Kitobni o'qish: «Мои Белые Боги»
Глава 1
Последнее, что помнит Саша, как отчим занес над ней кулак, чтобы ударить. До этого он ее не бил. До этого старался, чтобы все выглядело как несчастный случай: толкнул с лестницы, как бы невзначай облил горячим чаем, бил ногой под столом, воровал карманные деньги, прятал или портил ее вещи. К некоторым девчонкам отчимы пристают, ее отчим просто тихо ненавидел Сашу и считал: в семнадцать лет ей пора освободить квартиру и жить своей жизнью. Как долго он ждал ее взросления! Как долго терпел! А теперь девка – большая, пусть проваливает.
Мама не могла понять, почему так изменился настрой дочери к мужу. Зачем преувеличивать: да, облил чаем по неосторожности, с лестницы и сама могла упасть, ведь даже ногу не подвернула, про остальное и говорить не стоит. Переходный возраст, вздыхала мама. Какой переходный возраст! Ей семнадцать лет – она уже почти взрослый человек, самой капельки не хватает и уж тем более, никогда не была ни фантазеркой, ни трудным подростком. А вот теперь этот кулак и темнота. Девушка не почувствовала ни самого удара, ни боли. Просто «нырнула» в темноту, а когда темнота рассеялась, то стало понятно, что вообще не понятно, что происходит, где она и что тут творится. От неожиданности мысли замерли. Она как стояла на одном месте, так и продолжала стоять не шевелясь.
«А ведь здесь идет бой. Кто-то с кем-то бьется», – донеслось из глубины ее сознания. Сооружение, в котором она оказалась, пока трудно было назвать чем-то конкретным: замком или укрепительным сооружением. Для этого маловато «вводных данных». Она видела белые, красивые блоки, из которых сложены ограждение террас, стен и которые принято называть полигональной кладкой. Красиво и необычно. Видела, как взлетают в воздухе и проносятся мимо – куда-то выше камни диаметром с саму Сашу. Иногда камни долетали до цели, раздавался грохот, что-то сыпалось и крошилось сверху. Саша даже не вздрагивала, только еще больше округляла глаза. Если так пойдет дальше глаза выпадут из орбит. Они итак уже устали и от напряжения стали болеть. Иногда камни летели ровно вниз или чуть выше и не достигали своей цели. Удара не было. Камни истирались в пыль. Из огромного булыжника быстро и легко превращались в крошку.
Рядом кто-то пробежал. Пробежал и вернулся назад. Это была женщина низкого роста, Саше чуть до подбородка доходит. Из одежды на женщине была лишь ободранная в лохмотья юбка, грудь неприкрыта. Что поразило Сашу. Точнее что должно было поразить: наблюдение действительности пройдя через мозговые центры, где пробуждается удивление, сошло на простое « ну да, мои глаза это видят и это еще ничего не значит». У женщины редкие короткие волосы коричневого цвета, глаза мутно-серого цвета, но взгляд цепкий, какой-то приземленный, житейский. Обуви на ней не было. Кожа плотная, грубая, желтоватого оттенка. Не такая грубая, как бывает на пятках – нет, казалось это просто натянутая на тело чужая шкура. В руках женщина несла пустую корзину. И они уставились друг на друга, обе не понимая, когда это странное видение рассеется.
«А ведь она похожа на мою маму», – с удивлением подумала Саша. Не внешностью, нет. Похожа тем, что чувствуется интуитивно: такая же простая, добрая, работящая. Когда Саша начала чуть понимать и разбираться в человеческих отношениях, она удивилась, что могло свести вместе столь разных людей. Мать хоть и коренная москвичка и унаследовала от бабушки двухкомнатную хрущевку в центре Москвы, женщина без амбиций, без каких-то карьерных устремлений. По вечерам она мыла пол в известном московском ВУЗе. Между ней и задержавшимся по работе аспирантом завязался разговор. Молодость на первое время сгладила разницу межу этими двумя молодыми людьми. Они начали встречаться, и длилось это где-то с год, когда мама забеременела. Саше было три месяца, когда мирно, без скандалов и слез дорожки родителей повели в разные стороны. Еще лет пять об отце ничего не было слышно, как однажды на пороге появился какой-то мужчина. Это был частный сыщик, его клиент пожелал разыскать мать девочки и оказать помощь. Мама приняла всё как есть: деньги лишними не бывают, к тому же особых обид на отца она не держала. Возможно, в Америке, где сейчас жил отец это были небольшие деньги, но в Москве такая помощь была совсем не лишней. Помощь была регулярной. Однажды он прислал фото: на фоне красивого, огромного дома на лужайке стоял его отец с женой-американкой, две девочки и трехлетний мальчик – сводные сестры и брат. Саша впервые увидела отца, но больше ее удивило сходство между ней и детьми – поставь Сашу рядом, никто бы не подумал, что она не родная, а сводная. Все они копия отца – гибкие, стройные, со светлыми волосами, вздернутыми носиками и яркими зелеными глазами, в которых светится улыбка.
