Kitobni o'qish: «Детектив на изоляции»

Посвящается моей лучшей подруге Наде Савченко, моим родителям и Марине Ивановне Александровой, которая вдохновила меня на создание образа энергичной и остроумной бабушки Виктора Уланова.

Огромная благодарность Наталье Христич, которая подарила Инге Макаровой в моем романе свои прекрасные стихи о человеческих взаимоотношениях.

"… Для кого-то веет ветер свежий,

Для кого-то нежится закат…

Мы не знаем – мы повсюду те же:

Слышим лишь ключей постылый скрежет

Да шаги тяжёлые солдат…"

/А. А. Ахматова. "Реквием". 1938-1940 гг./

"Еще одна жертва коронавируса. На третьей неделе самоизоляции жена убила мужа утюгом" (анекдот весны-2020)

Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальными лицами или событиями является случайным. Родильный дом имени N на Васильевском острове также придуман автором.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. АПРЕЛЬ-2020

*

– Мне кажется, что у нас эпидемия не коронавируса, а тотального размягчения мозгов, если ВОТ ЭТО считается "шутками недели по итогам рейтингов интернета"! – Наташа Навицкая раздраженно отбросила газету так, что издание перелетело через весь журнальный столик и шлепнулось на ковер в гостиной. – Или пользователей интернета считают идиотами, для которых и такое сойдет!

Виктор Уланов промолчал, видя, что жена взвинчена и любая попытка поспорить или просто возразить ей обернется очередным скандалом. Конечно, авторы подборки юмора в пятничном выпуске вовсе не ставили целью обидеть читателей, подбирая тематические шутки в интернете. Но Наташа очень тяжело переносит самоизоляцию, особенно – после того, как "нерабочую неделю" продлили еще на столько же и нет гарантии, что этим ограничатся. Атмосфера в их восьмикомнатной квартире на набережной Фонтанки у Измайловского моста почти всегда была накаленной.

Уланов хорошо понимал Наташу: необходимость сидеть дома, неведомая опасность, о которой неустанно вещали интернет, телевизор, радио и газеты, и полная неопределенность – никто не мог точно сказать, как долго это продлится и что будет дальше – угнетали многих. И немудрено, что люди становятся нервными и готовы взорваться из-за каждого пустяка.

Энергичная деятельная Наташа привыкла всегда быть в движении, находиться в гуще событий, заниматься делом, валиться с ног от усталости – и чувствовать себя счастливой. Отдых она предпочитала подвижный, на грани экстрима. Даже прошлой осенью, зависнув с Ефимом в Джамете из-за многодневного шторма и закрытого на время технических работ моста, она ухитрилась раскрыть убийство в пансионате и помочь им с Беллой выиграть запутанный и почти тупиковый процесс в Севастополе.

А сейчас стала недоступной прогулка даже на Аничков мост или в Юсуповский сад, виднеющийся за рекой с балкона.

Сначала речь шла всего об одной неделе затворничества, потом этот срок продлили – и по слухам, это могло растянуться еще надолго. Это напомнило Наташе, как ей регулярно продлевали срок предварительного ареста. Это ожидание и неопределенность изматывали сильнее тягот неволи в московской "Бастилии", как называли в народе СИЗО в Печатниках. Наташа оказалась там в 2014 году по ложному обвинению и провела под стражей почти полтора года…

Уланов регулярно общался по скайпу с коллегами, и Ефим с нервозным смешком рассказывал, что Белла "вся извелась, как на иголках, энергия бьет ключом, а девать некуда". Уланов хорошо понимал Ефима. Он хорошо знал молодую жену босса. Бабушка Беллы до замужества была таборной цыганкой и даже среди товарок выделялась бурным темпераментом, и ее побаивались даже самые забубенные натуры. Внучка получила в наследство не только яркую красоту бабушки, но и ее неистовый нрав. На прениях, войдя в раж, Белла так сверкала глазами и метала молнии, что тушевались даже самые матерые, закаленные в судебных баталиях судьи и прокуроры. И можно было вообразить, какое испытание для неуемной Беллы – необходимость сидеть дома. Да и Ефима флегматиком не назовешь. "Удивительно, как их дом на Кутузовской набережной еще цел", – думал Уланов, представляя себе ошалевших от ничегонеделанья Когана и Измайлову.

