Kitobni o'qish: «Открытки счастья»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОТКРЫТКИ СЧАСТЬЯ

Посвящается нашим мамам, папам, дедушкам, бабушкам и всем взрослым детям

ЧАСТЬ 1

ЛЮДИ ВСЕ БЫВАЮТ ДЕТИ

ГЛАВА 1

ПЕТРОВА & КОЛОКОЛЬЦЕВА

ВАСЯ-БЕДА

Вася яростно, как гранаты, метала на прилавке лотерейные билеты. Вот уже неделю она посылала запросы мирозданию, стараясь делать это правильно.

«Дорогое мироздание, я – Василиса Колокольцева, мне двадцать девять лет, и я хренова неудачница. Да, у меня все всегда идет через задницу! Cтоит мне устроиться оператором на бензозаправку, через три дня она сгорает, и хотя это происходит не по моей вине (не надо приписывать мне лишнего, дорогое мироздание!), я теряю работу. Устроюсь продавцом в магазин мармелада, через неделю его закроют из-за нашествия мышей (и не то чтобы я их специально разводила!), таксисткой – в мою машину впишется мусоровоз, ассистентом режиссера – проект погибнет посреди съемок, потому что режиссер забухает и из запоя не вернется.

Несмотря на то, что профессии я меняла так же часто, как цвет волос – я была курьером, барменшей, маникюршей, гуляла за деньги с собаками занятых людей, пела в рок-группе, – все всегда заканчивалось разочарованием и очередным пинком от тебя, дорогое мироздание. И почему бы тебе наконец, хотя бы для разнообразия, не послать мне чуток удачи? Тем более что я (прошу это учесть!) хороший и отзывчивый человек. Между прочим, хорошей меня считает даже мой бывший муж Толик, а где вы видели женщин, которых считают хорошими людьми их бывшие мужья? И мой психолог, которого я стала посещать, когда в моей жизни началась полная непруха, говорит, что я – эмотив, натура сострадательная и добрая. И, кстати, моя подруга Оля Петрова, эмотив в квадрате или в кубе, тоже считает, что я хорошая. Так вот, дорогое мироздание, я имею право на удачу и счастье и очень тебя прошу послать мне эту самую удачу, счастье, а также…»

В этом месте Вася задумалась – а мироздание не сочтет ее чересчур наглой, если она попросит слишком многого? А то вдруг вообще все отменит и ничего не даст?! Но потом решилась и добавила:

– И много денег! Столько, чтобы мне о них вообще не думать.

Регулярно отправляя подобные запросы мирозданию, Вася считала нужным как-то помочь ему выполнить ее просьбы, и потому с некоторых пор она стала покупать лотерейные билеты, рассчитывая на то, что однажды одним прекрасным выигрышным лотерейным билетом в каких-нибудь сто миллионов мироздание с ней разом расплатится.

В этом почтовом отделении Васины рыжие кудри уже примелькались, и пожилая работница почты приветствовала Васю как родную. Еще бы – благодаря Васе и ее играм с мирозданием это почтовое отделение уже выполнило годовой план по продаже лотерейных билетов.

Докупив лотерейных билетов еще до кучи, Вася хотела было уйти, как вдруг пожилая работница почты заметила, что покупательница зря не приобрела билет предстоящего новогоднего тиража, потому что уж в Новый-то год гарантированно повезет любому человеку, если он, конечно, не законченная сволочь.

– А себе взяли? – поинтересовалась Вася.

Почтальонка пожала плечами – нет.

Вася не стала уточнять, почему почтальонка не купила билет себе, считает ли она себя законченной сволочью или просто не верит в удачу, а молча, без лишних расспросов, купила два билета в свое обеспеченное, светлое будущее и помчалась по делам.

Причем один из билетов Вася решила подарить своей подруге Ольге Петровой, поскольку, с ее точки зрения, Петрова тоже была достойна награды от мироздания. И хотя до Нового года оставалось еще шесть недель, Вася решила вручить Оле билет прямо сегодня.

Вася выскочила в заливаемый ливнем город и поплыла по улицам.

