Kitobni o'qish: «Оттенки прошлого»

Аварийная посадка

Рейс Варна-Екатеринбург задерживался почти на час. Пассажиры, утомленные жарой, с которой не справлялись кондиционеры тесного аэропорта, толпились у стойки регистрации. Светлана подъехала заранее и теперь терпеливо дожидалась объявления, поглядывая на большое справочное табло. После отдыха на море такие мелочи, как ожидание самолета, не раздражали ее.

Она была обычным научным работником дряхлеющего исследовательского института. Лет 20 назад она без особых усилий и без аспирантуры защитила кандидатскую диссертацию, но дальше по научной лестнице не пошла. И не потому, что было лень или не хватало таланта, а просто из-за того, что она не видела в этом смысла: кому в наше-то время нужны идеи, не дающие прибыль здесь и сейчас … У нее, пожалуй, были литературные способности. Во всяком случае, друзьям нравились ее стихи, и многие искренне советовали ей печататься. Но она не придавала этому значения.

Стоя в толпе изнывающих пассажиров, Света с интересом приглядывалась к ним и, чтобы чем-то себя занять, пыталась угадать, что это за люди. Она любила придумывать сюжеты из жизни случайно встреченных прохожих и попутчиков, фантазировать, куда и зачем они торопятся.

– Безобразие! – шипела стоящая сзади дама с угрожающе пышными формами. – Почему ничего не объявляют? Я сейчас растаю.

– Тоже мне Снегурочка! – с издевкой хмыкнул коренастый коротышка в живописных гавайских шортах, вылинявшей красной футболке, украшенной на груди серпом и молотом и соломенной шляпе с узкими полями, нелепо смотревшейся на его грушевидном лице. Дама побагровела от нестерпимой обиды, но не нашла, что ответить.

– Колоритные типы, – подумала Света, наблюдая за соседями. – Мужик, судя по характерному выговору, хохол. Отдыхал в Болгарии, видимо, один. Похоже, холостяк, причиной тому упрямый и вспыльчивый нрав. Символика на груди, возможно, свидетельство принадлежности к КПРФ. Дама запенсионного возраста, вероятнее всего, бывший бухгалтер небольшой фирмы и по совместительству мелкий домашний тиран. Но такая вряд ли куда-либо двинет одна. Некем будет командовать. Ага, вот и ее муж, невысокий, лысоватый, в очках с толстенными стеклами, сквозь которые его маленькие глаза, слегка опушенные белесыми ресницами, казались удивленными. С несчастным видом он наблюдал за происходящим.

Рядом теряла терпение молоденькая мамаша с голыми обгоревшими плечами и спящим малышом наперевес.

– Матвей, – полусерьезно говорила она спортивного вида парню, обвешанному чемоданами и сумками, – в следующий раз в июле поедем только на Северный полюс! – Матвей покорно кивал головой.

– Ну, с этими все понятно, – решила Света. – Молодая пара, немного инфантильная. Путешествовать втроем им еще вряд ли самим по карману. Скорее всего, доят родителей.

Среди нервничающей толпы выгодно отличалась хорошо одетая супружеская пара. Наверное, они отдыхали под Варной в собственном коттедже или добротных апартаментах, непременно с видом на море. Он, похоже, был вполне удачливым бизнесменом средней руки. На нем были плотные льняные брюки, шелковая голубая с размытым рисунком рубашка на выпуск и дорогие белые сандалии. Супруга, мило манерничая, называла его «Николя». Она была видной статной дамой, лицом и фигурой сильно смахивающей на Машу Распутину. На ней ладно сидели джинсовые шорты чуть выше колен и стильная ветровка изо льна, украшенная мережками. На ногах красовались высокие сапожки цвета топленого молока с ажурными голенищами. Пара как будто не замечала беспорядка вокруг. Им без конца звонили на мобильники, и они оживленно отвечали на звонки.

Наконец, диспетчер на ломаном русском языке объявил: «Пассажиры, которые вылетайте рейсом трийсет и шестдесет едно до Екатаринабург, моля подходить в соседняя зала к стойка номер тринайсет. Начинайся регистрация билетов».

