Kitobni o'qish: «Ты родишь мне от бывшей»

– Ну, как тут наши малыши? – задал вопрос муж, который вернулся сегодня поздно, почти в полночь.

Упрекать в этом я его не спешила – скорое рождение близнецов накладывало свой отпечаток на нашу семейную жизнь. Назар очень много работал, и хоть мы уже давно не нуждались ни в чем, муж говорил, что пока не обеспечит нас до конца жизни как минимум на три поколения вперед, не успокоится.

«Время сейчас нестабильное, Еська, – говорил он. – Пока я молодой и у меня в руках есть столько возможностей, просто не имею права их упускать».

Я соглашалась. Очень уважала мужа за то, каким его воспитали родители. И посвящала в данный момент время себе и беременности.

Детки дались мне трудно – пришлось делать эко, когда мы с Назаром поняли, что все попытки зачать естественным путем безуспешны. Когда Лукинский услышал, что я готова потратить здоровье, но все же провести процедуру подсадки, очень воодушевился. Договорился с лучшей клиникой репродуктологии, которая принадлежала нашим друзьям – семейной паре Клинских. Я хотела вынашивать только одного ребенка, но вскоре обнаружилось, что эмбрион разделился, и малышей будет двое. И вот скоро на свет должны были появиться наши мальчишки – Адам и Давид.

Точнее, не совсем скоро – до родов еще было три месяца. Беременность, несмотря на многоплодность, протекала комфортно. Сыновья никак не беспокоили свою маму и вели себя прекрасно. О чем я и сообщила мужу перед сном.

– Все отлично, – улыбнулась я ему.

На мгновение в голове мелькнула та мысль, которая не давала мне покоя с сегодняшнего утра. Когда я заговорила с врачом про то, что не знаю, стоит ли покупать близнецам одинаковую одежду, на лице ее мелькнуло какое-то странное выражение. Она как раз замеряла мой живот, потому я напряглась. Однако Антонина Денисовна тут же сделала вид, что ничего не произошло, а на все мои вопросы, в которых стала сквозить тревога, говорила, что все в полнейшем порядке.

Уже после того, как я вышла из клиники и водитель повез меня домой, я поняла, что начала себя накручивать. Показалось, что почти на каждом приеме со стороны врача я видела ту реакцию, которая меня настораживала. И в итоге я даже убедила себя в том, что от меня что-то скрывают.

Потом мысленно разбила данную теорию в пух и прах, чтобы после вернуться к ней и начать убеждать себя в том, что была права в своих подозрениях. В итоге дошло до того, что вечером этого же дня я записалась в клинику, которая никакого отношения ни к каким друзьям не имела. И уже завтра собиралась поехать на узи – пусть подтвердят, что мальчишки в полном порядке.

– Вот и хорошо.

Назар опустился прямо на пол и сделал то, чем обычно занимался каждый раз перед сном – стал разговаривать с сыновьями. Раньше меня это забавляло, потом я привыкла. А сейчас почему-то данное действо стало раздражать. Особенно от формулировок, которые сегодня подобрал Лукинский. Мол, совсем скоро его дети будут с ним, о чем он уже очень давно мечтает.

Я знала, что для Назара наследник стал своего рода наваждением. Он безумно хотел сына, даже жаждал придумать, как отыскать лазейку, чтобы ему дали выбрать пол эмбриона. И когда выяснилось, что у нас будет двое мальчиков, я испытала облегчение, смешанное с досадой. Меня относительно того, какого пола я бы желала ребенка, никто не спросил.

– Я спать хочу, – соврала, когда беседа мужа с детьми затянулась. – Давай ты тоже ляжешь? – предложила Назару.

Он бесконечно бережно погладил мой живот, накрыл меня одеялом едва ли не до подбородка и помотал головой.

– Пойду попрошу сделать мне кофе и сэндвич, – сказал муж. – И немного посижу с бумагами. Нужно кое-что подправить перед сделками.