Ефим и Белла расписались еще в январе, но Белла оставила себе девичью фамилию, которой очень гордилась, подчеркивая, что, скорее всего, относится "к тем самым Измайловым!" – это она произносила, царственно вскинув свою красивую точеную голову с пышной копной черных кудрей.

Наташа тоже в браке не меняла фамилию потому, что фамилия "Навицкая" уже стала известной многим читателям и поклонникам серии книг "Армейский детектив".

– Интересно, они что, сами не понимают, что от подобного юмора нормальных людей с души воротит? – гневно продолжала Наташа, меряя шагами гостиную. – От анекдотиков про последствия самоизоляции – бэби-бум к Новому году и очереди за маткапиталом после новогодних праздников или от этого, – она подобрала газету и показала мужу.

Томная девица в кокетливом фартучке на голое тело, ажурных чулках и маске призывно смотрела в объектив: "Нарушим дистанцию, милый?". Небритый лохматый парень, раскрыв рот и свесив руку с дивана, сладко спал с пультом от телевизора под измятой подушкой. Надпись под фото гласила: "2019 год – лентяй, пофигист. 2020 год – сознательный гражданин".

– Если это юмор, то рассмеяться я забыла! – Наташа снова отбросила газету в угол.

Выплеснув свое раздражение, она отошла к арочному окну, оперлась руками о широкий подоконник и какое-то время тоскливо разглядывала обезлюдевшую набережную, реку без единого речного трамвайчика и припозднившуюся в этом году поземку.

– Согласен, юмор в этот раз невысокого пошиба, – поднялся с кресла Уланов, – но стоит ли из-за него так сердиться?

– Витя, в каждой шутке ведь – только ДОЛЯ шутки, – буркнула Наташа, не оборачиваясь. – И в этих анекдотах и картиночках люди предстают безвольными примитивными существами, у которых остались лишь основные инстинкты: пожрать, поспать, потр…ся. Да, есть и такие. И они рады самоизоляции: не нужно тратить время на работу, культурную жизнь и саморазвитие – можно давить подушку, шарахаться по дому в линялых трениках и с немытой головой и изредка переваливаться от дивана к холодильнику и обратно. А, ну и еще время от времени – лениво спариваться в промежутке между очередным приемом пищи и телепередачей. Животное существование какое-то! Если кого-то подобные шутки забавляют, то для меня они оскорбительны. Это только животным достаточно еды, сна и регулярных сношений для счастья, а у хомо сапиенс шкала ценностей гораздо больше, и она не меняется в зависимости от обстоятельств!

– После такой гневной филиппики я не рискну даже заглянуть в твою спальню вечером, – попытался разрядить атмосферу шуткой Уланов, – а то ты и меня причислишь к разряду примитивных.

Наташа с кислым видом посмотрела на него:

– Похоже, на исходе второй недели изоляции поглупел даже ты. Не верится, что когда-то ты выигрывал "золото" на брэйн-рингах.

Уланов безнадежно покачал головой:

– Наташа, в чем ты упрекаешь меня? Думаешь, мне легко сидеть дома?..

– Заюзанный пропагандистский прием комсомольских шишек, – Наташа сбросила домашние туфли и забралась с ногами на широкий подоконник высокого окна. – "В Гондурасе негров линчуют, а ты не хочешь идти на субботник?!". От того, что "всем тяжело", мне ни хрена не легче!

– Я лучше помолчу, – начал раздражаться Уланов, – что ни скажу, все не так.

– Да, лучше помолчи, – кивнула Наташа. – Кстати, ты мне недавно приводил в пример Болдинскую осень Пушкина… Но он мог гулять, ходить в лес, на реку, а не сидел безвылазно в четырех стенах! Если бы он тоже не имел возможности выйти из дома и видел только дохлых мух в оконных рамах, то много бы он написал?

Она вскочила с подоконника и снова заходила туда-сюда.

