Kitobni o'qish: «Владивосток»

© Бурыгин С.М., автор идеи и проекта, 2015

© Турмов Г.П., Хисамутдинов А.А., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2015

Сайт издательства www.veche.ru

Предисловие авторов

Не просто писать об истории Владивостока. Солидные монографии и многочисленные справочники рассказывают в основном об официальной стороне жизни города. Но Владивосток многолик, история его неоднозначна, и многие аспекты прошлого до сих пор оставались в тени, неведомые даже краеведам, не говоря уж о широких слоях горожан. Порой лишь счастливая случайность, верная спутница многочасовых бдений над подшивками старых газет и журналов, архивных материалов и книг, помогала найти разгадку неясным историческим моментам.

Транспорт «Манджур» 2 июля 1860 г. в бухте Золотой Рог (с картины худ. В.И. Шиляева)

С первых дней, когда в далеком 1639 г. Россия вышла к берегам Тихого океана, основной задачей стали поиски подходящего места для главного города-порта. Вначале им стал Охотск, ясачный острог, основанный русскими первопроходцами в 1665 г. для сбора податей с местных жителей. Роль этого небольшого поселения в те годы была огромной. Именно отсюда брали курс в самые разные точки Тихого океана построенные здесь же русские суденышки с весьма нехитрым вооружением. Отсюда великий Витус Беринг со своей знаменитой экспедицией отправился на поиски легендарной Америки.

В октябре 1790 г. Охотск получил свой герб. В его верхней части был изображен герб Иркутска, столицы Восточной Сибири, – бегущий тигр с соболем в зубах, а в нижней части располагались на голубом фоне два скрещенных якоря со штандартом – символом морского порта. Как видите, элементы этого герба были использованы и в символике Владивостока.

В 1799 г. была образована Российско-Американская компания, и роль Охотска еще более усилилась: он стал центром всероссийского рынка на Тихом океане. С 15 июля по 15 сентября здесь широко проводились ярмарки, о товарообороте которых можно судить по одной цифре: в 1837 г. здесь было продано товаров на 324 859 рублей.

Но в навигационном отношении Охотск располагался в весьма неудачном месте. Быстро меняющиеся мели, резкие приливо-отливные течения, навигационные опасности значительно осложняли работу мореплавателей, поэтому в 1849 г. порт в Охотске был закрыт и перенесен в Аян, основанный в сентябре 1864 г. Но с закрытием в 1867 г. Российско-Американской компании и этот порт перестал играть серьезную роль.

Функция главного города в Тихом океане перешла к Петропавловску-Камчатскому. В 1812 г. он был объявлен городом, летом 1854 г. военный губернатор В. С. Завойко с немногочисленным гарнизоном успешно отразил нападение англо-французской эскадры. Во избежание новых неприятностей все население Петропавловска уже в следущем году было переведено в Николаевск-на-Амуре.

Первые дни поста Владивосток (по рисунку А.Ф. Будищева)

К середине XIX века в России поняли, что поиски дальневосточного форпоста зашли в тупик. Ни один из имевшихся портов не отвечал необходимым требованиям: иметь гавань, которую можно было бы легко защитить с берега от неприятеля, достаточно вместительную для военного флота и близкую к рынку.

Тогда генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев обратил внимание на юг Приморья. Что же представляла собой эта земля?

Боярский сын С. К. Ремезов создал еще в 1701 г. удивительнейшую карту. На ней Приморье обнесено крепостной стеной и обозначено как «царство Никанское», граничащее с Китаем и Кореей. Кстати, на той же карте в устье Амура есть надпись: «До сего места царь Александр Македонский доходил».

Современники «Никанского царства» оставили о нем такое свидетельство: «…государство Никанское паче Китайского государства зело людми и богатством, златом и серебром и камением драгим, шелком, камками и всякими алканы, благовонными травами и шафраном изобилствует; мужской и женский пол пред китайскими людми зело чист; и ныне он, Никанский царь, с Китайским царем воюются, а Китайский царь через свое Китайское государство в Никанское царство русских людей с товары для торгу не пропущает».