Поцеловав меня в лоб, Назар еще раз коснулся моего живота и, пожелав нам спокойной ночи, вышел. Я осталась одна, охваченная мыслями, которые крутились еще и вокруг секса. Вернее, его полнейшего отсутствия в последние несколько месяцев.

Даже сейчас, несмотря на то, что срок был весьма приличный, я не выглядела расплывшимся неповоротливым дирижаблем. И очень надеялась, что все еще привлекаю мужа. Когда интим пропал из нашей семейной жизни, я попыталась намекнуть об этом мужу, на что он лишь отшучивался и говорил, что мы все нагоним, когда дети родятся. Но смутило меня не это, а тот факт, что Назар отказался и от какой-нибудь альтернативы, которая бы смогла хоть отчасти заместить занятия любовью.

Немного полежав, глядя в потолок, я решила, что меня просто очень встревожила реакция врача, вот я и придумываю себе то, чего нет. После чего закрыла глаза и попыталась заснуть.

Однако сон ко мне не шел…

С самого утра я решила, что не должна дать Назару ни единого повода огорчиться из-за того, что я ему не доверяю. Конечно же, стоит только мне сказать о своих тревогах, как он тут же поднимет на уши все семейство Клинских и меня повезут в клинику, где осмотрят с ног до головы. Однако я предпочитала проявить самостоятельность и сделать все без излишних уведомлений мужа.

Попросила водителя отвезти меня к подруге, которая жила неподалеку от центра ультразвуковой диагностики, и забрать через пару часов. Сама же неспешно прогулялась до нужного места, а в стеклянные двери входила с отчаянно колотящимся сердцем, прибыв раньше на целых двадцать минут.

Меня тут же окружили вниманием и заботой и я стала успокаиваться. Говорила себе, что если бы что-то с малышами было не так, врач уже донес бы эту информацию до хозяев клиники, а они – до нас. Но перестраховаться хотелось.

И вот я лежала на кушетке, передо мной был экран, на котором я видела неясное шевеление. В нем я ничего не могла понять, но согласно кивала на каждое слово врача, который рассказывал мне про ручки, ножки, артерии. Давал послушать сердечки моих крошек, которые бились сильно и ровно, и этот звук тоже становился своего рода валерьянкой, которая умиротворяла мои нервы.

– Второй близнец тоже питается хорошо, его плацента прикреплена ниже, но с ней все в порядке. Можете не волноваться, – сказал врач-узист с улыбкой, по-видимому, готовясь закончить осмотр, – девочка тоже совершенно здорова.

Я так и замерла на месте и приподнялась на локтях, а сердце мое забилось часто-часто. На предыдущих осмотрах и узи мне говорили, что я ношу однояйцевых близнецов. И они никак не могли быть разного пола!

– В каком смысле… девочка? Что вы такое говорите?

Что это за шарашкина контора, в которой работают такие непрофессионалы? Как он вообще не разглядел, что у меня двое сыновей? И что вообще насмотрел на экране?

Врач поправил очки на носу, нахмурился, глядя на меня удивленно, после чего окончательно ошарашил:

– Нет, Есения. У вас будет двое детей – мальчик и девочка. Гетерозиготные близнецы. Вам знаком этот термин?

Конечно, он мне был знаком! Я ведь изучила на данную тематику довольно много материала. Смотрела даже научное видео, где показывали, как развиваются малыши, получившиеся из одной оплодотворенной яйцеклетки. Радовалась тому, что все произошло вовремя, ведь у меня были два здоровых мальчика. И тут такие новости…

– Вам что, на предыдущем исследовании говорили другое? – задал вопрос врач, когда я улеглась обратно на кушетку и прикрыла глаза.

Он снова начал водить датчиком по животу. От этого я не чувствовала ничего кроме раздражения. Как будто он и сам начал сомневаться в том, о чем говорил совершенно уверенно до сего момента.

Ну, пусть смотрит пристальнее! И наверняка уже вот-вот скажет, что он просто ошибся. Только как мне тогда поверить в то, что с сыновьями все в порядке, если он даже такие очевидные вещи не разглядел?

– Определенно это мальчик и девочка! – воскликнул доктор через полминуты. – У вас есть с собой обменная карта? – спросил он, убрав датчик.