Если продолжать сравнение Васи Колокольцевой с кораблем, то в ее случае это будет не какой-нибудь бриг с романтическими алыми парусами или элегантная белоснежная яхта, а, скорее, лихая разрисованная пирога экзотических народов.

У Василисы Колокольцевой вообще был такой вид, словно ее занесло в монохромный сдержанный Петербург из других морей.

Несмотря на то, что Васю определенно можно было назвать привлекательной барышней, внешне она не вписывалась ни в образ изысканной петербурженки, с присущими ей понятиями о строгом стиле, ни даже в целом в общепринятые представления о том, какой должна быть красивая, элегантная женщина. В Колокольцевой вообще все было на максималках, словно бы в ней при рождении кто-то повернул ручку, тумблер, из некоего спортивного интереса – посмотреть, что за чудной человек в результате получится. В результате получилась рыжая девушка – чуть больше громкости, скорости движений, яркости и частоты улыбок (Колокольцева, что ты все время улыбаешься, рот до ушей, никакие завязочки не спасут!).

Сознавая, что она везде, кроме арены цирка, смотрится как инородное тело, Вася честно пыталась себя приглушить; несколько лет она экспериментировала с цветом волос, красила свои рыжие от природы волосы в сдержанный русый цвет, и в сексапильный блондинистый, и в роковой черный, но выглядело это неубедительно, так, словно бы Васе прикрутили скальп какой-то другой девушки – блондинки, брюнетки, русоволосой, и сказали так с чужим и ходить.

Еще одной бедой, как считала Вася, были веснушки. Не то чтобы они ее портили, но точно выделяли из толпы. Вася даже мрачно шутила, что по такой верной примете ее гарантированно опознают в случае совершения какого-нибудь преступления. Любой очевидец укажет на нее: была тут такая конопатая! И разыскную собаку не надо пускать по следу – Васю и так найдут. Она сводила веснушки всеми возможными средствами, но те упорно проявлялись вновь, словно бы навсегда впечатались в ее сущность. «Нет, ну вы опять?» – вопрошала Вася, увидев, что на еще вчерашней белой, как у всех нормальных девушек, коже снова выступили ненавистные конопушки.

Но вот однажды подруга Оля сказала Васе, что зря она так старается: это твое своеобразие, Вася, зачем от него отказываться?! И Вася оставила отчаянные попытки приглушить себя, и решила принимать себя такой, какая есть, какой, собственно, и создала ее природа. Она вернула свой естественный цвет волос – цвет разбушевавшегося пожара или разгулявшейся осени, перестала приглаживать непослушные, кудрявые волосы, махнула рукой на веснушки и разрешила себе носить ту одежду, которая ей нравилась (а кому не нравится, просто проходим мимо!).

Невысокая, тоненькая Вася – рыжая грива волос, зеленые глаза, какие чаще случаются у кошек, чем у людей, дополненные смешинками и янтарными крапинками, и вздернутый нос. К ее сегодняшнему выходу на сцену добавьте красное пальто с зелеными аппликациями, оранжевую сумку-баул, на дне которой покоились лотерейные билеты, сулившие потенциальный выигрыш, слегка безумный зонтик в разноцветную полоску, вот и будет вам портрет Васи Колокольцевой. Здрасте, я – Вася, я – то еще чудо чудное, диво дивное, не без отдельных заскоков и бзиков, но в целом, как уже прозвучало, девушка славная (ну это если вы человек вежливый и барышню двадцати девяти лет называете девушкой).

Итак, сегодня, как и вчера, Вася выступала в яркой палитре; цвет пальто, пестрая сумка, рыжие волосы – все вместе создавало впечатление взрыва на фабрике лакокрасочных изделий или взбесившейся и умножившейся до ста цветов и вдобавок заполнившей собою весь мир радуги. Надо сказать, что в случае Васи эта внешняя яркость соответствовала ее темпераменту и взрывному характеру. Недаром говорят, что наш характер – это наша судьба; характер этой девушки, которую в школе звали Вася- беда, действительно определял ее судьбу. Вася обладала странной способностью попадать в разные неприятные истории. Ее бывший муж даже как-то сказал, что она «не девушка, а тридцать три несчастья». Но при этом Васе была присуща вторая особенность, отчасти компенсирующая первую, – способность смотреть на происходящее с оптимизмом.

