. И пожалела о том, что перед выходом не достала из чемодана ветровку. В джинсах и рубашке-поло она замерзла под резким, уже по-сентябрьски холодным ветром.