Протянул мне салфетки, которыми я принялась убирать остатки геля. Рассеянно кивнув, попросила:

– Дайте мою сумку, пожалуйста.

А сама все думала и думала о том, что же такое произошло? Ведь если врач не лжет и действительно обнаружил, что у меня будут близнецы разного пола, выходит, мне врали в клинике… и подсадили мне двоих детей, когда я просила только одного… Но зачем?

– Хм… здесь указано, что у вас было эко, вследствие которого был подсажен один эмбрион… Откуда тогда второй? – задал вопрос врач.

Видимо, поняв, что я вот-вот хлопнусь в обморок, он отложил карту и бросился наливать мне воды из кувшина. Я уже оправила одежду и смотрела вокруг себя ничего не видящим взглядом. Не то чтобы была против того, чтобы у меня были и мальчик, и девочка… Но что это за тайны Мадридского двора? Зачем со мной это сделали в клинике?

Так вот почему врач так отреагировала на мои слова про одинаковую одежду! Ведь гетерозиготные близняшки вовсе не идентичны, а уж если речь о дочери и сыне – вопрос про наряды и вовсе отпадает сам собой.

– Спасибо, – не ответив на заданный вопрос, поблагодарила я врача.

Забрала карту, поднялась с кушетки. Нужно дождаться водителя, после чего ехать к Клинским и потребовать ответы на свои вопросы. Но сначала позвоню мужу – пусть он устроит разнос в их клинике!

– Есения, вас проводить? С вами все хорошо? – спросил у меня врач, поддерживая под руку, пока я шла к дверям кабинета.

А сама думала о том, что, пожалуй, мне нужно будет сходить еще на одно узи в другое место. И вот если там подтвердят, что один из малышей девочка, уже бить во все колокола.

– Со мной все хорошо, – соврала я и вышла прочь, совершенно растерянная и озадаченная.

А как только оказалась за пределами центра, тут же стала звонить мужу. И, недолго думая, выдала ему все. И про тревоги, и про узи, и про то, что у нас будут разнополые дети.

– Матвей приедет и я тотчас направляюсь в свою клинику! Пусть все мне объяснят! – взяв себя в руки, сказала я Назару. – И ты тоже подъезжай, если сможешь.

Сказав это, я перешла на другую сторону улицы и устроилась на скамейке, чтобы дождаться водителя с относительным комфортом. И снова застыла, когда после паузы услышала глухой голос мужа:

– Не нужно в клинику, Есь… Отправляйся домой. Я приеду через пару часов и поговорим.

В этот момент я поняла, что очень мало знаю и о своей беременности, и о том, что происходило вокруг меня последние несколько месяцев. Это откровенно ужасало.

Хорошо, что Назар не опоздал и приехал, как обещал, ровно через два часа. За это время я успела известись от миллиарда мыслей, каждая из которых была хуже другой. Даже довела себя до того, что уверовала, будто мне подсадили эмбрионы доноров, потому что наш с мужем биоматериал был нежизнеспособным. И Лукинский, чтобы не расстраивать любимую жену, то есть, меня, договорился с Клинскими о таком вот подлоге. А чтобы вероятность того, что малыши приживутся, была выше, во время процедуры эко и использовали сразу два эмбриончика.

Но зачем нужно было вокруг этого делать такую тайну? Почему Назар меня просто не поставил в курс дела? Я бы с гораздо большим спокойствием восприняла это вовремя, а не сейчас, когда выяснилось все вот так – окольными путями.

– Милая… – подошел ко мне муж, когда я занималась тем, что бегала туда-сюда по огромной гостиной. – Как ты?

Он обнял меня, и когда я к нему прижалась, услышала, как под моей щекой размеренно и сильно бьется его сердце. Это ненадолго успокоило, и когда я запрокинула голову и всмотрелась в суровые черты лица Назара, мне даже стало казаться, что я зря себя так накрутила и вообще подняла эту тему.

Девочка с мальчиком, так девочка с мальчиком. Так даже лучше.