Незнакомка с грубой кожей вдруг вздрогнула, оглянулась назад и куда-то потянула Сашу за руку. «Почему бы и нет», – равнодушно подумала она и пошла куда ведут. Они шли каменной террасе, которая казалось, тянется бесконечно. Строение само по себе не походило ни на одно виденное раньше. Строение построено на склоне горы, внизу очень глубоко, не менее километра от подножия. И снизу, и сверху видны террасы, на подобии той, по которой они теперь шли, да и эта терраса огибала выступ на горе и тянулась так далеко, что не видно конца. В стенах имелись круглые, застекленные окна, по кругу отделанные все тем же белым камнем.
Позади послышался грохот. Очередной камень угодил как раз в то место, где недавно она стояла. Не сговариваясь, Саша с незнакомкой ускорили шаг, скоро свернули в проем-арку и через просторный коридор вышли внутрь горы, изрезанной множеством проходов, дверей и коридоров. «Чтоб здесь ориентироваться, нужна карта», – подумала девушка. Незнакомка же уверенно шла вперед, то сворачивала, то снова шла вперед по коридорам из белого камня. На пути им никогда не попался. Коридоры лишь частично освещались. В нишах стен ярко горел какой-то материал, по виду напоминавший торф, давал слабый запах горения и все ниши и камины имели встроенные вытяжки. Всё ускоряя шаг, минут через десять они вышли в просторную комнату из того же белого камня. Свет падал из большого окна, горело два камина. Над одним из них в котле кипела вода. В комнате было три женщины и все три были похожи на незнакомку, и также имели грубую желтоватую кожу, разве что были повыше и посимпатичней и сравнительно лучше одеты. На полу, на деревянных носилках лежали раненые. В основном мужчины. «Все они одной народности, все похожи», – подумала Саша и осеклась. У одного из раненных мужчин рана была очень серьезна. На правой ноге открытый перелом, в зубах он сжимал толстую ветку и сдерживал крик, когда женщины дотрагивались до его ноги. У другого вывихнута рука, еще двое лежали с закрытыми глазами и еле заметно дышали. У остальных были раны попроще: сильно ободрана кожа, тряпками обмотана голова или конечности.
Мужчина со сломанной ногой вцепился зубами в палку и бил руками по полу.
– Что это такое?!, – словно очнувшись ото сна прокричала Саша и не узнала свой голос, – немедленно звоните в скорую! Зовите на помощь! Пусть пришлют врачей, перевязочный материал…вертолет. Им нужна квалифицированная помощь. Средневековье какое-то.
Женщины и мужчины с любопытством обернулись на нее и начали переговариваться на незнакомом языке. Этот язык смутно был похож на ядерную смесь английского и китайского, но она ничего не поняла из сказанного. Саша – полиглот. К семнадцати годам она легко читает на английском, французском и испанском, а также, из интереса изучает китайский язык. В отца пошла не только внешностью, но и «головой». Гены пальцем не сотрешь. Саша понимала, что разница между отличником и тому, кому учеба дается не так легко, состоит лишь в степени усвоения информации. Всё. Других отличий нет. Кто-то, конечно, зубрит с утра до ночи. Саше всё давалось легко. Она понимала урок, понимала изучаемые темы с одного прочтения, а если тема интересная читала дополнительно. Закончив школу с серебряной медалью, она уже подала документы на биолого-химический факультет и в будущем хотела заниматься фармакологией. Мать каждый год посылала отцу в Америку последнюю страницу ее дневника и, видя успехи дочери, он оплатил учебу в престижном лицее, который по честности от хорошей московской школы мало чем отличался. Будучи легкого нрава она легко вписалась в пафосное учебное заведения и завоевала дружбу отпрысков знаменитых людей тем, что при возможности давала списывать. Особо «понтанутые» ее в свой круг не звали, но она туда и не просилась и не хотела. В целом здоровая атмосфера в классе, бассейн в школе, богатая библиотека лицея и грамотные педагоги ее более чем устраивали. Зная человеческую анатомию, она понимала, что с такой тяжелой раной без врача, анестезии и антибиотиков мужчина долго не протянет. Вон сколько крови. Еще и переливание нужно. Собственно она и отказалась от идеи стать врачом, потому что боится вида крови. Ее замутило. Выбежав в коридор, она прижалась лбом к прохладной стене, чувствуя, как волнами накатывают приступы тошноты. Немного отдышавшись, она вслух приказала себе: – Думай!