– За что мы только платим домработнице? Зачем только нанимали мойщиков окон? Чем они смотрели на результаты своего труда, если пропустили здоровенную муху?! Теперь она валяется кверху брюхом, а я должна созерцать эту пакость! Никто ничего не видит; всем все пофиг! Скоро и мыться перестанут, завалятся набок, будут храпеть и пускать слюни на грязный наперник, прерываясь только на прием пищи, просмотр телешоу и чтение вот такого "юмора недели"! Конечно, такой образ жизни можно вести и в хлеву…

– У тебя опять зависла книга? – догадался Уланов.

– А откуда у меня возьмется вдохновение?! От грязных окон, что ли? От того, что я сижу, как зверь в клетке?

– Я сам развинчу окно и выброшу эту муху, чтобы ты успокоилась, – вздохнул Уланов. – А потом можем погулять…

– Строго в стометровой зоне? Как в тюремном прогулочном дворике, разве что без неба в клеточку? Не хочу! Достало! – Наташа сделала несколько дыхательных упражнений, чтобы успокоиться. – Извини, Витя. Я сегодня не лучший собеседник. Пойду лучше в кабинет, попробую поработать.

В ее кабинете снова царил кавардак. Стоило Наташе забыть запереть дверь, как туда тут же прошмыгивал трехлетний Витя-младший и, пока няня отыскивала питомца, успевал набедокурить. Вот и сегодня в тетради с черновиком нового романа красовались разноцветные каракули маркером, успевшим уже просочиться на все страницы, на весь разворот нарисована какая-то рожа и размазан шоколадный крем. Рукопись была безнадежно испорчена.

Стоя над изуродованной тетрадью, Наташа занималась аутотренингом: "Он же не со зла, а просто хочет напомнить о себе… Он не понимает, что это плохо и еще не умеет поступать назло… Нет, я вовсе не хочу нашлепать его и поставить в угол. Хотя меня моя мама строго отучивала от такого поведения, и я быстро поняла, что нельзя хозяйничать с чужими вещами… Я не хочу орать благим матом на няню за то, что она плохо следит за ребенком, а то у нее тоже лопнет терпение и она может, чего доброго, попросить расчет, и тогда о книгах мне придется забыть до самого конца изоляции… Нет, мне вовсе не сложно восстановить по памяти 48 тетрадных листов текста… Я вовсе не задолбалась сидеть дома. Меня вовсе не бесят шуточки про демографический взрыв через 9 месяцев и картинки с полуголыми девицами в масках и опухшими от безделья "сознательными гражданами"… Я совершенно не считаю, что Витя-старший за 11 дней самоизоляции мозги растерял… Я довольна жизнью… … твою мать, да у меня счастья полные штаны!" – слёзы все-таки закапали на страницу, размывая остатки рукописного текста, избежавшего попадания маркера и шоколадного крема. Наташа попыталась их сдержать, но это привело к обратному эффекту.

– Младшенький опять напроказил? – вошел следом Уланов. – Вот разбойник, – нахмурился он, взглянув на тетрадь. – Проснется после дневного сна, поговорю с ним, как мужчина с мужчиной, – он обнял Наташу и погладил по голове.

– Няня объясняет, что это у него от дефицита общения с родителями, – шмыгнула носом Наташа, – и он старается привлечь наше внимание. Ну а я и рада бы проводить с ним больше времени, – она вытерла слезы, чувствуя, что вместе с ними вышел и весь гнев, – но наверное, как мать, я не очень хороша. И как жена – тоже. Вот солдат из меня – хороший…

– А мне другой жены и не нужно.

– Да уж, – поддела Наташа.

– Стал бы я иначе ради тебя нырять в июньскую Оккервиль!

– Ну, вы, адвокаты, ради победы на процессе не только в холодную реку за свидетелем – и в огонь полезете, это у вас вопрос профессионального самолюбия, – подхватила его шутливый тон Наташа.

– И Младшенький безобразничает в твоем кабинете именно потому, что ему тоже не нужна никакая другая мама, кроме тебя, Таша.