И вот эта яркая нездешняя пирога плыла по серому, захваченному в плен поздней осени городу, по унылым улицам, чтобы в итоге причалить к одному городскому музею, в котором работала ее лучшая подруга Ольга Петрова. Вася давно собиралась проведать Олю и посмотреть музей, о котором подруга ей столько рассказывала. Тем более что музей-то был странный, как, впрочем, и сама Петрова.

***

ХОРОШАЯ ДЕВУШКА ОЛЯ

Если сентябрь с его братцем октябрем, с золотом листвы, негой прогулок в парках, щемящей осенней грустью, фруктово-цветочным изобилием, Оля любила, то приходящую на смену золотому периоду траурную, черную осень переживала нелегко. Тут уж речь шла не о щемящей грусти, какой зачастую так приятно предаться, а о сковывавшей душу хандре. Темные силуэты облетевших деревьев, злые ветра, исчезнувшее до весны солнце – пережить в Петербурге зиму непросто. В этом городе спасение утопающих в болоте хандры – дело самих утопающих. Ольга Петрова это знала и, как могла, старалась себя из сезонного сплина вытаскивать. В помощь шли хорошие книги, музыка, задушевные разговоры с подругой Василисой и работа. Тем более что в случае Оли работа была любимой.

Отвечая на вопрос о том, чем она занимается, Оля чувствовала себя немножко волшебником, потому что вот уже год она работала в музее детства. В прошлом ноябре, таком же черном, замешанном на ветрах и печали, искусствовед Ольга Петрова в поисках работы прошла много собеседований в больших и маленьких музеях и галереях. Она уже была готова согласиться на предложение одной частной художественной галереи, подразумевающее адекватную зарплату и приемлемый график работы, но вспомнила, что в ее списке вакансий остался последний пункт. Будущее место работы было столь странным, что Оля задвинула это предложение в самый конец списка. Однако, подумав, она все-таки решила в это странное место сходить. Ну так, для очистки совести, да, пожалуй, и из любопытства. «Что за музей детства?» – недоумевала двадцативосьмилетняя, давно выросшая из детства Оля, отправляясь на встречу с директором музея.

Оказалось, что это помещение на первом этаже старинного дома в центре города, переделанное под музей из бывшей коммунальной квартиры. Директор музея Дим Димыч – лысоватый дядька за пятьдесят, с веселыми и хитрыми глазами, с манерой произносить слова, как бы посмеиваясь, с ходу рассказал Оле, что он тридцать лет прослужил технологом нужного, но скучного производства, после чего решил круто изменить жизнь и последовать за мечтой – открыть свой музей. Музей детства.

– А почему детства? – спросила Оля.

– Потому что люди все бывают дети, – улыбнулся Дим Димыч. – И потому что все люди хотят хотя бы ненадолго вернуться в детство. Оно, конечно, у каждого было свое. У кого-то счастливое, с заботливыми родителями, игрушками, книжками, а у кого-то коротким и таким, что для своих детей захочешь другого, но и этим людям тоже нужен наш музей, пусть приходят оттаять душой. Так что считайте, что мы тут работаем отчасти волшебниками. И если вы, уважаемая искусствовед Петрова, любите детей и сами из ребенка не вполне выросли, да к тому же готовы работать волшебником за – важное замечание! – небольшие деньги, то это работа вашей мечты. У вас вообще какая мечта? Чем бы вы хотели заниматься?

Оля рассказала Дим Димычу, что она – выпускница знаменитого художественного училища (да-да, того самого!), дипломированный искусствовед, и что она всегда хотела рассказывать людям о том, как видеть и понимать шедевры искусства, расшифровывать их скрытые смыслы и…

– Понятно, – вздохнул Дим Димыч, – ну, с шедеврами у нас, честно скажу, не очень. Ни тебе фресок Джотто, ни леонардовских мадонн. Впрочем, идемте, я вам все покажу!