Судя по карте, бухта Золотой Рог почему-то не привлекла первых мореплавателей, но зато на острове Русском в бухте Новик располагался крупный порт.

Другой знаменитый картограф, француз Д'Анвиль, в 1737 г. аккуратно нарисовал на своей карте полуостров Муравьева-Амурского, отметив на нем реку Раздольную (Суйфун) – Suifond Pira, остров Русский – Yohang toun, острова Попова и Рейнике – Mama-saha и Sarhatchousaha и некоторые другие географические объекты.

Пусть не смущают уважаемых читателей непривычные названия знакомых мест. Это те немногие свидетельства прошлого, которые напоминают нам о давних событиях.

Развалилось Бохайское (Никанское) царство, и на приморских берегах опять воцарилась тишина. Лишь изредка заходили в лазурные бухты утлые суденышки пришлых сезонных промысловиков, земля была, по сути, ничейная – шла добыча трепанга, поэтому одна из бухт (нынешний Золотой Рог) и носила имя Хайшэньвэй – бухта трепанга. Пытался добраться сюда из Китая иезуит Ля Бруньер, французский миссионер, но смог дойти только до реки Иман (ныне Большая Уссурка).

Никто из пришельцев не нарушил тишину этих мест до середины XIX века, а предшествовало этому событие, имеющее, казалось бы, весьма далекое отношение к Приморью, – Крымская война.

Англо-французская эскадра безуспешно пыталась найти русские корабли, ушедшие из Петропавловска-Камчатского. Неприятель в растерянности бороздил пустынные дальневосточные моря, силясь угадать, куда мог деться русский отряд. А разгадка была простой, ныне ее знает каждый школьник: Амур в устье своем судоходен и там спокойно на якоре можно переждать любую непогоду. Вот и генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев собрал немногочисленные русские силы в этих местах.

Первый православный храм Владивостока, освященный 1 апреля 1862 г.

Два английских фрегата – «Винчестер» и «Барракуда» – держали курс на юг вдоль приморского берега. Рано поутру 12 августа 1855 г. англичане направились в соседнюю бухту. Адмирал Сеймур приказал исследовать ее и сделать промеры. «Мы вошли в порт Мей, просторную, хорошо защищенную гавань, – писал Дж. Тронсон. – Холмы, поросшие дубом, вязом и орешником, плавно спускались к самой воде. Кое-где деревья отступали, и берег там был покрыт густой травой и цветами. Лианы винограда в одном месте создавали настоящий сад, а в другом – берег гавани был занят огородом (место пересечения нынешних улиц Светланская и Алеутская. – Прим. авт.). В поле около берега росли злаки, такие как ячмень, гречиха и просо; несколько лошадей паслись около обработанной земли. Нам не составило труда раздобыть картофель, который был очень хорошего качества – некрупный, круглый и сухой».

В книге Тронсона, кстати, был приведен первый рисунок с изображением бухты Золотой Рог и стоящими на ее рейде двумя английскими фрегатами – «Барракудой» и «Винчестером».

У небольшого мыса моряки заметили, как в зарослях мелькнул полосатый хозяин здешних мест – тигр. Мыс этот, а также близлежащая сопка, тотчас же получили название Тигровых. Это одно из немногих названий в нашем городе, уцелевших со времени захода англичан в бухту Золотой Рог.

По речке Объяснения английские моряки на большом парусном баркасе поднялись миль на пять. Кто бы мог в это поверить, глядя на сегодняшний небольшой ручей?

История Владивостока богата интересными событиями, но повезло ему и на людей, беззаветно любивших свой город и много сделавших для его процветания. Мы должны быть им благодарны еще и за то, что после себя первые жители Владивостока оставили немало документального материала в виде дневниковых записей, газетных и журнальных статей, воспоминаний и писем – ценнейшего материала для историков и краеведов.