– Зачем ты поехала на узи в другое место? Что тебе сказал тот врач? С детьми все в порядке? – начал сыпать вопросами муж.

Он взял меня под руку и проводил к дивану, на котором мы оба и расположились. Я закусила нижнюю губу, понимая, что Лукинский заметно нервничает. Но было ли тому виной беспокойство за детей? Или он переживал, что какая-то правда вылезет наружу?

– Я уже сказала по телефону. Меня насторожила реакция врача, вот я и решила проявить самостоятельность. А тот, другой врач сказал, что беременность протекает прекрасно, но дети у нас будут разного пола. Как это могло случиться? В моей карте же написано совсем иное!

Я начала волноваться снова, на что Назар отреагировал сразу же. Потянул меня за руку к себе, и когда я вновь оказалась в его объятиях, стал гладить по волосам.

– Мне нужно было сразу тебе сказать, – начал он неспешно.

А мне захотелось схватить его и трясти, покуда он не расскажет все. Потому что муж что-то утаивал все это время!

– Мы с Валентином действительно договорились, что тебе подсадят два эмбриона. Она сказала, что они не такие… крепкие, как ей бы хотелось.

Он отстранил меня и, взглянув в мои глаза, широко улыбнулся.

– Но он ошибался! И сын, и дочь справились! Теперь все хорошо!

Я была права в своих подозрениях, черт побери! Права почти на все сто, ведь успела насочинять себе фантазий, исходя из которых вынашивала чужих детей.

– Почему вы не сказали мне? – пораженно воскликнула я. – Речь ведь шла только об одном ребенке!

Назар прикрыл глаза и кивнул. Затем ответил, сопровождая слова новой улыбкой.

– Вот потому и не сказали. Ты очень близко принимаешь все к сердцу. Не хотели, чтобы ты тревожилась и что-то бы пошло не так.

Он положил ладонь на мой живот, погладил его и добавил:

– Я всегда знал, что там и дочь, и сын. И ты права… тебе нужно было все рассказать, когда опасность потерять хоть одного малыша миновала.

Я так растерялась от того, что он настолько спокойно об этом говорил, что у меня даже все слова исчезли. Только мысль крутилась вокруг того, что я себе придумала. Ее я и поспешила высказать:

– Назар… Скажи честно… Оба ребенка – они наши? Мне не подсадили донорский материал? – шепнула едва слышно.

И тут же поняла, что мои слова достигли цели. Лукинский побледнел и дернул в сторону узел галстука.

– С чего ты это взяла? Врач узи что-то такое сказал? – сдавленно ответил муж.

Голос его дрогнул, только я не могла понять, почему именно – Назар скрывал от меня какие-то нюансы, или же просто сам поразился тому, что подобное могло случиться?

– Нет. Он ничего не говорил, – помотала я головой.

– Конечно, это наши дети! – с нажимом ответил муж. – И я очень рад, что ты теперь наконец знаешь правду. Моя красавица же не будет на меня ругаться за то, что я не стал говорить об угрозе невынашивания? – уточнил он, опять растягивая губы в улыбке, которой бы позавидовал даже Чеширский кот.

Я поднялась с дивана и прикрыла глаза. В висках стала пульсировать боль, которая свидетельствовала о начинающейся мигрени.

– Назар, я пока вообще не разобралась ни в чем, – откликнулась я. – И совсем не понимаю, почему от меня нужно было скрывать настолько существенные детали!

Муж тоже встал на ноги и, мгновенно собравшись, ответил жестко и непримиримо:

– Ты гипертрофируешь, Есения. Ничего не случилось, а мы тебе ни слова не говорили лишь по причине того, чтобы ты не волновалась. Беременность была под угрозой. Ты могла скинуть детей – или обоих, или какого-то одного.

Он говорил вроде бы верные вещи, но то, в какие слова облачал эту информацию, вводило в ступор.

– Позвоню врачу и спрошу, что тебе можно принять от боли. У тебя ведь мигрень, я прав?