Для большинства ожидающих смысл объявления остался загадкой. Однако те, кто сориентировался, помчались искать стойку номер «тринайсет». В их числе были и Николя с женой. Схватив полутораметровый чемодан, Николя ринулся вперед, не глядя по сторонам. Светлана замешкалась со своей дорожной сумкой, и огромный чемодан Николя проехал по пальцам ее правой ноги. «Что ж Вы делаете!»– вскрикнула от боли Света, но Николя не услышал или не счел нужным остановиться.

Стопа стала медленно опухать, но обращаться за медицинской помощью было некогда. Почти сразу объявили посадку и подогнали хаб. Светлана доковыляла до своего места у окна и плюхнулась в кресло.

Ее соседями оказались Николя с женой. Они производили впечатление благополучной счастливой пары. Наверняка они давно были вместе, но супруг с явным удовольствием поглядывал на свою приметную яркую жену. Ее звали Нина. Нарочито небрежным движением она сбросила ковбойскую шляпу, встряхнула гривой густых отбеленных волос и удобно расположилась в кресле, вытянув перед собой длинные загорелые ноги в щегольских сапожках. В ее сумочке мелодично зазвонил сотовый. Нина извлекла новенький смартфон и, кокетливо выпятив надутые силиконом нежно-розовые губы, заворковала грудным голосом:

– Все в порядке. Не волнуйся, мама, мы уже в самолете. Как там Митенька? Ах, шалит! Ну, не ругай его! Скажи, что я привезла ему кораблик и морскую звезду, как он просил. Часов через пять будем уже дома. Нас встретят. Пока-пока!

Муж с удовольствием вслушивался в воркование Нины. Он сидел между Светланой и Ниной, и вел себя непринужденно: шутил, предлагал шоколад. Нога Светлану уже почти не беспокоила, и она стала забывать о неприятном происшествии с чемоданом. В сутолоке, Николя вполне мог не заметить, что кому-то сделал больно. Света откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза.

Самолет вырулил на взлетную полосу, разбежался, плавно оторвался от земли и стал набирать высоту. Хотелось расслабиться, немного подремать, но сзади не давал покоя высокий мальчишеский голос:

– Мама, мама! А наш самолет не упадет? Мама-а-а, а мы не разобьемся? – У мальчишки явно была навязчивая идея. Его мать устало молчала. От назойливо звенящего голоса мальца, снова и снова задававшего свои дурацкие вопросы, у Светы разболелась голова.

– Накличет беду, – зачем-то сказала она. Николя слегка поморщился:

– Не обращайте внимания! Насмотрелся ужастиков.

Наконец, матери тоже надоело, и она попыталась унять сына:

– Успокойся, Ванечка! Наш самолет не упадет. Ты же видел, что в нем очень много маленьких деток, а самолеты, на которых летит много детей, никогда не разбиваются. – Малыш то ли устал, то ли удовлетворился ответом, и, наконец, затих.

Молоденькие стюардессы стали предлагать напитки. Одна из них, Оленька, была очень хорошенькой: крашеная блондинка с небесно-голубыми безмятежными глазами и улыбчивым пухлым ротиком, подчеркнутым перламутровым блеском. Она очаровательно разливала воду и сок по пластиковым стаканчикам, слегка оттопыривая при этом мизинчик.

– Наверное, у нее куча поклонников, – подумала Света, и тут же вообразила, что Оленька влюблена в первого пилота с волевым лицом и седеющими висками, которого пассажиры могли видеть во время посадки, а по красотке-стюардессе сохнет скромный, немного неуклюжий бортмеханик с мечтательными глазами.

С момента взлета прошло чуть более получаса, как вдруг где-то справа, в районе крыла послышался неприятный резкий скрежещущий звук. Вначале на него никто не обратил внимания. Прошло еще минут десять. Звук не утихал. Пассажиры настороженно притихли. Сзади снова послышалось:

– Ма-ма-а, а мы не упадем?