По мысли авторов, цепочка небольших очерков о старом Владивостоке поможет вам составить представление о жизни нашего города и его обитателей. К сожалению, в книгу вошли не все материалы о старом Владивостоке, но впереди новые встречи.

Глава 1. Отцы-основатели, первые владивостокские районы, улицы и их достопримечательности

Память о графе

Могила графа Н.Н. Муравьева-Амурского

«Товарищи, поздравляю вас! Не тщетно трудились мы: Амур сделался достоянием России! Да здравствует император Александр и да процветает под покровом Его вновь приобретенная страна! Ура!» – голос генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьева слегка дрожал от волнения, когда 18 апреля 1858 года он зачитывал свой приказ войскам в Усть-Зейском посту. Два дня назад был заключен Айгунский договор, возвестивший миру о присоединении к России дальневосточных земель.

Николай Муравьев родился 11 августа 1809 г. в Санкт-Петербурге. В звании пажа участвовал в коронации императора Николая Павловича в Москве. 25 июля 1827 г. поступил на службу прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк. За участие в русско-турецкой войне присвоено очередное звание поручика, был награжден орденом Св. Анны 3-й степени. За участие в подавлении Польского восстания 1831 г. награжден польским знаком «За военные достоинства» 4-й степени, орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом и золотой шпагой с надписью «За храбрость», 4 июня 1841 г. на Кавказе за отличие произведен в генерал-майоры. В 1844 г. получил орден Св. Станислава 1-й степени с высочайшей грамотой за «отличие, мужество и благоразумную распорядительность, оказанные против горцев». 16 июня 1846 г. назначен на должность военного губернатора Тулы и Тульского гражданского военного губернатора. 5 сентября 1847 г. назначен генерал-губернатором Восточной Сибири. 14 марта 1848 г. вступил в должность.

Подробную информацию о заключении Айгунского договора поместили «Санкт-Петербургские ведомости» в № 175 за 1858 г. «Спешу сообщить вам известие, – писал 20 июня корреспондент газеты, – радостным образом взволновавшее наш город и которое с не меньшим удовольствием будет везде принято в Восточной Сибири. Курьер с Амура, из нашего Усть-Зейского поста, проездом в Петербург привез сюда известие, что генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву удалось заключить с китайскими уполномоченными новый трактат о разграничении России с Китаем. При первом известии об этом в Иркутске один из здешних купцов предоставил 500 рублей серебром в распоряжение губернатора, другой назавтра угостил за свой счет здешний гарнизон; такие изъявления удовольствия, выражающиеся денежными пожертвованиями, посыплются, вероятно, здесь со всех сторон при официальном объявлении о трактате после ратификации, потому что, сколько я мог заметить, известие об этом событии принято здесь с живою радостью, особенно между торговым сословием. Да иначе и быть не могло: бесспорное, трактатом утвержденное, обладание Амуром, прекрасным и по удобству единственным для Восточной Сибири торговым путем, есть факт чрезвычайно важный для этой страны. Мысль об обладании Амуром, о пользовании им была давнишним исконным желанием и стремлением в Восточной Сибири. Генералу Н. Н. Муравьеву удалось начать и довести до конца это дело; имя его теперь будет неразрывно связано в нашей истории с памятью о приобретении Амура, с памятью о тех благодетельных последствиях для промышленности и торговли – как Восточной Сибири, так, смеем думать, даже и всей России, которые непременно и в непродолжительном времени проистекут из этого исторического события».