Кивнув, я проследила взглядом за тем, как Назар отходит к окну и начинает звонить в клинику. А сама пообещала себе простую вещь – я непременно разберусь во всем, что происходит.

И пока не представляла, кто придет ко мне уже завтра и ошарашит теми новостями, которых я совершенно не ждала услышать.

С момента, когда для меня открылось то, что держалось в тайне, почти ничего не изменилось. В клинике Антонина Денисовна, к которой я отправилась, даже не успев толком позавтракать, очень обрадовалась тому, что теперь не нужно держать в секрете пол малышей. А Назар с утра и вовсе сделал вид, будто вчерашний вечер и разговор ничего не значили.

Но я никак не могла успокоиться и все изводилась и изводилась от бесконечных мыслей. Почему они до победного ни о чем мне не говорили? Рассчитывали, что во время родов я просто произведу на свет дочь и сына и они скажут «сюрпри-из!»? Или как это выглядело в их фантазиях?

Что ж… в этом всем был один плюс. Теперь у меня не имелось моральной дилеммы в том, надевать ли малышам одинаковую одежду, или нет, потому за успокоением я отправилась на извечный женский «валериановый» поход – шоппинг. И в первом попавшемся бутике детской одежды набрала кучу платьицев, из которых моя крошка успеет вырасти, даже ни разу не надев.

Девочка… Как странно теперь понимать, что у меня под сердцем не двое пацанов. А там живет малышка-принцесса, которая, как я была в этом уверена, обязательно станет любимицей семьи Лукинских.

У отца Назара трое сыновей, сам он тоже из семьи, где в окружении были в основном мужчины. Так что наша малышка будет под пристальным вниманием с самого рождения.

Так я размышляла, скупая все, что мне нравилось, и мысли успокаивали. Но это успокоение пришло ненадолго. Когда мне на телефон поступил звонок от Марии Клинской, я озадачилась.

С Мэри, как она сама просила себя называть, мы не были закадычными подругами. Валентин, ее муж, общался с Назаром с момента, когда они оба были еще несмышлеными детьми. А наши отношения с Мэри закономерно вытекли из сложившихся обстоятельств. И мы уж точно не были теми, кто созванивается по три раза на дню, чтобы обсудить новости, безделушки, мужей и прочие милые женские темы.

– Да? Слушаю, – с долей опаски ответила я Марии.

Это было немного странно – вчера получить новости про детей, а сегодня – входящий звонок от Клинской.

– Еся, привет! Ты сейчас дома? А Назар на работе? Вроде Валя сказал, что поедет к нему. Ты можешь со мной встретиться на нейтральной территории? – затараторила она, что окончательно меня убедило в моих подозрениях.

Что-то происходило! Что-то, в центре чего я находилась, но пока об этом даже не догадывалась.

– Я в магазине. Назар на работе. Подъезжай в «Глобус», здесь есть ресторан.

Ответить Мэри удалось спокойным голосом, хотя все внутри меня опять заштормило десятибалльными волнами. Если Клинская приедет и поведет разговор не о моей беременности – я буду поражена до глубины души.

– Отлично. Скоро буду, – ответила она и отключилась.

Я же, дав знак водителю, чтобы нес покупки в машину, прошла на неслушающихся ногах к свободной скамье, на которую и опустилась. Прикрыв глаза, какое-то время гнала от себя те фантазии, что первыми приходили в голову. У одного из малышей диагноз… вот почему от меня это скрывают. Какой пол больше подвержен мутациям?

От этих мыслей голова стала раскалываться. Еще не хватало снова отхватить мигрень как вчера… Прогнав все то, что меня изводило, я встала и неспешно направилась в сторону ресторана.

Мария Клинская примчалась ко мне на встречу уже через двадцать минут. Это была энергичная женщина, которой нельзя было дать и тридцати. Хотя они с Валентином скоро должны были разменять пятый десяток, разница между супругами была налицо. Мэри увлекалась фотографией, а к семейному бизнесу имела весьма опосредованное отношение, хотя и постоянно делала акцент на том, что клиника – их общее детище с мужем.