Появились немного растерянные стюардессы. Нервно поправляя растрепавшуюся белокурую челку, Оленька заученно произнесла:

– Все в порядке! Ситуация штатная! Самолет наберет высоту, и все будет нормально. Просьба оставаться на своих местах!

Параллельно засигналили таблички: «Пристегнуть ремни».

Скрежет не утихал. Как будто какой-то зверь терзал изнутри тело самолета. Пассажиры вжались в кресла. Нина растерянно хлопала длинными наклеенными ресницами и требовала от Николя:

– Пойди, узнай, что там случилось! Мне страшно!

Николя крепко сжимал ручки кресла и растерянно молчал. Сидеть на месте казалось невыносимым. Несмотря на запрет, Света тихонько поднялась с кресла и, прихрамывая, стала продвигаться к отсеку, где находились бортпроводницы. Она почти достигла цели. За шторкой были слышны приглушенные голоса. Быстро и встревожено говорил стюард. Светлана успела расслышать незаконченную фразу: «Повреждена гидроизоляция, и …». Почти в тот же момент к ней подскочила Ольга:

– Немедленно вернитесь на свое место!

– Да скажите же, в чем дело? – стараясь, говорить спокойно, спросила Света. – Может, надо посадить самолет?

– Спасибо за совет. Без Вас разберутся. Да садитесь же! – прошипела Ольга.

Пришлось подчиниться.

– Что происходит? Вам что-то удалось узнать? – встревожено спрашивали пассажиры. Конвоируемая побледневшей и оттого подурневшей Оленькой, Светлана, спохватившись, что может спровоцировать панику, машинально повторяла пришедшую на ум и показавшуюся ей подходящей фразу:

– Все нормально! Мы в зоне турбулентности.

Ее соседи нервно переругивались:

– Почему мы не полетели бизнес-классом? – возмущалась Нина.

– Ду-у-ра! Какая же ты дура! – еле сдерживаясь, неожиданно грубо восклицал Николя. – Тебе не все равно, каким классом взлететь на воздух!

Светлане вдруг стало смешно от неожиданного каламбура Николя.

– Ну, вот, еще одна сумасшедшая! – недоумевал сосед, потерявший чувство юмора.

Завывающие невыносимые звуки продолжались еще с четверть часа, затем так же неожиданно, как и начались, стихли. Напряжение в салоне стало спадать. Пассажиры занялись предложенным им обедом, и только лица девочек-стюардесс, несмотря на дежурные улыбки, выглядели обеспокоенными.

Второе блюдо было плохо разогрето, но пассажиры, пережившие стресс, не обращали внимания на такие мелочи. И лишь в начале салона капризный голос, по которому Света узнала экстравагантную пассажирку, возмущавшуюся в аэропорту духотой, выговаривала стюардессам:

– Заберите эту холодную гадость. Я не удав, чтобы глотать что попало!

Светлане есть не хотелось. Она выпила кофе с маленькой аэрофлотовской шоколадкой и, пытаясь переключиться на что-то приятное, стала вспоминать свой отпуск на Золотых Песках.

В Болгарии она отдыхала уже в третий раз. Страстная морепоклонница, до этого она уже побывала на разных морях: изумрудно-бирюзовом с завораживающе красивым подводным миром Красном море, освежающе прохладном темно-синем Эгейском, теплом, как будто подогретом на гигантской плите Желтом море, удивляющем своими мощными приливами и отливами, непредсказуемом и неспокойном с плотной тяжелой волной Средиземном, омывающем Испанию с запада, а Тунис – с севера и востока. Каждое из этих морей было прекрасно по-своему. Но Светлане почему-то особенно полюбились южные берега Черного моря с их приветливыми песчаными пляжами, пологим дном и прозрачной, особенно ранним утром, водой цвета аквамарина, которая мягко и упруго, словно шелк, касалась тела. Десять дней, казавшиеся в начале отпуска бесконечностью, пролетели незаметно, зарядив ее энергией, но, не утолив жажду плавать, ощущать дыхание морского бриза, бродить вдоль моря по плотному влажному песку, усеянному белыми, похожими на маленькие веера ракушками. Но надо было возвращаться. Дома ждала 75-летняя мать, полгода назад перенесшая операцию на глазах, и аристократично белый удивительно ласковый кот Маркиз, выращенный из крохотного, размером с ладонь котенка, которого Светлана, то ли в шутку, то ли всерьез называла своим меховым сынишкой.

– Как там мое семейство? – подумала Света. Несколько часов назад, когда объявили посадку, она позвонила маме, и сейчас та, конечно же, волнуется, пытаясь дозвониться в аэропорт, чтобы узнать о прибытии самолета.

– Неизвестно, как пройдет посадка, – забеспокоилась Светлана. – Что-то долго летим. – Она глянула на часы. Так и есть. Самолет должен был приземлиться уже час назад.

– Наш самолет идет на снижение. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни, – раздалась привычная команда.

Над Екатеринбургом стояла ночь. Стрелки часов показывали три часа двадцать минут. Небо было абсолютно темным, затянутым плотными косматыми тучами, и только далеко-далеко внизу из окна иллюминатора можно было рассмотреть крохотные огоньки большого города. Света любила во время ночных перелетов наблюдать за россыпью то возникающих, то исчезающих куда-то огней. Вот и сейчас таинственно мерцающие на фоне почти черного неба огни мегаполиса золотистые, белые и голубоватые, сплетались в причудливые гирлянды. Они напоминали звездные скопления и, казалось, что Светлана летела не в самолете, а в космическом корабле среди сверкающих космических галактик. В такие минуты в Свете возникало детское желание стать пилотом.

Захватывающее таинство полета было неожиданно нарушено громким звуком, похожим на залп орудия: «Па-а-а-х!» Самолет покачнулся, но затем выровнял ход и довольно резко пошел на снижение. Пассажиры обеспокоено заерзали в креслах.

Внизу происходило что-то не совсем обычное. Со всех концов по темному полю аэродрома неслись какие-то машины, слепили прожектора.

– Оставаться на своих местах! – скомандовал пилот.

Самолет с силой коснулся земли, подпрыгнул и на огромной скорости продолжал движение. Почему-то не было видно светящихся сигнальных огней. Вдруг по правому борту, где-то у основания крыла появилось пламя. Оно вырвалось откуда-то изнутри самолета, и его оранжевые светящиеся языки лизали обшивку, подбираясь к иллюминаторам среднего салона. Среди пассажиров начиналась паника. Тонким испуганным голосом причитал мальчишка сзади:

– Ма-ма, ма-ма-а-а! Мы горим! Я боюсь.

Нина закрыла лицо руками, чтобы не видеть пламени, и, размазывая тушь, причитала:

– Помогите же кто-нибудь! По-мо-ги-те!

Светлана порылась в сумочке и протянула Нине таблетки глицина. Нина уставилась на них с недоумением.

– Это импортные? – спросила она, слегка успокаиваясь. Получив отрицательный ответ, она, тем не менее, опасливо положила под язык крохотную таблетку.

Николя переступил через жену и рванулся к ближайшему аварийному выходу. Там кто-то из пассажиров уже неумело тянул на себя дверь запасного люка. Его еле остановил стюард:

– Нельзя! Если Вы откроете люк, в самолет может проникнуть огонь! Сядьте!

Вокруг самолета сновала пожарная техника. Стали заливать пламя пеной. Повалил густой серый дым.

У Светы пересохло в горле:

– Дома больная беззащитная мать. Что же будет, если не удастся потушить пожар?!

– Просьба оставаться на своих местах! Без паники. Ситуация полностью под контролем! – успокаивал пассажиров глуховатый голос командира корабля.

Тушение пожара продолжалось минут сорок. Наконец, огонь сдался. По иллюминаторам с правого борта еще стекала пена, но слева к самолету уже подкатывали трап. Первым на него выскочил Николя. Несколько приотстав, сзади спешила Нина в нелепо съехавшей набок ковбойской шляпе с довольно объемной дорожной сумкой из светлой кожи. Она что-то кричала мужу вслед, но он не оборачивался.

Светлана поднялась со своего места и оглянулась. Невысокая молодая женщина в узких линялых джинсах успокаивала беленького мальчишку лет шести. Он уткнулся от страха лицом в футболку матери и мешал собирать вещи. Света помогла женщине, и они вышли из самолета в числе последних пассажиров.

Вдоль трапа по обе стороны, молча, выстроились члены экипажа. Оленьки среди них не было. Проходя мимо отсека для бортпроводников, Света краем глаза заметила, что ее бережно приводит в чувства симпатичный увалень бортмеханик. В его движениях были забота и нежность. Прихрамывая, Света вышла на трап и вдохнула в себя влажный ночной воздух. Гари уже почти не чувствовалось. Поравнявшись с командиром корабля, Света коснулась его руки:

– Спасибо Вам! – выдохнула она.

– Все в порядке! – ободряюще кивнул летчик. У него было мужественное лицо с небольшой складкой между бровей, придающей ему собранное выражение, и усталые глаза. Его волосы прилипли ко лбу, а голубая форменная рубашка на спине насквозь промокла от пота.

Самолет удалось приземлить в самом конце аэродрома, подальше от взлетно-посадочного поля. Впереди приветливо и спокойно светили огни. Аэропорт жил своей привычной жизнью. Накрапывал мелкий теплый дождик. Казалось, это были слезы радости.

2011 г.

Чи

Я вышла из салона сотовой связи. На газонах мягким ковром зеленела омытая грозовым дождем молодая трава. Доцветали яблони, белоснежные лепестки осыпались на прохожих под порывами ветра как конфетти.

Сделав несколько шагов, я застыла от неожиданности. На тротуаре прямо под ногами недвижимо стояла крохотная, меньше воробья пёстренькая птичка. Почему она не улетает? На нее же легко наступить!

Я тихонько присела рядом, уверенная, что птичке не понравится мое соседство, и она вспорхнет. Но она не улетала. Может, это – птенчик? Я совершенно не разбираюсь в птицах. В растерянности я разглядывала малышку. Она была очень привлекательной: бежевое тельце, покрытое нежными, как пух, перышками, коричневатые небольшие крылья, которые красиво отливали зеленым, и короткий темный хвостик. У крохи была хорошенькая бархатная головка с небольшим прямым клювом и грустные смышленые глазки.

Оставлять малышку под ногами прохожих было опасно. Я осторожно протянула руку и тихонько обхватила ладонью маленькое пушистое тельце. Птичка сделала слабую попытку освободиться и обреченно замерла в руке. Я попыталась ее успокоить:

– Не бойся, миленькая, я тебя не трону. Сейчас отнесу тебя домой, накормлю, а потом, когда захочешь, отпущу.

Я старалась говорить тихим спокойным голосом. Птичка чуть наклонила набок головку, как бы вслушиваясь в обращенные к ней слова. Черный блестящий круглый глаз смотрел на меня доверчиво, без страха.

Дом был метрах в трехстах. Путешественница терпеливо перенесла дорогу. Я поднялась на четвертый этаж хрущевки и позвонила. За дверью послышались тихие шаги мамы.

– Ма, смотри, я нашла птичку!

– Какая хорошенькая-я-я! – восхищенно протянула мама, детство которой прошло на утопающей в яблоневых садах Украине, в деревне, в тесном контакте с котятами, собачатами, цыплятами и прочей живностью.

Находка обеспокоено завертела головкой, глянула на маму и сказала:

– Чи!

– Ну, вот и представилась сама, – засмеялась я. – Очень приятно. Меня зовут Алла, а это наша мама.

Клетки у меня не было. Пришлось поместить гостью в небольшое пластиковое ведерко с широким дном. На дно положили бумажные салфетки, чтобы было мягко и тепло. Верх затянули марлей. Чи забеспокоилась. Она была усталой и растерянной, ей надо было отдохнуть и набраться сил, но она явно не рассчитывала, что ее поместят в какое-то темное закрытое гнездо с душными скользкими стенами, за которые даже нельзя уцепиться. В знак протеста птичка стала метаться внутри ведерка, пытаясь найти выход.

И тут до меня дошло, что, желая птичке добра, я могу вместо этого навредить ей. Ведь я ничего о ней не знаю! К какому виду она относится? Чем питается? Как ее содержать?

От предложенного ей яичного желтка и воды малышка отказалась. Что же делать? Позвоню моей подруге Маринке. Мы проработали вместе с ней в академическом институте, наверное, не менее 20-ти лет. Страстью Марины были книги. И поскольку у нее жил большой красивый белый попугай ара, наверняка у нее была и литература о пернатых.

Мариша поздравила меня с найденышем. По моему описанию она определила, что птичка насекомоядная. Значит, ее надо кормить гусеницами, червячками, муравьиными яйцами, насекомыми.

– У тебя есть муравьиные яйца? – ехидно поинтересовалась Марина.

– Увы, только что закончились, – грустно пошутила я.

– А гусеницы? – не унималась приятельница.

– У меня от них изжога, – сердито буркнула я.

– Ну, тогда не знаю. Впрочем, – ободрила меня Маринка, – ко всякому делу надо подходить творчески.

– Ну, этого-то у нас хоть килограмм, – взбодрилась я.

На самом деле мне становилось все больше не по себе. Попробую порыться в Интернете. Статья какого-то птицеведа и птахолюба на птичьем форуме меня доконала. Оказывается, что самостоятельно выкормить птенца, а у меня, судя по всему, был подлёток, почти невозможно. Во-первых, он ест строго определенную пищу, а во-вторых, родители его кормят очень часто, примерно через каждый час …

Птицелюб подробно описал случай из собственной практики, когда он пытался выкормить отобранного у деревенских мальчишек птенца ласточки. Как специалист он составил для птенчика необходимое меню, заготовил корм и приноровился кормить птаху через два часа. Но даже у него история со спасением птенца закончилась печально. Ему надо было уехать по делам дня на три. Своего подопечного вместе с необходимым запасом пищи он перепоручил заботам своей матери. Однако птенец не выдержал то ли разлуки с новым отцом, то ли предложенного ему режима, и к тому времени, когда его благодетель вернулся, он уже болел, а еще через несколько дней, увы, погиб.

Вырисовывалась безнадежная перспектива. Выход виделся только один: попытаться все же накормить ослабевшую птичку и выпустить ее на волю, положившись на удачу.

Перед сном Чи удалось напоить. Крошка почти не сопротивлялась, когда я взяла ее в руку. Из пипетки она пить не захотела, а вот к клочку ваты, смоченному вначале водой, а затем водой с медом, она припала с жадностью. От несоленого сыра, разрезанного наподобие червячков, и крошек желтка, которые я предлагала малышке пинцетом, она решительно отказалась.

Выпускать малышку, на ночь глядя, было рискованно. Решили оставить ее в плену до утра. Спалось не спокойно. Я все прислушивалась, не бьется ли птичка в своей тесной импровизированной клетке. Как выяснилось потом, моя бедная мама тоже не спала, переживая за найденыша.

Было тревожно. Хоть бы малышка не умерла от голода и стресса! Как, наверное, ей страшно и тоскливо сидеть в темноте, не видя деревьев, не слыша птичьих голосов, не чувствуя дыхания ветра, в окружении гладких и неприступных пластиковых стен.

Дождавшись рассвета, я тихонько подошла к ведерку с узницей. Птичка заметила меня, встрепенулась, жалобно пискнула и заметалась. Вода и корм, оставленные ей на ночь, похоже, остались нетронутыми.

Надо попробовать все же накормить страдалицу еще раз и поскорее выпустить ее.

Что ж, начнем готовить завтрак. Я решила реализовать предложение Марины о творческом подходе к кормежке. Из холодильника я выгребла все, что, на мой взгляд, могло бы понравиться птичке. Ей явно были нужны для развития микроэлементы. Думаю, сойдет нарезанный узкими полосками свежий огурчик. Переходим к основному блюду: кусочки домашнего творога, сваренного вкрутую яичного желтка, нарезанный соломкой неострый сыр. Хотите мясного, сеньорита? Пожалуйста! Я настрогала из отварного мяса симпатичных червячков.