Граф Н.Н. Муравьев-Амурский

Та же газета через пять номеров дала еще одно сообщение о событиях на Дальнем Востоке: «Государь император, по всеподданнейшему докладу Его Императорского Высочества Великого Князя генерал-адмирала, соображений генерал-губернатора Восточной Сибири об особенной важности местоположения Усть-Зейской станицы, находящейся при впадении реки Зеи в Амур, названной генерал-губернатором по случаю закладки в ней 9 мая храма во имя Благовещения Пресвятой Богородицы “Благовещенскою станицею”, – в 5-й день июля сего года Высочайше повелеть соизволил: учредить в этом месте город, назвав его “Благовещенск”». И добавим – в память о благой вести для России.

26 августа того же года император всероссийский Александр Николаевич издал следующий указ, на этот раз подводящий итог личным заслугам Н. Н. Муравьева: «Граф Николай Николаевич! Примерно ревностное и полезное служение ваше, неоднократно ознаменованное военными подвигами и особыми отличиями на поприще гражданского управления, обратили на себя внимание в Бозе почившего родителя моего. Справедливо оценяя ваши достоинства, Он вверил начальствованию вашему обширный край в отдаленнейших пределах империи. Вы вполне оправдали доверие одиннадцатилетними неутомимыми трудами на пользу и благоустройство вверенной управлению вашему Восточной Сибири […] В воздаяние за таковые заслуги ваши, Я возвел вас указом, сего числа Правительствующему Сенату данным, в графское Российское империи достоинство, с присоединением к имени вашему названия Амурского, в память о том крае, которому в особенности посвящены были в последние годы настоятельные труды ваши и постоянная заботливость».

Тем же указом одновременно с возведением Н. Н. Муравьева в графское достоинство он был награжден чином генерала от инфантерии. В том же историческом 1858 г. был подписан еще один указ, после чего и появилось на картах Приморье.

В заключении Айгунского договора вместе с Муравьевым-Амурским участвовали также обер-квартирмейстер подполковник Константин Фадеевич Будогоский, показывавший во время переговоров на картах все земли, которые отходили к России, и Яков Парфельевич Шишмарев, переводчик с маньчжурского языка. К. Ф. Будогоский и возглавил экспедицию, которая по горячим следам была организована Сибирским отделом Русского географического общества для исследования новых земель. Вместе с ним в самом начале 1859 г. на Уссури выехали два астронома – поручик А.Ф. Усольцев и капитан П. А. Гамов, топограф капитан А. И. Елец, художник академик А. А. Мейер, переводчик Я. П. Шишмарев, а также три отделения съемщиков. Цели и задачи экспедиции были предельно ясны: съемка демаркационной линии, а также побережья Японского моря, и составление подробной карты Приморья.

5 мая 1859 г. основной состав экспедиции достиг озера Ханки, где путешественники заложили первый в Приморье военный пост под названием Турий Рог. Дальнейший путь экспедиции лежал на юг, через пустынную приханкайскую равнину. Усольцев позднее напишет: «Смотря на степное раздолье, так и кажется, что тут же вырастут тысячи людей и пойдут трепать эти раздольные степи, и наставят они хлеба и сена на весь Амур. Но когда это еще сбудется, а теперь пока одни антилопы составляют исключительных обитателей этих пустынь; безопасность их нарушает тигр и волк… С убеждением думается, что в недолгом времени нарушится это безмолвие, и будут эти места театром разумной и обширной деятельности».

Дорога по степи показалась путешественникам несколько утомительной, но стоило им выйти к реке Суйфуну (ныне Раздольная), как все воспряли духом. Буйная южная растительность, напоминающая тропические леса, поразила членов экспедиции. Дубы, достигающие в диаметре семи футов, гигантские папоротники, крепкие лианы, переползающие с одного дерева на другое, создавали непроходимую чащобу. С величайшим трудом люди продирались через дебри, прорубая узкие лазейки для своего небольшого вьючного каравана и проходя в день всего две-три версты.

Пароходо-фрегат «Америка». Фото В.В. Ланина

Оставим экспедицию Будогоского на подступах к конечной цели путешествия – Новгородской гавани и перенесемся мысленно к берегам Японии. «15 июня 1859 года на хакодатском рейде было только два русских судна: пароходо-корвет “Америка” под флагом генерал-губернатора Восточной Сибири и винтовой корвет “Боярин”; другой такой же корвет “Воевода” отправлен был накануне вперед в залив Посьета, а винтовой клипер “Джигит”, находившийся здесь при нашем консульстве, послан был 13-го числа в Шанхай с почтой и с тремя кяхтинскими купцами, которые решились наконец подняться со своего теплого местечка и пуститься к неведомым морям – за тридевять земель в тридесятое государство, – чтобы разузнать, какие предметы могут выдержать доставку из Шанхая по Амуру в Сибирь и какие проценты можно нажить от этой поставки…» Чиновник особых поручений генерал-губернатора подполковник Дмитрий Иванович Романов оторвался от бумаг, разложенных на узеньком столике маленькой каюты пароходо-корвета «Америка», и выглянул в иллюминатор. По палубе сновали матросы, слышался скрип плохо смазанных талей, поднимавших судовую шлюпку, через минуту застучал паровой брашпиль, загрохотал якорный канат. Корабль покидал Новгородскую гавань после встречи с экспедицией Будогоского. Помахав на прощанье рукой тем, кто оставался на берегу, Романов снова вернулся за стол, положил перед собой чистый лист бумаги и написал на нем заголовок – «С русского берега». Путевые заметки, начатые им, должны были со временем составить статью для одного из самых популярных изданий того времени – «Морского сборника».

«15 июня, наконец, и мы на пароходе “Америка” простились с Хакодате, простились не окончательно, потому что зайдем еще сюда на обратном пути из Китая, – продолжал писать Романов. – В этот день с утра поднялся ветер, который усиливался все более и более. Барометр, падая, быстро опустился наконец до 29, 08[…] Следующий день, 18 июня, предполагалось посвятить подробному обзору и исследованию всех частей залива Петра Великого. Снявшись с якоря, мы пошли вдоль западного берега укрывшего нас залива и в недальнем расстоянии от места нашей стоянки усмотрели углубление, вдавшееся в берег в юго-западном направлении. Мы обошли кругом вдоль берегов этого новооткрытого залива».

Встретив в Посьете экспедицию Будогоского, «Америка» снялась в Китай и 1 июля 1859 г. бросила якорь в гавани Вей-хайвей. Вскоре в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилась небольшая заметка следующего содержания: «…начальник нашей демаркационной комиссии подполковник Будогоский отправляется в Пекин для утверждения окончательной пограничной черты русских владений в Маньчжурии. По этой черте весь приморский берег Маньчжурии, прикасающийся к Японскому морю, и, как по исследованиям оказалось, никому не принадлежащий, замежеван в черту русских владений. Южная часть этого берега близ Кореи, значит, в широте закавказских провинций, оказывается изрезанною таким количеством самых отличнейших бухт и гаваней, что едва ли можно найти другой берег в мире, где бы на таком малом пространстве прекраснейшие гавани следовали одна за другою в таком количестве, что трудно выбрать и определить, которая из них лучше. Знаменитая Севастопольская гавань и Золотой Рог в Босфоре должны уступить первенство здешним гаваням и бухтам. Вблизи этих гаваней местность покрыта девственными тропическими лесами, перевитыми лианами, в которых дубы достигают диаметра одной сажени. Образцы этой гигантской растительности изумительны и никогда нами не были еще видимы; подобное что-нибудь можно встретить только в лесах Америки. Какая великая будущность таится в этих доисторических лесах в связи с великолепнейшими гаванями мира! Недаром этот лабиринт заливов носит название залива Петра Великого, недаром лучший из портов назван Владивостоком, потому что здесь колыбель нашего флота на Тихом океане, русского значения на его широком лоне, не запертом пушками Зунда, Гибралтара и Дарданелл, и нашего владения Востоком. Здесь все дары природы сосредоточены в одну группу и способны развить сильную колонизацию и сильное торговое движение».