– Вот что делает с людьми изоляция, – сказала Наташа, когда они вышли на балкон в гостиной и закурили, – вот почему меня и не забавляют эти шутки на тему прироста рождаемости после карантикулов. На самом деле многие пары, оказавшись наедине 24 на 7, вместо нежности и страсти начинают ссориться, раздражаться и ждут не дождутся, когда можно будет выйти из дома и вернуться к прежней жизни. Ты вообрази, сколько заявлений о разводе посыплется, когда ограничения снимут!..

– М-да, – Уланов вспомнил вчерашний разговор с университетским другом. – Я накануне с Генкой Князевым разговаривал. Когда они с Полиной поженились, то казалось, что друг без друга они жить не смогут. А вчера он Полю на чем свет стоит костерил. Фима жалуется: Белка от скуки ударилась в кулинарию, каждый день пекла то пиццу, то фоккачу, то готовила пасту, за 10 дней набрала три кило… Так когда Фима сказал, что у нее стала классная фигура, визг поднялся такой, что чуть окна не вылетели.

– Зная Фиму, могу вообразить, в какой форме был сделан комплимент, – усмехнулась Наташа, – а для Беллы каждый набранный килограмм – злейший враг. Немудрено, что она не обрадовалась, а обозлилась. Но Белла и Фима могут орать и топать ногами даже без повода, просто так, для разрядки. У них это обычное дело. А вот у Инги дела совсем плохи, – Навицкая погасила окурок в пепельнице на высокой витой ножке. – Утром она позвонила мне и попросила помочь с поиском адвоката по бракоразводным делам. Сказала: "Этот режим изоляции – как лакмусовая бумажка. Просто поражает, сколько дряни из человека вылезло!". А когда я потом позвонила Антону, он сказал об Инге примерно то же самое и добавил, что, если они раньше не поубивают друг друга, то точно разведутся.

– Теперь понятно, почему тебя так разозлила подборка юмора в газете, – догадался Уланов.

– Да.

Инга и Антон Макаровы были друзьями Наташи и Уланова. Инга, обозреватель светской хроники еженедельника "Даззлинг", очень часто приходила на литературные мероприятия – презентации, автограф-сессии и пресс-конференции с авторами. Антон был врачом-гинекологом. Именно он принимал роды у Наташи три года назад. Макаровы всегда производили впечатление прекрасной дружной пары. А сейчас между ними были даже не снега Килиманджаро, как в песне группы "Сплин", а какая-то бездонная страшная черная пропасть. Судя по интонациям, супруги уже были выжаты до предела и с трудом выносили общество друг друга.

Если бы можно было побывать у них, поговорить, узнать, из-за чего начался разлад – может, это спасло бы их брак от крушения. Но карантин продлили, ограничения и контроль за их соблюдением ужесточили, и Наташа, общаясь с друзьями, чувствовала, как между ними нарастает отчуждение, а она ничем не может им помочь на расстоянии.

Поэтому сегодня днем, когда после разговора с Ингой ей позвонила еще одна приятельница из творческой тусовки – Катя, Наташа довольно резко оборвала ее. Катерина, радостно чирикая, вовсю расписывала ей, как использует свободное время для кухонных экспериментов и сколько, оказывается, блюд можно приготовить из самого обычного кускуса, и слушать ее после гнетущих разговоров с Ингой и Антоном и чувства собственного бессилия перед бедой в семье друзей было тяжело. А сегодня Наташа вспылила, прочитав на странице юмора очередную подборку анекдотов про бэби-бум через 9 месяцев, сексуальные эксперименты на изоляции и образец для подражания – "сознательного гражданина-2020"…

– Я, конечно, могу поискать им специалиста по семейным делам, – Уланов тоже погасил окурок в пепельнице, – мне несложно, всего-то пара звонков. Но ты, наверное, надеешься, что у них все наладится?

– Я смотрю на вещи реально, Витя, – Наташа плотнее запахнула ветровку, – и вижу, что они уже дошли до точки невозврата. Все мосты к примирению у Макаровых сожжены… И что-то у меня недобрые предчувствия.

*

Вечером снова вспыхнул скандал из-за того, что маленький Витя наотрез отказывался ложиться спать. Он с воплями и хохотом носился по квартире, а за ним безуспешно гонялась няня. По батареям уже заколотили обозленные соседи. Даже в дореволюционном доме с толстыми стенами были слышны топот и звонкий голосок гиперактивного мальчика. Уланов присоединился к няне, но и ему не удавалось убедить сынишку лечь спать.