Так. Что у нас имеется. Отчим занес кулак. Значит, ударил. Потом я потеряла сознание, меня чем-то накачали и увезли в страну третьего мира, где сейчас идет война. Это объясняло ситуацию вокруг, но звучало неправдоподобно. Отчим – простой слесарь. Чем он будет накачивать? Как смог перевести человека без сознания через границу? И вообще, признаться для такого изощренного плана глуповат. Вот чаем облить, выживать из дома пакостями – это да, а подобная многоходовочка – пожалуй, нет. Можно было предположить, что он как-то связан с поставщиками «девочек для развлечений» и те провернули все дело. Только тогда она бы увидела совсем другую картину борделя. Да и не вяжется это с характером отчима: ему же отвечать придется. Сволочь он порядочная, но на такую жестокость…нет, не вяжется. И тут ей в голову пришла, как самой ей показалось, ясная мысль. Ну конечно! Надо обратиться в посольство России и попросить вернуть ее на Родину, а уж там правоохранительные органы пусть разбираются, что случилось на самом деле. Возбужденная таким простым выходом она вернулась в комнату с раненными и громко сказала:
– Посольство!
На нее уставились и мужчины, которые были способны что-то понимать, и женщины. Особых эмоций это слово не вызвало и она повторила его на всех языках, которые знала, даже попыталась состряпать на китайском, хотя точного перевода этого слова не знала. Они со сдержанным недоумением смотрели на Сашу и молчали. Только та женщина, что привела ее сюда, еле заметно отрицательно покачала головой. Это было уже что-то. Нет языка, есть невербальное общение. Они могут и не знать такого слова.
– Москва!, – крикнула Саша. Незнакомка опять покачала головой. Ладно, не будем мелочиться.
– Россия! Властелин колец! Водка! Брэд Пит! Хлеб! Москва! Путин!, – выкрикнула Саша слова, которые должны быть знакомы всем обитателям планеты Земля. Незнакомка уже в который раз с сочувствием покачала головой. И Саша снова выбежала в коридор, не в силах сдержать разочарование чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Где же она оказалась? В какой стране? Как же хочется домой! Она была бы рада сейчас увидеть даже отчима.
Спустившись по стене на пол, она молча слушала, как стонет раненый и думала, что надо бы помочь этим людям. Хоть чем помочь. Тряпки для перевязки подносить, кипятить воду, дуть на синяки. Ее врожденное человеколюбие трубило об этом, только она не могла. Словно все ее силы кончились в раз. Не могла и всё тут.
Глава 2.
Саша проснулась. Взяла в руки уголек и начертила на стене седьмую палочку. Она просыпается в этом месте в седьмой раз. Периодически ей кажется, что вот-вот этот кошмар закончится, появятся врачи в белых халатах, дадут ей таблетки, поставят уколы и пообещают вылечить. Потому что она сошла с ума. Видимо так и есть. Нет бы как-нибудь поприятней свихнуться: сказочные сны видеть, считать себя Наполеоном и всё в таком духе. Какое-то странное сумасшествие.
Незнакомку звали Хала. Она очень часто повторяла своё имя и отзывалась на него, так что сомнений не было. Хала отвела ее в эту просторную комнату, недалеко от госпиталя, как назвала про себя Саша помещение, где были раненые. Хала приносила еду и воду, Хала принесла что-то вроде матраса. На ощупь ткань напоминала шершавую резину и пахла мхом и водорослями. Это еще ничего. Вода была вполне годна для питья. Мясо было чем-то средним между курятиной и свининой. Без специй и чуток пересоленное. Суп в деревянных мисках пах тиною и на вкус был отвратителен. В первый раз и во второй раз был отвратителен, вчера Саша его поела и сочла что вполне ничего себе супец. Довольно часто она пребывала в каком-то отрешенном состоянии, так что не могла точно сказать, есть здесь ночь или нет. Она не видела темноты за окнами. Из комнаты никогда не выходила, чувствуя безмерную слабость и разбитость, словно кошка в новом доме не вылезает из-под дивана, так и Саша не выходила из комнаты.
Когда она начертила на стене третью черточку, почти сразу после пробуждения легкая каменная дверь с полукруглой аркой отворилась, и в комнату вошли двое мужчин. Они сильно отличались от народности с желтой кожей. Во-первых, оба были привычного роста для рослого мужчины, пропорционально сложены. Взгляд у них был, как бы это сказать – понятный, будто они находятся на одном уровне умственного и эмоционального развития. Глаза у обоих карие, у одного волосы с рыжиной, второй брюнет. Оба аккуратно подстрижены. Во-вторых, на них была одежда. Хорошего качества, темно-серая, почти черная. Черные брюки, черная рубашка с серебряными пуговицами и серебряный пояс. Хорошие сапоги из черной кожи. Такие дороже ее фирменных кроссовок. А еще оружие: на поясах висело то, что можно назвать ножнами для меча, видна украшенная синенькими камнями рукоять мечей. Одеты они одинаково. Это могло означать принадлежность даже ни к одной народности, а к одной сфере деятельности. Как форма у врачей, военных, пожарных.
Саша почему-то испугалась. Испугалась. Обняла согнутые ноги руками и уткнулась носом в колени, не желая их видеть. Они о чем-то тихо переговорили между собой и тот, с рыжиной вышел. Второй, брюнет медленно подошел к ней, сел рядом на корточки и вглядывался в нее. Саша чувствовала на себе внимательный взгляд. Не выдержала и подняла лицо. Некоторое время они молча разглядывали друга.
– Помогите мне, – дрогнувшим голосом попросила Саша и тут же увидела отклик в глазах незнакомца. Он определенно сочувствовал девушке.
– Вы понимаете русский?, – с надеждой спросила Саша. Переспросила на испанском и французском и снова получила отрицательный ответ. Когда она замолчала, он сказал: – Тшшшш.
Этот звук понятен и без перевода, звук утешения, просьба успокоиться. И Саша кивнула и решила не бояться, что бы дальше не произошло. В комнате, прямо перед ними появилась сама Саша, точнее проекция. Ну, конечно, же это проекция, ее изображение в объеме. Значит это развитая страна в техническом плане. Тогда где мобильные телефоны, ноутбуки, интернет, – с тоской подумала девушка, как ее проекция исчезла. Появилась проекция ее джинс. Он хочет узнать про одежду.
– Джинсы, – сказала она.
– Джинсы, – с мягким акцентом повторил мужчина. С акцентом, но вполне понятно. В его глазах мельнул озорной огонек и он показал женщину в юбке. Саша не удержалась от иронии.
– С голой грудью ходить можно, в джинсах нет, значит, – и мягко улыбнулась.
Незнакомец понял, что это была шутка, хотя саму шутку определенно не понял. Потом появилась проекция его самого.
– Грис, – сказал он.
– Грис, – повторила Саша.
– Грис Форст, – дополнил он.
– Саша Сумецкая, – сказала Саша, решив не называть полное имя Александра, чтобы не путать Гриса и не обрывать тонкую ниточку взаимопонимания. Потом он просто называл слова и больше ничего не показывал. Из всех названных слов, ей приходилось слышать мориспен и кулькиты, но что значили эти слова она не знала, поэтому чтобы не путать Гриса отрицательно качала головой. В его глазах все больше отражалось удивление, доходившее до изумления и непонимания. Ну теперь хоть кто-то понял чувства Саши. Она также ничего не понимает. Перед уходом Грис что-то сказал – не понятное, конечно, но по интонации было понятно: пытался приободрить девушку, а вскоре после его ухода пришла Хала с доской из тонкого камня и углями и нарисовала окно, ложку (она у них не такая глубокая и более широкая), миску, простые геометрические фигуры, части тела. «Учиться, учиться и еще раз учиться», – вспомнились слова В.И Ленина. Это он точно про Сашку написал. Как знал. Первое время обучение давалось с трудом, будто и пропали все ее способности усваивать материал, а память стала, что сито. Влияло общее состояние Саши, но скоро она «поймала нужную волну» и сегодня на седьмой день ждала прихода Халы и в голове новые слова сами складывались в предложение. Язык банки не сложнее английского. Пока до спряжения глаголов дело не дошло, но судя по разговорам за стеной, прошлое время строится просто – к глаголу в настоящем времени добавляется «бао» и дело в шляпе. Для образования будущего «бао» стоит перед глаголом настоящего времени. Сами желтокожие люди называют себя банки. Если бы Саши было до смеха, она бы, конечно, посмеялась. К тому же она не добавляла едва слышимую «г» после «н» так что получалось: – Бангки, – произнесла Саша. Язык бангки на фонетической основе.
Хала вошла без стука. Бангки обычно не стучатся, у них не принято. После двухчасового урока Хала ушла и Саша впервые остро почувствовала одиночество. Верно «кошке» пора вылазить из-под дивана. Угрозы нет. Она вышла в коридор и прислушалась. Ветер с легким свистом гуляет по пустым коридорам, приносит незнакомые запахи и обрывки слов. Огонь в нишах не обогревал каменную пустоту и не мог заменить человеческое тепло. Величие изящных сводов приводило в восторг и недоумение: для кого строились эти просторные коридоры, эти комнаты с удивительной белой кладкой красивейшего камня? Трудно представить, сколько трудов было вложено в строительство, сколько намозоленных рук приложили свой тяжелый труд к вытесыванию блоков, сколько умных голов потребовалось для инженерных расчетов и все стоит пустым. Пол выложен маленькими синими и зелеными камушками прекраснейшей мозаикой и присмотревшись, Саша заметила, что рисунок повторяется и тут ее осенила догадка: вполне может оказаться, что это заброшенный храм, коих полно в Азии и Америки. Отчим любит программы про древних пришельцев, современных пришельцев и прочую потустороннюю чушь и в этих программах мелькали подобные постройки. Прямо точь-в-точь она припомнить не могла, но что-то похожее определенно было. Вот этот храм вполне могла использовать одна из сторон уже современного военного конфликта, как укрепление.
Саша осторожно, стараясь, чтобы шаги не отдавались эхом, прошлась до госпиталя. При ее бесшумном появлении в госпитале стихли разговоры, повисла тишина. Раненых было мало: у одного глаз опух до размера с грецкий орех, верно запущенное воспаление, второй палец себе случайно отрубил. Дел было немного. Саша попыталась выяснить, что случилось с прежними ранеными, особо с тем, у которого была сломана нога. Женщины с удивлением смотрели, как изо рта Саши выходят знакомые слова, но слов для общения оказалось маловато, выяснить ничего не удалось, к тому же Хала взяла ее за руку и ласково сказала: – Пошли.
И они пошли по большому коридору, свернули в просторную кладовую. Это было похоже на кладовую. В стенах имелись полки-ниши, на которых разместился хозяйственный скарб. Плетеные корзинки, посуда из дерева и камня, ножи из металла и пара тележек. Настоящих тележек! Почти таких же как у двоюродной бабушки на даче. Две ручки, емкость, больше похожая на ванную для младенца и колесо из камня. Вообще камень в укреплении был двух видов: из белого были выложены стены, ограждения и перегородки между комнатами, второй тоже белый, с серыми прожилками легкий – из него были сделаны двери, часть ножей, посуды и колеса для тележек. Саша впервые подметила разительный контраст между плохо одетыми бангки и красотой сооружения-храма. Что-то не вязалось. В лицее единственный предмет, по которому у Саши имелась четверка была история. Ну не любила она этот список дат, которые нужно связать с событиями. Да и четверку ей поставили только потому, что по остальным предметам она училась на отлично. Какой-то парадокс разума. Бывают люди в чем-то одном сильны, в конкретно взятом примере, на одной конкретно взятой личности – она была не сильна в истории. Ну да бог с ней. Про войны и борьбу за ресурсы и слышала, и догадаться не трудно. Бангки подчиняются тем хорошо одетым мужчинам. Вероятно, имеет место встреча двух разных по техническим возможностям народам. Надо же, Грис показался таким приятным и вот тебе – поработитель.
Хала сгрузила в тачку «торф» и они медленно поплелись по коридору за скучной, однообразной работой. Останавливались у ниш, чистили от остатков старого «торфа», клали свежий. Потом Хала брала два серых, похожих на пемзу камня, ловко выбивала искру, от которой горючее тут же загоралось и они шли дальше. И так зажгли не менее тридцати ниш. Перед одной из дверей Хала сказала: – Пойдем, – и открыла дверь. На лице Сашеньки поплыла улыбка. Кухня. Милая сердцу кухня, где едят котлетки с пюрешечкой, пьют чай с пирожными и над столом висит плетеный абажур. От этих знакомых, вкусных воспоминаний рот наполнился слюной, а словарный запас девушки пополнился еще одним словом. Вполне логично, что бангки надо где-то готовить. При таком количестве свободных помещений разумно одно выделить под большую кухню.
Здесь было уютно, не так как дома, конечно и все же – это самое уютное место, которое она успела увидеть в укреплении. Светлые каменные столешницы, чистые, длинные столы из камня, полочки с какими-то засушенными букетиками из веточек с маленькими листиками, посуда, глиняные горшки и большое окно, заливавшее кухню золотистым светом. Заметив, как у Саши заблестели глаза, Хала с гордостью оглядела кухню. Это ее место силы, ее радость и отдушина. В лицее бы сказали, что Хала «забита», да и остальные женщины и мужчины этого народа не искрят от свободы и постоянно прячут глаза, боясь своих мыслей и желаний, тут же Хала расцвела и даже как-то похорошела. Она достала из нижнего ящика длинную тряпку, к слову чистую, и перевязала ею грудь. Ну как мама надевает фартук на кухне, так Хала подвязала грудь, чтоб не мешала в работе. Потом шустро достала ящик с чем-то живым. Саша подошла поближе и натянуто улыбнулась. У Халы был вид довольного рыбака. Добычей значились жирные, черные, толстые, где-то с половину метра черви. Так бы их назвали в России: необычайно жирные черви. Хала рубила их пополам, сдирала шкуру и ловко рубила на части. Это и есть то самое мясо, которое по вкусу то ли курица, то ли свинина. Хала предложила присоединиться. Как ни уговаривала себя Саша, что двулично есть мясо, и не «обрабатывать» его ничего с собой поделать не смогла и еще часа три разглядывала кухню под бормотание Халы попутно пополняя словарный запас.
Следующие три дня Саша не выходила из комнаты. Как она успела быстро понять: Халу освободили от хозяйственных дел и приказали учить «новенькую» языку. От этого усердия они обе начали нервничать и успели поругаться. Саша даже сказала матерное слово, что за ней водилось редко, но от безысходности помирились и продолжили занятия. По пробуждению нарисовав на стене одиннадцатую черточку, Саша вздохнула и подумала, как там мама. Переживает. Ищет ее. Надо что-то делать. Надо непременно составить план действий. Поговорить с теми мужчинами. Они принимают решения и могут помочь вернуться домой, если захотят, конечно. Предложить им деньги? Да! Созвониться с отцом, живущим в далекой, неизвестной Америке и попросить выкуп за себя. Деньги все любят. Деньги должны помочь.
От этих мыслей ее отвлек встроенный шкаф с дверцами и полочки на противоположной стороне, а также просторный каменный стол и деревянный стул. Этого всего не было. Она ложилась спать, и всего этого не было. Ладно, стол и стул, но выпилить в стене шкаф так чтобы она не проснулась, это как-то слишком нереально. Она вылетела из спальни за ответами на вопросы и наткнулась на Гриса и десяток других также одетых мужчин. На нее в джинсах еще никто не глядел так оценивающе и определенно заинтересованно, как эти незнакомцы. Кто-то поцокал языком и расплылся в улыбке.
– Пойдем, – доброжелательно сказал Грис и внимательно пригляделся, поняла ли Саша. Казалось бы только что она думала о переговорах, но сейчас осторожно спросила: – Куда?
– Туда, – сказал Грис и рукой и указал дальше по коридору.
– Туда?, – чуть испуганно переспросила Саша.
– Туда, – подтвердил Грис, а остальные мужчины просто прыснули от смеха. И тут Саша поняла, что очень долго не слышала смеха. В этой тишине новых слов и грустных песен, которые то и дело заводили в госпитале, никто не смеялся. Никто. Как будто вовсе и не умел этого делать. А они смеялись. По-доброму, весело, так что Саша сама рассмеялась и согласилась идти «туда не знаю куда, за тем, не знаю зачем». Прямо как в сказке. Скоро попрощавшись с бангки, она последовала за вестниками. Так Хала называла этих мужчин. А еще называла их риспийцами и драгэти, особо не понимая различий. Разве что драгэти умели творить чудеса. Так она сказала, протянув слово чудеса и долго объясняя значение слова. Придется самой разбираться, кто чем отличается.