Блестящее описание нашего края, не правда ли, и какое точное предвидение его будущего на столетие вперед! Вы, конечно, заметили, что в этом описании, относящемся к середине 1859 г., уже встречается название Владивосток. Правда, означает оно пока еще не город и даже не пост, которых тогда не было и в помине, а хорошую бухту, пригодную для устройства порта.

Кто же дал Владивостоку его звучное и красивое название? Известно, что оно появилось в газете, а затем и на картах, вскоре после того, как пароходо-корвет «Америка», следуя за Будогоским из Николаевска в Новгородскую гавань, зашел на короткое время в бухту Золотой Рог. Статья для «Санкт-Петербургских ведомостей» была написана сразу же по горячим следам на «Америке», и Будогоский увез ее в Пекин, откуда она тотчас же ушла с курьером в Санкт-Петербург.

Фамилии автора под статьей нет, но если мы полистаем подшивку тех же газет, то сможем встретить еще одну похожую статью о Южном Приморье, в частности о заливе Петра Великого. Она была написана 15 декабря 1858 г. тогда еще капитаном Д. И. Романовым, постоянно сотрудничавшим с этой газетой. Сходство формулировок двух статей, одинаковый стиль позволяют предположить авторство Романова и в более поздней газетной публикации, а значит, ему, возможно, и принадлежит идея назвать новый порт на Тихом океане по аналогии с Владикавказом Владивостоком.

Сам же Н. Н. Муравьев-Амурский об этом историческом плавании писал так: «Бухту Посьета мы отмежевываем себе и границу проводим до устьев Тюмень-Ула, которая составляет границу Кореи с Китаем. Не хотелось бы захватывать лишнего, но оказывается необходимо: в бухте Посьета есть такая прекрасная гавань, что англичане непременно бы ее захватили при первом разрыве с Китаем. Я уверен, что убеждение это подействует и в Пекине. При устье реки Суйфуна, немного северо-восточнее бухты Посьета, множество прекрасных заливов».

Первым русским постом в заливе Петра Великого стал Посьет. 22 февраля 1860 г. командир винтового транспорта «Японец» получил приказ о высадке сюда военного отряда.

Это плавание Муравьева-Амурского блистательно завершило карьеру генерал-губернатора Восточной Сибири. «Надо помнить, – писал известный беллетрист А. Максимов, – что Китай, уступая Амур и Уссури, исполнил требования России только благодаря энергии графа Н. Н. Муравьева-Амурского. Китайцы, видя такую его настойчивость, никак не предполагали, что за ним стоит всего только несколько сот штыков; им казалось, что решительные действия графа могли опираться лишь на грозную военную силу, и они уступили, но уступили в намерении и надежде вернуть потерянное, уступили с затаенною злобою и ненавистью к русским пришельцам». Тогда же Муравьев-Амурский отдал приказ описать Южное Приморье.

15 января 1860 г. граф писал военному губернатору Приморской области контр-адмиралу П. В. Казакевичу: «…все распоряжения мои относительно занятия правого берега р. Уссури и постройка на Уссури канонерских лодок остаются в прежней силе, равносильно как и распоряжения касательно раннего выхода нашей эскадры в море, крейсеровании в течение всего лета вдоль залива Петра Великого, описи берегов и, наконец, занятия двух пунктов на берегу при заливе Петра Великого. Министерство иностранных дел, в отношении своем ко мне от 13 октября [1859], № 30, разрешает, правда, занятие гавани Новгородской (Посьета) только в случае крайности, но так как я в виду политических обстоятельств будущего лета усматриваю совершенную крайность в том, чтобы Россия стала твердою ногою на всем прибрежье до границ Кореи, то долгом считаю подтвердить Вам снова о занятии военными постами в нынешнем году гаваней Новгородской и Владивосток».

После окончательного разрешения всех спорных вопросов с Китаем граф Муравьев-Амурский с нетерпением ждал возможности сдать свою должность М. С. Корсакову. «…все же нет причины хоронить меня в Сибири, – писал он другу в своем последнем письме из Иркутска. – Разумеется, что я никаких приглашений и предложений не приму ни в Сибирь, никуда; теперь, благодаря Игнатьеву (заключившему Пекинский договор. – Примеч. авт.) совесть не грызет меня за китайские дела; но главное в том, что они не видят и не ощущают, как я перестал быть годен на всякое дело; не хотят понять, что у меня есть совесть и что переслуживать, по-моему, – преступление».

В Петербург Н. Н. Муравьев-Амурский прибыл 11 февраля 1861 г. и в тот же день имел продолжительную беседу с царем. После этого он подал прошение об увольнении с должности генерал-губернатора Восточной Сибири с последующим длительным заграничным отпуском для лечения.

В 1881 г. Н. Н. Муравьева-Амурского не стало. В метрической книге Свято-Троицкой Александро-Невской церкви, состоящей при Российско-Императорском посольстве в Париже, читаем: «1881 г., ноября 18-го дня скончался от гангрены член Государственного Совета, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский, 72-х лет от роду. Перед смертью был исповедован и приобщен Святых Таин протоиереем Василием Прилежаевым. Тело предано земле на Монтмартовском кладбище в Париже».

На 25-летнем юбилее «амурских обедов» было принято решение увековечить память о Н. Н. Муравьеве-Амурском. К этому времени уже было собрано по подписке 54 тысячи рублей на памятник бывшему генерал-губернатору, который сначала хотели установить во Владивостоке как «конечном морском пути», но большинством голосов решено было поставить прочный крест с надписью на месте слияния Шилки и Аргуни, откуда ушла в путь первая экспедиция Н. Н. Муравьева. В первый состав комитета вошли адмирал П. В. Казакевич, тайные советники М. С. Волконский и М. Н. Галкин-Враский и отставной статский советник Ф. А. Анненков. Они-то и окончательно решили в пользу Хабаровки. 14 февраля 1888 г. царь утвердил модель памятника. Решено было постамент изготовить из местного камня, который нашли в окрестностях станицы Михайло-Семеновская, но оттуда далеко и было найдено месторождение светло-серого сиенита в 1889 г.

В феврале 1900 г. состоялся 37-й «Амурский обед», на котором предложили перенести прах Муравьева-Амурского из Парижа. Генерал-губернатору Приамурского края сразу же ушла телеграмма: «На Амурском обеде выражено общее желание просить Вас поднять вопрос переноса праха графа Муравьева-Амурского из Парижа в Хабаровск под памятник. Не откажите исполнением сообщить. Генерал Александров, граф Игнатьев, Духовской, князь Волконский».

За согласием перенести прах амурцы обратились к военному агенту во Франции полковнику Валериану Валериановичу Муравьеву-Амурскому, который ответил 2 мая 1900 г. так: «…по вопросу о перевезении на берега Амура тела дяди моего, графа Н. Н. Муравьева-Амурского, имею сообщить, что со стороны родных, из коих ближайший я, не только не будет препятствия к выполнению сего предположения, но полное и совершенное сочувствие и согласие». Что касается места нового погребения тела покойного покорителя Амурской и Уссурийской страны […]. Думали перевезти во Владивосток, но начавшаяся вскоре первая мировая война, а затем и революция отодвинули выполнение намеченного на долгие годы. В советское время крест на Шилке и памятник в Хабаровске были отправлены на переплавку. Только недавно хабаровчане вновь отлили памятник графу и установили на прежнем месте. Не остались в долгу и владивостокцы: в 1991 г. прах Н. Н. Муравьева-Амурского был перенесен во Владивосток и похоронен в центре города на склоне горы, мимо которой он когда-то проходил на пароходе-корвете «Америка».

Имя Н. Н. Муравьева-Амурского носит полуостров во Владивостоке.