В тот день демонстрируя свои экспонаты, он рассказал, что сам собирал их, находил вещи на барахолках, выкупал по объявлениям.

Большой зал музея был обустроен в стиле старой коммунальной квартиры с предметами советского быта; школьные советские портфели, старые детские санки, ретротелефоны, репродуктор, нелепый коврик с оленями на стене – не просто вещи, а возможность для давно выросших детей вернуться в свое детство. Во всяком случае Оля несколько раз чуть не воскликнула в голос: ой, а у меня в детстве был такой портфель и вот такой плюшевый медведь, а у моей бабушки был такой ковер с оленями, который почему-то висел на стене, а у дяди была такая печатная машинка, на которой я любила печатать, изображая из себя писателя.

Дим Димыч засиял, словно бы услышал ее ностальгические восклицания – видите, этот музей, как машина времени, каждого переместит в детство! – и повел Олю в следующий зал, в котором были собраны детские игрушки, такие разные, что по ним можно было проследить историю страны. Дореволюционные куклы, петрушка, юла, деревянные лошадки, кубики и – полет через десятилетия – тамагочи, лего, роботы, самые современные интерактивные модели. В истории игрушек так или иначе отразилась всеобщая история человечества, потому что со временем, по мере того, как менялись представления людей о мире и о самих себе, с развитием технологий менялись и игрушки.

Скажи мне, во что ты любил играть, и я скажу о тебе все – угадаю пол, время, на которое пришлось твое детство, твой характер, твои наклонности и даже в какой-то мере твою судьбу.

В одном из залов Оля увидела популярные дореволюционные игры: первые пазлы – пузеля, кости, шашки, лото. Здесь же были любимые советские игры – домино, шахматы, нарды, настольные игры в хоккей и футбол и сменившие их забавы двадцать первого века: настольные «Монополии», игровые приставки. Оля покрутила головой – приставки и шашки казались ей примерно такими же древними, как пузеля – дела давно минувших дней.

Был в музее и специальный книжный зал, где Дим Димыч собрал самые известные детские книги разных времен и подшивки легендарных детских журналов «Веселые картинки», «Мурзилка», «Пионер», «Костер», на которых выросло не одно поколение детей. Несколько комнат музея населяли персонажи известных сказок. Гарри Поттер, Алиса, Чеширский Кот, Шляпник, Винни-Пух и его друзья, муми-тролли, Дюймовочка, бременские музыканты – кого здесь только не было! Куклы и игрушки всяких размеров из фарфора, меха, стекла, пластмассы. В небольшом пространстве музея словно бы поселилось детство многих поколений людей, потому что дети разного времени, разных стран жили с этими героями, любили их, росли вместе с ними.

– Видишь, Ольга Петрова, – улыбнулся Дим Димыч, – я хитрый человек, придумал и для себя, и для других способ вернуться в детство!

Позже Оля узнает, что для того, чтобы открыть музей, «хитрый человек» Дим Димыч продал квартиру и вложил в него все свои сбережения; после чего этот «хитрец» остался совершенно без накоплений.

Уже в день их знакомства она поняла, что Дим Димыч – чудак, каких поискать, но чудак добрый, и чудачества его многим людям во благо.

– Ну что, Петрова, – спросил Дим Димыч на прощание, – пойдешь к нам работать?

Оля вежливо улыбнулась – в ее рейтинге вакансий этот странный музей по-прежнему занимал почетное последнее место. Здесь, конечно, довольно мило, но разве о такой карьере мечтает серьезный человек?

На прощание Дим Димыч зачем-то честно признался, что на его объявление о наборе сотрудников в только что открывшийся музей детства откликнулись лишь две соискательницы. В итоге обе женщины обещали подумать, но из глубоких размышлений так и не вернулись и более не объявлялись. Оля сочувственно кивнула и тоже пообещала подумать.

На самом деле по дороге домой она решила даже «не глядеть в эту сторону». «Музей детства, да ну ерунда какая-то! – рассудил в Оле кто-то взрослый, мыслящий исключительно рационально. – Забудь и больше не вспоминай, а чудаковатый директор… Ну мало ли чудаков на свете?!» Однако в голове почему-то крутилась одна и та же фраза: «Люди все бывают дети». Вспоминая слова Дим Димыча, она вдруг поняла, что ей хочется вернуться в этот музей. И хотя, в отличие от чудака Дим Димыча, Оля чудачкой не была, на следующий день она позвонила директору и совершила, вероятно, самый безумный поступок в своей жизни – сказала, что согласна принять его предложение.

Дим Димыч ей даже не сразу поверил и еще раз предупредил о том, что зарплата предполагается символическая, поскольку финансирование музей не получает, и что вообще будущее его туманно. Но Оля не испугалась и подтвердила намерение работать в чудном музее.

И сейчас, спустя год, она ничуть не жалеет о своем поступке.

Перелетев через двенадцать календарных месяцев и приземлившись в утро нынешнего унылого ноября, она идет в свой музей, а на свинцовом горизонте этого очень серого дня для нее мерцает невидимое для других, но очевидное для нее самой солнце радости и приятной уверенности в том, что ее рабочий день будет наполнен интересными и важными событиями.

***

Чем занимаются нормальные люди на своей работе? Лечат людей, делают отчеты, выпускают всякие нужные вещи, водят поезда и автобусы, продают товары, а вот Оля помогает людям вернуться в их детство. За год работы в музее она узнала (прав Дим Димыч!), что взрослых на самом деле нет, а есть дети и выросшие дети. И когда выросшие дети приходили в музей детства, они становились невыросшими детьми; внутри них как будто загорались какие-то лампочки радости. И даже после того, как они уходили, то еще долго этими лампочками мигали, перемигивались радостью; эти разряды доходили и до Оли, и она чувствовала себя немного волшебником.

Дим Димыч, Оля и две другие сотрудницы музея старались сделать это место особенным и нужным. Полгода назад при музее открыли лекторий, в котором для взрослых посетителей Оля читала искусствоведческие лекции или рассказывала о своем любимом увлечении – о каллиграфии, которой занималась с детства. Для маленьких же посетителей, на пару с коллегой Оля организовала небольшой кукольный театр, а для детей постарше в музее проводили тематические выставки и квесты. Музей задышал, зажил полнокровной жизнью.

Оле нравилась ее работа, ей было интересно проводить время с детьми. Детская живость восприятия, непосредственность, а главное, присущий детям неподдельный интерес к миру и открытость были отчасти заразными. Общаясь с детьми, Оле казалось, что эти свойства передаются и ей, как детская ветрянка. С ними никогда не было скучно. Вот вчера они репетировали сказочный спектакль, и во время репетиции девочка, игравшая лисичку, подралась с мальчиком-волком, тот поставил фингал актеру- медведю, отчего малыш-медведь разревелся. Драка, страсти (девочка- лисичка оторвала девочке-зайцу ухо, «волк» укусил и без того расстроенного «медведя»), слезы, вопли. Оля всех примирила, пришила оторванное ухо и напоила расстроенных артистов чаем с печеньем. А на прошлой неделе Оля проводила занятие по каллиграфии для младших школьников. Показав японские иероглифы, она упомянула о том, что японцы могут поставить точку восемью способами, и предложила детям тоже попробовать изобразить точку по-разному. В результате самый маленький мальчик очень заинтересовался этим фактом и попытался сделать какую-то совершенно необыкновенную точку. Он замер над листом бумаги, как зверек, готовившийся к прыжку, обмакнул перо в тушь и… поставил кляксу. Все дети засмеялись, а мальчик заплакал. Оля обняла его и повесила лист с расплывшейся кляксой на доску. «Ну что ты, это же здорово! Считай, что ты изобрел девятый способ поставить точку!» Малыш мгновенно перестал плакать и приосанился.

Сегодня утром Оля пришла в музей первой. Она кивнула настенному изображению зазеркальной Алисы, беседующей с синей гусеницей, потом взяла детский калейдоскоп со стекляшками и с минуту смотрела на то, как стекла сложились в сотню красивых узоров. Зайдя в зал со старыми игрушками, Оля подумала, что, может статься, по ночам, когда работники и посетители музея расходятся, эти игрушки оживают, переговариваются между собой, как персонажи сказки Андерсена, рассказывают друг другу истории из той жизни, когда они были нужны своим маленьким хозяевам, когда о них заботились и им радовались.

Выпив капучино в маленькой, открытой при музее кофейне, где посетителей бесплатно угощали чаем и кофе, Оля стала готовиться к предстоящей экскурсии, на которую должны были прийти школьники из соседнего лицея. Сегодня она собиралась рассказать о дореволюционных и советских игрушках. Конечно, современным школьникам эти старые петрушки, Буратино, куклы казались совершенной древностью, вроде артефактов первобытного человека, но иногда Оля замечала неподдельный интерес в глазах детей; не всех, конечно, но все же тех, кому эти игрушки были интересны, пусть даже как история детства их пап-мам, было немало.

Оля раздумывала, о чем еще можно сегодня рассказать школьникам, как вдруг музейную тишину нарушил чей-то смех. А через минуту в зал ворвалось рыжее стихийное явление, ураган – спасайся, кто может! – Василиса Колокольцева собственной персоной.

***

Петрова сидела под изображением синей гусеницы и что-то писала в толстенной тетради.

«Вполне в духе Петровой!» – улыбнулась Вася. Ее подруга Оля сегодня, как и всегда, казалась задумчивой.

Надо сказать, что Вася и Оля были полной противоположностью друг другу. Странно даже, как вообще могли сойтись две столь разные девушки. Во-первых, они совершенно разнились внешне. Этих девушек словно нарисовали разной палитрой разные художники, работавшие в противоположных стилях. Вася – ядерный цветовой взрыв – была исполнена в манере лютого экспрессионизма, а Оля в мягких пастельных тонах, как изображал женщин, например, Клод Моне: легкие, нежные краски – русые волосы, серо-голубые льдистые глаза, розоватое свечение лица. Во-вторых, их разность сказывалась и в темпераменте, и в манере подачи себя. Если Вася была резковатой и смешливой (ее мама, глядя на шуструю дочь, говорила, что Вася вся словно «ртуть разлили»), то Оля, с ее негромким голосом, приятной улыбкой, подчеркивающей детские ямочки на лице, с плавными, мягкими движениями, гармонировавшими с ее женственной, немного полноватой фигурой, казалась самим спокойствием, в ней не было ничего раздражающего. За раздражающее в их союзе отвечала Вася «огоньку не найдется?!»

Кроме всего прочего, Оля и Вася, казалось, принадлежали к разным временам. Реактивная, яркая Колокольцева и казалась, да и являлась современной барышней, чего нельзя было сказать о Петровой.

Несмотря на то, что Оля предпочитала обычную, обыденную одежду женщины не без признаков элегантности (например, сегодня на ней были широкие брюки-палаццо серого цвета и белая блузка), она все равно производила впечатление несовременного человека, даже не внешним обликом, а какой-то своей внутренней сутью, той особенной женственностью, которая теперь нечасто встречается. Однако вопреки этим объективным разностям Петрова с Колокольцевой притянулись друг к другу со страшной силой двух абсолютных антиподов и пронесли свою дружбу «не разлей вода» через годы.

Они встретились двадцать с лишним лет назад, первого сентября, на школьной линейке.