– Фух, хорошо, что ты не стала задавать Назару вопросов о моем приезде! – тут же взяла с места в карьер Мария, устраиваясь напротив.

В меню, которое поспешил ей подать официант, она ткнула не глядя. Стало окончательно понятно, что Клинская приехала сюда не обеды обедать.

– Мне Валя вчера все рассказал. Про то, что ты сходила на узи не в «Медивэдж», а куда-то в другое место. И что тебе уже известно все…

Повесив паузу, Мэри посмотрела на меня, и взгляд ее мне не понравился. Будто бы она готовилась к тому, чтобы о чем-то меня просить.

– Да, я знаю, что мне подсадили два эмбриона, хотя мы договаривались только об одном. Назар сказал, что биоматериал был не очень, вот клиника и подстраховалась.

Мой голос звучал как-то моляще. Как будто я взывала к Клинской подтвердить эти слова, ведь уже знала, что к правде они отношения почти не имеют. Что-то было иное в том, что в подсадке участвовали разные эмбрионы. Но что?

– Биоматериал был как раз что надо, Еся… – тихо ответила Мэри и сделала паузу.

Потом набрала в грудь воздуха и выпалила, выбивая почву из-под моих ног:

– Я больше не могу это скрывать… Мы друзья, и ты должна все знать. Несколько лет назад в нашей клинике были заморожены яйцеклетки Яны Горюновой. Тебе точно знакомо это имя – она была невестой Назара… Так вот во время подсадки было взято два эмбриона. Один – ваш с мужем. А второй – Яны и Лукинского… Какой-то из детей – биологически не твой, Есения, – проговорила Мария, и я поняла, что падаю в жуткую черную бездну.

До меня доносились голоса – я не понимала толком, кому они принадлежат. Сознание отталкивало информацию, которую до меня донесла Мэри, а она все равно на меня наваливалась огромной ледяной глыбой. И пока я барахталась в колючем океане, полном чернильной воды, этих глыб становилось все больше и больше:

«Кто-то из детей не твой, Есения» – слышалось эхом в голове.

– … она беременна, вы же видите! Ей просто стало плохо, так бывает.

Я пришла в себя, когда поняла, что попросту сползла на пол со стула. Прислушалась к себе – ничего не болит. Надо мной склонился какой-то мужчина, который профессионально меня осматривал – замерил пульс, проверил зрачки…

– Вы в порядке? – задал он вопрос.

Я помотала головой, потом кивнула. Не стану же рассказывать ему, что в порядке не могу быть по той причине, что на меня обрушилась жуткая правда. И да – я верила каждому слову Клинской. Теперь все сходилось.

– Да, со мной все хорошо. Просто немного повело…

Он сунул мне в руки визитку, которую я машинально положила в карман. Расспрашивал про давление, про то, когда я последний раз была у врача. Несколько прохожих, которые полюбопытствовали, что здесь происходит, поняв, что ничего интересного не предвидится, разошлись. И когда я поведала незнакомцу все данные, которые помнила из последнего визита в клинику, он, посомневавшись, удалился. Мы с Марией снова остались вдвоем.

– Прости, Есь… Может, тебя домой отвезти? Я на машине, – сказала Клинская, которая выглядела виноватой.

– Я с водителем, – шепнула в ответ, отпивая глоток воды, которая показалась горькой. – Повтори, пожалуйста, что ты сказала.

Даже не скрывая умоляющих ноток, которые наверняка засквозили в моем взгляде, я смотрела на Мэри, но видела лишь одно – подтверждение того, что уже от нее услышала. Назар пошел на жуткий подлог… Он сделал из меня инкубатор для вынашивания их с Яной ребенка. И конечно, я слышала о Горюновой. Даже когда они с моим мужем расстались, он ни разу ни единого слова о ней плохого не сказал, хотя именно она от него ушла незадолго до свадьбы.

Назар до сих пор ее любил? Это происходило на расстоянии, или они с Горюновой сошлись, вследствие чего у них и сложился план, по которому я невольно стала суррогатной мамой?

– Один из детей, Есения, биологически не твой. Но ты никогда не должна была об этом узнать.