Теперь подумаем о напитках. Быстро подготовила ватные тампоны с водой, свежим кефиром и водой с медом. А на десерт у нас будут кусочки банана. По-моему, получился неплохой шведский стол. Я бы на месте привереды что-нибудь из предложенного ей все же отведала. Ах, да! Чуть не забыла про столовые приборы. Пли-и-з! Наготове два пинцета, чтобы можно было кормить гурманку на весу, как советовал на своем сайте птаховед.

Приступаем к операции «Завтрак аристократки». Осторожненько сзади птички просовываю руку в злополучное ведерко, беру ее в ладонь и вытаскиваю наружу.

Но тут случилось непредвиденное. Крохотная птаха собрала последние силы, рванулась и выскользнула из моей ладони. В отчаянии она стала метаться по кухне, роняя от страха маленькие пепельно-бежевые перышки. Несколько раз она больно ударилась клювом об оконное стекло.

Боже мой, надо скорее ее выпустить. Бросаюсь к нераспечатанному с зимы окну. На широком подоконнике мешает гора посуды. Скорее, скорее! Окно разбухло и не хотело открываться. Наконец, его удалось растворить. В кухню ворвался прохладный утренний воздух.

Птичка забилась куда-то на полку и безразлично наблюдала за моими не понятными ей действиями.

– Чи, миленькая, лети сюда!

Малышка отрешенно смотрела на меня, не понимая, что от нее хотят.

Подойдя к окну, я протянула руку наружу и попробовала помахать ей как крылом. Никакого результата. Птичка безнадежно планировала по кухне и не видела близкого выхода. Я отошла от окна подальше.

Чи села на край рамы. На нее пахнул свежий порыв ветра, и ее перышки затрепетали. Я застыла в ожидании, боясь напугать птичку. Она тоже замерла, боясь сделать малейшее движение, словно не веря, что она на свободе.

– Ну, что же ты, – тихо сказала я. – Лети, маленькая!

Чи неожиданно оглянулась, внимательно осмотрела кухню, будто запоминая на всякий случай свое временное пристанище, глянула на меня и только потом повернулась к раскрытому окну, расправила крылышки, и, развернув веером хвостик, легко заскользила по направлению к зеленому массиву на противоположной стороне улицы.

Я подошла к окну и облегченно вздохнула. Странное происшествие. Какие мы все-таки разные – люди и птицы! Как плохо знаем и понимаем друг друга …

На подоконнике лежали два крохотных перышка-пушинки – все, что осталось от моей неожиданной гостьи.

* * *

Прошло больше года. Я отдыхала в Болгарии, в маленьком старинном городке, названном в античные времена Аполлонией в честь бога искусств. Неторопливо гуляла по древним булыжным мостовым, любовалась сохранившимися с XVIII в. деревянными, похожими на корабли постройками и удивительно красивой, крепостной стеной, увенчанной высокой, напоминающей шахматную ладью башней с зубцами. Крепость, фрагмент которой остался еще с античных времен, когда-то замыкала город от врагов с юга, со стороны моря.

Стоял необычно теплый октябрь, скорее похожий на август. Я лениво брела к морю, предвкушая, как окунусь в его шелковую обволакивающую прохладу. Вдруг метрах в семи от меня приземлилась бежево-коричневая птичка чуть больше воробья. Ее небольшую головку украшал черный хохолок, который она забавно топорщила. Я остановилась. Птичка смотрела на меня. В ее черных круглых глазах было спокойствие и дружелюбие. Может быть, это Чи? – промелькнула в голове странная мысль. Крошка еще раз глянула на меня, взмахнула крылышками и плавно полетела к видневшейся поблизости тополиной рощице. Ее крылышки слегка отливали на солнце темно-зеленым перламутром.

– Где ты, Чи? Как тебе живется, малышка?

2011 г.