Наташа уже два часа сидела в кабинете над чистой тетрадью и в конце концов не выдержала. Она выскочила в коридор и тут же споткнулась о радиоуправляемую машинку. Поднявшись с пола и потерев саднящее колено, Наташа чертыхнулась и пнула машинку так, что она разбилась о стену.

– Я могу хотя бы вечером спокойно поработать? – спросила она, входя в гостиную. Ее никто не услышал. Мальчик прыгал по дивану, распевая "Мы едем, едем, едем", а рядом метались отец и няня, урезонивая шалопая.

Наташа прибавила громкости:

– В конце концов, мои книги дают 70% семейного дохода, и ради этого можно создать мне нормальные условия для работы? И почему надо всю квартиру превращать в детскую площадку? Если я наткнусь еще на одну игрушку в коридоре, то выброшу все к лешему!

Умом она с ужасом понимала, что говорит жестокие вещи и несправедливо обижает близких, но остановиться не могла. Переписывание текста из испорченной тетради по памяти, ноющая над бровью тупая боль и ставшие тесными брюки наслоились на капризы тоскующего на изоляции Вити-младшего, и гнев захлестывал Наташу.

Она крупным шагом подошла к дивану и схватила мальчика, испуганно притихшего при виде рассерженной мамы. Наташа отнесла его в детскую, уложила в кроватку, подняла створку и сурово сказала:

– Закрывай глаза и спи. И прекрати шуметь, пока я не рассердилась еще больше!

Наташа хлопнула рукой по выключателю и вышла из детской, не обращая внимания на тихое похныкивание за спиной.

– Сделайте что-нибудь, чтобы он ложился вовремя, а не носился полночи по квартире, – велела она пришедшей следом няне. – В этом доме права есть не только у ребенка, но и у нас. И выведите его завтра на площадку. Она всего в десяти метрах от дома, на разрешенной территории. Пусть там разрядит свою гиперактивность, может, тогда вечером не будет на ушах стоять.

Послушав, как няня воркует над питомцем и поет ему колыбельную, Наташа выдохнула и прижалась лбом к косяку. Опять она сорвалась. Мальчик просто хочет внимания, об этом ей говорят и няня, и муж. А вместо этого снова получил отповедь. И опять не она, а няня баюкает мальчика перед сном. "Что я за мать!".

Уланов ждал ее в гостиной.

– Ну как, тебе уже легче? – спросил он. – Ты обращаешься с Младшеньким, как с солдатом. А он все-таки еще не солдат…

– Но и не кисейная барышня, – снова вспылила Наташа. – Много толку от вашего кудахтанья и увещеваний? Он нарочно ходит колесом, чтобы все вокруг него плясали. А он, в конце концов, мальчик, и его надо приучать к дисциплине. Ты хочешь, чтобы твой сын вырос мужчиной или капризной бабой? А я не хочу, чтобы мой сын рос какой-то долбаной Мальвиной! Да, пока он не солдат, но будет. А С твоим воспитанием он и в армии будет падать на плац, колотить ногами и орать, когда ему прикажут бежать марш-бросок или дежурить на кухне.

– Значит, я неправильно воспитываю сына? – тихо спросил Уланов, усаживаясь в кресло. – По-твоему, я не хочу, чтобы он вырос достойным человеком? Наташа, ведь пандемия и карантин – не навсегда, и когда все это закончится, тебе будет стыдно за эти слова. Это ведь раздражение в тебе кричит.

– Иногда мне кажется, что это никогда не кончится, – призналась Наташа. – Приходится мириться с ограничениями, с тем, что все наши планы на весну обрушились, с тем, что книга в четырех стенах еле движется, а редактор требует рукопись в срок. А тут еще и Витя-младший стал совершенно неуправляемым. Нет, – горько покачала головой Навицкая, – моей маме нужно дать орден "За мужество" за то, что она без всяких нянек и модульных детских садов вырастила троих детей. И, если Катя и Оля были потише, то я задавала жару с тех пор, как начала ходить. Как только маме хватало терпения? А я и с одним не могу сладить. Извини, Витя. Просто я как будто снова в тюрьме оказалась с этими запретами и продлениями срока. Не лучшие воспоминания.

– Да, понимаю, – Уланов отлично помнил, как они с Ефимом и Игорем защищали Наташу от ложного обвинения в особо тяжком преступлении и полтора года не могли убедить суд в очевидном: Навицкую подставили. Только чудо помогло им вывести на чистую воду настоящего преступника, бывшего возлюбленного Наташи, который готов был пожертвовать ею ради своей карьеры в большом бизнесе… В этом им помогла Белла, эксцентричная кронштадтская учительница по прозвищу "Авадакедавра". После того, как изобличенный преступник отправился на скамью подсудимых, а с Наташи сняли все обвинения, Ефим предложил Белле перейти на службу в его адвокатскую контору "КУН". Два года назад Измайлова получила второе высшее образование, юридическое, и уже выиграла несколько процессов. А в ноябре у него и Наташи будет первый юбилей свадьбы, пять лет. Вот только с чем они подойдут к этой дате? Уланов знал, что не все супружеские пары выдерживают испытание изоляцией в полном отрыве от прежней жизни. И не хотел, чтобы и они с Натой пополнили эту статистику. И Наташа тоже этого не хочет. Но как спасти отношения?

Зазвонил Наташин телефон.

– Наташ, ты не могла бы позвонить Макаровым? – забыв поздороваться, затарахтела Белла. – Там у них я не понимаю, что. Звоню Инге – телефон отключен. Набираю Антона – отвечает какой-то незнакомый голос и говорит, что Тошка не может подойти. Потом какие-то помехи пошли, сигнал пропал. Что за дурацкая связь! Сидим по домам, как зэки, да еще и со связью траблы!

– А на домашний телефон ты позвонить не можешь?

– Неееееа, – протянула Белла. – У меня в мобильном нет номера их стационарки, а наш аппарат… Мммммм… Он не работает. Разбился, – решила быть честной Измайлова.

– Опять в Ефима запустила? – догадалась Наташа.

– Да ну, – буркнула подруга, – уткнулся с утра в телик, смотрит какие-то шоу про бракоразводные суды и установление отцовства. Я его пять раз просила выйти в магазин за овощами для минестроне, а он – ноль внимания.

– Перешла на супы? – Наташа вспомнила Витин рассказ о том, как Белла увлеклась итальянской кулинарией.

– Ага, а то на выпечке к концу карантина так разожремся, что из квартиры выйти не сможем, в двери застрянем! Фима заодно бы и размялся. Как кашалот уже! А он меня игнорит, а потом говорит: сама сходи! Я и говорю: а есть суп я тоже сама буду? Сам же первым обедать прибежишь. А надо так: кто работает, тот и ест. А он: отстань! Прикинь, нормально? Ну я в него трубкой и засветила, – рассмеялась Белла.

– Попала? – тоже развеселилась Наташа.

– Попала в стену. Как Фима подскочит! Мамма мия! Как будто я ему кипятка в штаны плеснула. Как завопит: с ума сошла, у меня там такие телефоны были в памяти забиты! А я: надо было в книжку продублировать! И когда я прошу, подняться и сходить в магазин! – Белла фыркнула. – Один плюс: пока мы друг на друга орали, время обеда прошло. А потом разошлись по комнатам, бойкотировали друг друга – и пропустили время ужина! И даже не вспомнили – так завелись, что на адреналине и есть не хотелось.

Коган владел такой же огромной квартирой с эркером, как у Наташи и Уланова. Там было достаточно места, чтобы разойтись по разным углам и переживать обиду после очередной семейной бури.

– Может, новую диету запатентуем, – хихикала Белла, – завтракаем, потом орем друг на друга, потом дуемся. Глядишь, и не разжиреем за карантикулы! О! Может, послать в газету рецептик – "Как вернуться в форму после самоизоляции"?

Ссоры Беллы и Ефима были для них чем-то вроде фитнесса, и через 2-3 часа Измайлова и Коган сами над собой смеялись и мирились. И Наташа завидовала им.

По домашнему телефону Макаровых ей ответил слегка раздраженный мужской голос:

– Капитан Гарин, Н отделение! Слушаю!

– Я, наверное, ошиблась номером? – спросила Наташа.

– А кому вы звоните?

– Макаровым. Антону или Инге, – в душу Наташи уже закралась тревога.

– Назовитесь, – потребовал капитан. – Кем приходитесь хозяевам квартиры?

– Что-то случилось?

– Отвечайте, пожалуйста, на вопрос.

В трубке доносились голоса и возня. Кто-то сказал: "Посмотрите, что это там?". Ему ответили: "Осторожно, не сдвигай!". Откуда-то издалека доносились всхлипывания.

– Навицкая, Наталья Викторовна, – назвалась она. – Я подруга Инги и Антона. Но что все же…

– Новицкая? – в трубке зашуршала бумага. – Викторовна? Год рождения, адрес проживания?

– Навицкая. Наталья Викторовна. 1982 года рождения. Набережная реки Фонтанки, дом…, квартира.... Но в чем все же…

Что-то зашелестело и упало. Кто-то выругался. На него шикнули. Кто-то сказал: "Все, можно увозить".

– Я к вам подъеду завтра утром, – сказал капитан, – нужно задать вам несколько вопросов. Когда вам будет удобно?

– Да когда угодно, – вздохнула Наташа, – сейчас всегда удобно.

– Хорошо. К десяти будет нормально?

– Да.

– Витя, можешь пошарить в своей базе в сводке происшествий по городу? – спросила Наташа, закончив разговор по телефону. – У Макаровых в квартире полиция. И они что-то собираются увозить. Завтра к нам зайдет полицейский, чтобы о чем-то меня расспросить, но так и не сказал, что у них случилось.

Уланов прошел в свой кабинет, сел за компьютер.

Пока он искал нужную страницу, Наташа достала телефон и попыталась позвонить Инге.

Но издевательски-вежливый, "секретутный", как говорила Белла, голос женщины-робота упорно талдычил ей, что аппарат выключен; находится вне зоны доступа; данный вид связи недоступен для абонента; абонент не отвечает, И так далее.

– Да ну тебя, дура электронная, – буркнула Наташа.

– Господи, – ахнул Уланов, отпрянув от экрана. – Не может быть…

– Что такое? – встревожилась Наташа.

– Тут пишут, что Антона сегодня днем нашли убитым в собственной квартире.

– О, Боже! – Наташа заглянула через плечо Виктора.

Да, адрес совпадал. Потерпевшему были нанесены побои в область лица и рук и пять ножевых ранений. До выяснения обстоятельств только что была задержана жена потерпевшего.

– Вот почему ее телефон не отвечает, – пробормотала Наташа. – Не могу поверить. Слушай, я же с ними обоими только сегодня утром разговаривала.

Уланов уже набирал номер.

– Фима любой пропуск достанет, – сказал он, – пусть съездит в отделение, чтобы Ингу не допрашивали без адвоката. А то под таким стрессом человек и в убийстве Джона Кеннеди сознается… Фима, привет. Это мне неймется. Послушай, ты ведь знаешь Макаровых? Ну да, ее и мужа… Боюсь, что с ним знакомиться уже не доведется. В сводке по нашей базе пишут, что Антон убит. Ножом, пять ударов. А Ингу задержали. Это точно, что ё-твоё. Я знаю, у тебя пропуск есть… Не мог бы ты съездить на Ваську… Да это не мне нужно, а ей. Ингу сейчас оперы будут трясти. Да, и я о том же. До утра они ждать не будут… Сразу после задержания могут и в неурочное время допрашивать… Кто кашалот? Я уверен, что она пошутила. Ты вовсе не похож на кашалота… Передам! Спасибо, Фима!

– Ефим уже садится в машину, – сообщил Уланов, закончив разговор. – Он все выяснит и позвонит нам. Или заедет.

– Пусть заезжает, – предложила Наташа.

– Да, понимаю. Дефицит общения… Только, – принужденно улыбнулся Уланов, – не угощай его пышками. А то он до сих пор переживает, что Белла сгоряча обозвала его кашалотом.

– Пышек в доме уже нет, – ответила Наташа, – я подвергла их остракизму с сегодняшнего дня, когда с трудом застегнула любимые джинсы. А то сама к концу изоляции превращусь в бегемота.

– Ты не похожа на бегемота, – Уланов вышел за женой на балкон.

Наташа пригладила короткие русые волосы и тоскливо обвела взглядом пустующую набережную. Как ей не хватало прогулок, поездок и купаний возле Крепости! И неизвестно, надолго ли это. Морально очень тяжело, да еще и собственное тело предает ее – пояс джинсов впивается в талию, рубашки угрожающе потрескивают на груди и расходятся на животе. Не расплылась, конечно. Сказываются годы жестких тренировок и закалки в ВДВ. Но форму терять начала.

– Витя, у меня дурные предчувствия, – сказала Наташа, закуривая. – Подождем вестей от Фимы.

– Подождем, – Виктор набросил на плечи Наташи ветровку.

Апрельские вечера становились все светлее. Приближались белые ночи. Какими они будут в этом году? Обычно летом центр города не спит круглыми сутками. По набережной гуляют туристы и теснятся машины. По реке тихо скользят речные трамвайчики – все в огнях, с веселыми оживленными пассажирами… Будет ли это лето нормальным? Или все как сейчас: пустота и печаль и страх, как в блокаду, но уже не перед немецкими бомбардировщиками, а перед чем-то невидимым, но, если верить официальным сводкам, не менее пугающим, чем налеты "мессеров" и "фокке-вульфов"?..

Наташа щелкнула зажигалкой. "Опять то же самое? Еще одно лето у Питера украдут?" – закралась в душу тревога. И обида за волшебные серебристо-розовые ночи, которые могут пройти над затихшим в страхе городом. Только патрульные будут равнодушно топать своими тяжелыми ботинками по граниту. А им не нужны тихая магическая красота белой ночи, затихшее зеркало реки и алая полоса на горизонте. Для них это работа, и смотреть они будут не на силуэты домов в розовом небе, а выслеживать нарушителя режима самоизоляции. И слушать будут не хрустальную тишину или такую же хрустальную мелодию, а улавливать, не доносятся ли откуда-то голоса гуляющих…

– Слышим лишь ключей постылый скрежет да шаги тяжелые солдат, – негромко сказала она, – вот так, из-за какой-то мелкой дряни весь мир посадили под замок. Киношники наивные люди, Витя. Они стараются впечатлить зрителя какой-нибудь Годзиллой, Чужим, Королевой Мегагирус, лишь бы побольше, да морда пострашнее, да пасть зубастая. А попробовали бы они снять фильм о монстре, которого невооруженным глазом не видно – а ужаса нагнал на всех…

– Кассу не сделает, – ответил Уланов, – зрители за свои деньги, потраченные на билеты и попкорн, хотят видеть именно зубастых, клыкастых и огромных.

– А жизнь зафигачила сюжет пострашнее всех мегагирусов…

*

Зазвонил телефон Уланова.

– Был в отделении, – сообщил Коган, – стою сейчас на Трезини, – щелкнула зажигалка. – Уфф! Кажется, дрянь дело, дети мои. Могу подброситься, поделиться подробностями.

– Приезжай, – ответил Уланов, – а то моя жена по тебе истосковалась, ночь не спит.

– Учись, салага, – усмехнулся Коган, глава и владелец адвокатской конторы "КУНИ", где кроме него и Уланова работали еще Игорь Никольский и Белла. – Вот как надо – чтобы женщины тебя бессонными ночами ждали! Это тебе не на брэйн-рингах призы сшибать!

– Добрый вечер, – донеслось в трубке, – полиция, сержант Петров. У вас есть пропуск?

– Доброй ночи, сержант, – в трубке зашелестели бумаги, – вот мой пропуск, по которому я могу перемещаться по всему городу и весям. Преступники, знаете ли, и в карантикулы не дремлют, и режим изоляции им не указ, так что адвокатам всегда работа есть.

– Почему вы без маски?

– Потому, что дырка для сигареты в ней не предусмотрена, а другим способом я курить не отваживаюсь. Неловко, знаете ли, штаны спускать на улице.