Kitobni o'qish: «Интроверт»

Он проснулся от собачьего лая. Зыбкая вязь сна моментально растворилась, будто впиталась в пространство. Будильник зазвонил через две минуты, ровно в семь. Тео сел, спустил босые ноги на пол, машинально поправил кожаный ремешок кулона на шеё. Встал и аккуратно заправил постель.

Из зеркала в ванной комнате на него глядело худое хмурое лицо – лицо чужого человека. Несколько минут вначале и в конце дня – не считается. Он совсем не знал этого небритого хмыря.

В узкой длинной гардеробной царил идеальный порядок. По левую руку от входа на перекладине висели рубашки и верхняя одежда, на полках внизу ровными стопочками лежали брюки, свитера и бельё. Натянув джинсы, Тео дотронулся до сенсора на противоположной, казалось бы, пустой стене. Та сложилась вниз, обнажив вертикальную панель, испещренную небольшими углублениями. Тео накинул рубашку, рука привычно потянулась в правый верхний угол. Раздался неприятный звук, прозрачный пластик, защищающий углубление от пыли и механических повреждений не двинулся с места. Доброжелательный женский голос сообщил:

– Вы активировали маску «Интроверт» 15 раз в течение последних 4 недель. Она временно заблокирована. Выберите другую маску.

– Чтоб тебя! – выругался Тео, застегивая пуговицы рубашки.

Сенсоры не реагировали на прикосновения. Он попытался ногтем подцепить край пластика и открыть ячейку вручную. Раздался повторный звуковой сигнал.

– Вы повторно пытались активировать заблокированную маску. Маска «Интроверт» изымается из вашего пользования на 6 месяцев.

Поверх прозрачного пластика легла прочная серебристая сетка, а наименование ячейки потухло.

Что?! Полгода?! Это равносильно полному изъятию! Тео со всего размаху дал панели кулаком под дых, та недовольно свибрировала. Снова сработал звуковой сигнал, и всё тот же доброжелательный голос произнёс:

– Вы применили физическую силу. Остановитесь, в противном случае все маски будут конфискованы. Ожидайте связи с вашим оператором.

– Ааа! – Тео схватился за голову.

Через несколько секунд на небольшом экране, встроенном в панель, появилось румяное улыбающаяся физиономия личного консультанта Тео – Роберта Садальского.

– Доброе утро, Теодор! Что стряслось? Система сообщает, что ты буянишь.

Интересно, каково его настоящее лицо? Соответствует ли эта благожелательная улыбка его настроению?

– Мне нужна маска интроверта! – отчеканил Тео.

– Секудочку! – Садальский скосил глаза в сторону. – Система говорит, что ты превысил лимит её использования, а затем повёл себя агрессивно. Боюсь, я ничего не могу сделать. Маска конфискована.

Лицо Садальского сложилось в добродушно-участливую, даже немного заискивающую гримасу – стандартное выражение любого консультанта. Всем, кто по работе часто контактирует с людьми, положены служебные маски спектров «Дружелюбный» и «Добродушный». В целом, изначально именно на консультантов всех мастей и была рассчитана эта технология, ведь приветливость сотрудника необходима во множестве учреждений.

– Но она мне сегодня нужна! – выпалил Тео. – Это последний раз, клянусь! Пожалуйста, Роберт.

– Ооо! Знал бы ты, мой друг Теодор, сколько раз в день я это слышу, но извини, правила есть правила. Ничем помочь не могу. Выбери другую.

– Это несправедливо! – заломил руки Тео.

– Успокойся, пожалуйста. Иначе, ты и сам знаешь, мне придется сообщить…

Садальский не закончил, но всё итак было понятно. У некоторых граждан время от времени проявлялось что-то вроде зависимости, излишней приверженности тому или иному образу или спектру эмоций. Система отслеживала подобные вещи, назначала штрафы и даже наказания. Ходили разные слухи об этом, но Тео считал их всего лишь обычными суеверными страхами. Впрочем, увольнение из престижной компании из-за подобного рода зависимости вполне могло стать реальностью – такие новости то и дело попадались в ленте. Разумнее было, конечно, отступить, и Тео сник.

– Ты не понимаешь, она сегодня будет там, а я… и мне придётся… – он опустил голову на грудь. – Я не могу…

– Конечно, можешь! Это же просто социально-одобряемые виды твоего лица! Всего-то! Что ты так переживаешь?! Внутри ты – это всегда ты! Вот и будь собой! – бодро сказал Садальский, затем снова скосил глаза и добавил, – Эээ, постой… знаешь, тут такое дело. В твоей ситуации… в общем, тебе разрешено использовать только маски, которые не были активированы последние полгода. Система считает, что ты излишне склонен к одиночеству и подавленному настроению. Тебе рекомендовано носить больше масок «Приподнятого», «Дружелюбного» и «Обаятельного» спектра.

– Да что плохого в том, что я склонен к одиночеству?! Меня всё устраивает!