Я округлила глаза. Мозг снова затуманился и показалось, что вместо него в моей черепной коробке кисель.

Как я могла не узнать, что у меня разные дети? Даже если Назар соврал бы мне после родов, будто мне подсадили двух малышей – они же наверняка разные! Я довольно смуглая, с оливковой кожей, а Яна – просто Белоснежка. Светленькая, с голубыми глазами и тонкими чертами лица. Или Лукинский понадеялся, что и дочь пойдет в него? А что, если их эмбрион был мужского пола?

– Какой из детей мой, а какой Яны и Назара? – прохрипела я, вцепившись в край столика.

Клинская поджала губы и замотала головой.

– Я этого не знаю, – ответила она, и я тут же ей поверила. – Но сотрудники в лаборатории точно обладают этой информацией.

Прикрыв глаза, я стала бороться с ужасающим чувством. У меня под сердцем был плод любви Назара и Яны, а я даже не представляла, кто это из моих детей!

– Почему она сдавала яйцеклетки? – спросила я, и меня, как из ледяного душа окатило новым пониманием.

Если в то время, когда Горюнова называлась невестой моего мужа, не было создано эмбрионов, значит, их вырастили в момент, когда меня готовили к эко! Назар за моей спиной при помощи Клинских проворачивал жуткие махинации, а я ни сном, ни духом о них не знала!

– У нее была онкология, Есь. Но ты не переживай! Биоматериал изучен на генетические отклонения – другой к подсадке просто бы не допустили!

Мэри говорила с жаром и даже положила руку поверх моей ладони. Я отдернула ее, будто меня укусила ядовитая змея. Клинская прикрыла глаза.

– Еся, я на твоей стороне, – сказала она.

Я приподняла бровь и уточнила:

– Даже если ваша с Валентином клиника пойдет по миру и закроется, когда я ее ославлю?

Судя по виду Марии, она такой вариант даже не рассматривала. Подавшись ко мне, Клинская с жаром заговорила:

– Я была отрицательно настроена с самого начала! Но Валя пошел против моего слова. Назар помог достать крутое оборудование. Ты же знаешь, в нынешних условиях это почти невозможно. Вот все и было сделано так, как хотел Лукинский. Я думаю, что он просто желал получить напоминание о своей любимой. И вот придумал такой извращенный метод. Но я прошу тебя, Еся… Не разрушай то, что является всей моей жизнью! С тобой поступили очень подло, но знаешь скольким женщинам помогли в «Медивэдж»?

Конечно, Мария думала только о себе. А я – планировала сосредоточиться исключительно на своей особе. И больше ноги моей не будет в этой чертовой клинике!

– Я благодарна тебе за то, что ты открыла мне глаза на все, что творится с моей беременностью, Мария, – проговорила я, поднимаясь из-за столика. – Но дальше действовать я буду исключительно так, как необходимо мне.

Я уже собралась уйти, когда Клинская схватила меня за руку.

– По документам комар носа не подточит, Еся! Оба эмбриона ваши! А в случае, если начнутся разборки, Валентин скажет, что просто перепутан биоматериал… Подумай, нужно ли тебе становиться матерью под фанфары новостных каналов, которые ухватятся за возможность прополоскать грязное белье известных в бизнесе людей?

Выдернув пальцы из захвата, я поправила сумочку на плече и просто ушла. Вступать в полемику с той, кто несколько месяцев держал в секрете обстоятельства, которые можно было вовремя исправить, я не собиралась. А ответ планировала спросить с главного человека, который и окунул меня в океан лжи и грязи.

С Назара Лукинского.

Приехала в офис мужа как снег на голову. От секретаря узнала, что Назар проводит совещание, и даже на мгновение мелькнула мысль, какого именно рода переговоры он мог устроить. Так и представляла себе Яну Горюнову, которую Лукинский разложил на рабочем столе. Ведь он получал где-то свою порцию секса, не так ли? Мужчина, которому нет и сорока, просто не может вдруг в одночасье превратиться в монаха.

Однако, выяснилось, что он действительно был на самом обычном совещании.