…Очень свежих первоклассников, как новобранцев, выстроили боевой свиньей на школьном дворе и разделили по парам. Олю поставили рядом с маленькой, похожей на бельчонка, худой девчонкой с рыжим хвостом и веснушками. В тот день было холодно, и Оля в своей новенькой форме быстро озябла. Учительница сказала Оле взять девчонку-бельчонка за руку, и, когда рыжая протянула ладошку, Оля поразилась, что та такая горячая. Оля даже немного грелась о ее руку, тем более что затянувшуюся школьную линейку сворачивать никто не собирался и надо было как-то держаться. Завуч школы обстоятельно, в некой странной, вкрадчиво-ласковой, но с угрожающими интонациями манере рассказывала первоклассникам о том, в какой замечательной школе им предстоит учиться, а после нее на сцену вышел хор детей из старших классов и пел так долго, что устали даже местные вороны. Морально утомленные первоклассники переминались с ноги на ногу и думали только о том, чтобы все поскорее закончилось и можно было разойтись по домам, ну или хотя бы сбегать в туалет. В это время расстроенной и тоже уставшей Оле ее рыжая напарница что-то зашептала на ухо.

– Меня Василисой зовут. – Рыжая заговорщически подмигнула бедовым зеленым глазом. – Скучища какая, я сейчас подохну. Слушай, Оля, или как там тебя, а давай эту школу сегодня подожжем, и тогда завтра можно будет сюда не приходить, а остаться дома?!

Оля ответила веснушчатому бельчонку удивленным взглядом.

Рыжая довольно хихикнула:

– Да шучу я, шучу.

Школу они, конечно, поджигать не стали, но там же, на этой линейке, под завывания охрипшего хора пофантазировали на пару, что еще такого можно придумать, чтобы отменить эту школьную катастрофу на ближайшие десять лет. После чего в класс девочки пошли вместе, держась за руки. С того дня они не расставались – где задумчивая Петрова, там и Колокольцева с каким-нибудь вывертом.

В их школьные годы случалось так, что стоило отчаянной троечнице Васе где-то нахулиганить, а она по этой части была большая мастерица, отдуваться за нее приходилось отличнице Оле; к примеру, идти к учителям и просить тех не вызывать мать Колокольцевой в школу из-за Васиных выходок, потому что та, конечно же, расстроится, или не ставить Васе двойку по математике за год, потому что Колокольцева – хороший человек, и хотя бы за это ей можно поставить тройку, и так далее. Отличница Оля неизменно выступала адвокатом Васи, но и Вася в свою очередь могла подорваться за Олю. Например, она, не раздумывая, ввязалась в драку, когда Олю обидел кто-то из мальчишек в классе. Нерушимый женский союз «Петрова & Колокольцева» не сломался и после окончания школы – барышни продолжали дружить.

Вася кометой влетела в зал, кивнула синей гусенице «здрасте!» и обняла Олю.

– Так это и есть твой музей детства, в который я уже год собиралась заглянуть?

Она стянула пальто, поправила рыжую копну волос. Оля улыбалась, разглядывая подругу – веселенькое платье, на шее чокер, в ушах какие-то экзотические птицы.

Заметив внимательный взгляд подруги, Вася звякнула птицами:

– Украшение северных народов, а еще у меня есть сережки в виде котов. Ну, давай показывай свой музей!

Оля повела подругу по залам.

Вася потрясла калейдоскопом, потискала облезлого плюшевого медведя, уронила висевшие на стене коньки, повязала себе пионерский галстук и удачно дополнила образ меховым воротником с лисьей мордой. Потом она поиграла в настольный хоккей:

– Класс! У моего прадеда до революции был такой! Здорово тут у тебя, мне нравится! Необычно, но точно в твоем стиле.

Насмотревшись и наигравшись, Вася попросила Олю сфотографировать ее со старыми санками и на фоне ковра с оленями.

Запечатлев Васю в разных ракурсах, Оля повела ее пить чай.

ГЛАВА 2

КАКАЯ ТЫ КОШКА?

Они пили чай уже по третьему кругу. Оля рассказывала подруге о буднях музея детства, о смешных случаях, связанных с маленькими посетителями. Вася внимательно слушала, похохатывала, не забывая уплетать за обе щеки пирог с капустой.

– Ты же понимаешь, что с детьми не соскучишься! – улыбнулась Оля. – Тем более что встречаются и такие бедовые, как одна моя рыжая знакомая по фамилии Колокольцева!

Вася закатила глаза:

– Точно, я была бедовая! Мать моя знала, что если где-то что-то взорвалось, так это ее Вася нахимичила! Ну а ты, Оль, сколько тебя помню, все сидела с книжками и с мечтами?

Оля кивнула – так и было: читала, мечтала, рисовала в альбомах.

– А теперь, значит, работаешь сказочницей? – хихикнула Вася.

Оля рассмеялась – можно сказать и так.

– Тогда наколдуй мне немного удачи! – попросила Вася. – Я в последнее время покупаю лотерейные билеты, так что она мне пригодится.

Она достала из сумки пригоршню лотерейных билетов: розовых, голубых, красных, синих – разноцветную радугу надежд.

– Главное, разработать свою систему, – авторитетно заявила Вася. – Вот я сегодня покупаю билеты с семерками, а вчера покупала, допустим, с пятерками. А еще я ввела в комбинацию чисел свой номер телефона. Понимаешь, это как если бы ты посылала открытки мирозданию. Чтобы оно о тебе не забыло, напоминаешь ему о себе. Здравствуй, мироздание, я – Колокольцева, и я тоже хочу счастья, как все нормальные люди.

Вася протянула Оле билет новогодней лотереи:

– Держи, Оль, это твой! Заметь, если он окажется выигрышным, я на него претендовать не стану! Даже если там выигрыш на миллиард.

Оля улыбнулась:

– Спасибо, Вася, но мне никогда не везет, я – невезучая. Никогда ничего не выигрывала, да и в жизни и в любви у меня, как ты знаешь, с везением не очень.

– Ну мне, что ли, везет?! – вздохнула Вася.

С любовью Васе действительно не то чтобы сильно везло, это правда. Однажды Вася даже была замужем – сходила, но ей там не понравилось. Ей тогда было двадцать пять, она выскочила замуж, что называется, впопыхах, после трех месяцев знакомства с будущим мужем, после чего так же быстро выяснилось, что ни она, ни ее муж – студент Толя, к семейной жизни не готовы. «Да и разные мы», – подытожил их недолгий брак флегматичный Толя. И после трех месяцев супружества Вася с Толей разошлись, правда, при этом остались приятелями. Теперь они часто встречаются по выходным на нейтральной территории, пьют кофе, делятся новостями и обсуждают своих нынешних спутников жизни. Вася жалуется Толе на проблемы со своим нынешним парнем Романом, а Толя – на проблемы со своей девушкой Катей. Этакий странный союз бывших против нынешних – клуб бывших. Вася от чистого сердца дает Толе советы насчет его отношений с Катей, а Толя советов не дает, но терпеливо выслушивает Васины пулеметные очереди (у нее своеобразная манера говорить, особенно если речь идет о Романе – как будто прошивать воздух из пулемета – тра-та-та-та). Потом бывшие разбредаются по своим жизням.

– Подожди, как это не везет в любви, – вскинулась Оля, – а как же твой Роман?

Вася молчала и как-то нервно поедала пирог.

– Что-то случилось? – догадалась Оля.

Вася пожала плечами:

– Наши чувства не выдержали испытаний. В итоге Карлсон улетел и не обещал вернуться.

– Вы расстались с Романом? – огорчилась Оля.

Между капустным и ягодным пирогами Вася поведала подруге свою полную драматизма историю.

Год назад, познакомившись с симпатичным, обаятельным ровесником Романом, Вася подумала, что наконец встретила своего человека. И хотя с замужеством она, памятуя о прошлом неудачном браке, пока не спешила, у них с Романом все было серьезно – он даже переехал жить к ней. Кроме общей квартиры их связывала еще и общая работа – Вася с Романом работали барменами в одном модном клубе. Правда, в отличие от Романа Вася не чувствовала себя там на своем месте и со временем стала искать другую работу. Тогда-то Роман и подкинул ей идею «небольшого, но прибыльного бизнеса», которая заключался в том, что нужно завести декоративных свинок – минипигов, и организовать детский контактный зоопарк в каком-нибудь торговом центре.