– Это не я придумал, извини, – покачал головой консультант. – У меня новый вызов. Прости, старина. Удачного дня!

Садальский улыбнулся в последний раз и отключился.

– Твою ж мать! – простонал Тео и посмотрел на широкую, во всю стену панель. В ней было много пустых ячеек.

Говорили, что есть люди-хамелеоны, у которых по несколько десятков, может даже сотен таких вот искусственных личин. У Тео было всего двенадцать. Теперь уже одиннадцать! Ещё говорили, что у этих хамелеонов нет собственного лица. Оно просто исчезает за ненадобностью. Это, конечно, тоже чистой воды суеверие. Сама по себе маска ничего не создавала, не меняла черт лица кардинально. Это была тончайшая гидрогелевая пленка, способная плотно прилегать к лицу, сливаться с ним, практически становясь второй кожей. Она совершенно не ощущалась в течение дня, но при этом отлично удерживала мимику в нужном виде.

В нужном кому? Тео отчаянно пытался разобраться в этом уже несколько лет, с тех самых пор, как маски стали популяризировать все крупные компании, госучреждения и учебные заведения. По сути, эти искусственные накладки ничего не меняли внутри носителя, лишь создавали приемлемый, «социально-одобряемый» вид для окружающих. Одобряемый кем? И зачем? Тео не находил ответов на эти вопросы.

Все маски фиксировали на лице исключительно положительные эмоции, в крайнем случае, сочувствующие или индифферентные. Они были ограничены определенным диапазоном, и уж если ты надел с утра маску «Весельчак», то так и будешь улыбаться без причины весь день. Искусственная личина просто не позволит нахмуриться, блокируя мимические мышцы. Ты будешь вынужден стоять столбом и лыбиться, даже если внутри всё кипит от злости.

Тео никак не мог отделаться от мысли, что в этом новом двуличном (многоличном!) мире за любым внешне приветливым лицом скрывается гримаса боли, злости, ненависти, отчаяния или презрения. Проще было вообще об этом не думать, но не думать совсем не получалось, и тогда Тео прятался под маской «Интроверт». Она будто создавала непроницаемую стену, которая отделяла его от окружающих, делала невидимкой. Люди не замечали его, обходили стороной, и Тео это устраивало. Нужно было быть осторожнее, и использовать её реже! Не пришлось бы теперь страдать.

Тео с тоской осмотрел те маски, что оставались активными. «Простак», «Влюбленный», «Добродушный», неизвестно как попавший в его гардероб «Обольститель». Лишь эти наименования горели зелёным. Остальные светились красным – свидетельство блокировки. «Интроверт» как изъятый объект вообще не подсвечен. Тео взъерошил волосы, выругался, заправил рубашку в джинсы и выскочил из квартиры, ничем не прикрыв своего хмурого лица.

Он опаздывал.

Тео работал рядовым системным администратором компании «Real Feel», которая занималась новейшими разработками в области высокочувствительных маскирующих устройств. Помимо стандартных экземпляров, фирма пыталась наладить выпуск нового типа масок, которые бы не только внешне меняли мимику, но также вызывали у носителя желаемое чувство или состояние. Это обещало стать настоящим прорывом в науке и технологии: человек давно мечтал научиться управлять эмоциями. К примеру, встал утром не с той ноги – нацепил маску «Радостный» – и вот ты уже не только выглядишь счастливым человеком, но и чувствуешь себя таковым. Абсолютный контроль над настроением – мечта любого невротика. «Управляй чувствами – будь счастлив!» – гласил слоган рекламной кампании, уже во всю гремевшей по стране.

Тео не был в курсе самих исследований и того, насколько инженеры и штатные учёные продвинулись в своих разработках. Он лишь обеспечивал бесперебойную работу сети. И сегодня должен был вместе с остальными коллегами проводить плановое обновление программного обеспечения личных компьютеров сотрудников отдела биотехнологий, а значит, именно сегодня он должен был снова увидеть ЕЁ вблизи. А, может быть, даже заговорить. О, ужас!

Сердце начинало биться чаще, когда он вспоминал светлые кудряшки и голубые глаза. Лили пришла работать лаборанткой в отдел биотехнологий совсем недавно, немногим позже, чем сам Тео. Он увидел её издали в первый раз несколько месяцев назад и с тех пор не мог выкинуть из головы. Пересекались они не так уж часто, его редко вызывали на седьмой этаж биотеха. Но он всё равно мог видеть её почти каждый день во время обеденного перерыва в столовой. Вечером, если ничего не задерживало, и он успевал спуститься пораньше, то мог наблюдать, как она выходит из вращающихся дверей на улицу. Делая вид, что чем-то занят в своём планшете, он исподтишка следил за тем, как Лили прощается с коллегами, улыбается, машет им рукой и поворачивает за угол здания. И только тогда Тео убирал планшет в рюкзак, надевал наушники, доставал раскладной моноцикл и мчал домой в противоположную от Лили сторону.