– Я сообщила ему, что вы приехали, Есения, – с улыбкой сказала секретарша. – Назар Михайлович сейчас прервется и придет. Воды? Чая? Может быть, есть какие-то особые пожелания?

Я помотала головой, присаживаясь в кресло. Особые пожелания были у меня только одни – чтобы все это закончилось и мне сказали, будто история с подсадкой эмбриона от Яны Горюновой – первоапрельская шутка.

– Еся… Что-то случилось? Что-то с детьми? Идем в мой кабинет.

Назар появился рядом неожиданно, несмотря на то, что я ждала мужа. Но, видимо, так глубоко погрузилась в свои размышления, что перестала замечать происходящее. А мысли мои пронизывали бесконечные вопросы: как повести разговор с мужем? Я хотела лишь одного – вывалить ему на голову все, что узнала благодаря Мэри, и потом схватить и трясти, пока не услышу хоть какое-то вразумительное объяснение.

Отвечать я не стала. Просто поднялась и прошла в кабинет мужа. Он проследовал за мной, озадаченный и хмурый. Значит, Клинская не стала звонить ему и сообщать, что все мне рассказала.

– Еся, не молчи! Ты бы наверняка не стала приходить, если бы не было важной причины. Что случилось? – чуть ли не взмолился Назар.

Я повернулась к нему и решила тут же начать беседу, не устраивая танцев с бубнами:

– Я все знаю, Лукинский. Один из детей, которых я ношу, биологически не мой. Кого именно должна я родить тебе и твоей любовнице? Сына? Дочь?

Мой голос сорвался. Назар побледнел почти до синевы. Его глаза округлились, а зрачки расширились. Схватившись за узел галстука, он дернул его в сторону и прохрипел одно-единственное слово, прозвучавшее так, словно было приговором:

– Откуда?

Все мои силы разом иссякли. Желание подлететь к мужу и лупить его так, чтобы он хоть на миг прочувствовал сотую долю того, что испытывала я сама, растворилось. От меня осталась лишь оболочка, совершенно пустая и бездушная. Такое жуткое предательство, от которого волосы вставали дыбом, пережить было невозможно.

– Кто из детей не мой? – выдавила я из себя, безуспешно хватая ртом воздух.

Напрасно старалась втянуть в себя хоть порцию кислорода – в легких образовался смертельный вакуум.

– Еся… они оба твои. Слышишь? Оба твои! – вскричал Лукинский, не заботясь о том, чтобы нас не услышали.

Он бросился ко мне, но я выставила перед собой руки и заорала, что есть мочи:

– Не смей!

Назар приостановился в полуметре. Его глаза вращались, а на лице было такое выражение, будто ему только что сообщили самые страшные известия на свете.

– Есения, они оба твои… Кто тебе все это наговорил? А? Кто?

Рвано выдохнув, я подошла к первому попавшемуся стулу, на который и рухнула. Ослабевшие ноги меня не держали.

– Почему ты это сотворил со мной? Зачем? Для чего ты вообще пошел на то, чтобы я выносила ребенка? Нашего с тобой, я имею в виду. Ты ведь просто мог нанять суррогатную мать для вас с Яной!

Я не сдержалась и эти слова сорвались с губ криком, что доносился, казалось, из самой преисподней. Пусть все кругом слышат… Пусть знают, какое непростительное преступление совершил Назар Лукинский!

– Есения, послушай… Я хочу знать, откуда ты все это взяла! – с нажимом проговорил муж.

Он уже взял себя в руки – бледная синева сошла с его лица, Назар смотрел на меня пристально и въедливо. Я тоже мысленно приказала себе собраться, а когда почувствовала толчок в животе, будто бы кто-то из детей делился со мной силенками, вскинула подбородок.

– Мне рассказала Мария Клинская. Врать она не станет – ей просто незачем. Даже напротив, в интересах Мэри было все сохранить в тайне, но совесть ей, в отличие от твоей, не позволила.

Переведя дыхание и получая мрачное удовлетворение от того, что Лукинский снова посерел, я продолжила допрос: